Без прошлого

      Граф продолжал молча стоять у окна, а его вопрос укором повис в воздухе.       — То есть все это, только для того, чтобы не допустить к наследству моего брата? — спросил я, осознав комичность сложившейся ситуации.       — Если тебя угодно, можешь формулировать это так, — эхом отозвался отец.       — Подождите, — я вскочил с кресла и заходил по комнате, — Вы хотите сказать, что я должен погубить свою жизнь ради исполнения фамильного долга?       — Герберт, неужели ты считаешь, что женитьба приравнивается к самопожертвованию? Не забывай, что многие погибали за честь нашего рода, а тут всего лишь женщина…       Он опустил портьеру и сел на козетку в противоположном углу, дав мне понять, что продолжения разговора не последует. Однако меня это не устраивало, и я подсел к нему:       — Вам, папа, легко говорить. Вы-то, по сути, никогда не были женаты по-настоящему.       — Когда мне потребуется жениться для сохранения чести дома, я непременно женюсь, — парировал он, и отодвинулся от меня.       — Отец, неужели нет иного выхода? Откуда вообще он знает об условии завещания?       — Ты думаешь, — граф резко встал, в его голосе я почувствовал в его тоне нотку раздражения, — что мой отец не соблаговолил осведомить их? Ты думаешь, что мой отец упустил бы возможность испоганить мне и без того никчемное существование?       На мои колени упал аккуратный конверт. Я достал из него дорогую плотную бумагу с вензелями исписанную аккуратным довольно сдержанным почерком. Вот, что я прочитал: «Ваша Графская Милость! Я имею честь обратиться к Вашему Сиятельству с просьбой, соблаговолить принять приглашение, как знак моего глубочайшего уважения и почтения к Вашему Сиятельству, на мое бракосочетание с баронессой Скварчалупи, которое состоится 17 октября сего года в родовом поместье баронов Скварчалупи. С искренней надеждой, Ваш сын Орель Урсу»       — Герберт, — отец стоял ко мне спиной и чеканил слова, что совершенно не свойственно для него, — ты женишься на леди Эрме…       — Папа, — я вскочил с козетки и бросился к графу, но встретился с его поднятой рукой, призывающей молчать.       — … Я не прошу тебя не о чем, что могло бы понести за собой какие-либо обязательства. Если хочешь, единственная ночь, которую вы проведете вместе, будет ночь торжества. Это надо для отвода глаз. Потом мы выделим ей отдельное крыло, наймем горничную, ты ее не увидишь. Все, что мне нужно от тебя, сын мой, это объявление в газетах о вашей помолвке. И потом, мой отец упустил одну вещь, он не написал, что делать в случае кончину супруги.       — Папа, что вы хотите сказать, что…       — Я хочу сказать, что все дальнейшее — это не твои проблемы и тебе не надо в них вникать.       Моя голова в тот момент была подобна улью с разъяренными пчелами. Они жалили мои воспоминания, мою совесть, но больнее всего мой язык. Я нашел в себе силы промолчать, не знаю смогу ли я найти силы удержать в себе свои мысли.       Намерения графа меня пугали, открывшиеся факты приводили в недоумение, а перспективы на будущее отсутствовали. Да и есть ли оно, это будущее, когда ты вечен?       Ну, все, я превращаюсь в отца, эти занудные философские отступления, меланхоличное настроение круглый год, того и гляди дойду до того, что мне понравятся женщины. И все-таки у него есть чему поучиться. В первую очередь, это умение принимать самую неудобную ситуацию такой, какая она есть, плыть по течению с истинно — аристократическим достоинством, а потом выходить из нее (со все тем же невозмутимым лицом) победителем, оставляя всех остальных в должниках.       Пусть отец сколько угодно говорит, что я его не знаю. Знаю. И именно поэтому, я хочу быть похожим на него. Я доверяюсь его словам и опыту. Я женюсь на Эрме Агальской.