Без прошлого

      Поговорить с графом у меня получилось только спустя пару дней. Он был занят документами, связанными с приданным, составлением договоров и, как мне показалось, мыслями, тяготившими его. Не знаю, что именно, но с ним определенно что-то было не так.       В таком состоянии я и застал отца в библиотеке. Он стоял у открытого настежь окна и курил. В первое мгновение граф не заметил моего появления, мне пришлось пошаркать у входа, чтобы он обратил на меня внимание. Бросив окурок в камин, его Сиятельство пригласил меня сесть в кресло:       — Мне кажется, — наконец произнес он, — я так замотался, что совсем забыл поздравить тебя с женитьбой, как долго она бы не продлилась, — с этими словами граф снял со своего указательного пальца перстень с крупным сапфиром и протянул его мне, — Его подарил мне мой отец на мою свадьбу, а ему его отец. Первый обладатель перстня — сам Винзенс, который был настолько ревнив, что клеймил свою жену, но она все равно спала со всеми подряд. В итоге нашему предку пришлось упокоить свою благоверную.       Я принялся рассматривать перстень. Он был довольно увесистым. Сапфир глубокого синего цвета окружен камнями поменьше, а те в свою очередь, совсем маленькими. Все это вместе помешалось в своеобразную витиеватую рамку, на задней стороне которой было выведено по-гречески «и будут два одною плотью»       — Это цитата из Евангелия от Марка, — задумчиво прокомментировал отец, будто читая мои мысли, — «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Глава десятая, стихи с седьмого по девятый…       — Благодарю вас, отец, — произнес я и поцеловал его руку.       Граф машинально потрепал меня по голове, как делал это в детстве и потянулся за портсигаром. Закурив, он наконец произнес:       — Ты хочешь со мной поговорить, не так ли?       — Да, отец, — ответил я в надежде на наводящие вопросы с его стороны, но получил лишь вопросительный взгляд, пришлось продолжить, — Я хочу с вами поговорить о моем брате, — все тот же испытующий взгляд, — Папа, я не понимаю того, что произошло тогда, на моей свадьбе.       Его Сиятельство откинулся в кресле, закрыл глаза и глубоко затянулся. Он молчал, даже не давая мне надежду на последующее объяснение. Что это гордость? А может тяжесть гнетущих его мыслей?       — Отец, объясните мне, что значит ваша фраза о том, что мой брат — не ваш сын! — несколько грубо потребовал я, выходя из терпения.       — Она означает, — граф выпустил такое облако дыма, что я перестал видеть его лицо, — что и мой сын, и твой брат обыкновенный самозванец.       — Как вы это определили?       — Герберт, — из дыма ко мне высунулось лицо отца, — я все еще надеюсь, что однажды ты станешь родителем. И лишь в этом случае ты поймешь, как я это определил, — он снова ушел в свою кулису.       — Хорошо, я вас понял. Теперь давайте забудем об этом, прекратим с ним всякие сношения, если вам угодно, и заживем как обычно.       — Нет, ты меня не понял, — категорично раздалось из облака.       Мне это начало основательно надоедать. К чему он так себя ведет? Что за представление? Хотя, отец любит театральные эффекты, чему я тут вообще удивляюсь? Пришлось сдерживать себя и свой язык, а еще свои мысли, ибо они у меня имеют особенность отражаться на лице. Немного успокоившись, я решил, что в состоянии продолжить этот крайне странный разговор:       — Хорошо, папа, я вас не понял. Не соблаговолите ли вы сделать себе труд и объяснить все вашему несмышленому отпрыску?       — Герберт, неужели тебя не волнует вопрос кто это и зачем он делает то, что делает? — воскликнул граф, вставая с кресла и поворачивая его к окну.       — Меня волнует то, что мой отец перечитал Шекспира и Конан Дойля.       — Прелестно, — сухо ответил граф, делая вид, что не сопоставил себя и моего отца, — Если это все, то ты можешь идти.       — А вы начнете читать Джейн Остен и решите обзавестись женой, я правильно понял?       — Мне кажется, или ты мне язвишь?       Я смутился, потому, как действительно малость перегнул палку:       — Простите, папа. Но зачем вам все это надо?       — Это касается нашей семьи, сын, ее чести, по-твоему, я могу пройти мимо?       — Ну, конечно же нет, — вздохнул я, думая про себя, что-либо граф действительно помешан на безупречной репутации нашего дома, либо он что-то недоговаривает, — И с чего вы предлагаете начать?       — Разумеется, с хорошего вина. Куколь! — крикнул он в никуда.       — Ясно. А потом? — уже не удивляясь, спросил я, и, не смотря на все мои старания, глаза сами взметнулись к потолку.       — А потом с начала, — ответил его Сиятельство совершенно будничным тоном, и обратился к уже стоящему у входа и ожидающему приказаний слуге, — Принеси-ка нам, друг мой, хорошей мадеры.