Без прошлого

      — Что, мой сын? Ничего подобного! Ночь с Донкой была отвратительна, я никогда больше не подверг бы себя подобной пытке! — произнес отец, играясь с одним из своих тяжелых перстней. И этим заявлением разрешил один из образовавшихся вопросов: Милош Урсу — единоутробный брат Ореля.       — Это уже что-то, — обрадовался я, — Но что вы хотите делать дальше отец?       Граф мученически вздохнул и сосредоточенно уставился в огонь:       — Мы примерно знаем биографию Ореля. Осталось только разузнать, чем он занимался все эти годы. И не стоит забывать про Милоша. Потому что если это и был он, то бессмертие ему мог передать только Орель, а это, знаешь ли, преступление…       — Отец, — сказал я после некоторой паузы, — И все-таки я не могу понять, зачем вам все это?       Его Сиятельство задумался, потом встал с кресла и налил в бокал принесенную Куколем риоху:       — Давай ограничимся тем, — произнес он, рассматривая на свету оттенок вина, — что в мире должно быть на одну несправедливость меньше. А как твоя жена? — не разделяя предложения, спросил граф.       — Я ее не видел с тех пор, как показывал оранжерею.       Отец, еле заметно качнул головой и замолчал на всю оставшуюся ночь.       Вскоре я оставил его в глубокой задумчивости. Но его последний вопрос вернул меня к действительности. Теперь, мне кажется, я увлекся этим «расследованием». Пусть графом движут какие-то туманные мотивы, но для меня это будет способ развлечься. Однако я и в правду совершенно забыл о своей жене. Возможно, мне не следовало ее оставлять одну, в такой сложный период, когда она привыкает к новому месту, распорядку и укладу. Но еще не поздно все исправить.       Постучав в высокую дверь из трухлеющего дуба, я вошел в будуар Эрмы. Она сидела на кушетке и вышивала какую-то умилительную картинку с цветочками. Мой приход, на сколько я могу разбираться в женщинах, ее обрадовал. В ее глазах уже не было того страха, который владел ей в первую ночь, она не боялась меня и начала привыкать к замку. Через несколько десятилетий на ее вечноцветущее личико ляжет печать чего-то тяжелого и гнетущего, печать свойственная всем обитателям этого места. А пока она еще робко, но улыбалась мне и рассказывала, как обустроилась здесь.       — Я бы хотела, — произнесла она застенчиво, когда я собирался уже уходить, — посмотреть окрестности.       — Что ж… это, пожалуй, можно устроить. Вы ездите верхом?       Мой отец вообще очень странный. И то, что он уже несколько столетий подряд держит прекрасных верховых лошадей, только подтверждает этот факт. Помню, лишь однажды он отправился на конную прогулку, аж на целые три ночи. Не знаю уж, что там, как и зачем… Все будет гораздо проще, если усвоить раз и навсегда, что граф странный и этим все сказано. Тем не менее, лошади очень пригодились мне на следующую ночь, когда мы с Эрмой отправились кататься по нашим лугам.       Отец снова засел затворников в кабинете, не дав мне никаких указаний, поэтому я был волен распоряжаться своей вечностью, как заблагорассудиться до тех пор, пока не понадоблюсь его Сиятельству.       А ночь выдалась прелестная. Такие часто бывают у нас в начале осени, но я почти никогда не бываю на улице, а уж тем более за пределами замка. Прогулявшись по предгорью и долине, мы подъехали к речке и дали лошадям отдохнуть. Эрма расстелила взятый из замка плед и пригласила меня сесть рядом. Она достала из складок платья книжицу и начала читать вслух.       Я лег рядом и устремил свой взгляд ко звездам. Ее голос, плавный и спокойный, с трепещущим придыханием, звучал будто в отдаление, я слышал его, но не различал слов. А по небу медленно плыли облака, похожие на быстрые мазки художника — импрессиониста. Мне не хотелось сейчас думать о замке и об отце. Нет, зачем возвращаться в то мрачное царство смерти, возводимое веками бесчувственным страдальцем? Здесь было слишком хорошо для таких мыслей. Все, что надо я проанализирую потом, но не сейчас, когда мне хочется лишь смотреть, как зажигаются новые звезды и колышется длинная, желтеющая трава над моей головой.       — Это так? — вывел меня из задумчивости голос Эрмы.       — Что? — спросил я, приподнимаясь на локте и устремляя на нее непонимающий взгляд.       — То, что я прочитала только что: «Брак без любви — страшная вещь. Но есть нечто худшее, чем даже брак без любви. Это брак, в котором есть любовь, но только с одной стороны: есть верность, но только с одной стороны; есть преданность, но только с одной стороны. В таком браке одно из сердец непременно будет разбито»       — Это Уайльд? О, тьма, зачем я дал вам его? — я потянулся за книгой.       — И все же? — жена прижала томик к своей груди.       — Мистер Уайльд мыслит крайне парадоксально.       — А я нашла, что очень здраво.       — Возможно, но не в наших реалиях.       — Какие ваши реалии?       — Эрма, я прошу вас, к чему это все?       — Когда я была маленькой девочкой, — после паузы ответила она, отводя глаза к бегущей воде, — мне, как и всем маленьким девочкам, представлялось, что я выйду замуж за прекрасного принца, буду жить с ним в огромном замке, не зная печали и нужды. Теперь я уже выросла и вышла замуж за прекрасного принца, живу в огромном замке, да и печали с нуждой у нас не намечается. Но почему все не так, как я представляла себе?       — Я… я не знаю, что вам ответить.       Виконтесса грустно усмехнулась:       — Я тоже ломала над этим голову, пока не пришла к простому, до боли простому ответу. В моих грезах, все это было овеяно любовью, а здесь, — она пожала плечиками и отвернулась, — Милорд, как думаете, сможете ли вы полюбить меня однажды?       Этот вопрос поставил меня в тупик. Все и я, и отец, и герцог смотрели на этот брак, как на формальность, на очередной, не имеющий значения контракт, но никто из нас не подумал о чувствах бедной Эрмы. Опороченные временем, мы не попытались уберечь от удара этот прекрасный цветок, которому выпала роль, как бы ужасно это не звучало, товара.       Теперь она рассчитывает на мою любовь. Бедная! Если бы я чуть раньше подумал, что Эрма смотрит на этот брак не как на сделку… Что мне делать теперь?       — У нас впереди вся вечность, — все, что мог сказать я.