Без прошлого

      Я уже писал, что все всегда получается так, как хочет этого отец. Вот и теперь.       Фонограф поставили в небольшой, уютной — насколько это возможно в царстве мрака и отчаяния — гостиной. Здесь были большие окна, спрятанные за темно — фиолетовыми портьерами, аккуратная тахта перед резным столиком, клавесин… в общем, ничего необычного. Эрме было необходимо всего лишь незаметно запустить устройство. Ха! Всего лишь…       Грядущее торжество обещало быть немноголюдным — насколько это возможно, учитывая любовь отца к масштабу и пафосу. Кое — кто из знакомых, кое — кто из Совета. Немного банкета, немного танцев и льстивые улыбочки, с наилучшими пожеланиями нам. Вот и все. Графу не хотелось сильно тратиться, он, как обычно, преследовал определенную цель. И это та черта, которой надо поражаться, но она меня пугает. И теперь больше, чем обычно…       Ночь выдалась хорошая, только ветер носился в верхушках старых сосен и раздувал отцовский плащ, когда он стоял на широком крыльце, величественно кивая приезжающим гостям. Они кланялись ему благоговейно и приветствовали мне радостно, ласково хлопали по плечу, как доброго знакомого. Все предвкушали предстоящее веселье, но мне было не спокойно и от праздных лиц, парадных нарядов и театрального раболепства начинало тошнить.       — Милый брат, я счастлив видеть вас, — раздалось возле меня. Орель наклонил голову в приветственном жесте. Безупречен, как всегда. Выдержан, как всегда. Черт, возьми! Он ведет себя, как настоящий фон Кролок!       — Как и я…       Я почувствовал на себе ледяной взгляд отца. Осуждает… За что? За то, что я веду себя так, как следует любому уважающему себя аристократу? За то, что я лицемерю, как все прочие? Или он просто дает понять, что недоволен, а в следующую минуту уже будет приветствовать своего гостя?       В моей руке оказалась мягкая, холодная ладонь Ореля. Казалось, что он действительно рад меня видеть.       Вскоре поток гостей уменьшился, осталось подождать нескольких опаздывающих. Отец сказал, что покинет меня, дабы проверить достаточно ли хорошо сервирован стол и удалился в непривычно освещенный и гудящий скопления народа замок.       Я остался один. Было тихо, лишь голоса, приглушенные толстыми вековыми стенами, доносились до меня. От нечего делать я стал чертить носком туфли какие — то невидимые узоры на каменной ступени. Интересно, много ли она видела, эта ступень?.. Отчего я резко почувствовал себя одиноким и всеми покинутым. В груди что — то сжалось… Все что должно произойти, произойдет.       Может, никто больше уже не приедет? Я довольно долго стоял, всматриваясь в темноту, и, если бы мог чувствовать холод, то наверняка замерз бы, хотя руки инстинктивно закутали меня в плащ. Наверняка, кто — то из членов Совета забыл предупредить графа, что не приедет…       Как только я внутренне согласился с это мыслью, передо мной возникла карета. Да, именно возникла, ибо она была черна и сливалась с ночью. Четверка вороных коней страшно сверкала глазами и раздувала ноздри. С козел спрыгнул кучер, завернутый в черную мантию и с надвинутой на лицо широкополой шляпой, которой его рука едва коснулась, приветствуя меня. Он открыл дверь и помог спуститься на землю старцу. Лишь спустя несколько мгновений я понял, что это Великий Магистр, хотя узнал его почти сразу       — Ваша Светлость, — я сбежал с крыльца и поцеловал его дряхлую руку, — Такая честь для нас! Отец будет несказанно рад…       — Нет — нет, мальчик мой, твой отец не должен знать, что я здесь. Проведи меня куда — нибудь чтобы он не увидел. Я приехал к тебе.       — Но почему?..       Я поднял на него взгляд и увидел ответ в его глазах: «Просто делай то, что тебе велено». Мы прошли через боковой вход через длинную, открытую галерею и попали в пустой и гулкий зал, где уже давно никто не проводил ночи, отчего жерло камина заросло паутиной, а гобелены, висевшие по стенам, покрылись плесенью.       — А теперь иди, покажись отцу, — сказал Магистр, садясь на диван, — А когда начнутся танцы, придешь незаметно сюда.       Я колебался. Разве мог я взять вот так и оставить здесь его Светлость? Граф уж наверняка заподозрит что — то неладное, читая все по моему лицу. Но что-то во мне опять отбило все тот же мотив «Просто делай то, что тебе велено» и я повиновался.       Как только я показался в зале, отец пригласил гостей к столу, взглядом обещая, что разберется с моей безалаберностью позже. Я сидел против Эрмы по правую руку от отца и пытался прочитать по ее лицу, о чем она думает. Заботит ли ее предстоящая встреча? Волнует ли то, что действует она против своей воли во благо прихоти моего отца? Глупой прихоти… Бедная, как жалко стало мне ее тогда. Мы могли бы стать хорошими друзьями. Она понимает меня. Она чувствует меня.       Я перевел взгляд на отца. Его лицо оставалось все таким же бесстрастным. На тарелке ради проформы лежал кусок мяса, а в его руках — пузатый бокал с красным вином. Граф тоже занимался физиогномикой. И, как мне показалось, его взгляд остановился на Ореле, который нарочно был посажен в другом конце стола. Кажется, он, Орель, был абсолютно спокоен, уже и завязал с кем — то разговор, улыбается беспечно и смотрит, как хозяин положения.       Мне стало отчего-то противно видеть его, и мысли мои перенеслись в каминную залу. Зачем приехал Магистр? Почему он велел ничего не говорить отцу? Приехал ко мне, но почему? Чем я обязан ему? Эти вопросы не давали мне покоя и, видимо, как я и боялся, беспокойство отразилось на моем лице, потому что граф одарил меня одним из своих выразительнейших взглядом. Я почувствовал, будто тысячекратно уменьшился в размерах и превратился в сор, что носит по дорогам ветер. Сейчас отец точно нагнется ко мне со своим нерушимым достоинством и спросит в чем дело… Но он лишь презрительно фыркнул и, закатив глаза, перевел взгляд в другой конец помещения. Видимо, решил, что я волнуюсь за Эрму…       Наконец, это несносное лицедейство кончилось. Всех пригласили перейти в бальный зал, где уже скрипели, завывали и трещали приглашенные музыканты, настраивая свои инструменты. Первый танец был наш с Эрмой, я не мог пропустить его.       Мы кружились, близко прижимаясь друг к другу тогда, как наши мысли были далеко отсюда. Ее глаза бессмысленно смотрели в одну точку, а мои бегали по одинаковым лицам. В это мгновения я не чувствовал Эрмы, она вся сделалась холодная и чужая. Хотя смотрелись, я думаю, мы неплохо… Отец не стал танцевать, чем весьма расстроил женскую половину нашего собрания, он стоял в отдалении и наблюдал за нами со своей скептической усмешкой.       Как только прозвучали последние аккорды вальса, я коснулся губами руки Эрмы и поспешил раствориться в толпе. Пробираясь через пеструю толпу к коридору, я почувствовал что по моей спине побежали мурашки от чьего-то взгляда. Отец… Но мне не до него, а ему не до меня. Я тряхнул головой, словно сгоняя дурной сон, и поспешил к Магистру.