Туман

Александра сидела у кострища, Семён — рядом с ей, держась за раненый бок. Александра не видела самой раны, только кровь, пропитавшую его зелёную рубашку. Как Семён ни пытался её убедить, что ранение пустяковое, но Александра видела, что ему тяжело тащить её, и она не была уверена, что рана закрылась полностью. Её нога почти не болела, но, если она пыталась встать, её словно бы снова пробивала стрела, и Александра падала, закусывая губы, лишь бы не закличать от боли. При одной мыси о том, что сейчас творится с её командиром, передёргивало от ужаса; она и представить себе не могла, что он сейчас чувствует, а ведь он ещё тащил на себе её. Его стойкость точно достойна восхищения. Командир снял свой рюкзак и принялся искать в нём что-то. — Чёрт побери, зелий больше нет, хотя, что это...— говорил он, роясь в рюкзаке. Он нашарил и извлёк какую-то железку цилиндрической формы, с надписью на незнакомом языке. — Блин, спёр и забыл о ней... — сказал Семён. — Что это? — Тушёнка, сейчас открою — попробуешь, — ответил с улыбкой командир. Александра взяла у него из рук банку и попыталась найти крышку. Явных способов открыть банку не было. Командир достал из ножен на поясе кинжал, вытер его об штаны и воткнул в верхнюю часть банки, после чего просто вырезал верхнюю часть. Сразу приятно запахло. Командир протянул Александре банку и нож, чтобы ей было чем есть, затем он дал и галету. Вкус нежного мяса со специями Александра запомнила на всю жизнь. Еда, которую командир назвал непонятным словом "тушёнка", заставила её забыть обо всех тяготах их незавидного положения. Закусив её галетой, девушка застонала от блаженства: так вкусно мясо приготовить, по её мнению, было просто невозможно. Снова посмотрев на командира, Александра увидела, что он открывает себе ещё одну банку. — Как те, кто это приготовил, засунули мясо в железную банку? И почему оно не испортилось? — спросила Александра. — Как бы объяснить-то... Понимаешь, я и сам всех тонкостей не знаю, но знаю, что тушёнку продают в железных банках, чтобы она могла лежать несколько месяцев и не портиться — Понятно, а можно как-то изготовить такое мясо?— спросила Александра, пытаясь понять, как можно было приготовить что-то подобное. — Нет, — ответил Семён, хрустя галетой, на которую он предварительно пристроил пару кусков мяса. — Эта тушёнка на твоей родине, наверное, популярное блюдо? — Не особо, ей солдат кормят, на резервных складах её полно... Туристы, ну, странники тоже её едят. А так больше обычное мясо. Хотя я вот ещё до армии научился жарить её с луком, картошкой и грибами, жаль, что здесь что-то подобное повторить вряд ли получится, — Семён отвернулся. Воспоминания об утерянной родине причиняли ему сильную боль, как и Александре воспоминания о её доме. Александра доела мясо из банки и спросила: — А попить у нас ничего нет? Семён достал из рюкзака бутылку из какого-то прозрачного материала, снял крышку и протянул бутылку девушке. Александра недоверчиво посмотрела на зелёноватую жидкость и нехотя сделала пару глотков. Снова непонятная пища с родины Семёна. Сладкое питьё имело непривычный вкус, но оно Александре понравилось. Сделав пару глотков, девушка стала рассматривать бутылку. Материал, который она сначала приняла за стекло, явно от него отличался. Он прогибается под пальцами, стоило сжать бутылку в руке. Командир тем временем достал из рюкзака мешочек из какого-то шуршащего материала. В мешочке лежали завёрнутые в бумагу (или во что-то похожее на бумагу, Александра не могла с уверенностью сказать) прозрачные камешки. Командир извлёк из бумажной обёртки один и взял в рот. — Это конфеты, мятные, хочешь? — спросил он, протягивая Александре ещё конфету. — Давай, — ответила Александра с улыбкой. Можно было подумать, что ужасная рана уже затянулась и больше её командиру ничто не угрожает, да и то, что он сейчас сидит с ней и угощает пищей со своей родины — о подобном она и мечтать не могла. Никогда раньше Александра не чувствовала такого вкуса. На обычную мяту было не слишком похоже, не может быть такого сильного аромата. Александра закрыла глаза и на пару минут забыла обо всём, кроме маленькой конфеты во рту, и в эту пару минут рядом со своим командиром была по-настоящему счастлива. — Идём дальше? — спросила она наконец. — Нет, посидим ещё немного. Они просто сидели рядом и смотрели на горы вдалеке. Когда это ей наскучило, Александра спросила у командира: — А что за меч у тебя, ну, которым ты сражался с Гризвольдом? Командир извлёк меч из ножен и протянул рукоятью вперёд. Девушка взялась за рукоять и почувствовала, что сталь клинка была насквозь пропитана чёрной магией. То, что раньше можно было принять за простой зачарованный клинок, теперь обладало страшной магической силой, но что было ещё интереснее. Если обычные артефакты не были особо разборчивы в выборе хозяев, то этот предмет явно мог принадлежать лишь её командиру. Алексадра лишь на пару секунд взяла клинок в руки, но и этого хватило, чтобы мощь проклятого клинка заставила её колени дрожать. Выпустив меч из рук, Александра уставилась на командира. — Прости, я не знал, что так выйдет... — Не страшно, Сень. Как это оружие попало к тебе? — Акара послала нас выбить из пещеры засевших там тварей, ну, мы и выбили Там, собственно, я у одного скелета этот меч и забрал, — ответил Семён. Александра вспомнила свою первую встречу с Семёном. Тогда он казался совсем другим человеком, тогда она ещё не знала, что через каких-то два дня о будет сражаться плечом к плечу с его сильно уже поредевшим отрядом, а сегодня будет сидеть с ним и есть тушёнку после бойни в Тристраме. — Идём дальше, — сказал командир и хотел было снова взять Александру на руки, но девушка отказалась. Она попыталась встать, но это удалось с трудом, и нога болела просто адски. Командир, видя, что сама она идти не сможет, сказал: — Не хочешь на руки, давай хоть помогу тебе идти, придержу. Александра согласилась и, закинув руку на плечо командира, пошла. Так нога болела куда слабее, да и идти в обнимку было просто приятно. Неожиданно для себя Александра вспомнила ту ночь у этого самого кострища, когда она спала, прислонившись к спине Семёна и положив ему голову на плечо. Пусть сейчас это воспоминание уже казалось ей чем-то нереальным, но вспоминалось это как нечто волшебное. Так хорошо, как в ту ночь рядом с командиром, ей не было ещё никогда, а теперь он помогал ей идти, хотя он должен был просто бросить её ещё в Тристраме. — Почему ты спас меня? — спросила Александра. Почему то ей казалось, что она должна знать ответ. — ВДВ своих не бросает. Не мог я тебя оставить, Саша... — ответил Семён. — Как ты меня назвал? — переспросила Александра. — Это сокращение от твоего имени, по крайней мере там, откуда я родом, — ответил Семён. — У нас не сокращают подобным образом, но мне так даже нравится. Александра попыталась представить себе родину командира, и перед её мысленным взором предстал город: каменные здания, по чистым и ухоженным улицам города ходят богато одетые жители, чуть ли не на каждом углу ларьки с тушёнкой и мятными конфетами, среди всего этого великолепия прохаживаются стражники в зелёных одеждах и с теми самыми предметами, которые несли за спинами бойцы, которых привёл с собой её командир Семён. Ближе к вечеру добрались до заброшенного дома. Александра хотела просто пройти мимо него, но понимала, что если Семён не отдохнёт, то,скорее всего, не сможет дойти до лагеря. Семён вошёл в дом и сел за стол, Александра села рядом, стараясь не смотреть на лужу крови на полу. Будь у неё такая возможность, Александра обходила бы этот дом за километр или просто уничтожила его, но сейчас она сидела за столом и смотрела на командира. — Бойцы, наверное, уже дошли до лагеря, — произнёс Семён. — Мы спасли Каина, а это главное, — ответила Александра, стараясь отогнать от себя мысль, что командиру это спасение может стоить жизни. Какое-то время они сидели молча. Александре хотелось спать, но она не смогла бы заснуть в этом доме при всём желании. Командир опасливо косился на входную дверь, словно боялся, что кто-то зайдёт, да и не удивительно: лагерь далеко, те же падшие спокойно могли бы болтаться где-нибудь поблизости, да и козлоногие могли попасться. Но, к счастью, никого не было видно Вскоре, однако, Семён встал с лавки. — Нам пора дальше... Не договорив фразу, он вдруг закашлялся. Когда приступ закончился, он с ужасом уставился на руку, которой прикрывал рот, — она была покрыта кровью. Затем он схватился за рану на боку и упал на колени. Из раны, казалось бы зажившей, обильно текла кровь; рядом со старой лужей на полу образовалась новая. Александра вскочила с лавки и, забыв о собственной ране, бросилась к командиру, села на пол рядом с ним. Командир уже лежал. В его глазах Александра видела лишь непонимание. Происходящее не могло быть правдой. Теперь весь этот жуткий день казался Александре просто ночным кошмаром, но она знала, что это реальность. Она хотела осмотреть рану в надежде на то, что она найдёт способ спасти его, командир заговорил: — Не надо... не пачкайся... в... крови... прощай, Алек... с... ан... дра, прости... Через пару секунд Александра увидела, что он потерял сознание, и разрыдалась. Вошедший в дом Юра застал душераздирающую сцену: Александра лежала рядом с командиром на полу и плакала, уткнувшись носом ему в грудь. — Они здесь! — крикнул Юра остальным бойцам отделения. Александра от горя мало что соображала, а потому её не сразу удалось оторвать от командира. — Он что, погиб? — спросил один из бойцов. — Может быть, если быстро его к Акаре доставим, спасёт как-нибудь. Взяли, понесли! — скомандовал Юра. Марш-бросок до лагеря проделали меньше чем за час. Командира тащили на себе по очереди двое бойцов, из всего отряда Александра помнила по именам лишь Алекса, Юру и ещё одного неприметного парнишку с непонятным именем "Соломонов". В лагерь их пропустили без вопросов, и даже Акара уже успела проснуться. — Акара, тут командира нашего ранили... — начал было Юра, но Акара его оборвала: — На койку его, и выйдите из шатра, — приказала она. — Он холодный, и сердце не бьётся, — едва слышно выдохнула Александра, словно бы и не слышавшая приказа покинуть помещение. Акара осмотрела командира. Пульс не прощупывался, кровь в ужасной ране уже успела свернуться. — Он мёртв, — сказала Акара. Александра при этих её словах упала на колени и зарыдала, закрыв лицо руками. Акара подумала было о том, что ей не помешало бы успокоительное, но вдруг заметила подозрительный свет из ножен с мечом. * * * Я пробудился от сна в каптёрке и сперва решил, что всё, что произошло из-за той пробежки по болоту, мне просто приснилось, когда я задремал в день золотого духа. Но вскоре я заметил непривычный свет из настольной лампы, тьму за окном, словно бы кто-то залил стекло густой чёрной краской. На плече моём красовался автомат, а на казённом солдатском ремне — не только штык-нож, но и клинок проклятого воителя. Рядом также седели все, кто погиб в Тристраме и до него: Сержант, Ярошенко, Алекс и Флави. — Очнулся? Хорошо, рядовой, я думал, ты просто дух, а ты показал себя неплохим командиром. Пусть многих ребят и убили в этом треклятом болоте, но не вини себя, — сказал Сержант. — Командир, я надеялся, что и ты тоже выживешь, но хоть девушка в живых осталась, — сказал Алекс. — Ты отдал жизнь, сражаясь за мой мир, и спас Александру. Орден не забудет твою жертву, — сказала Флави. — Я что, умер? — спросил я. — Да, не ожидал, что тот свет — это каптёрка? — спросил Сержант. Я не нашёлся, что ответить. В каптёрке было непривычно холодно, и бледный синий свет из настольной лампы был каким то неровным, словно бы от огня, впрочем, кто о чём, а я всё о лампочках. Алекс взял из-за стола гитару и начал играть что-то печальное. Я вынул из пачки на столе сигарету и закурил. Сигаретный дым почему-то вместо того, чтобы лететь вверх, струился вниз. Я предпочитал молча курить, стараясь свыкнуться с мыслью, что умер. Сержант тем временем снова заговорил: — Любопытно, как скоро весь отряд здесь соберётся. Рано или поздно умирают все, а пока этого вашего Диабло убьют, небось все тут сидеть будем, и ваши, и наши. Ты сам погиб, спасая какую-то девку, а кто остановит Диабло? Впрочем каждый делает что должен. Ты умер за то, что считал нужным. Если живые Диабло не остановят, будете вместе здесь сидеть. Молчишь? Что ж, молчи, времени у нас теперь вагон, обо всём успеем поговорить. Ярошенко передвинул стул к приёмнику, включил его и стал возиться с настройками. Подсветка на шкале настройки светила совсем тускло, приёмник шипел и хрипел. Изредка я в его хрипе мог разобрать всхлипы. Н-да, теперь, похоже, придётся привыкать к такому радио и к душевным диалогам в каптёрке вместо привычной жизни. Интересно, а еда здесь есть? Ответ на мой вопрос вошёл без стука — толкнул обутой в кирзовый сапог ногой дверь и занёс в помещение из тёмной казармы пакет вафель и чайник с кипятком. Сержант достал из ящика стола стаканы и сахар с ложками. Я взял себе пару вафель и налил чаю. Флави с подозрением обнюхивала вафлю. — Да не боись, ешь давай, — сказал вошедший, и лишь теперь я узнал в нём того самого бойца, которого убил Гризвольд. — Меня Костян звать, — представился боец, заметив моё замешательство. — Приятно познакомиться, — ответил я, пожимая ему руку. А ведь скольких ещё бойцов убьют так же, ни за что, как погибли Костян, Алекс, Сержант и Ярошенко... За окном я заметил движение, но не стал акцентировать на этом внимания. Точнее, в моей голове мелькнула было шальная мысль прогуляться по казарме, да и вообще по части, интересно же, чем часть на том свете отличается от оригинала. Но вафли из чепка те же, да и, если разобраться, всё то же самое... Я отхлебнул чаю и, закусив вафлей, закурил. Из прохода раздались шаги, Флави повернулась к двери. — Что-то не так, — сказал Сержант, — не должно здесь такого быть. — Семён... вернись ко мне, я не смогу без тебя, мой командир, — раздался в хрипе приёмника голос Александры. Я аж подпрыгнул от неожиданности. Точно маразм или этот приёмник каким-то раком ловит непосредственно голоса твоих близких? Или лишь мольбы вернуться к ним... В каптёрку вошёл человек в плаще с капюшоном и с мечом на поясе. Сев на свободный стул, он взял из пакета вафлю и сказал: — Приветствую, хозяин клинка проклятого воителя. Голос его я узнл почти сразу — тот самый, за которым я пошёл в тёмном лесу, когда Александра позвала меня. — Кто ты? — спросил я. — Не важно. Когда-то у меня было имя, теперь я лишь дух проклятого воителя, голос проклятого клинка, смерть, таящаяся во тьме, — ответил "дух". Товарищи мои старательно делали вид, что ничего не происходит. Видимо, даже мёртвые опасались моего собеседника. Но не я: после Тристрама я не боялся больше ничего. Тем более, что будет, если я погибну в каптёрке — оживу на гауптвахте или в дисбате?. При мысли об этом я усмехнулся. — И что тебе нужно?— спросил я. — Каким-то непонятным образом ты завладел моим мечом. Не имеет значения, как это произошло, важно другое: клинок принимает лишь своего хозяина, попытайся им завладеть кто-нибуть другой, и чёрная магия клинка убьёт его. Если меч вернётся ко мне в склеп, я смогу воскреснуть из мёртвых, точнее, обрести материальную форму. Но пока ты жив, меч не примет даже своего создателя, и я не смогу возродиться. — Ну я уже мёртв, так что мог и не приходить. — Ты не мёртв, я лишь перенёс твою душу в мир духов, но смогу и вернуть. Дело в том, что лишь здесь я могу с тобой поговорить, — ответил воитель. — А зачем мне идти в твой склеп? — Когда ты попадёшь в склеп, то сразишься против меня в честном бою. Если победишь, получишь силу, с которой сможешь противостоять Диабло, а если выиграю я, я убью тебя и воскресну. Какое-то время я думал над предложением проклятого воителя. Он тем временем продолжил: — Думай быстрее, та милая девушка из твоего отряда сейчас рыдает около твоего трупа, и никто не может её успокоить. Если согласишься, вернёшься к ней. — Я согласен, — сказал я. — Тогда встань и иди, — ответил воитель и взял мой стакан. Алекс налил ему из чайника и сказал: — Прощай, командир, надеюсь, в следующий раз увидимся мы не скоро. Я встал со стула и вышел из каптёрки.