Доктор Цао уже почти у самой двери хватает Ли за плечо и, внимательно глядя на него своими темными глазами из-под съехавших на кончик носа очков, говорит, что для более эффективного процесса восстановления мозговой активности с Чэном при посещении необходимо постоянно разговаривать. Говорит, что дополнительно по несколько раз в день ему будут воспроизводить запись голосов его родных и близких через наушники. И пальцы сжимает чуть крепче. Затем, выпуская наконец руку Шэ Ли, все тем же ровным голосом добавляет, что это в любом случае только на пользу пойдет — главное стараться и не падать духом.
— Мы не знаем, когда он придет в себя. Это могут быть дни или недели, могут быть месяцы или годы. Вы должны быть к этому готовы.
Шэ Ли выходит из его кабинета абсолютно опустошенным. Чувствует, как ему скулы свело от напряжения. У него черные тени под глазами от недосыпа и руки мелко дрожат. Мысли в голове хаотичные. Прыгают, мечутся и болью по вискам колошматят: как исправить? Как, блядь, вернуть все обратно?
«Родных и близких? — прокручивая в голове сказанные доктором слова, думает Ли. — Уже пять дней прошло. Его папаша даже не приехал».
Тянь в сопровождении Шаня навещает регулярно, хоть и не каждый день. Они рассказывают Чэну о том, как прошли их будни и куда они ездили на выходных. Они стараются держаться позитивно, но неловко замолкают на полуслове, когда, разговорившись, понимают, где они вообще находятся.
Ли наблюдает за ними через приоткрытую дверь палаты, прислонившись поясницей к подоконнику и скрестив руки на груди. Мо в отличие от Тяня сегодня выглядит задумчивым и серьезным, говорит очень мало, а потом резко встает и со словами: «Пообщайся пока с ним наедине, я выйду», вылетает в коридор, взглядом за Ли цепляясь.
— Шэ Ли, послушай… — начинает Шань, подходя ближе и голос понижая почти до шепота. — У Тяня с ним контакта уже давно нет, а сейчас... это просто буквально. Он не знает, что говорить, что делать, как с этим справиться. Я вижу, что ему тяжело.
Ли, позы не меняя, насмешливо смотрит ему прямо в глаза. У Шаня лицо такое взрослое, осмысленное, уши проколоты и бомбер оранжевого цвета — под стать рыжей башке — с надписью "kill" на рукаве, нараспашку поверх толстовки. На шее цепь с кольцом. И пахнет он дорого. Ли думает, что он теперь намного выше Тяня
прыгнул, намного больше сил потратил, чтобы наконец-то стать таким свободным, излучающим алмазное внутреннее спокойствие, сочувствие и правильную оценку ситуации. Ситуации, в которой нет места простому сдержанному приветствию одним движением головы, нет места старым юношеским обидам. Ли взгляд из-за его плеча на Тяня переводит: он сидит там один, рядом с опустевшим стулом, пальцы в свои угольно-черные волосы запустив, и огромными невидящими глазами на Чэна смотрит.
— Думаю, ему просто нужно одному с ним разговаривать. Он выговориться должен. Сейчас как раз подходящая ситуация, — вздыхает Ли, пожимая плечами, и медленно взгляд от черной макушки отводит.
— Да, ты прав, — соглашается Шань и, руки в карманы сунув, удаляется.
— Скажешь ему, что я в вестибюле, — добавляет, не поворачиваясь, и, небрежно махнув рукой, исчезает за поворотом. Вот так просто.
Ли проводив его одобряющим взглядом, к палате пару шагов делает и смотрит на Чэна. У него лицо красивое, не перечеркнутое высокомерием, без тени жестокости, зато с россыпью мелких ссадин. Он и правда будто спит. И Ли устало виском к краю двери прижимается. Стоит вот так и понимает, что хочет видеть его таким каждый день, но здоровым и в сознании — без этих трубок, без катетеров и этой блядской койки — на самом деле, мирно спящим утром в его кровати. Он даже ловит себя на мысли, что готов был бы сейчас вернуться к прошлой жизни: вновь позволить Чэну сомкнуть на его шее ошейник, вновь щебетать на закрытых мероприятиях с этими криминальными ублюдками, развязывая их пошлые языки и, практически торгуя своим телом, балансировать на грани. Лишь бы не было этих белых стен в окружении Чэна, лишь бы как прежде. Но как прежде уже не будет. В этом он сейчас абсолютно уверен, разглядывая издалека такое красивое, но такое бесполезное на данный момент тело Хэ Чэна. И, незаметно прикрыв дверь в палату, набрасывает капюшон на свою пепельную голову и усаживается на подоконник, свесив одну ногу. Ему не важно, о чем будет монолог Хэ Тяня, ему важно то, что будет, когда он уйдет. И Ли крепче сжимает в кармане флешку с очередными аудиозаписями для Чэна.
Спустя минут сорок в палату заходит медсестра и Ли видит, как Тянь встает со стула, приветливо склоняет голову и, коснувшись ее руки, благодарит за заботу о его брате.
— Как бы мне это сложно ни было, должен признать, что ты ему в свое время был ближе, чем я, Шэ Ли, — рукава своего кашемирового пальто деловито от невидимой пыли очищает – машинальное движение, неосознанное, - и нет в его лице больше тени ужаса или отчаяния, как нет и сожаления.
— Ты сейчас ищешь оправдание для себя? Я был ближе, потому что так сложились обстоятельства! Но в ваших с ним конфликтах виноваты исключительно вы сами, — раздражённо шипит Шэ Ли и запястье Тяня сжимает до побелевших костяшек, пресекая это манерное устранение несуществующих пылинок. — Сейчас самое время засунуть свои обиды глубоко в задницу и приложить максимум усилий, чтобы он хотя бы вспомнил, кто ты такой.
— Сложились обстоятельства? Ты имеешь в виду тот день, когда Чэн завел себе белобрысую зверушку, спасая ее из приюта? — выражение лица Тяня в точности такое же, каким его знал Шэ Ли в школьные годы, он в своем привычном амплуа. — Думаешь, я не знаю?
Шэ Ли осторожно пальцы разжимает, выпуская его руку, и смотрит в упор в его серые глаза.
«Тянь… знает?»
Тянь знает. Но любит своего брата. Иначе, дела обстояли бы для Чэна немного иначе. Да и для Ли давно бы уже сложились четырьмя стенами из свежевскопанного грунта.
Тянь любит его своей особенной любовью, где-то глубоко внутри питая детские надежды, что это взаимно. Что однажды Чэн примет любые его взгляды, убеждения и похвалит его за его достижения. За те достижения, к которым он стремился вопреки своему старшему брату, вопреки его отцу и их общим надеждам в виде младшего наследника их семейного дела. Только сейчас он понимает, что Чэн может даже имя его не вспомнить, и от этого его ведет. Его от этого кроет.
— Что я вижу? В твоих глазах злость? Ц-ц-ц, какой же ты стал эмоциональный. Не переживай, — ухмыляясь, мурлычет Тянь и, протянув руку, ловко сигарету у Ли из-за уха вытягивает, как фокусник. — Если бы я хотел подпортить своему братцу жизнь, я бы обязательно поведал кому надо вашу трогательную историю. Но ему сейчас и так несладко. А ты ему и правда дорог.
— Вали, уебок — одними губами беззвучно произносит Шэ Ли, и Тянь с «пока-пока» и улыбкой удаляется с его последней сигаретой.
***
Ли на улицу выходит, и Ксу встречает его, нервно улыбается и призывно машет рукой. Рядом такси на старте, а в руках друга сумка с вещами Би. На улице почти стемнело и холодом лицо остужает приятно — глоток свежего воздуха, настоящая панацея после больницы.
— Ты едешь ко мне, это ближе в случае чего. Пока я буду у Чэна, за тобой Ксу присмотрит — констатирует Ли, придерживая Хуа Би за предплечье.
— Ну конечно, достойная замена Хэ Чэну нарисовалась? — и Би только лукаво улыбается и послушно в такси усаживается.
***
По потолку светом от фонарей мажет, и тишина оглушающая в комнате стоит. Давит на уши, и мысли хаотичные в голове заснуть мешают, ворочаются, мозг проедают, как черви. Сердце в грудной клетке вроде и ровно бьется, но ощутимее обычного. Ли на диване в гостиной поверх подушек лежит и тщетно пытается сном забыться уже не один час. Прислушивается. Там в его спальне Би вдруг шумно вздыхает и, кажется, тоже не спит.
— Би? — Ли к приоткрытой двери подходит тихонько и костяшками едва слышно по косяку стучит: тук-тук. Внутрь заглядывает: — Ты не спишь? Нужно что-то?
— Курить хочу. Поможешь встать?
