contrast

      Мягкие пепельные волосы скользят между пальцами, рассыпаются и снова разделяются на аккуратные пряди. Чэн смотрит на них задумчиво, перебирает рукой, на которой пальцы двигаются как следует, чтобы не думать о тех, проблемных, в кармане, чтоб не отвлекаться. Не отвлекаться от того, как солнце мелькает в этих волосах, как в холодном воздухе с ветром долетает свежий запах шампуня.       Сегодня отличный день для того, чтобы погулять в парке. Пусть и холодный. И солнце светит холодным светом, бьет по глазам, но эта скамейка, на которую упал взгляд Ли, как раз в тени и с нее хорошо видно искусственный пруд с утками. Он не раздумывая свернул к ней, а затем, придерживая Чэна за руку, помог ему пересесть.       У Чэна теплое свободное пальто поверх толстовки. Он непривычен в таком вольном образе. Ли думает, что ему идет, что так он не выглядит старше, наоборот, будто скидывает десяток; что так он не похож на своего отца, а похож на себя самого, настоящего. Ведь Ли не раз видел его в спортивных штанах и мастерке на голое тело по утрам во время тренировок или вечерами, когда они с Би обсуждали дела у Чэна дома. Он становится мягче, будто сливается с этой приятной тканью, расслабляется. От его одежды всегда пахнет терпким парфюмом с древесными нотками, и со спортивной одеждой этот запах абсолютно не вяжется, но почему-то добавляет шарма. Без этого всего это был бы не Чэн.       — Тебе идет, — решается сказать это вслух Шэ Ли, повернув голову к Чэну, глядя ему в глаза, и уголок его рта тянется вверх.       — Что? Коляска? — тот хмуро смотрит на стоящую возле скамейки коляску.       — Вот это, придурок, — закатывает глаза Ли и натягивает ему капюшон чуть ли не на самый нос. Так, что остается видна только его улыбка, которая сейчас кажется непривычно доброй, совершенно неопасной.       — Нравлюсь? — мурлычет, продолжая улыбаться, склоняет голову набок и рукой тянет капюшон, открывая глаза и лоб, но не стягивает полностью.       Ли в ответ тоже улыбается и с трудом отводит взгляд куда-то себе под ноги. И его ботинки вдруг кажутся ему безумно интересными. А ответ так и остается не озвученным.       Потому что: что? Что ты хочешь услышать? Что я трахался с Би, пока ты был в больничке?       Он шарит в карманах своих брюк цвета охры в поисках зажигалки, зубами вытаскивает из пачки сигарету и подкуривает, пальцы слушаются плохо — замерзли. Глубокая затяжка и, прикрыв глаза и запрокинув голову вверх, выдох.       В голове у Ли полный бардак, а в душе очень тесно.       Здесь Би, с которым они не сговариваясь заключили пакт о неразглашении. Каждый при Чэне делает вид, что все как прежде, что будто не было у них никаких срывов в сторону «пришел отдать ключи». А ведь не раз еще приходил. И ключи по-прежнему у Би. Но вот Би, кажется, в норму приходит, и функция «взаимовыручки» больше недоступна. Если это можно так назвать, конечно.       Здесь снова Чэн, снова давит своей огромной тенью, вторгается в его пространство, хоть и немного иначе, мягче. У него тоже некоторые функции недоступны, пусть и временно, а еще есть странное обновление, с новыми доступными функциями, но Ли не понимает пока что, хорошо это или плохо. Достались ли они ему бонусом или за это еще придется заплатить.       С закрытыми глазами Ли отчетливее чувствует терпкий древесный аромат, и чужие пальцы аккуратно вытаскивают сигарету из его губ. Приходится открыть глаза.       — Смотри-ка, а как вот это держать, они помнят, — сипло произносит Чэн, будто обращаясь к самому себе, и смотрит на свои пальцы с нетвердо зажатой в них сигаретой.       — Ну куда тебе еще? — морщится Ли и пытается забрать сигарету, но Чэн далеко отводит руку и левую выставляет ладонью вперед, мол, не лезь.       В сигарете как раз остается на пару тяг, и он сладко затягивается, выставляя подбородок вперед. На выдохе все-таки кашляет и довольно скалится сквозь удушающий приступ. Ли недовольно смотрит на это чудо света, скрестив руки на груди, а потом сдается и сползает по скамейке, усаживаясь поудобнее. Чэн перекладывает окурок в левую руку и щелчком метко отправляет его в урну.       От движений пальцев Чэна, вновь играющего с его волосами, прошибает мурашками. И Ли вдруг понимает, что в такой холод Чэн без перчаток.       — Дай сюда руки свои, - раздраженно — скорее на самого себя — говорит и вытаскивает из кармана перчатки. Берет правую руку Чэна и надевает ему кожаную перчатку, аккуратно, помогая, чтобы не привлечь внимание к проблемным пальцам, но Чэн вдруг кладет левую руку поверх его двух и своей, останавливает. Виновато стягивает с таким трудом надетую перчатку и прячет ее в карман. Затем очень медленно берет не менее окоченевшие руки Ли в свои и скользит ими к запястьям, так, чтобы кисти обоих погрузились в рукава друг друга. Ли осоловело смотрит, испытывая ту неловкость, когда ребенок тянет взрослого за собой, чтобы показать свои игрушки. В рукавах у Чэна настоящая печка, а в своих он чувствует контраст с его холодными руками.       Сидеть в таком положении на скамейке друг возле друга совершенно неудобно, и Ли кажется, что он выглядит по-идиотски. В отличие от Чэна. Тот максимально расслаблен и, чуть прищурившись, смотрит на воду.       Там, на зеркальной поверхности пруда, рябь от ветра, и утки, раскормленные людьми, лениво сидят на краю плавучих домиков, старательно втягивая шеи и ершась от холодного ветра. Ли думает, что эти утки не улетели на юга потому, что их регулярно подкармливают люди, можно сказать, приручают.       Темная отросшая челка Чэна выбивается из-под капюшона и, не уложенная гелем как обычно, развевается на ветру. Чэн гладит большим пальцем запястье Ли, и видно, что сдерживает улыбку, делает вид, будто не видит, как Ли смотрит на него. А Ли понять не может, как оторваться от этого зрелища. Мир словно перевернулся. И теперь в нем есть вот такой странный Чэн, который не вписывается в рамки сложившегося о нем мнения. Он будто приручен, как эти утки.       «Хотя, кто здесь приручен», — думает Ли про себя с ироничной усмешкой.       Как только он сядет в машину к Би, он вновь станет прежним, несмотря на внешний вид. Снова станет холодным и расчетливым. Ли знает. Он видел, как Чэн разговаривал с Цао, когда ждал его, чтобы забрать на прогулку. Кажется, он отвык. Совершенно забыл, как быть с Чэном наедине, когда тот в сознании, во включенном состоянии.       «Не считая последнего раза у него дома».       Ли чувствует, как руки Чэна нагреваются от его кожи. Как его собственные тоже постепенно обретают чувствительность, и она приятно покалывает в кончиках пальцев.       Звук мобильного в кармане заставляет вернуться в реальность и вновь начать дышать. И приходится вытащить уже горячую руку из рукава Чэна, чтобы ответить. Ли достает телефон и мажет пальцем по экрану.       — Би? — отвечает и на Чэна смотрит, продолжая держать левую руку в его рукаве. А тот все так же любуется водой и утками, будто звонок вовсе не отвлек и не помешал ему. Свою левую ладонь держит у себя на бедре.       — Жду у главного входа.       Когда Шэ Ли кладет трубку, Чэн наконец переводит на него взгляд и, чуть прищурившись, смотрит долго. У него уже почти вечернее солнце в глазах играет, утопает в серости и вновь вспыхивает, делая взгляд пронзительным до ужаса. И это снова приковывает Ли, полностью обездвиживает.       — Давай я помогу тебе пересесть и поедем, — заставляет себя сказать так не в тему вырвавшуюся фразу и замолкает, нервно сглатывая. Думает, что это было оглушительно громко. Что это то самое, что обычно выдает напакостившего ребенка.       Но ответу Чэн предпочитает мягко притянуть его к себе, чтобы прошептать на ухо:       — Почему ты такой напряженный? Я чувствую это в твоей руке, — и демонстративно поднимает свою вместе с рукой Шэ Ли.       — Сидеть в таком положении неудобно, — кривится Ли и отворачивается.       — Почему не сказал? — Чэн наклоняется к его уху и мягко касается губами его кромки. У него губы холодные, а дыхание горячее.       — Потому что у тебя руки окоченели, — цыкает Ли и вытаскивает руку из рукава Чэна после того, как тот плохо слушающимися пальцами рвано гладит его по запястью. Внутри грудной клетки что-то копошится, и Ли надеется, что правильно понял его вопрос.       Встает и коляску подкатывает так, чтобы Чэну было удобнее пересесть, и видит, как тот прячет легкую улыбку, опустив голову. Привычно протягивает ему руку, чтобы он смог на нее опереться, и ждет. Чэну с каждым днем все лучше удается справиться со своим не до конца проснувшимся телом.       Когда они выдвигаются в сторону главных ворот парка, Чэн, повернув голову, смотрит на пруд с утками, и солнце красиво подсвечивает его профиль. На его лице все еще теплятся остатки улыбки.