ai shiteru

      Утром, когда позвонил Едам, Джункю снился сон. Он был счастливым и немного дурацким, но в целом его можно было охарактеризовать как «забавный». Он был в розовых тонах, как будто все происходило в последние минуты заката, дул теплый ветер и что-то окутывало Джункю от пальцев ног до кончиков волос, очень светлое и приятное. По телу разливалась томная нега, но сон после себя в сущности ничего не оставил, так что Джункю не был сильно разочарован, но, будь у него выбор, предпочел бы реальности неясные сладкие образы.       — Я только что виделся с Доёном, — Едам звучал бодро и слегка раздражал этим слух, но у него было на это полное право в силу того, что время приближалось к десяти утра, — знаешь, что он сказал?       — Начни с того, что он делал в твоем корпусе, — Джункю же скорее скрипел спросонья, однако, вполне здраво соображая и совершенно точно не путая расположение учебных частей своих друзей. Согласно плану академического комплекса и его собственной памяти, они находились в некоторой отдаленности друг от друга, и большинство студентов не выносили перемещения между ними.       — Хён, это не имеет значения, — протараторил быстро Едам, а затем, судя по звуку, потянул сок через трубочку; он любил пряный вкус тыквы, чего Джункю не вполне понимал, — главное то, что в конце недели у него посвящение в первокурсники. Мы, конечно, приглашены.       До конца недели оставались только выходные, от которых отделяла лишь сегодняшняя пятница. В прошлом году они в таком же составе, разве что немного более широком, отмечали зачисление Едама в ту же академию, где сейчас оказался Доён. Джункю хорошо помнил, что это за событие и как оно отмечается немного тупыми первокурсниками, еще не до конца взрослыми, но как будто бы и не маленькими, а в целом — пьяными и оттого развязными.       — Это будет в воскресенье, место еще пока не выбрали, но говорят, что какая-то кальянная, — между тем Едам, пользуясь перерывом на завтрак, пытался ясно изъясняться, одновременно с тем жуя.       — Кто говорит?       — Друзья Доёна, но это неважно, — Джункю плечом прижал телефон к уху, открывая окно и спотыкаясь о провод, тянущийся вдоль плинтуса. — Так ты придешь? — Едам сказал это уже после звонка на пару, шурша в динамик складками одежды и целлофановыми пакетами.       — Конечно. Дай мне знать, как только будет известно точное время и место.       Пока Едам шел до аудитории, изредка кидая кому-то краткие комментирующие реплики, они успели еще обсудить, сколько Доёну можно выпить на посвящении, чтобы им не пришлось везти его домой под руки, и быстро попрощаться, сойдясь во мнении, что нисколько от греха подальше.       За поздним завтраком Джункю поделился новостью с мамой, и она порадовалась за всех них, без удовольствия замечая, что из всей троицы у нее самый необразованный сын. Не сказать, что это было больной темой последние полтора года, но обсуждать это с самого утра не было хорошей идеей, поэтому они быстро прекратили это, далее разговаривая о бытовых мелочах, всячески обходя тему поступления в университет.       — Ты подумал о том, что я говорила позавчера? — она кивнула головой на вилку, зажатую у Джункю в правой руке. Тема соулмейтов, а если быть точнее — одного конкретного соулмейта, была, пожалуй, еще менее удачным выбором, чем любой другой возможный. Он знал, что такой разговор должен состояться, и притом не единожды, но от этого не было приятнее в нем участвовать. — Джункю, я ведь серьезно насчет этого тебе сказала. Кто-то из вас должен знать язык другого, а иначе что это за отношения?       Никто из них не был в ладах с японским, и уж точно было сложно понять, мужское или женское имя появилось у Джункю на коже, и он не был уверен, что мама была однозначно готова услышать ответ на этот вопрос. То же можно было сказать и про него самого, хотя к двадцати одному году у него и сложились определенные предпочтения.       — Мам, давай не сегодня, — Джункю встал, чтобы вымыть посуду и прекратить обсуждение. Данный шаг, казалось, ясно давал понять его намерения и, хотя был немного груб, обычно действовал. //       После полудня, когда Джункю, как это было обычно, надоело плевать в потолок, а Едам еще не был свободен, он решил развлечь себя сам, хотя просмотр сайтов языковых школ мало походил на веселое занятие. Он чувствовал себя немного глупо из-за причины этого исследования, но было бы очень кстати посмотреть пару-тройку тед-толков на тему того, как общаться с соулмейтом на языке жестов.       Вскоре Джункю сменил вид деятельности на просмотр аниме-сериалов, к которым всегда был достаточно равнодушен, но иероглифы на его пальце обязывали приобщиться к культуре соулмейта; по крайней мере, Джункю так считал. Он продолжал бесцельно бродить по страничкам браузера, читая аннотации и приглядываясь к рисовке подобно ценителю, пока в районе шести ему не позвонил Доён. Он сообщил, что они с Едамом почти добрались до дома, а жили они в непосредственной близости друг к другу и по утрам обычно ездили в академию вместе. После несколько возмущенного восклицания Джункю Доён извинился и передал трубку Едаму, чтобы тот повторил его слова и быстро протараторил:       — Мы зайдем за тобой послезавтра в полвосьмого, хён.       После этого они попрощались, договорившись о встрече на станции метро. Комната Джункю снова погрузилась в тишину, а из-за садившегося солнца экран ноутбука светил ему в глаза слишком ярко, вынудив прикрыть его на время. Мама позвала его ужинать, как будто сверившись по часам, ровно в пятнадцать минут седьмого. //       Воскресенье было шумным и ярким с самого утра, задавая ритм на целый день вперед. Для Джункю оно, впрочем, началось в двенадцатом часу, а вину за это он оперативно переложил на некий Ван Пис, сколько-то да интересный, раз смог продержать его у экрана до двух часов ночи вторые сутки подряд. Лицо у него от такого режима несколько опухло, и этот отек не спал до вечера, что даже стало причиной несмешных шуток его мамы.       Перед тем как выйти из квартиры, он попросил ее ложиться спать вовремя, потому что у нее была привычка ждать его допоздна и не высыпаться, и напомнил проверить все окна и двери перед сном, но не забыть вынуть ключи из замочной скважины входной двери, чтобы ему не пришлось ее будить.       — Много не пей и проследи за друзьями, — она поцеловала его в щеку, наклонив за плечи, и передала перчатки. Джункю чувствовал себя лучше, когда имени на его руке не было видно, хотя оно и было скрыто от чужих глаз и в сущности никого не волновало.       Когда он встретил Доёна с Едамом, уже почти совсем стемнело и начали зажигаться фонари. Они быстро сели в нужный вагон, который останавливался почти напротив кальянной, и большую часть пути проехали молча. Джункю чувствовал, как от волнения заходилось его сердце, но Едам держал его за руку, что было скорее обычно, чем нет, и это несколько успокаивало рассудок. Уже подъезжая, все втроем, они разговорились, вспоминая прошлогоднее посвящение, на котором был даже Доён, совсем уж нелегально, учитывая его тогдашний школьный возраст.       — Я забыл сказать тебе, что из старших тут будет Джихун-хён, — обронил Едам уже на входе в здание и, кажется, он добавил следом что-то еще, чуть тише, но его слова потонули во внезапном гуле голосов и легкой джазовой музыке. Пак Джихун, впрочем, не нуждался в представлении, Джункю хорошо его помнил с прошлого года. Они редко пересекались с ним после посвящение, но Джункю был рад знать, что встретит его сегодня, потому что с Джихуном было весело и спокойно, и год назад они долго болтали о какой-то ерунде немного вдали от остальных.       А еще Пак Джихун был его одногодкой, притом старше на полгода, и после его двадцать первого дня рождения они виделись пару раз, последний из них еще летом, в июле. Но то была случайная встреча на несколько минут, а Джункю тогда не так сильно волновали чужие соулмейты как теперь, когда имя его собственного рисовало красивые узоры японскими иероглифами.       Их встретил сладкий яблочный запах, щекочущий нос. Людей пока было немного, но в толпе Доён резво выцепил лица однокурсников и, бросив, что скоро вернется, направился к ним. Кто-то из них был уже немного пьян, а другие наоборот лишь негромко беседовали. Однако по опыту Джункю мог сказать, что первый час будет вполне спокойно, а дальше уровень культурности этого мероприятия пойдет по нисходящей.       — Интересно, он хоть помнит, что это его праздник и он не обязан отчитываться за каждый свой шаг нам, как это было в прошлом году? — Едам тихо хихикнул, взяв на баре стакан с пуншем.       Джункю из небольшой толпы людей едва ли кого-то знал настолько, чтобы подойти и вмешаться в беседу. Он заметил Хёнсок-хёна с четвертого курса, преимущественно из-за его стильной одежды, но Джихуна пока не было. Едам предложил ему выпить и, не дожидаясь ответа, оплатил какой-то слабоалкогольный напиток. Вопреки ожиданиям, Джункю не чувствовал прилива сил, а волнение, казалось, только истощило его.       Когда прошел час с копейками и Доён познакомил их со своими друзьями, он между делом уронил единственную фразу о том, что Пак Джихун, третьекурсник танцевального и его любимый хён, не смог приехать из-за обостренного чувства долга и взваленных обязанностей, чем должно обладать каждому старосте потока. Джункю всунул Едаму свой телефон и, взяв только стакан с напитком, вывалился на улицу, потому что в помещении становилось душно и жарко.       Там, рядом со ступенями, уже кто-то стоял, и Джункю собирался крутануться на пятках в другую сторону, но зацепился взглядом за кудрявые волосы и детские торчащие уши. Ему понадобилось еще какое-то время, чтобы узнать в этом парне мальчика из метро, кажется, иностранца. Джункю, подойдя с правого плеча, вгляделся ему в лицо и на свой страх и риск поздоровался. Сначала мальчик в испуге отшатнулся, потому что Джункю случайно его напугал, а потом в мягких чертах его лица промелькнуло узнавание, а губы поплыли в приветливой улыбке.       — Не ожидал увидеть тебя здесь, — они стояли друг против друга, немного неловкие и неуверенные в том, стоит ли в самом деле начинать этот разговор. Однако обоим в любом случае было скучно, и в данный момент они были немного пьяны и расслабленны, так что Джункю махнул рукой на лавочку около входа в здание.       — Я думал, ты старше, — мальчик обратил внимание на алкоголь в руках Джункю, задержав на его сжатой ладони взгляд, из-за чего лицо обдало жаром. На Джункю не было перчаток, а у мальчика краснели уши. Шел десятый час, а лето, хотя и недавно, но уже осталось позади, и воздух был прохладным; ночь обещала быть морозной.       — Я не учусь здесь вообще-то, так что ты прав — я старше, — Джункю облокотился на спинку скамьи, поставив стакан на ногу, придерживая его рукой. — А вот ты. Первокурсник или из старших? — его мысли невольно возвратились к Пак Джихуну и их прошлогодней беседе. Думать об этом во время разговора с другом человеком казалось неправильным, так что Джункю постарался выбросить это из головы.       — Мне пришлось перепоступить с этого года в Корее, — мальчик говорил медленно и четко проговаривал слоги, иногда сам себя исправляя, и это явно выдавало в нем иностранца. — Я из Японии, там отучился полтора года на актерском, но решил попробовать себя здесь на танцевальном.       Они молчали, пока мимо проезжали машины, сверкая фарами и поворотниками. В футболке Джункю становилось совсем холодно, но он не был уверен, что его собеседник захочет пойти в ним внутрь, хотя и у него зуб на зуб скоро перестал попадать.       — У меня друг там учится, — Джункю сделал глоток напитка, а потом вернулся к рассматриванию неба, — Ким Доён, тоже первокурсник.       Мальчик рядом с ним закивал, из чего стало понятно, что они с Доёном успели пересечься, и это не было так удивительно. Джункю обратил свое внимание на его руки, покрасневшие и как будто сухие от мороза, которыми он держался за деревянные доски наклонив корпус вперед, и снова взглянул на свои. Он мог бы попросить его прочитать имя или спросить еще что-нибудь про Японию, но только осушил стакан и поднялся со скамейки.       — Меня Джункю зовут, — он протянул свободную левую руку, и немного погодя мальчик пожал ее.       — Машихо.       Его ладонь была действительно сухой и холодной, но Джункю не обратил на это внимания. Щеки Машихо поползли в ушам, когда они подошли к лестнице, а его глаза почти исчезли, и это было единственным, что Джункю увидел в тот момент.