ai shiteru

      Едам не позвонил вечером или утром, что, наверное, не означало ничего хорошего. Джункю хотел бы не обратить на это внимания, потому что в сущности вся эта ситуация была подобна мыльному пузырю и не стоила его нервов. Но, казалось, весь его организм был против такой позиции, поэтому с самого утра у Джункю болела голова. Впрочем, эти две вещи могли быть вовсе не связаны, но последнее слово оставалось за Джункю и он решил, что Едам проклинал его на расстоянии или что-то в этом роде.       На кухне играл телевизор, и его громкость, наверняка из-за головной боли, показалась Джункю неоправданно преувеличенной для будничного утра. Мама приготовила ему кофе, он запил им таблетку и попросил переключить с канала о животных, потому что на экране было много океанической воды и каких-то дельфинов, из-за чего его начало мутить.       — Ты точно в порядке?       Она спрашивала об этом вчера вечером, когда Джункю вернулся домой гораздо более уставшим, чем полагалось, как будто полутораминутная беседа с Едамом, пусть не самая расслабленная, или прогулся с Машихо могли его так измотать.       — Конечно, все нормально, — Джункю сам не понял, почему сказал это так резко, но поймал себя на мысли, что почти не может заставить себя остановиться, едва одергивая. Мама даже не посмотрела на него, только переключила на утренние новости и вернулась к плите. — Я не буду сегодня завтракать.       В спальне было душно из-за того, что Джункю еще не проветривал, но ему не хотелось слушать шумные улицы. Казалось, лекарство ни на долю не помогло, и, хотя прошло совсем немного времени, это почему-то начало раздражать. Он упал на кровать, задев затылком деревянную перекладину, зашипел и взъерошил волосы, пальцами больно сжимая их у корней. Джункю приказал себе расслабиться, опустил руки и несколько мгновений позволил порассматривать японские иероглифы на безымянном пальце.       Видимо, он уснул, потому что его разбудил телефонный звонок, но даже если так, то наверняка совсем ненадолго, потому что так это ощущал. Смартфон перестал звонить через какое-то время, и когда Джункю уже перевернулся на бок, мысленно отмечая, что лекарство от головной боли помогло, зажужжал вновь. На этот раз иконка звонившего отобразилась на экране и одного взгляда на улыбчивое лицо Едама Джункю хватило, чтобы капризно скривить лицо. Разговор с ним сейчас был худшим, что он мог представить, но игнорировать его звонки стало бы совсем детским решением, так что Джункю прокашлялся, а, удостоверившись, что голос не звучит заспанно, бодро поздоровался.       — Я заканчиваю через час, — Едам полушептал, отчего Джункю сначала удивился, а когда узнал, что преподаватель вышел из аудитории на несколько минут, неожиданно для себя улыбнулся. В старшей школе они учились вместе, и все это пахло обедами за одним столом, долгими разговорами на переменах и уроками, которые они прогуливали, вдвоем прячась в туалете и вдвоем, впрочем получая за это от родителей. — В общем, если хочешь, то можем погулять сегодня, — Едам как будто оборвал себя на полуслове, как если бы вернулся преподаватель, но, помолчав, продолжил:       — У Доёна была всего одна пара, так что я его уже посадил на автобус до тренировочного центра.       Джункю захотелось спросить, что за центр и как давно Доён его посещает, входит ли это в его учебную программу, хорошо ли он питается и не забывается ли разминаться перед тренировкой, а еще не поздно ли ложится спать и много чего еще дурацкого и совсем родительского, но одернул сам себя. Ему вдруг показалось, что эти вопросы могли разозлить Едама, и он побоялся их задавать.       — Да, конечно, я бы с радостью, но, знаешь, — у Джункю не было совсем никаких отговорок, как и оснований для того, чтобы их искать, но почему-то он не мог себя остановить, — моя мама устроила свою ежемесячную уборку и очень просила меня помочь, так что сегодня я занят.       Это была убедительная ложь, потому что наступил октябрь, а мама любила прибирать в первых числах месяца, и Едам знал об этом, но, возможно в его голове все это выглядело несколько иначе. Он ненадолго задумался, а потом сказал, что все нормально и они могут погулять в другой день. На самом деле, была отличная погода, но Джункю уже ничего не мог сделать со своим глупым враньем.       — Едам-а, по правде, мне очень нужно тебе кое-что сказать, — прежде чем они начали прощаться, сказал Джункю, — это важно.       — Прости, хён, но давай в любой другой раз, когда я не буду на паре и меня не будет мучать мысль о том, что сейчас зайдет преподаватель и мне придется с этим как-то разбираться? — его тон был немного шутливым, но Едаму, как и Джункю, не было весело.       — Да, конечно. До скорого.       Джункю рухнул на кровать, чувствуя, как по вискам стучит с той стороны и стало нечем дышать. Он как будто забыл и про духоту в комнате, и про головную боль, а теперь разом вспомнил, замученный и уставший. //       Обед они с мамой готовили вместе. Вернее сказать, она искала рецепт, мыла и резала, варила и жарила, в целом контролировала процесс, а Джункю не мешал ей, уставившись в экран телевизора. По правде говоря, время было ни к обеду, ни к ужину, но завтрак запоздал на пару-другую часов, а значит все шло своим чередом их странного дня. За последний час, что Джункю пробыл на кухне, смотря скучную документалку и занимаясь разглядыванием обоев во время рекламы, он успел изгрызть все свои губы. Получив, кажется, четвертое или пятое замечание от мамы, которую эта привычка ужасно нервировала, Джункю на несколько минут забыл о ней, но слишком скоро переключился на пальцы, обкусывая заусенцы.       — Бога ради, прекрати это делать! — мама поставила перед ним морковку, напугав резким звуком. Джункю пару раз успел откусить, прежде чем она, цокнув языком, принесла еще и терку. Джункю сконфуженно начал тереть морковь на крупной терке, когда в гостиной, впервые за долгое время оставленный им, зазвонил его телефон.       Мама попросила его вернуться побыстрее, но Джункю, сначала совершенно не планировавший даже отвлекаться от своего занятия на разговоры, увидев, что звонил Машихо, только кивнул ей и ушел в свою комнату. Вдруг ему вспомнилось, что мама до сих пор ничего не знала, по крайней мере от него.       — Хён, я сейчас гулял с друзьями и здесь такой красивый фонтан! Жаль, что я не видел его, когда он еще был включен, — Машихо был бодр и весел, совсем уже бегло изъясняясь на корейском, хотя позже, когда Джункю похвалил его за это, он признался, что проговаривал про себя эту фразу трижды, прежде чем позвонить.       Джункю слушал вполуха, словно спросонья, в основном принимая в разговоре пассивное участие, разве что давая знать, что остается на связи. Мысленно он продолжал возвращаться к их с Едамом глупой ссоре полторы недели назад, потом поочередно к каждой их стычке. Анализировал, вспоминал подробности, представлял в деталях, многие из которых сочинял на ходу сам, придумывал другие ответы на его вопросы и другие вопросы на его ответы. В какой-то момент даже поймал себя на мысли, что пытается разобрать по косточкам разговор, которого не было, который сам себе придумал, как бы в продолжение всего того, что уже случилось. Там Едам сверкал своими глазами в сумерках, жевал губу от волнения и перекидывал сумку с тетрадями и учебниками с одного плеча на другое. Джункю нервничал, потел под мышками, трогал имя на пальце через ткань перчатки, кашлял и не мог смотреть Едаму в глаза.       Примерно когда он охнул не в своих фантазиях, а наяву и потом приглушенно застонал, пытаясь найти ту мысль, что вертелась на кончике языка, еще не до конца сформированная в подсознании, Джункю заметил, что вокруг было подозрительно тихо. Тогда он со шлепком хлопнул себя по лбу, ведь услышал выжидающее молчание из динамика телефона, в самом деле вовсе не тишину, а приглушенный шум города.       — Прости, ты что-то спросил? — он неловко повел плечом, криво улыбнувшись, как будто Машихо мог его видеть.       — Ты вообще слышал хоть что-то из того, что я говорил тебе последние пять минут, хён?       И в этот момент подсознание Джункю закончило формировать эту беглую, быструю мысль, о которой он вдруг точно знал, что она — правда. О боже, конечно, Едам догадывался, о чем Джункю хотел поговорить, а лекция просто стала той отговоркой, удобно попавшейся на глаза, самой очевидной и глупой. Возможно, Едам даже понял все немного раньше Джункю, когда он только рассказал ему о Машихо у бара, за стаканом крепкого черного чая, поэтому нахмурился тогда, а про дерьмовый вкус его кофе просто наврал. Возможно, нет, и ему просто кто-то сказал, хотя наиболее вероятно — Едам понял сам, он ведь умный и намного более внимательный, чем Джункю, не придавший значения щелчку в воздухе, который услышал, заметив Машихо в тот вечер у кальянной.       — Джункю-хён, ты слышишь?       Джункю было откровенно страшно представлять, что решил для себя Едам, если начал избегать этого разговора с ним. Хотя сам Джункю хотел этого не больше, ему было с одной стороны любопытно, а с другой совсем нет, способен ли соулмейт что-то изменить в их отношениях. Когда Машихо зашептал в трубку на японском, Джункю вынырнул в реальность, но не успел извиниться, как услышал ритмичное, но монотонное пиканье. //       Джункю пытался отвлечься на готовку, слушать телевизор, а не собственные громкие мысли, но фокус перед глазами продолжал размываться, в висках стучало. Когда он ненадолго зажмурился, надеясь насильно привести себя в чувство, то рука перестала двигаться лишь на мгновение позже, однако этого хватило, чтобы порезать тонкую кожу. Вид крови отрезвил, Джункю отбросил надоевшие сомнения, тихонько зашипел и, бросив маме пару слов, удалился в ванную.       Под холодной водой пальцы быстро леденели, но Джункю не спешил закрывать кран, взглядом изучая имя своего соулмейта. Обводил контур, рассматривал каждый символ отдельно и все вместе, как единое целое, потом мысленно примерил «Машихо» к надписи и вспомнил, что фамилию так и не узнал. Под закрытыми веками сначала встал Машихо в теплой дутой куртке, из-под которой нелепо торчал яркий розовый капюшон, потом — в белой рубашке и узких джинсах, слишком летних, чтобы не мерзнуть перед дверьми кальянной; затем сразу — легкий ветер, запутавшийся в его кудрях, как только Машихо снял шапку и посмотрел на него, веселый игривый. Джункю любил его кудри, наверное мягкие и легкие, почти что облака летом.       — Ты в порядке? — мама, постучав, вошла в ванную и охнула, сразу же выключая воду. Она протянула ему полотенце, и Джункю постарался спрятать улыбку оттого, как сильно ему нравилось думать, что что-то в Машихо он правда любил. Ему вдруг показалось, что он бы, конечно, любил его кудри и без всех этих знаков Вселенной. //       Вечерело намного быстрее, чем это было летом, а к восьми часам без света фонарных столбов было бы совсем тяжело передвигаться по улицам, далеким от центра города и оттого менее освещенным мерцающими вывесками. Джункю, вынув из ушей наушники, оставил их свисать с ворота куртки и сверился с написанным в заметках телефона адресом. Он стоял напротив многоэтажного дома, разглядывая окна, во многих из которых уже зажегся свет, словно мог понять, какое именно выходило из квартиры Машихо. Убедившись, что адреса совпадали, Джункю быстро пролистал многочисленные контакты, а, отыскав нужный, нажал на иконку с замечательной улыбчивой и светлой фотографией. Прошло какое-то время, прежде чем Машихо взял трубку, с энтузиазмом поздоровавшись. Джункю, приятно удивленный такому радостному, вовсе не злому или обиженному тону, сначала не нашелся, что ответить.       — Пошли на свидание?       — Что? — Машихо спросил на японском, скорее непроизвольно, чем задумавшись над собственными словами. Он делал так, когда не понимал смысла того, что Джункю говорил, так что им иногда приходилось прерывать разговор ради экспресс-курса корейского: повторять слово на английском, разъясняя значение, а потом, если они вспоминали, то проверяли, хорошо ли Машихо запомнил новую лексику.       — Пошли на свидание, говорю.       Несколько мгновений Джункю слышал только чужое тихое дыхание и, когда Машихо, казалось, готов уже был что-то сказать, добавил, как будто это было так необходимо, но ему так и показалось:       — Мы ведь соулмейты, а первого свидания у нас так и не было.       — Конечно, хён, пошли. Где ты будешь меня ждать?       Джункю вдруг понял, что зря уточнил про соулмейтов, словно выпрашивая согласие Машихо, давя на него и не оставляя места для отговорок, которое безусловно должно быть всегда. Правда, тут же с усилием выкинул эту мысль из головы, с улыбкой выговаривая:       — Да прямо у тебя под окнами и, по правде говоря, уже.       Машихо, охнув, громко рассмеялся и, уже немного тише, наверное, отодвинув динамик от лица, весело сказал кому-то что-то на японском. //       Машихо выбежал на улицу удивительно быстро — не успело пройти и пятнадцати минут. Он подошел к Джункю сзади и попытался накрыть ладошками его глаза, но промахнулся и они оба рассмеялись. После этого вокруг снова стали затихать все звуки, и скоро Джункю слышал только шумящую в ушах кровь. Машихо смотрел на него, как будто видел впервые, долго и совершенно открыто, немного щурил глаза и, кивнув себе через несколько минут, снова заулыбался.       — Каков план?       Джункю что-то промычал, заполняя глупую тишину и понял, что поздно спохватился, как только Машихо рассмеялся в ладошку. Он не выглядел разочарованным, каким себя сейчас чувствовал Джункю по отношению к себе самому, и только пытался что-то сказать, но почти шептал, так что Джункю его почти не слышал.       — Хён, как часто ты бывал на свиданиях до этого? — Машихо взял его за руку, обхватив за локоть, и они наконец сдвинулись с мертвой точки. Вопрос был риторическим, но Джункю вдруг задумался и четкого ответа не смог дать даже себе. Он не был ярым сторонником того, что все отношения не с соулмейтом лишены смысла, или что влюбляться до двадцати одного — глупо, но мало к кому присматривался. Если верить тому, что в детсве всем детям рассказывали родители или хотя бы тому, что писали в книгах и говорили в фильмах, то не почувствовать соулмейта почти невозможно, а Вселенная позаботится о встрече предназначенных. Правда, дальше мнения расходились: одни говорили, что Судьбой дано четкое количество шансов, пользуясь или не пользуясь которыми ты сам делаешь свой выбор — встретиться с соулмейтом или нет; другие утверждают, что никакого лимита не существует, а первая категория людей просто пытается таким образом оправдать свою патологию — отсутствие предназначенного. Джункю не причислял себя ни к первым, ни ко вторым, но теперь точно мог сказать, что Машихо он бы никогда не смог упустить из виду.       Они дошли до перекрестка и увидели лавку с мороженым, и Джункю не успел понять, как уже оказался возле нее, следя за пальчиком Машихо, который сосредоточенно изучал названия и картинки предложенных десертов. Дул по-вечернему прохладный ветер, так что Джункю не был уверен, что есть мороженое стало хорошей идеей, но отчего-то был уверен, что ничего не сможет изменить.       — Я живу с другом, — Машихо избавился от обертки и, немного помедлив, засунул лакомство в рот, перепачкав пол-лица; очень довольного лица, — в квартире его тети. Они сами мне предложили, но, по правде говоря, это все еще остается немного, — он сделал вид, что задумался, или забыл слово в самом деле, — неудобным. Академия предоставляет общежитие, но оно дальше, чем та квартира.       Джункю посмотрел на него и пожалел, что не смог сфотографировать тот самый миг, когда Машихо тоже взглянул на него, с замазанным мороженым носом, липкой щекой и детскими, озорными глазами. Он улыбнулся ему и в ребяческой манере начал что-то рассказывать, в одной руки держа рожок, а другой не глядя ища ладонь Джункю. От этого жеста Джункю ощутил приятный жар на ушах и, приняв это за хороший знак, взял Машихо за руку, чувствуя, как его пальцы поглаживают порезанный палец сквозь пластырь. //       Они уже возвращались обратно, сделав небольшой крюк и подходя к дому Машихо по длинной дороге, когда Джункю пришлось рассказать о Едаме. Машихо спрашивал, очевидно, не именно про него, но в общем про тех, с кем Джункю общался и кого в его жизни было больше остальных. Едама в последние дни было, наверное, немного с избытком, в том смысле, что их отношения перестали быть легкими и безоговорочно приятными, а оттого общение с ним хотелось лишь сократить.       — Они тоже учатся в Академии, только Едам на вокальном, а насчет Доёна ты уже в курсе. Когда мы говорили с ним о тебе, мне показалось, что вы достаточно близки, — Джункю не совсем хотел говорить об этом сейчас, потому что у него было не то настроение, чтобы пересказывать их дружбу или хотя бы последние два-три ее года. Возможно, Машихо почувствовал это и хваленая связь соулмейтов, иногда совсем странная и ненормальная, все-таки существует, но куда вероятнее, конечно, что он просто зацепился за неосторожно брошенное Джункю слово:       — Вы разговаривали с ним обо мне?       Машихо озорничал весь вечер, громко шутя и смеясь так, что видны большие передние зубы, но это было сказано им подчеркнуто шутливым тоном, совсем детским, как будто они во что-то играли. Одновременно с этим он не прятал своего бесстыдного интереса, смущая Джункю и, похоже, довольный этим.       — Не то чтобы это был настоящий разговор, скорее я просто интересовался.       От ответа Джункю Машихо улыбнулся только шире и сделался совершенно довольным. До его дома они дошли молча, кутаясь в эту тишину между ними, как будто вокруг не был огромный мегаполис, который никогда не бывал по-настоящему тихим.