Тихий ужас
13 марта 2019 г. в 22:49
Пьяная прогулка этих двух алкашей закончилась тем, что они разошлись даже не дойдя до дома Чона. Гук был намного ответственней старшего во многом, поэтому заверил Пака в том, что он может спокойно идти домой и не волноваться. А Чимин и не волновался потому-что не ощущал этой разницы в возрасте. Пак мог поставить чайник и уйти в царство Морфея, сопровождая свой долгий путь музыкой в новых наушниках, или же оставить дверь дома не закрытой и уйти на учёбу. Для таких случаев у этих двоих есть специальная тактика. Как только это ходячее бедствие ставило чайник, выходил из дома, открывал окно и делал что-то связанное с опасностью для жизни, Пак должен был сразу же послать макнэ красный круг. Это значило, что брюнет должен был звонить хёну дабы он не отвлёкся и ежесекундно напоминал о той самой бедственной ситуации в которую Пак 100% попадёт. Его задница привлекала не только богатеев.
Пак ловил своим телом тёмные, ночные переулки, а Чон опрокидывая волосы к затылку щурился и пытался рассмотреть, что находиться впереди. Всё плыло перед глазами, эти чёрные пятна и тяжесть в желудке. Сейчас бы завалиться под одеяло на 2 недели и просто пластом лежать, пытаясь отогнать от себя назойливую усталость.
— Ооо - стопорится Чимин, останавливаясь, когда в его глазах начал рябить яркий жёлтый свет. Этот жёлтый цвет, его ни с чем не спутать. Так горело расписание автобусов на остановке. Чонгук не сразу сфокусировал взгляд, но после парочки шагов вперёд всё же рассмотрел неоновый жёлтый.
— Ладно, иди уже алкаш. — бросает Гук в след, уже отдаляющемуся Паку, который пытается бежать попутно показывая оставшемуся позади другу средний палец.
Гробовая тишина, казалось, что ты оказался главным героям фильма "Я легенда" и сейчас тебя сожрут человекоподобные твари. Чон вновь, чувствует этот одинокий холод, редкие машины, которые несутся по проезжей части. Гук на мгновение засмотрелся на чёрный, как его жизнь, асфальт. Эти странные ассоциации, только в пьяном состоянии Гук мог сравнить свою жизнь с асфальтом. Она такая же бесконечно чёрная, но иногда в ней появляется зебра. На данный момент в его жизни только одна зебра, которая способна заставить его улыбнуться - это Пак Чимин.
Опрокидывая голову к небесам, брюнет обнажает шею и старательно рассматривает эти мелкие, но такие яркие вкрапления в тёмно-синий цвет. Художник всегда стремился оставаться человеком и в первую очередь заставлять себя любить жизнь. Спрятать боль под гримасой удовольствия, это его талант, его призвание, можно сказать это единственное ради чего стоит жить. Прятать от людей свою боль и топить её в картинах 18+. Чонгук любил звёзды, любил смотреть, изучать, а после, сидя на улице, исследуя ночное небо, зарисовывать их в своем скетчбуке, который ему подарил Пак Чимин ещё в 6-ом классе. Он так же стар и крепок как их дружба. Жалко, что скетчбук заканчивается также быстро, как и счастливые дни в жизни того, кто дарит этим белоснежным страницам новый вид.
“Избитый жизнью, такой отдалённый"– шепталась пресса за его спиной. “Строит из себя одарённого одиночку, он неправильный” – твердило окружение. “Он вырос в детдоме, о чём тут говорить, он больной. Вы видели его работы” – говорили близкие.
Чон не любил нежные прозвища, пробуждение в объятиях,
и смазанные поцелуи. Наверное это даже и к лучшему, что его с малых лет приучали к жизни, к реальности. Эта нежность, он её терпеть не мог, прикосновения и фальшивые улыбки. Ненавидел когда его касаются, когда сбито дышат в его присутствие, когда заходят дальше рукопожатия. И пусть Пак и был для него единственным человеком в жизни, которому всё это позволено, для него не существовало идеального человека. Да и искать не пытался. Зачем искать то, что никогда не найдёшь. Все казались не настоящими, он считал, что понять его, кроме него самого, никто не сможет. Естественно, что можно ожидать от человека, который кроме крови на губах, боли в ногах и привкуса наркоты на языке больше ничего не чувствовал.
Каждую ночь любил скитаться по пустым улицам и искать новые места, где мысли могли бы растворяться. Как и сейчас... одиночество обволакивало сознание, давая пространство для новых сумасшедших идей. Прямо сейчас так хотелось стать одним целым с чьим-то капотом и смачно впечататься во что-нибудь железное. Слышать хруст собственных рёбер, как твои конечности рвутся на части. Это ничего не стоило, по сравнению с той болью и ужасом, который творился в душе. Бледная луна бросается в глаза и заставляет кривиться от яркого света, лучиков мигающих фонарей на лице. Чон идёт в произвольном направлении и никуда не смотрит. Неудивительно, что пару секунд и его сплетающиеся у земли ноги привели его к столкновению. Гук влетел в чьё-то плечо, плотно обвитое кожаной тканью. Плечо отлетает куда-то в сторону, а взгляд Гука падает затуманенным блеском на чей-то высоченный силуэт, а позади него ещё несколько.
— Эй, обдолбанный блять, смотри куда идёшь. — вспылил тот, кто в глазах Чона был лишь чёрным пятном, в прямом смысле.
Гук растерянно скривился и моментально вставая в стойку, ставя перед собой избитые в кровь кулаки, чуть шатаясь, но всё же уверен в своей силе. Те начинают смеяться и чуть пихать студента плечи.
— Хах, смотрите, кто это... Воу — уворачивается один из них, от попытки вялого удара брюнета.
— Какой милашка — уверенно произносит один из них, пытаясь схватить художника за горло. Это чисто физически невозможно. Чон заваливается на спину и только благодаря резким порывам ветра стоит на своих укравших миллионы сердец ногах.
— Я слышал, что ты ради таблеток готов пойти на всё, тогда, как насчёт секса? — ударяет этот низкий и до жути грубый голос, почти бас. Такой чёрствый, этот голос, он сразу же забивает с ног и не оставляет студенту никаких шансов на победу. Уверенность, это конечно хорошо, но в данный момент она совсем неуместна. По всей видимости они тоже были в нетрезвом состоянии. Перед столкновением, они уже наметили Чона, ещё тогда, в том самом стрип баре. Это были те самые мужики, которых Пак попросил выстрелить в воздух, за естественно плату, которую явно не успел отдать Чимин. Скорее всего Пак пообещал вместо денег одну бурную ночь с главарём их шайки, но по всей видимости забыл. Чон слишком хорошо знал своего друга. Эти головорезы следили не за Чоном, а за Чимином. Частица радости проблеснула в сердце художника, брюнет знал, что его сахарная вата сейчас дома, отсыпается от очередной пьянки. Он знает, что эти пухлые губки коснулись чашки бодрящего кофе, он спокоен зная, что эти кросы коснулись потрёпанного коврика в прихожей.
Чон слышит обрывками, как в тумане. Ничего не воспринимает, но пытается выдавить из себя что-то похожее на связанные звуки, которые должны были сложиться в слова, а они в свою очередь составить предложение. И по всей видимости в сценарий Чона входил пункт "драка до последней капли крови".
— Пхпх, ты издеваешься? Наверное в твоём сарае нет зеркала. — нагло усмехается Гук, за что тут же получает кулаком по челюсти. Это было ожидаемо. Искры с глаз, боль в зубах. На ногах было держаться невозможно, но Гук всё же пытался состроить из себя достойного соперника. Пока он был похож на тростинку, которую шатало из стороны в сторону, которая не собирается тонуть и уверенно балансирует на ногах.
— Я никогда в жизни не буду трахаться с таким ублюдком, как ты.
Рот безмолвно открывается
и закрывается сопровождаясь новым всплеском крови, пальцы немеют на холоде, но парню всё же удаётся отбиться. Сбитые в кровь костяшки, это кровавое месиво пытается осесть на стене. Вновь приподнимаясь с корточек, он корчится от ударов в живот, показывая мужчине напротив оскал. Глаза наполняют слёзы, а руки жадно впиваются в края кожаной куртки того, кто подобрался к шее Чона, которая была украшена парочкой засосов. Глаза самозабвенно закрываются, а Чон в это время ловит яркие искры, эмоции которые он получает почти каждый день. Сейчас он думал лишь о том, что не застелил сегодня кровать, что опять забыл вымыть тарелку, которая стоит в раковине уже 3-тий день, что обещал себе наконец поблагодарить тренера за то, что он остаётся с ним на пробежку, когда спортивная площадка уже пуста. Эта противная дрожь во всем теле. Закатывает глаза и пытается раскрыть рот, чтобы вздохнуть хоть немного, но эти ледяные руки пережимают каждую венку и каждую артерию, заставляя брюнета биться в конвульсиях. А сегодня такой же март, как и все предыдущие. Такой-же одинокий и тихий, наполненный кровью и болью.
— Не зли дядю. Ты же шлюха, тебе должно быть приятно. Обслужить клиента пупсик. — эти противные слова. Пользуясь тем, что этот урод чуть ослабил хватку, Чон делает резкий рывок, за что тут же получает затылком об стену.
— Будь хорошим мальчиком. — эти противные касания. Эта мразь уже ёрзала указательным пальцем по пуговице чёрных, истёртых до дыр джинс. Слёзы бегут по ошпаренным холодом щекам, по телу дрожь, а Гук давится слезами, кусая губы в кровь, заглатывая за собой бешеный страх. Сколько бы не махал кулаками, сил нет.
— Твой стояк говорит совсем иначе, малыш. Я же знаю, что тебя все устраивает. — шипит тот на ухо. Этот звук расстёгивающейся молнии, как самый страшный звук в мире. За всю свою жизнь он не дрожал так сильно, как сейчас. Тихий ужас — должно быть это то самое чувство, которое посетило жертву. Чон был не из слабого десятка, он занимался спортом и спокойно заставлял трястись всех, кто хоть как-то косо посмотрит, либо на него, либо на Чимина. Но сейчас он и впрямь бессилен перед ситуацией, которая казалась бы не должна была произойти. Он был пьян, ещё и под нелегальными веществами, живая мишень для противозаконных действий со стороны всей преступной шайки. В данный момент он был, как свет для мотыльков, вот они и слетелись на этот яркий и безупречно сладкий свет. Когда силы уже покидали тело, когда Гук уже ощущал на чёрных боксёрах чьи-то чужие руки, когда страх забирался в душу и не собирался уходить, когда привкус железа на языке прибывал и прибывал, когда фаланги пальцев зудели от боли художник был спасён.
— Эй, придурки, вы что творите! — этот голос. Пусть он звучал на повышенных тонах, брюнет узнал этот музыкальный тембр, превосходный звук. Он ласкал уши даже когда рвался в диком крике, жалко, что Чон услышал лишь мелкие обрывки божественного голоса где-то с правой стороны. Каждое слово, оно выливалось так нежно и чётко, особенно из этих матовых губ украшенных родинкой. Дальше всё как в тумане, крики, разборки, Гук лишь поймал спиной всё тот же асфальт который всё также всаживал в спину свои камни. Он не чувствовал не дорожку алой крови которая струилась с его губы. Она так легко и ненавязчиво скатывалась по уголкам рта и оставив след на эпителии кожи растекалась, пробиралась к языку. Удалось открыть глаза только в салоне незнакомой машины. Дорогой салон, глаза еле открывались, но он почувствовал под собой кожаное сиденье поверх которого, лежала тёмно-зеленое покрывало. Оледеневшие пальцы пытались прочувствовать всю мягкость этой ткани, а уста приоткрылись в лёгком страдающем вздохе. Гук почувствовал, как его спина поддалась изгибу и звучно хрустнула.
— О боже, только не умри тут. — усмехается некто сидящий по правую сторону и легонько касаясь рёбер художника пытается чуть отстранить того от спинки, да бы просунуть меж болезненным телом и спинкой сиденья подушку. Яркий свет фар в лицо и Гук вновь взвыл прикрываясь окровавленной ладонью, мигом находя опору в виде подлокотника. Опираясь на него он приподнимается и поднимает голову, дабы хоть что-то рассмотреть сквозь засохшие на глазах слёзы. За эти пару минут, которые парень пробыл в более трезвом виде, он осознал, что машина очень дорогая, что по всей видимости он уже при смерти раз услышал голос того красавчика из бара, этот свет был светом в конце тоннеля и вообще допускал возможность того, что это всё один большой, страшный сон. Он сейчас проснётся в своей одинокой квартире, с холодными полами и не пропускающими свет окнами, встретит телом мятую кровать, которую даже не старался заправлять, выпьет кофе и пойдёт на нудную учёбу вместе со своим придурком хёном.
— Прошу, только не на салон. — взволнованно тараторит сладкий голосок в миллиметре от уха. Видимо эти длинные пальцы сейчас скользили по чёрному ремню безопасности. А Чон в панике одёргивает руки от коженных подлакотников и укладывается руки на стёсанные в кровь колени заставляя Тэхёна чуть поморщиться от отсутствия живого места на этом поддянутом теле, которое прекрасно даже в этой окровавленной, порваной одежде.
— Извини. — хрипит Гук, когда все-же понимает, что рядом тот самый красавчик. На самом деле этот Тэхён довольно видная личность, он слышал об этом пару раз и не раз от Чимина. Его тело стоит дороже Куллинана, массой три тысячи сто шесть карат. Одна ночь с этим идеалом порно историй, пусть даже и не интимная, вгоняет каждого в бесконечную эйфорию: такие слухи ходили среди мафии и богачей. Никто не знал наверняка, потому что не у каждого есть лишние несколько миллиардов зелёных, но все бесконечно желали, все хотели попробовать это молодое и недоступное тело. Ким Тэхён был неприступен, и всякий, кто когда-либо хотел отыметь его, косо на него смотрел, пытался соблазнить и всячески домогаться, обычно и вовсе не возвращались. Почему же он так спокойно подпустил к себе Гука и даже первый завёл разговор?
— Прошу пожалуйста, будь аккуратен и вытирай руки об салфетки, если будет тошнить скажи мне. Так как ты не в состоянии позаботиться о себе в данный момент, ты переночуешь у меня после чего сразу же, утром я отвезу тебя домой. Считай это платой за твоё внимание. - Ким говорил так спокойно и мягко, что младший приоткрывая рот задумчиво пытался расслышать каждое слово. Эти руки, сердце Чона буквально перестало биться, когда эти элегантные запястья привели кисть в движение тем самым укладывая пальцы сквозь смугловатую кожу, на которых виднелись вены. Гук был не в состоянии, что либо даже прохрипеть поэтому молча кивнул терзая языком чуть подсыхающую на губе кровь. Откуда появился этот принц в сияющих доспехах, как он нашёл его и почему спас? Такой красивый и при деньгах, зачем он ввязался в подобное и почему его одежда абсолютно чистая? Если он шёл на разборки с подобными животными, без драки бы там точно не обойтись. Гук планировал забросать ангела вопросами по приезду в дом "золотого мальчика".