Несмотря на всю накалённость и серьёзность ситуации, Гук лишь безответственно плыл по потоку своих собственных мыслей. Они были полны сожалений к самому себе, страх перед обществом, застенчивость, звенящая тишина из которой его ещё кое как одёргивал лучший друг, стремительно спешащий на автобус идущий до центра города. Ноги переплетались меж собой, зудящая боль в коленях, они стремительно складывались пополам. Чон не единично спотыкался, на что Чимин рычал не свойственное ему резкое и грубое "Смотри под ноги". Но Чон не слышал... звон в ушах заставлял кривиться и думать что всё, что сейчас происходит полностью и целиком бред. Сжимая маленькие, пухлые пальчики брюнет знал, что они способны на многое. Никому не дозволено повышать голос на художника, а уж тем более тащить куда-то против воли. Чимин исключение. Мальчику, чья красота подобна спелому персику высшего сорта, нежнейшей оболочке и сладчайшему соку можно всё. Брюнет всегда был из серии тех людей, которые всё пускают на самотёк, не забывая при этом страдать. Когда человек пакует чемоданы, собираясь навсегда покинуть его жизнь, то он спокойно стоит рядом, совсем не заливаясь слезами и ждёт, когда же это наконец случится. Таких людей было предостаточно, несмотря на такой ужасный образ жизни. Он никогда не останавливал кого-то, вразумлял, или удерживал. Это правильно, ведь людям плевать друг на друга, но не плевать на себя. Это может показаться странным и неправильным, но по мнению жестокого Чона, каждый человек достоин счастья. Зачастую, счастье заключается в людях, в таком случае их нельзя отпускать. За каждого человека, который дорог, нужно бороться. От их ухода будет больно только тем, кого они покидают. Кому-то нужна боль? Только конченым садистам. Люди всегда уходят, просто уходят. У этого поступка нет и не будет причинно-следственной связи, это приносит боль и не нужно просто прогибаться под повседневностью. Точки невозврата нет, судьбы нет. Есть только упёртые бараны, которые строят из себя не пойми что. Наверное человека можно отпускать лишь в том случае, когда его уход не принесёт дискомфорта. Когда “просто не по пути” и это понимаешь не только ты, но и он. Расставаться (не важно, отношения это или дружба) нужно лишь тогда, когда между людьми ничего не остаётся. Во всех других случаях за узы нужно держаться. Но не в случае Гука. Он будет держаться лишь за отношения с Паком. Он никого не впустит в своё сердце настолько глубоко, как впустил Чимина.
Прошло достаточно времени, но брюнет так и не понял куда его тащат. Опаздывают, куда? Это не может быть учёба, ведь если бы они оба опаздывали эта парочка предпочла бы провести неудачный остаток дня в приятной компании чипсов, приставки, трёхэтажного мата, кровати и конечно же друг друга. Так странно, Гук боялся сказать хоть слово в сторону хёна который уже со всех ног нёсся на транспорт.
— Если мы опоздаем, я тебя выебу блять. — срезвил Чимин даже не смотря на виновника всего этого кипиша. Старший бросился к подъезжающему автобусу, а Чон прилично скривился, медленно опуская голову, стараясь успеть на больных ногах за шустрым персиком. Всё тело словно кошки скребли, пальцы с трудом сжимались, торс парень вообще не чувствовал, впрочем как и ног. Как ни странно в этой ситуации он чувствовал себя обиженной девственницей, которая купилась на денежки и трахалась с тем, кто заплатил, а их застукал её парень и теперь тащит дабы совершить то, что твориться в его разочарованной головушке. Если честно, то Гук именно сейчас споймал себя на мысли, что хочет объятий. Это так странно... именно в этот момент, он пожалел, что часто отталкивал Чимина, когда тот вмешивался и лез обниматься. Объятие — форма физической близости, универсальная в человеческих сообществах, в которых двое или больше людей обвивают свои руки вокруг шеи, или туловища друг друга и крепко держат друг друга. Нет, он точно спятил.
Вскоре эти двое оказались в автобусе, он был пуст. Едет в центр города, но в нём было лишь пару человек не включая друзей. Одна из которых пожилая женщина и какой-то мужчина лет 48. Пак по-фирменному опрокинул сыроватые пряди со лба к малиновому затылку обнажив лоб, на котором поблёскивал пот. Из под лазурных линз веяло яркостью, то-ли от испорченной укладки по вине Гука, то-ли потому, что Чон безответственная свинья. Художник лишь опёрся о поручень и улыбнулся во все 32, переводил дыхание. Венистые руки впились в рыжее железо, ноги тряслись, дыхание, как у лошади пробежавшей марафон, но счастливый. Он знал, что хён очень часто добрел с такой улыбки, но в этот раз Пак просто закатил глаза легонько усмехаясь. Розововолосый не сдержался лишь, когда Гук начал делать эгё. Уложив кулачки сбитые в костяшках по обе стороны лица, он произнёс милое "Чимин-а", на что владелец имени лишь цокнул, скрестив руки на груди делая вид полного отсутствия брюнета. Поняв, что эта тактика не очень выигрышная, Чон лишь опустил руки, глубоко вздохнул и произнёс уверенное:
— Чимин-щи! — пухлые губки расплылись в безудержной улыбке. Пак так старательно её прятал за гримасой обиды, серьёзности, но как можно не отреагировать на этого противного надоеду. Чимин прикрыл ладонью рот и звучно засмеялся пихнув Гука в плечо. Этот разлив смеха привёл в ужас тех самых посторонних пассажиров, которые чуть скривились на подобное поведение.
— Ты ничего не видел. Пусть это останется между нами. — имея ввиду свою очаровательную улыбку смеётся Чимин, покашляв в кулак старательно строя серьёзную мину.
— Да, ты прав... это слишком интимно. — отшутился Чонгук, за что получил новый поток смеха и лёгкий удар в наболевшее плечо.
Дыхание. Глаза напротив прячутся под мягкими веками из-за яркого солнца, отчаянно не хотят открываться. Как будто он может ослепнуть, хоть на мгновение приоткрыв их.
— Давай, поговори со мной. — скрасил неловкую эстетику Чон, уставившись на Пака, который более менее отошёл от недавней истерики.
Пак медленно "открывает" глаза и встречает уверенные, заинтересованные, шоколадные глаза спереди.
— Ну что я могу тебе сказать, только ты можешь опоздать в первый же рабочий день. — пристыдил младшего Пак, видя, как до младшего всё же медленно и с трудом доходит где он накосячил. Глаза Чона заметно преодолевают азиатские мерки и судорожно метаются по салону. Тихое "твою ж" слетает с искусанных губ, украшенных ссадиной которая покрыта засохшей кровью поверх открытой раны справой стороны. Пальцы скользят сквозь шоколадные пряди, ловя озарение, которое наконец снизошло на Чона. Слова застряли где-то в горле, брюнет заметно теряется и даже не знает, что сейчас он может сделать для того, кто так заботливо потащил на заработки. "Ничего страшного, подождут пидарасы сопливые". Обиженно шепчет Гук, пряча руки в карманы изорванных джинс, словно надеясь, что Пак не услышит. Но, боженька решил, что маловато боли и страданий, и решил донести столь полезную информацию до миниатюрных ушек изнасилованных проколами в хрящах и мочке.
— Ты дебил блять. — язвит Пак, чем приводит пожилую женщину в шок от словарного запаса местной, Сеульской молодёжи. — Об этой работе мечтает каждый блять, а ты стал моделью. Я тебя не понимаю, ты должен кончать от счастья каждую секунду, когда слышишь Model Paradise. — на этой ноте Пак затихает так как понимает, что на ближайшей остановке зайдут максимум человек 5. — Понимаешь, что эта редчайшая возможность срубить бабла.
Чонгук явно не слушал, пялился куда-то в грязное окно податливо кивнув. Чимин медленно отвернулся, чуть растягивая губы и смачивая их слюной. Такая тишина, наступала только тогда, когда эти двое уходили в свои параллельные вселенные. Пак мечтал о Ниссане, грудастых девочках и миллионе долларов в кармане, а до Гука медленно доходило, что взгляды на себе он ловил далеко не из-за своей божественной красоты. Надежда не оставляла его холодное сердце. Медленно и безмолвно поворачиваясь в сторону старшего, который засмотрелся на весеннюю юбочку одной из кореянок с которой уже скорее всего мысленно стянул, а может и отымел, Чонгук звучно сглотнул. Естественно Чимин отреагировал и не отрывая взгляд от стройных ножек, промычал в знак того, что слушает.
— Только не говори, что я в этом пойду? — с надеждой в глазах молвит Гук, вспоминая сюжет фильма Леон и фразу "Целься в сердце, или в лёгкие… Только не в лицо: если клиента не опознают, то не заплатят". Наверное именно сейчас он понял, что больно будет его репутации.
— У нас нет времени на то, чтобы тебя переодевать — покусывает нижнюю губу Пак, съедая женский силуэт взглядом. — Не сцы малой ты и так секс.
Тут Гука как током прошибло. Он понимает, что окровавленная школьная рубашка, джинсы изорванные до дыр буквально с каждой стороны измазанные в грязь, взъерошенные волосы, сонный вид... Это же ужас. Слова "естественная красота прекрасна" его совсем не устраивали поэтому он в ту же секунду, пользуясь тем, что Пак отвлечен пытается выскочить, как только двери автобуса стремительно расходятся по обе стороны. Прям как ноги той крошки в мыслях Пака, которой он уже успел подмигнуть. Чимин хоть и не гений, но не дурак так точно. Ухватив младшего за ухо, он пригвоздил его обратно и улыбчиво прожёг взглядом.
***
Солнечное утро ранней весны. Прогулка по яркому, свежем сеулу. Мурашки на коже после дуновения ветра. Прохладные ладони в карманах худи, городские пейзажи, серые будни. Карандаш, звук грифеля о лист бумаги, запах масляных красок и безмятежность художников. Картины беззаботной тишины, сладости одиночества нарисованные душой. Запах свежезаваренного кофе с нотками корицы возле кафе? - определенно да. Две чашки горячего капучино, остывшие остатки на дне. Поездка на автобусе в неизвестность, свобода. Наверно, стоит просыпаться и жить ради таких моментов. Моментов, когда ты можешь быть наедине с самим собой и вдыхать воздух полной грудью. Если бы всё было так прекрасно, как пишут в этих книжках по психологии которые так старательно зубрит Джин.
***
— Блять, почему я не могу переодеться! ЧИМИН! — язвит Гук, пытаясь вырваться из рук Пака, точнее из руки, котрая крепко сжала меж пальцев хрящ правого уха.
— Если бы ты не трахался направо и налево и помнил о своих обязанностях, ничего бы этого не было! — отвечает на той же волне Чимин и спокойно проходит в высоченное здание. Так уверенно преодолевает преграду в виде лифта и игнорирует Чонгука, который умело вертится и позорит их обоих. Было довольно тихо и безлюдно несмотря на разгар рабочего дня. Должно быть весь персонал собрался в одном и том же месте. На первом этаже молодая девушка, которая принимала ключи от каждого кабинета в компании, электронные машинки, которые пускали к лифтам лишь со специальной карточкой, которая на удивление имелась у Пака, а не у самой юной модели. Только сейчас можно было довольно ярко ощутить разницу в возрасте. Ответственности в Чимине хватало, поэтому он уверенно пихнул Гука в лифт, который выглядел, как съёмное однокомнатное жильё какого-нибудь богатенького придурка. Чимин не отпускал ухо Чонгука, чем заставил покраснеть не только сжатую область. По странной тишине в самой обширной и перспективной компании не только Чимин догадался, что эти двое нехило опоздали. Глаза Гука расплывались при виде количества этажей и этого запаха, словами ужас, которого передать невозможно. Запах работы, запах победы с нотками проигрыша. Подобное испытываешь, когда за твоей спиной доска, перед тобой класс, а в голове каша из строк стихотворения, которое задали неделю назад, но ты естественно был очень занят и не смог как следует выучить. Кровь застывала и сгущалась где-то в артериях, а это здание и лифт всё больше напоминали какую-то психбольницу. Учитывая, что его сюда буквально затащили, другого и не требовалось ожидать.
Вскоре этот зловещий звон наконец прозвучал, дверцы лифта беспрепятственно открылись, выпуская из заключения пленного и того, кто так бессердечно тащил на казнь. Знакомый коридор, а этот запах как назло сгущался около двери самого палача. Сердцебиение заметно ускорилось, когда Пак коснулся той самой ручки, которой касался Чонгук дня 3-4 назад. Яркий свет бьёт в глаза, от чего художник пуще прежнего щурится и старательно опускает голову дабы не поймать на себе уже и так ошеломленные взгляды. Тот самый стол, который тянулся словно вечность, около которого на этот раз стоял высокий шатен и съеденный никотином блондин, неумело косивший под серьёзного.
Джин беззаботно рассматривал бумаги, которые давали ему те самые хрупкие ручки Юна, пока по барабанным перепонкам не прошёлся раздражительный стук двери.
— Извините за опоздание, стажёр Чон Чонгук здесь. — Ким озадаченно приподнял одну бровь и размеренно встретился с теми самыми глазами, которые разъедали его ключицы, тем самым весенним днём. Глядя на Гука он вспоминал всё в подробностях, до малейшего вздоха. Если честно Ким надеялся, что этот безответственный грубиян больше не вернётся, больше не заставит ноги подкашиваться, сердце бешеннно колотиться, не чувствовать абсолютно ничего, кроме унижения собственного достоинства. Делая вид, что это как по его мнению "мерзкое животное" даже не осквернило своим присутствием пропитанного историей помещения, скромно кивнул в сторону около 20 человек разного пола, внешности и форм. Чонгук естественно был освобождён от уз Чимина и кое как воздержался от публичной истерики, которую он мог закатить в сию секунду. Мало того, что его затащили так ещё его и оставили в неприятной компании. Все такие ухоженные и правильные. Они все как один сделали вид, что не заметили окровавленной одежды, сбитых в кровь рук и колен которые мелькали сквозь чёрные нити джинсовой ткани. Все, все кроме Кима, который мельком скользил по фигуре, которая вызывала отвращение. Этот звериный оскал из под чёлки заставлял Кима поёжиться, ловя всем телом табуны мурашек. Гук не двинулся с места после того, как Пак рассерженно закрыл за собой дверь, оставив лишь после себя красное ухо и осадок в груди. Гук был довольно вынослив, если до сих пор не сказал "Пошло всё нахуй".Он лишь хмыкнул в голос тому, кто так старательно делал вид, что не замечает и уже лишь тихо шепчет "ну же сука, посмотри мне в глаза".
Юнги прильнул к уху Джина и сообщил, что можно начинать, но директор сглотнул чувствуя на себе этот пронзающий душу взгляд.
— Стажёр Чон, попрошу за мной. — стараясь не сломать голос выпалил Джин, наверное секунд 20 очищая горло перед столь "важной и волнительной" информацией.
Чонгук ликует про себя, но осуществил свою радость лишь лёгким кивком и надменной улыбкой. Он был похож на противного, капризного и избалованного подростка каким его и видел Джин. Юнги растерянно посмотрел вслед директору, который уверенно пропускал перед собой некого опоздавшего стажёра, чьё имя малец даже не запомнил. Бледные руки касались документов всё сильнее потрясываясь перед незнакомыми людьми, а ком в горле незаметно для окружающих, но так неприятно для Юна рос. Эти двое исчезли где-то в проёме.
Только сейчас Чонгук осознал, что уже которую неделю он словно пуст. Несколько недель он не чувствовал никаких эмоций. Настолько всё безразлично. Но сейчас, когда этот 187 стоял рядом, как-то всё изменилось. Хоть и в худшую сторону, но всё же.
— Отсосу только за деньги. — выпалил Гук, чем заставил Джина поперхнуться воздухом и сделать всё тот же вид, что абсолютно глух.
Повисла эта тишина. Эти двое идут по коридору, по бокам которого располагались многочисленные кабинеты, Джин освежал новыми следами матовый ковёр, а за ним шёл Чон, который чернил этот ковёр не только своим присутствием, но и до ужаса грязной обувью. Он ещё умудрился остановиться и вытереть ноги по пути.
— Эй, милашка, ты меня слышишь. Мой ротик дорогая штучка. — уверяет Гук старательно пытаясь сократить расстояние, которое Джин старался поддерживать. Видя эти широкие плечи, признаться честно Чону было не по себе.
— Вы меня не интересуете. — пытаясь не перегнуть палку ответил Джин непривычно холодно ровным голосом. Мнение? Правда в том, что всем плевать. На тебя, на твои чувства, на твои планы, проблемы, мечты, на твою жизнь. Всем будет плевать до тех пор, пока ты не умрешь. Поэтому лучше чем ответ сейчас, ничего не будет. Этим он заставил паузу между ними растянуться в вечность. Чон умолк, самым страшным было то, что Ким ощущал его шаги где-то за спиной, но после успокоился, так как впустил его в свой кабинет.
