***
Дверцы лифта с величием встретились и, как только эти двое почувствовали себя уединёнными, звонкий смех раздался по кабинке. — Пхпхп, ты видел его каменное личико, он ещё не скоро отойдёт от подобных "сюрпризов". Хотя возможно, он уже и отвык от таких моих выходок... пусть привыкает белоснежка. — Ким Тэ ухватился за живот, прилежно опуская спину к углу лифта смеясь своим лёгким, искренним, но в то же время грубоватым смехом. Странным являлось то, что Чон совсем не разделял этой бешеной радости. Его губ коснулась мягкая ухмылка и стёсанные жизнью пальцы коснулись кнопки 1-ого этажа, которая в то же мгновение загорелась ярко-жёлтым. Мысли в Чонгуковской голове метались словно молния. От одной стороны в противоположную, что заставляло парня нервно пробегать рукой по не без того спутанным от лака волосам и звучно сглатывать. Благо Тэхён так удовлетворённо награждал себя смехом за проделанную работу, что совсем не слышал эти флюиды волнения. Гука конкретно отрезвила массивная ладонь, которая опустилась на плечо. Злорадство приутихло и Гук нервно сглотнул, вдыхая аромат волнения. — Не хочешь прокатиться с папочкой до ближайшего бара. Как раз темнеет. - приложив кулак к малиновым, тонким словно нить губам, брюнет позволил себе нарушить идиллию лёгким кашлем, мельком встречаясь глазами с инициатором неожиданной поездки. — Да, я не против, — решает тот развеяться — но... — Но что? — склоняется Тэхён, насильно разрывая собеседника взглядом. — Я бы хотел переодеться, не могу ехать в клуб в таком виде. Повисла странная пауза, после которой, Тэхён вдруг стал серьёзней, официально выпрямляясь и слыша звон, который сопровождался открытием дверей. Чонгук же смутился не понимая, что он такого сказал, вопросительно приподняв брови, рассматривая длинные пальцы, которые скользят по атласному пиджаку в серую полоску. — Я что-то не то сказал? — заглядывая в лицо Киму спрашивает стажёр. — Да шучу я, конечно. Я тебя подвезу. — решительно ухмыляется Ким и выходит из лифта прежде, чем Гука оставил аромат его внушительно брутальных духов. Эта походка... Каждый шаг сопровождается отдельным стуком по, до блеска выдраенному полу, эти зауженные брюки, он словно Бог, который ступает по волнам. Это зрелище, по нему плачут журналы Vogue, а нет, не плачут, он на главной обложке. Слишком идеален. Он, как тот самый, сладкий сорт вина, который никому не дано вкусить, так манит и соблазняет. Он уже у выхода, прикладывает трубку к уху, отвечая на очередной, до жути важный звонок, так элегантно огибая рукав рубашки, под которой прячутся позолоченные часики, а Чонгук приоткрыв рот провожает эту фигуру, нервно, еле успевая запрыгнуть в чёрный Hyundai. Неописуемо сладко, забывая свое имя и вспоминая его лишь с уст "Бога", до боли протяжно рассматривал каждый миллиметр этого фигурного лица, где каждая черта лица словно разработана лучшими дизайнерами мира. Говорят, людей создали по подобию Господа, раз так, то он и есть Бог. До эйфории, до неуловимого кайфа, до кончиков пальцев, последнего вздоха, каждый сантиметр Тэхёна отпечатался в памяти, в точности до последнего, вдыхал, как в последний раз этот ядреный цитрус и краснел, словно любил до луны и обратно. Так это выглядит в этих дурацких дорамах? Что ж, можно разрушить смело эти впечатления. Он готов был разорвать это кусок мяса в дорогих тряпках. — Красивый сука... — хрипит Гук пробегая указательным пальцем по носу, из-под чёлки рассматривая пейзаж за окном. — А? — бросает взгляд на стажёра Тэхён, в надежде услышать более слышимый комментарий. — Да так, на дорогу смотри...те. — чуть громче говорит брюнет заставляя Кима расплыться в улыбке. — Слушаюсь и повинуюсь мой господин.***
Знакомство со мной — это само по себе приключение, из которого никто не сможет выйти без ущерба для себя;– Святой отец, я согрешил. ᅠ Я был убит внутри, снаружи, теми, кого любил. В себе пересчитывал струны души, которые сквозь себя пропустил ᅠ память ложится верёвкой на шею.
Всё это просто сборище всей той боли и ненависти к людям под названием Мин Юнги. «Твоя искренность – бесполезная вещь. Твои желания – то, над чем смеются сверху. Как только начинаешь чего-то хотеть, жизнь показывает средний палец и топит тебя в пьяном угаре, а сама ржет над тобой, переворачивая всё с ног на голову. Ты думаешь: «наконец-то я счастлив». Пососать не хочешь? Помнишь дурацкие статусы, мол, чем выше поднимаешься, тем больнее падать? Так давай же, вперёд, собирай свои кости по асфальту. Восстанавливай то, что от тебя осталось. Чтобы потом заречься, никогда никому не открываться и снова, в который раз, быть размазанным в лепешку. Ты обещаешь себе: «да я никогда больше и мысли не допущу, чтобы привязаться к кому-то». да, дорогой, очень смешно. повтори это еще раз перед тем, как выпустить пулю себе в висок.Ты кричишь, срывая голос: — Нахуй. Нахуй всё это. Но нахуй в итоге идёшь только ты сам.»
Время лечит, но я остаюсь больным. Юнги — это сбитые в кровь костяшки, это кожаная куртка с блестящими заклёпками на изогнутом посередине воротнике, это растянутые футболки с принтами, это висящие и не очень на бёдрах джинсы, это носы на кроссовках, которые скрывались под толщей царапин, это запах ментола, это ночное "пошло всё нахуй" и очередной глоток никотина, дарящий крылья. Это дежавю, это каждый прожитый день в пустую, это стакан на половину пустой, это постоянные падения и надежда, которая затерялось в тумане боли и ненависти. Это вечно холодные руки, кожа цвета труп и гнилая насквозь печень.А твоя жизнь днем и ночью – война с самим собой.
Это вставать в 5-ть утра, наверное даже не ложится, это кофе 24/7, это ночные посиделки и угнетение самого себя в этом звенящем одиночестве. ᅠЯ останусь в глазах этих людей идиотом, что жить не умеет, а они в моих не останутся вообще.
Это каждый раз просыпаясь с болью в сердце и шатаясь от похмелья, пытаясь сделать вздох через поломанные в очередной драке рёбра, это магазины быстрой еды каждый день и уничтожение своего желудка с ужасно быстрыми темпами. Это громкие слова, это свободное владение ненормотивной лексикой, это показывать средний палец чаще чем дышать. ᅠНе приближайся ко мне.
Это отталкивать всех, кто спрашивает "как дела", гнустно делая вид, что интересно, это вечная наигранноть и никакой романтики, это жёсткость, скорбь, депрессия. ᅠЯ боюсь быть счастливым, потому что каждый раз что-то идёт не так и ранит меня.
Юнги это растоптанный, везде лишний, странный, вечно делающий ошибки, сомневающийся в себе, недооценённый кусок человеческого мяса, который по его словам не живёт, а действительно просто — существует. Первое, самое важное, что делает блондин утром – это предпринимает попытки подняться с постели. Когда-то это не было таким сложным этапом в его жизни. Как бы он не любил перемены, но из-за таких, как эта, хочется продать душу дьяволу, что бы такого не происходило никогда. Хотя после таких многочисленных попыток "завязать", удивляться было нечему. Юнги жмурит глаза и пытается вспомнить, где бросил вчера, после бутылок крепкого виски, запивая всё коньяком и 10-тью бутылками соджу, кажется, ещё двух виски, свой здравый смысл. Хотя нет, он уже не пытается, а просто, не изменяя традициям сидит минут 5-ть на кровати, уставившись в одну точку, пока до слуха не доносятся знакомые всплески воды в ванной. Натягивает улыбку, почти искреннюю, так он считает и встает. Младшая сестра единственное, что у него осталось после ухода шлюхи матери и суицида трудяги-алкоголика отца. Каждый день похож на предыдущий, он не ответит на вопрос "какой сегодня день недели" или "какое число?" Юнги не знал, что такое любовь. Нет не эта грязная и опошлённая, а искренняя и чистая, забота и чувство долга перед близким человеком. Юнги не подозревал, что это чувство может снести голову. Нужно лишь просто чувствовать... как странно, что и этой элементарщины он не умел. Он возвращается в свою холодную квартиру и тихо прикрывает дверь. Теперь снова одиночество. Каждый день, долгими ночами вглядывался в окно и курил, бросая пепел прямо на холодный паркет, страшась окружающего мира, прячась в своей холодной, пропитанной никотином комнате. Юнги зарабатывал копейки в местной забегаловке, а 18-ти летняя Мин Юри старалась не раздражать старшего, приходить до 12, не шляться со своими "блядскими шкурами, которые как-то не слишком смахивают на близкое окружение", верить словам старшего брата и слушать его без прекословно, не открывать рот по пустякам, быть благодарной, говорить о малейших нуждах, прибраться в доме и не быть такой, как старший брат.***
Черноволосая девушка затягивает портупею на талии, подтягивает юбку, мажет алой помадой по матовым губам, ерошит сильно прилизанные, короткие волосы и щёлкает зажигалкой у сигареты в зубах. У девушки в карманах — таблетки обезболивающие, или его альтернатива. Во всяком случае у этой особы всегда был под рукой сладкий флакончик духов, дабы скрыть следы никотинового "преступления", которые её братец словно Шерлок вдумчиво, раз за разом пытается раскрыть. Под тряпками, которые еле прикрывали её тело — кружевное нижнее бельё. Ей нравится смотреть на себя в зеркало сейчас, нравится наблюдать, как собственные руки очерчивают худой голый живот и спускаются на неприкрытые короткой юбкой бедра: с губ слетает усмешка и рвётся наружу дым, после очередной затяжки. Густая пелена окружает её смолистые, чёрные глаза. Костлявая рука размахивает остатки дыма и стараясь заглушить кашель прячет окурок в потёртой временем пепельнице. — Малая... я дома. — кричит старший брат откуда-то с прихожей. Полупустая бутылка bianco балансирует в руках в паре метров от пола, раскачиваясь и грозясь перевесить в сторону широкого донышка, устремляясь вниз с последующим за этим, громким звуком битого стекла. Который также резко вбился в память. Из колонок древнего радио с периодическим шумом раздаётся голос Леди Гаги, а в воздухе запах camel с приятным ароматом, с уникальным сладковатым привкусом, который не сравнится даже с играющим на клавишах пианино молодым парнем, в руке которого звенел о пару колец фужер с мартини. Легкий и сладкий, со вкусом ванили, чуть терпкий, практически лишённый горечи, он всё ещё держался на ногах, уверено хватая руками стены, старательно скидывая с ног чёрные кроссы, которые были ну ни чуть не новые, от них уже почти отклеилась подошва. Пятничная тусовка с лучшим другом — обыденное событие на протяжении долгих лет. Услышав голос старшего брата, девушка поспешно подбежала к окну, которое с трудом открылось издавая жуткий, скрипящий звук, который она старалась заглушить чуть медленнее поворачивая от себя ручку. Тем временем смазанные шаги Юнги были всё ближе. — Д-да Юнги, я у себя, подожди секунду! — поспешно отвечает девушка, размахивая ладонями дабы укрыть от старшего брата запах дыма. Этот пьяница уже уложил руку на по шарпанную, коричневую дверь и лишь толкнулся вперёд, стараясь скрыть свою нетрезвость. Балансируя на ногах он метится вперёд. Сестра успевает подхватить этот вялый кусок мяса. Волосы взъерошены, сбитые в кровь колени и порванная на плече джинсовка ни капли не удивляли 17-ти летнюю Мин Ю Ри. Стеклянные глаза брата уже плывут по комнате, а голова парня опускается на плечо, прикрытое шлейкой от бюстгальтера и ремешка от портупеи. Веки медленно приоткрывались. Чёрные ресницы слипались, а подросток уже на диване с жутко зудящей головой. По обнажённым ступням гулял ветер и Мин рефлекторно сжался от прохлады в ногах. По сожжённым краской волосам гуляла ладонь уставшей девушки, которая резко выпалила: — Давай переспим?***
На руках у Юнги следы от чёрного баллончика с краской. У него даже нет сил, чтобы чему-то противиться, или думать о сказанном. Голова ватная после ароматного косяка, запахи и вкусы обострились, а смеяться хотелось из-за каждого шороха девушки в развратном костюме, за который трезвый братец официант уже бы давно её расстрелял. Глаза стеклянные, взгляд уверенный, а сестра наигранно улыбается своим собственным, пьяным бредням. Юнги вроде соображает, вроде нет, но он ничего не смог ответить на её нежное: «будь щедрее в постели.» — Давай, — хрипит Мин и запрокидывает голову назад, позволяя девушке, которую он нянчил с самого рождения, забраться холодными руками под худи и выдохнуть дым с тошнотным запахом ванили прямо в лицо. Он позволяет поцеловать, позволяет оставить дорожку засосов на своей шее, позволяет закусить пальцы почти у основания, позволяет себе усадить сестру на сильные бёдра и представить, что где-то там океан, густые беспросветные джунгли и что-то невероятно эйфорическое, от чего сносило крышу. Позволил бы, если бы не в туже секунду после "давай переспим", не оставил след от своей ладони на бледной коже, кинетически как у брата, только спрятанной под толщей тонального крема и другой косметике, личику. Место удара мгновенно налилось кровью и Юнги внезапно отрезвел подбирая под себя колени и изумлённо вскакивая. Между его зубов новая сигарета, а на радио очередной ост из какой-то исторической корейской дорамы. Рано утром будильник на работу, некрепкое кофе в немытом бокале из-под вина, а голова ужасно кружится из-за похмелья. На теле растянутая домашняя футболка, а у плиты миниатюрный силуэт девушки значительно худого телосложения, что даже без вмешательства врача можно было испугаться, как эти тоненькие палочки, называемые ногами, могут удержать всё тело, точнее набор костей и кожи. Мысли о том, что вчера с блещущей во все стороны харизмой он мог бы вбиваться в обкуренное тело собственной сестры с пустым разумом разрывали на части. И ни у кого нет вопросов. Они тут и не к месту. Ю Ри умная девочка всё взвесила под утро, пока пыталась безуспешно заснуть на твёрдом, неудобном диване, заглушив дикий плачь интенсивный курением, в то время, как старший, боясь сорваться, покинул дом и пошёл в ночную смену. Юнги молча готовит себе завтрак, девушка, задрав ноги на стуле, не торопясь пьёт несладкое кофе из пакетика. И это даже походило бы на семейную утреннюю рутину, идиллию и баланс, что смотрелась сейчас так затёрто временем, но по своему эстетично, если бы не понятие данной ситуации. Юнги медленно поворачивается, не в силах прервать тишину, опираясь поясницей о столешницу. В его глазах ничего такого нет, он смотрит всё так же, как всегда смотрел на свою сестру, но взгляд более твёрдый, будто пытающийся что-то прояснить и поставить жирную точку. — Никаких чувств, — Юри будто залезает в чужой разум и читает то, что не было ещё сказано, легкомысленно пожимает плечами, вздёрнув бровями. Он даже не понимает сквозь похмелье и собственную душу на что согласился. Кафе в центре города и друзья за столиком у грязного окна. То самое кафе в котором Юнги встретил "спасение" по имени — Ким Сок Джин.