История нашей боли.

«Доброе утро, моя радость». Германский Рейх устало потянулся на кровати, скрипя задеревеневшими костями. Почувствовав хоть какое-то облегчение и слабость в теле, Рейх прекратил потягиваться. Снова ему слышался голос возлюбленного, который каждое утро произносил эту фразу, и почему-то именно она оставляла огромные раны в сердце. После того, как СССР покинул эту кровать, этот дом, начала разрушаться жизнь, к которой так привык Третий Рейх. В этом доме больше не слышится веселый детский смех по утрам и недовольное ворчание СССР.       «После твоей смерти мир стал сер или это ты приносил краски в мою жизнь, мой товарищ? Теперь ты не сможешь ответить, ведь ты покинул мир живых, возможно, ты где-то рядом летаешь и присматриваешь за нами. И скорее всего ты понимаешь, что я хочу сделать в будущем. Ты будешь зол, ты с презрением будешь смотреть на меня, но мне уже плевать, ведь я снова увижу тебя. Мою первую любовь».        – Papa, что ты сегодня хочешь поесть? Что ты думаешь насчет картошки? Мне она очень нравится, – холодную тишину комнаты наполнил девичий голосок дочери, которая старалась не смотреть обеспокоенно на своего отчима.        – Беларусь, я не против твоей картошки, так и передай остальным, а то поссорятся между собой, – девочка уже собиралась уходить, но в сомнениях остановилась возле двери, нервно перебирая худенькие ножки.       – Papa, ты скучаешь по отцу… И мы видим, как тебе плохо и как ты сидишь в кабинете отца, пересматривая семейный альбом. Прошу тебя, папочка, не уходи от нас… – с этими словами Беларусь резво покинула спальню Рейха, оставляя того со своими мыслями. Девочка побежала вниз по лестнице, стараясь не упасть, но слезы застилали её глаза, мешая видеть ступеньки. И вот она не замечает ступеньку, которая почему-то казалась ей лишней, спотыкается, однако не падает.       – Беларусь, куда ты так резво бежишь? – знакомый голос просек туманность в мыслях девочки.       – Германия-братик, извини, я не заметила тебя, так как торопилась предупредить всех, что Papa не против картошки, – скрыв печаль и грусть за радостной улыбкой, а слезы, застилавшие глаза, быстро были ликвидированы широким рукавом платьица.       – Будь аккуратна, а то покалечишься, – мягкая улыбка брата и добрые глаза, как у Papa, когда рядом был отец. ******************************       «Возможно, Беларусь заметила моё состояние… хотя кого я обманываю, все дети заметили. СССР, ты бы вновь своим ворчанием растормошил моё состояние, но тебя нет. Я не могу жить в этом мире без тебя…» С печальными мыслями Рейх одевался. Вновь натягивая на оголенное тело джемпер с воротником, который совсем недавно коммунист. Касаясь дрожащими и похудевшими пальцами рук приятную ткань, немец вспоминал, как будто это было вчера, как будто вчера его обнимали теплые руки, полностью обхватывая торс. И вновь мужчина мысленно убеждался, что что-то созданное Союзом останется с ним надолго. Однако это не касалось самого создателя. Пока Рейх сжимал длинными, тощими и костлявыми кистями рук джемпер, в комнату кто-то постучался, а после вошел. Мужчина знал, кто это, ведь только Германия стучится в дверь, а остальные дети открывают без стука или влетают, как маленький ураганчик.       – Guten Tag, Papa. Сегодня замечательный день для прогулки, ты так не считаешь? Мы могли бы прогуляться по парку, – Рейх замечал в своём сыне ту аристократичную особу, которая всё время раздражала его, но он сам тогда решил отдать на воспитание сына Великобритании. Тогда он посчитал, что это, возможно, неплохая идея, ведь хотел большого будущего для Германии. Но сильно ошибся, как и говорил СССР. Великобритания стал для сына величайшим подражанием, а не его отцы.        – Ты прав, Германия. Только после завтрака, ведь Беларусь вместе с Украиной почти приготовили поесть.       – Хорошо, отец. ******************************* После вкусного и сытного завтрака, немцы отправились на прогулку, оставив Россию за главного. Смотря на милое личико преемника СССР, Рейх видел черты своей любви, иногда казалось, что он тут рядом и жив. Однако его мечты сильно разбивались о реальность. Рейх снова вспоминал, что Россия – это не СССР. Но они так похожи…       – Отец, все мы заметили твоё состояние. И все мы помним ту попытку совершить самоубийство. О чем ты думал тогда?! – приятную тишину парка нарушил возмущенный крик Германии, который смотрел на Рейха со страхом потерять. – Отец… Ты нас тогда сильно напугал и в тот вечер Россия плакал, стараясь остановить кровь, пока не прибыл дядя КША.       – Снова этот Schwanzlutscher, – с тихим стоном Рейх развалился на скамейке, занимая практически всё пространство. – Что он еще сделал, пока я находился в недееспособном состоянии?        – Отец, мы вообще не про него говорим, а про твою глупость. Как ты мог? Да, после смерти СССР все поникли, а особенно ты. Отец, хватит быть двуличным ублюдком, который играет на публику!       – Halt die Fotze!/Заткни *бальник!/ Сын, не смей так называть меня, тебя этому обучил чертов аристократишка? – Рейх резко встает со скамейки, схватив сына за воротник рубашки, поднимает того, чтобы пятки ног Германии не касались земли. Отец с ненавистью смотрит в глаза преемника, которые также смотрели и на него. – Не забывайся, мальчишка, что на данный момент я являюсь самой сильной страной. И ты не смеешь указывать на мои ошибки. Рейх впервые почувствовал агрессию к другой стране, желая уничтожить и растоптать, но его останавливало то, что сейчас он душит своего преемника. Своего сына.        – Verzeih mir, Deutschland. Nach seinem Tod war ich total wild mit meiner Familie. /Прости меня, Германия. После его смерти я совсем одичал от семьи/ – Голос Рейха дрожал от напряжение, слабо выдыхая из себя всю накопившуюся злость, начав медленно опускать Германию на землю.       – Ничего страшного, Papa. Просто, пожалуйста, не забывай, что у тебя есть большая семья, которая непременно поможет. И видит СССР, что ты делаешь с собой, он явно не будет этому рад, ведь ты его любовь, как и он твоя. Рейх слабо улыбнулся обидным словам сына, которые "слегка" задели чувства, который был во всём идеален: в военных действиях, в диктаторстве, в захвате власти, в подавлении воли других стран, а после обучения СССР: и в воспитании, и в ухаживании за детьми.       – Хех, а ты неплохо натренировал язык в русском. Уже спокойно говоришь без английского и немецкого акцентов. Можешь считать, что я горжусь тобой, ведь владение языка – это самое важное в переговорах между странами.       – Я не так хорош, как мои братья и сёстры. Например, Россия уже знает монгольский, китайский, японский и английский и с детства разговаривает на казахском, украинском и белорусском. Мне еще до него, как до Эвереста пешком. – с усмешкой произносит Германия, смотря куда-то вдаль, потирая руки, стараясь согреться, промерзшими до костей пальцами. – Почему мы живем Сибири? Мы могли бы жить в Берлине. Тут очень холодно…       – СССР любит Сибирь, а позже этот холод полюбил и я, поэтому стараюсь привить вам любовь к морозной красоте. Что же, сын, идём домой, ведь нас заждалась орава любопытных подростков. После этих слов отец и сын направились обратно в сторону дома, не замечая, что вдалеке, где-то возле дерева, стоял темный силуэт.