Интермедия

      У Желтоглазого сложные отношения с наркотой. Поначалу он брезгует, даже не берет в руки препараты, как если бы это были кровавые ошмётки. Запреты старого мира все ещё живут в его голове. Содружество и без того кажется ему слишком необычным и опасным, чтобы позволять себе бродить по нему под кайфом. Позже он прихватывает найденную наркоту чисто на рефлексе, чтобы продать, потому что никакого наркоконтроля в пустошах нет, а крышки лишними не будут.       После прихода в Добрососедство он приносит её просто так, в качестве гостинца или повода потрепаться. На первых парах Желтоглазый таскает что попало, не видя разницы между ментатами и баффаутом, но постепенно начинает разбираться в сортах дури не хуже местных дилеров. Правда его просвещённость ограничивается вкусами тех, кому он их приносит. Но даже тогда наркота остаётся для Желтоглазого неизведанной территорией.       Первое полноценное знакомство им устраивает Хэнкок. Они бродят по огромному парку аттракционов и ищут приключения на собственные задницы, пока не натыкаются на бешено вращающиеся чашки. Разумеется, до войны это была обычная детская каруселька, которых в Сладком Королевстве чуть больше, чем дохрена. Но что-то в ней сломалось после падения бомб, и вот теперь она вертится со скоростью центрифуги, поднимая вокруг себя пылевой тайфун.       По динамику громко вещает Оз Великий и Ужасный, а они стоят и пялятся на несущийся на сверхзвуковых скоростях сервиз.       — Спорим, я прокачусь? — Джон задиристо пихает Желтоглазого в бок.       — Ты что, обдолбанный? — хмыкает тот. — Слетишь раньше, чем сделаешь пару кругов.       — Пока ещё нет, но скоро буду, — Хэнкок вытаскивает из недр сюртука приныканный винт. — Смотри и учись, шпана.       Мир стремительно вертится и смазывается, но Джону удаётся сделать пару кругов перед тем, как его выкидывает с карусели. Голова кружится, но он всё равно смеётся, когда видит изумленное лицо Желтоглазого.       — Ты живой? — обеспокоенно спрашивает тот и помогает ему подняться.       — Более чем! Я даже треуголку не потерял. Ты должен это попробовать! — Хэнкок суёт ему в руки винт. — Давай!       Желтоглазый смотрит на него с сомнением, но кивает и вдыхает препарат. До Джона не сразу доходит, что произошло, всё вокруг него движется как сквозь кисель. Когда эффект винта немного спадает, карусель выстреливает Желтоглазым, как торпедой, прямиком в кучу мусора. Нервный хохот раздаётся из-под бумажных стаканчиков.       — Давай ещё разок? — принимая протянутую руку, просит Желтоглазый.       И они делают это снова и снова, пока их обоих не начинает тошнить. А потом Джон вспоминает про припрятанный в сапоге глюконафт.       — Чем вы там вообще занимаетесь?! — бесится Оз через динамики, но его уже давно никто не слушает.       Мир для Желтоглазого расцветает. Он мерцает и светится, пестрит цветами, названия которым ещё никто не придумал, превращая выжженную пустошь в откровение, недоступное трезвому рассудку. Звуки собственных шагов кажутся Желтоглазому необычно тихими, словно он ходит по Луне, а стоны ржавого металла превращаются в далёкий крик небесных китов. Сквозь невыносимо яркую мешанину ему удается разглядеть Хэнкока. Тот легонько трясет его за плечи.       — Парень, ты в порядке? — спрашивает он.       Его голос необычайно тёплый и бархатистый. Желтоглазому чудится, что он и впрямь ощущает эту фактуру, как если бы мог потрогать звук. Ему хочется качаться на волнах этого тембра целую вечность, нежась в хриплой вибрации.       — У тебя охеренный голос, — зачарованно произносит он. — Скажи ещё что-нибудь?       Хэнкок зависает на секунду, а может, на целую минуту — время под винтом вкупе с глюконафтом течёт иначе. Затем хмурится, недоверчиво щурясь.       — Хорошо накрыло, да? — мягко интересуется он. — Для первого раза неслабо. Может, посидишь немного? Тебе не помешало бы проветриться.       Но Желтоглазый его не слушает. Он внимательно пялится на него, пока вдруг не приближается вплотную.       — У тебя в глазах космос, — возбуждённо сообщает он, вцепляясь в его плечи мёртвой хваткой.       — Ага, — кивает Джон. — Космос и пара чёрных дыр впридачу.       Слишком внимательный, полубезумный взгляд его напрягает ровно до того момента, пока Желтоглазый не прижимается к нему лбом. Его глаза полыхают так близко, что можно разглядеть пульсирующие раскалённые прожилки. Как будто две звезды бьются в бесконечном акте самосожжения.       — Просто расслабься, ладно? — ладонь успокаивающе проходится по спине.       Хватка чуть ослабевает, и Желтоглазый слепо тычется куда-то в шею, потом в лицо. По губам наждачкой чиркает жёсткая ткань платка. Хэнкоку становится смешно, и он дёргает его вниз, открывая солнцу приоткрытые обветренные губы. Мир под глюконафтом цветёт и для него, но иначе. Краски там другие, глубже, а всё остальное течёт бесконечным водным потоком.       Желтоглазый наваливается всем весом. Горячее дыхание лижет губы, касаясь кончика языка. Его ведёт, и он тянется за поцелуем, теряя связь с реальностью. Руки сами ползут под одежду, добираются до повреждённой кожи на пояснице. Заманчивый наркоманский стафф утрачивает для него всякую значимость. Есть только Джон, бесконечно тёплый и отзывчивый, затягивающий в себя не хуже гравитационных дыр.       — Вау, — выдыхает Хэнкок. — Нужно почаще кормить тебя колёсами, парень.       — Ну так корми, — Желтоглазый сейчас сожрёт всё что угодно, включая собственную руку, лишь бы урвать ещё крышесносной близости.       Но мир уже стремительно блекнет и выцветает. Он вырубается раньше, чем успевает понять, что происходит. От страстного поцелуя с асфальтом его спасает Хэнкок. Он же оттаскивает его в укромный угол и сидит с ним несколько часов, пока тот внезапно не просыпается с кристально-чистой головой и красной от стыда рожей.       — Знал бы, какие ты комплименты отвешиваешь под дурью, давно бы тебе её в колу подмешал, — потешается Хэнкок, но глядит цепко и внимательно, убеждаясь, встали ли на место мозги.       — Просто заткнись, Джон, — цедит Желтоглазый и целует его ещё раз, быстро, но всё так же жадно. — На повестке дня Оз Великий и Ужасный.       В следующий раз он требует препарат сам, когда они смотрят, как хабологи заходят в свой вожделенный космический корабль. Ржавый и фальшивый, как и они сами.       — Думаешь, прокат на центрифуге прочистит им мозги? — с сомнением спрашивает Джон и закуривает.       — Вряд ли. Они выглядят чересчур уверенными для того, что делают, — качает головой Желтоглазый. — У тебя ещё остался глюконафт?       — Что, тоже хочешь отправиться в далёкое космическое путешествие? — хмыкает Хэнкок и протягивает банку.       — Были бы они просто мошенниками, я бы понял. Жрать хотят все. Но всё это уже попахивает форменным безумием. Предпочту не портить чувакам тусовку. Они хоть и психи, но вполне безобидные.       — Не такие уж они и лапочки. Они предлагали тебя облучить, помнишь? А от радиации мозги в кашу превращаются, между прочим, — Джон расслабленно закидывает руку ему на плечо.       — По ним заметно, — мрачно кивает Желтоглазый и грызёт таблетку.       Священное путешествие хабологов заканчивается через десять минут, вместе с энергией старого аттракциона. Желтоглазый доволен, как сука, ведь ему дали нажать на большую красную кнопку. На его счастье центральная панель с консолью совсем не крутится, а мотает только стены и блюющих хабологов. Хэнкок откровенно потешается, бултыхаясь в мешанине неона и глупого хихиканья напарника. Несмотря на вывернутые наизнанку желудки, хабологи довольны тоже, пусть их и шатает, как заправских алкоголиков в период запоя. Кажется, что они тоже под дозой.       Новым открытием становятся расслабляющие препараты. Правда, расслабляют они кого угодно, но не Желтоглазого. Первым камнем преткновения стала игла. Всё, что нужно было вдыхать и есть, он принимал без проблем. Но когда дело коснулось игл, встал в позу.       — Знаешь, я, пожалуй, просто напьюсь, — прищурившись, говорит он и отодвигает от себя шприц подальше. — Пара бутылок крепкого пойла расслабит меня не хуже тайской массажистки.       — Уверен? Тебе бы не помешало.       Желтоглазому бы и правда не помешало. Всю неделю он только и делает, что нарывается на неприятности, и это становится тревожной тенденцией. Но тот упрямо мотает головой и в тот вечер остаётся в компании ящика бурбона и Фарингейт.       Мед-Х приходится вколоть ему неделей позже, чисто из медицинских соображений. Отбившись от вконец озверевших рейдеров, они сумели уйти не так уж и шикарно. В результате их срочного отхода у Желтоглазого обнаружилась лишняя дырка в ноге. Стим неплохо справлялся с раной, но не со зверской болью. Несмотря на препирательства, Джон вкалывает ему дозу, потому что понимает: если они не дойдут до поселения за час, то Желтоглазого можно будет прикопать прямо посреди поля.       Затуманенные болью глаза проясняются уже через минуту. Желтоглазый встаёт, отряхивается и рассеянно оглядывается, словно вообще не понимает, что он тут забыл. Всю дорогу до поселения он молчит, лишь изредка отвечая на вопросы. Расслабленным он не выглядит, но и расстроенным тоже, словно идёт вперёд на автопилоте. Когда вечер наползает на пустошь, они пытаются уснуть в одной из продуваемых всеми ветрами хибар. Точнее, пытается Джон, а Желтоглазый сидит на полу и безучастно смотрит в стену. Кажется, даже не моргает.       — Ты живой? — Джон подсаживается ближе, обнимая за плечи. Тот не реагирует, и от этого становится не по себе.       Ответ Хэнкок слышит лишь спустя пятнадцать минут.       — Ничего не чувствую. Вообще. Так и должно быть?       — Нет, — Джон нервно сглатывает.       Взгляд у Желтоглазого пустой. Глаза сияют ровным светом и теперь ещё больше похожи на фары. Такие же безжизненные и яркие.       — Хреново, — медленно проговаривает он. — Наверное.       Хэнкок сидит с ним, пока тот, наконец, не засыпает. Ломка настигает его утром и являет собой противоположный препарату эффект. Протаращившись полночи в одну точку, он вдруг оживает. Желтоглазый носится, как торпеда, и выглядит заново родившимся.       Хэнкок выдыхает сигаретный дым и грозится в следующий раз перемотать ему раны скотчем, если тот не прекратит мельтешить перед глазами. Вид у него усталый, но ему хорошо. Пусть Желтоглазый немного бесит своим оптимизмом с утра пораньше, главное, что он снова похож на живого. Джон даёт себе слово, что по возвращении в город отправит этого придурка на профилактический осмотр к Амари и все-таки швыряет в него банкой из-под консервов.