goner

Всё это странно и непривычно. Мы смотрим фильмы вместе, читаем книги вместе, чтобы можно было сразу обсудить, вместе пьём и курим. Мы пропускаем пары неделями. Мы засыпаем рядом под утро. Мы проводим всё своё время друг с другом. Под конец месяца мне кажется, что я схожу с ума. - Скоро зачёты, - напоминаю, прочищая горло от хрипоты. Давид отпивает с горла пиво, смотрит на меня как умеет только он - внимательно, с необычным блеском. - Что там интересное? - спрашивает, присаживаясь рядом, поближе. - Вводные предметы. - Бесполезные. Общая психология? - Экзаменом на зимней и летней сессиях. Давид кивает, откидывается на спинку шаткого дивана: - Вот её и подучим. Что непонятно? Ближе к утру мы выбираемся на улицу, на мостовую, гуляем вдоль реки пьяные и от этого разгорячённые. - Когда умру я, - почти кричит Давид в ночное небо, - мне плевать, что будет с моим телом! Бросайте пепел в воздух, рассыпьте вдоль Ист Ривер! Похороните урну в Элизабет, Нью Джерси, на кладбище Б'нэй Исраэл! Но я хочу большие похороны! Собор Святого Патрика, церковь Святого Марка, большая синагога на Манхэттене! У него в свете фонорей лихорадочно блестят глаза. Он лезет на бетонную изгородь моста, выпрямляется на ней в полный рост. А взади него простилается широкая река. У меня сжимается сердце. - Нравится? - кричит Давид, а затем становится на одну ногу, громко смеясь. - Это Гинзберг! Я бегу к нему, хватаю за плащ, тяня на себя. Мы падаем на холодный асфальт мостовой. - Ты смешной, - говорит Давид, ложась на мою грудь. - Нравятся стихи? Хочешь почитаю ещё? - Да, - тяжело дыша отвечаю я. - Только не лезь туда больше. Давид вновь смеётся, лезет холодными руками под мою куртку. Он горячий и пахнет сигаретами. Чувствую, как его дыхание опаляет мою шею. Меня бросает от этого в дрожь. - Как часто жизнь свой путь не хочет продолжать, - бормочит Давид. - Черна, как сажа и, упрямо медля, Стоит безумно среди чёрных рос, Саму себя смертельно ненавидя, На Бога жалуясь, в кощунстве свет не видя, Лишь ставя наглый к наглому вопрос, - он поднимает глаза, встречаясь с моим взглядом, и улыбается, приподнимаясь выше. - Но если в этот час Любовь настигнет нас И робким огоньком рассеет стены мрака – О чудо, когда свет средь тьмы взойдёт. Без этой милости и дальше б мы блуждали В кругу бессмысленном, без Бога погибали, Но жив в нас свет, пока Любовь живёт. Его лицо оказывается очень близко к моему. Внутри меня трясётся и стучит. У меня жар и озноб одновременно, когда Давид кладёт ладонь на моё сердце. А затем ухмыляется, перекатываясь с меня на землю. Меня всё ещё трясёт, а в ушах шумит. - Это Гессе, - говорит Давид и берёт меня за руку, переплетая наши пальцы. Это безумие, - думаю я, сжимая его ладонь. Сколько мы уже знакомы? Месяц? Два? Почему он кажется мне таким близким? Я же почти ничего о нём не знаю. Да, знаком с друзьями, с интересами, с хобби. А что насчёт семьи? Прошлого? Будущего? Кто его сосед в конце концов? Я не знаю о Давиде толком ничего. И при этом... Он мой. В груди тепло, в животе кружит и не понятно, от алкоголя ли? Почему мой? Почему вдруг именно мой? - мысли кружатся роем, жжалят уставший мозг. - Хочу кофе, - мямлит Давид, повернув ко мне голову, и, кажется, засыпает. У него на лице свет луны и блики звёзд. У него на губах пляшут отсветы фонорей. И я так пьян, что не могу понять, правильны ли мои мысли. - Вскружил мне голову, - с восхищением шепчу я, тянясь к белым волосам и едва-едва касаясь их кончиками пальцев. - Ведьмак. А ночь смеётся и прячется за полами оранжевого платья рассвета. У наших отношений нет названия. Однажды Давид предложил стать друзьями. Но разве так выглядит дружба? В комнате душно. Прокуренный воздух, смешанный с запахом алкоголя, не даёт нормально дышать. Хочется свежести. Встаю, пошатываясь идя к окну, расскрываю его нараспашку. Старые ставни скрипят, окно звенит стеклом. Хочется курить, но сигареты, как назло, кончились. В ушах стучит и на мгновение комната заходится в хороводе. Тошнота подступает к горлу. То ли из-за свежего воздуха, от которого уже успел отвыкнуть организм, то ли из-за выпитой не так давно бутылки дешёвого пива. На кровати хрипит Давид, прося принести попить. Послушно иду на кухню, наполняя покрытую чайными разводами кружку водой. Давид тянется к кружке и осушает её почти одним залпом. У него сухие губы и красные глаза, которые он трёт спросонья. Я сажусь рядом на кровать, попутно откинув свою толстовку на спинку стула, стоящего неподалёку. - Курить есть что? - негромко спрашивает Давид. Одеяло сползает вниз, открывая вид на его голую грудь: спать с верхом он не любит. Качаю головой. - Пиво? Минералка? - Нет. Давид расстроенно стонет, придвигается ближе ко мне, обвивая руками мою талию. Он громко дышит мне в поясницу. Весь такой сонный, расстрёпанный, тёплый. Это всегда срабатывает на меня. - Сходить в магазин? - предлагаю обречённо. Давид приподнимается, обнимая меня со спины, и мягко целует в затылок, от чего по телу бегут мурашки: - Угу. И валится обратно на кровать, укрываясь одеялом с головой. Нет, это не похоже на дружбу. В ближайшем магазине людно. Смотрю на время и даже не удивляюсь, увидив там три часа дня. Беру то, что нужно и тороплюсь к кассе. Хочется обратно к Давиду, лечь рядом с ним и больше не вставать до следующего дня. В этом нет ничего пошлого. Я частенько остаюсь ночевать у него. Ютиться на одной кровати неудобно и слишком тесно, но на диване спать невозможно, а вторая комната... вторая комната уже кем-то занята. В голове мелькает мысль, что было бы здорово этого "кого-то" хоть раз увидеть. И через пару минут понимаю значение фразы "Бойся своих желаний". Уже у самой входной двери квартиры Давида замираю, глядя на парня, открывающего её своим ключом. Тот, высокий, со светлой кучерявой шевелюрой, оборачивается, смотрит на меня хмуро и, отперев дверь, пропускает внутрь. - Привет? - осторожно говорю я, но парень даже не смотрит на меня, быстро разувается и скрывается в той самой "занятой" комнате. Вот и встретились Вышедший в коридор в это время Давид, взмахивает тому рукой, в знак приветствия, и тут же переводит всё своё внимание на меня, расплываясь в улыбке: - Что купил? Есть в этом соседе что-то настораживающее. Возможно дело во взгляде или в такой откровенной неприязни, но это непонятное чувство не даёт мне покоя. - Этот парень, который с тобой живёт, - начинаю осторожно, пока Давид высыпает себе в рот остатки чипсов, - он тебе не кажется странным? Давид отмахивается: - Забей на него. Он хмурый тип. Давай лучше съездим к Саше. Это не вопрос, а утверждение. У Давида почти не бывает вопросов. Завтра понедельник и мне стоит появиться в универе хоть на несколько дней, чтобы меня не выгнали, а у Саши мы и так бываем каждый день, буквально. Но Давида это, естественно, не волнует. Его и своя-то успеваемость не интересует, что уж говорить о чужой. По-хорошему, мне стоит отказаться от очередной пьянки, поехать в общагу, где уже почти месяц не объявлялся, поговорить впервые за эти месяцы с Костей и встать завтра к первой паре. Но отказать Давиду не получается. Не могу. Просто глядя в его глаза, слушая его голос, я чувствую, что больше в жизни нет ничего важнее его. - Поедем ведь, - и опять никакого вопроса; Давид просто констатирут факт. Я киваю с вымученной улыбкой. В квартире Саши оказывается заперто. Давид показательно закатывает глаза и, неожиданно, находит на связке своих ключей нужный. Я расстерянно смотрю на то, как он по-хозяйски заходит в квартиру. Как-то сумбурно проносится в голове, что у Давида всего два ключа и один чип на связке. И хотя в подъезд мы проскользнули вместе с одним из жильцов, не трудно догадаться, чей это чип. - Чего встал? - спрашивает Давид, выводя меня из оцепенения. Он уже успел сбросить ботинки и пальто и теперь смотрит на меня с легким раздражением. - А вы с Сашей... - начинаю я, но резко осекаюсь. Это ведь не моё дело. Не заданный вопрос тонет в едва слышных звуках шагов Давида. Я только успеваю заметить, как он исчезает в одной из двух комнат. - Ты чего это спишь? - слышится оттуда его бодрый голос. Что не скажешь о хрипе, который раздаётся ему в ответ. - Давай соберём всех и займёмся чем-нибудь интеролезным! Очередной хрип, стон, полный боли, и еле слышное: - Вали к своему Паше. - Не ревнуй. - Я и не ревную. Пусть он тебя развлекает, серьёзно. Я не в состоянии. Заглядываю в комнату: - Привет. Саша, лёжа на животе на длинном и даже на вид мягком новеньком диване, с трудом поднимает голову так, чтобы меня увидеть. Давид, сидящий на корточках перед другом, легко трясёт его за плечо: - Просыпайся. Я не видел тебя целый день. Чего ты вообще решил завалиться спать так рано? - На второй вышке завал. Лучше убей меня, чем вот это вот всё, - ворчит Саша. Но в противовес своим словам садится, зевает так, что на глаза выступают слёзы, и смотрит на меня с видом глубоко обиженного человека: - Ты не мог его остановить? - Я ничего не мог с этим сделать, - честно признаюсь я. Саша понимающе кивает, бросает взгляд на часы - 20:13. - Хорошо, - говорит, немного подумав, - звони остальным. Но только без фанатизма и ненадолго. Давид улыбается: - Договорились. Без фанатизма не получается, потому что здесь Дэйв. Смотрится фильм. Смотрится под бутылку коньяка, передаваемую по кругу без какой-либо разбавки или закуски. Странно, как легко теперь мне даётся алкоголь, хотя до этого я пил его с трудом. После фильма бурное обсуждение и споры. Давид, с улыбкой, предлагает пересмотреть, когда разговор заходит в тупик. Под градусом эта идея кажется вполне себе ничего, хоть фильм и идёт почти три часа. Ближе к утру, мы уже сидим на кухне, допивая третью бутылку водки. Саша морщится после очередного глотка и предлагает выйти прогуляться. - Идея так себе, - качает головой Женя. - Мне надо проветриться, - упирается Саша. Остальные, кроме меня и Давида, несогласно мычат. Идея и правда глупая. Мало ли, что мы умудримся сделать. Да и холодно: зима как-никак. Но Давид говорит: - Тоже хочу на улицу. И я киваю, негласно соглашаясь с ним. Илья бросает на меня многозначительный взгляд. А Дима издаёт смешок: - Приручил, смотри. Становится неловко. - Вот вы и валите, - хмурится Илья, доедая остатки вяленного сыра. Давид улыбается так, как только он умеет, и блестит глазами хитро: - Тогда предлагаю поспорить. Кто чётче выговорит скороговорку. Илья хмыкает: - Ну жги, поэт. Женя протестующе взмахивает рукой: - Не ведись! Но Илья слишком упрямый и падкий на соревнования. Давид улыбается шире и... - Бля, - бурчит недовольно Илья, кутаясь в куртку. - Как ты вообще так быстро говорить способен? Давид опрокидывает в себя остатки водки: - Годы практики. Я и не такое языком делать умею. Дима прыскает. Женя закатывает глаза: - Да ты пьян, раз разоткровенничался. Смотрю на Давида. Тот не выглядит пьяным. Если подумать, то он никогда не выглядит пьяным, да и чтобы напиться, ему довольно много алкоголя надо. Давид смотрит на меня в ответ и, о боже, подмигивает. Не знаю, что там отображается на моём лице, но Саша откровенно смеётся. Когда остальные немного отходят, я дёргаю за рукав Женю, заставляя замедлить шаг. - Слушай, а ты ничего не знаешь о соседе Давида? Женя смотрит на меня растеряно: - Соседе? А, ты о Денисе? - Видимо да. Так знаешь о нём что-нибудь? Он напрягает меня немного. Взгляд Жени становится откровенно полным жалости. Он качает головой: - Я не тот, кто может рассказать тебе. Спроси у Давида. - Но он ничего не говорит. - Тогда тебе не нужно знать, - бросает Женя и догоняет остальных. Дэйв оборачивается на меня и улыбается, подзывая рукой. Я задумываюсь об этом чёртовом соседе даже больше нужного. И это так глупо. Ребята улыбается, смеются громко и я вместе с ними. Я чувствую себя частью чего-то великого. В какой-то момент я даже теряюсь в пространстве, почувствовав порыв безудержной эйфории. Какой там сосед? Плевать на него. Тут такие события происходят, а я о каком-то соседе. Тут же все! Так классно и весело! И Давид... Давид рядом, улыбается, суёт греть руки ко мне в карманы. От него приятно пахнет и он шепчет мне на ухо какую-то древнюю легенду. Мне так хорошо, что даже тело будто не моё, будто часть Вселенной. Давид наклоняется близко-близко, ведёт своими губами по моей скуле к мочке уха. Губы у него сухие и холодные, но мне приятно. Он лезет руками ко мне под куртку и я с удивлением замечаю, что вокруг никого нет. Мы стоим в темноте ночного парка, фонари в котором не горят уже несколько лет: Давид рассказывал. Тот самый Давид сейчас трогает ледяными руками пресс под моим свитером и улыбается, улыбается, улыбается... Эйфория куда-то уходит, а на место ей приходит возбуждённый трепет. Я смотрю в его невозможно голубые глаза, цвет которых, кажется, можно разглядеть даже в такой темени, и тянусь к его искусанным губам. Перед глазами плывёт и мне приходится их закрыть, чтобы ненароком не упасть. Когда я чувствую чужой язык в своём рту, тормоза сносит напрочь. Тянусь к лицу Давида, обхватывая его руками. Мы целуемся страстно, взахлёб, стучимся зубами и тянем друг друга на себя, чтобы быть ближе, ещё ближе. - Воу! - кричит кто-то восхищённо. - Да они тут всё! Давид отскакивает от меня быстро, облизывает губы и поворачивается в сторону говорившего: - Что, слишком задержались? Дима ухмыляется: - Может вам уединиться? Вслед за ним подходят остальные. Они выглядят язвительно, все, кроме Жени, который хмуро оглядывает меня, а затем отходит в сторону, закуривая. - Может и правда домой пошли? Холодно, - переступает с ноги на ногу Саша. Илья хмыкает: - Так рвался, а уже уходить собрался? Саша пожимает плечами: - Проветрился уже. К дому Саши идём неторопливо. Я изредка бросаю на Давида взгляды, но тот выглядит как обычно и даже не смотрит на меня. Сглатываю вязкую слюну и безумно хочу закурить. Пробуждение сопровождается ужасной сухостью во рту и будто чугунной головой. Выбраться из-под Димы, что закинул на меня свои конечности, а сам весит не мало, оказывается довольно сложной задачей, но выполнимой. Дима жалобно стонет и валится на спину. Оглядываюсь, чтобы понять, где я конкретно нахожусь. Оказывается, что спина так болит, потому что спал я на полу да ещё и в зале, где почти не греет. На диване развалился Женя, занимая собой всё его пространство. Пить хочется безумно. Чуть пошатываясь иду на кухню, где возле батареи, подложив под голову подушку, лежит Илья, почему-то в куртке. Я выпиваю почти три стакана, когда чувствую, что меня тошнит. Добежать до туалета - считанные секунды. Такое чувство, что из меня выходит почти всё, что я ел и пил прошедшую неделю. Быстро полощу рот и ополаскиваю лицо водой. И замираю. Если Дима, Женя и Илья разбросаны по квартире, то Саша и Давид должно быть в спальне. Что-то горячее спускается волной внутри грудной клетки, обжигает лёгкие. Это... ревность? Я почти бегу до спальни, распахиваю дверь и медленно выдыхаю. Саши здесь нет, только Давид, укутавшийся в плед вместо одеяла. Подхожу ближе к нему и валюсь на кровать рядом. Та даже не скрипит. Ну да, с чего ей скрипеть, если у Саши квартира новенькая, с такой же новенькой мебелью. Но Давид всё равно просыпается, промаргивается и переворачивается на другой бок, в мою сторону. Его глаза блестят после сна, а лицо выглядит помятым. Он пододвигается ко мне чуть ближе, склоняя лохматую голову к моей груди. И это так естественно, так правильно и хорошо, что я не могу остановить колотящееся от радости сердце. - Доброе утро, - хрипит Давид. - Доброе утро, - вторю ему будто эхом, осторожно касаясь чужого голого плеча. Кожа под пальцами горячая и гладкая. - Пить, - мычит мне в грудь Давид, пока я залипаю на его тонкую шею. - Пить и домой, - хрипит тот. Прихожу в себя, торопливо вставая с кровати. У меня появляется чувство, что каждое моё утро проходит одинаково: я бегу Давиду за водой. Мы приходим к Давиду, когда наступает вечер. В квартире непривычно громко. Давид кое-как сбрасывает с себя обувь, пальто летит на пол, опускаясь рядом с ней, и идёт на звук включённого телевизора. - Чего так громко? - слышится его возмущённый голос. Давид заходит в зал и я тороплюсь за ним. Там, на диване сидит тот самый сосед. Он переводит на Давида флегматичный взгляд: - Не еби мозг, золотце. Давид заливисто смеётся. Он всё ещё порядком пьян и я откровенно переживаю, что Дэйв может натворить дел. Беру его за руку, тяня в сторону его комнаты. Сосед переводит взгляд на меня и резко весь напрягается. - Это Паша, - улыбается Давид, закидывая мне за голову руку. - А это, Паша, Денис, он зпрщик. И смеётся. Сосед хмурится, но ничего не делает. Слежу за ним, готовясь в любой момент закрыть Давида собой. - Ну так иди играй с ним в свою комнату, - холодно бросает Денис. - Ты такой бесполезный, - Давид закатывает глаза. - Не такой бесполезный как ты, кусок говна. - О-о-о, - тянет Давид. - Как остроумно. Ты же знаешь, что тебе тут не рады? Так зачем вернулся? - Пойдём, - прошу его, приобнимая за талию и пытаясь сдвинуть с места. И Дэйв, наконец, поддаётся. - Пойдём! - восклицает он, направляясь в свою комнату. Бросаю взгляд на Дениса и спешу за Давидом. Мозг упорно жалит неприятная догадка. Но я игнорирую её. А через день, когда я ухожу на ночь в общагу, чтобы встать к зачёту, я встречая Давида в универе с большим багравеющим синяком на правой скуле. Я осторожно беру его лицо в руки, осматривая. Давид выглядит устало. Он отмахивается от моих рук и просит купить кофе и чего-нибудь поесть. - Это он, да? - злюсь я. Давид морщится как от головной боли: - Не лезь. А затем, немного помолчав, добавляет: - Он съезжает. Я чувствую как улыбаюсь, не сумев сдержаться. Давид усмехается в ответ: - А теперь пошли купишь мне кофе.