goner

Дома у Жени выключен свет. Я тихо разуваюсь, не включая его, и, почему-то не чувствую сил сдвинуться с места, чтобы уйти в свою комнату. У меня в горле ком обиды. Я пуст. Я ничего не могу сделать. Я никто. Это совсем чужая жизнь, в которой я оказался случайно. Первый всхлип вырывается почти беззвучным, я глушу его рукой, прикрывая рот. Мне от чего-то страшно. Что мне делать? Зачем я вообще нужен? В чём смысл всего этого? Смахиваю слезы, закрываю глаза руками, сжимая зубы, а когда открываю, вижу перед собой Женю. Он, в пижамных штанах, растянутой футболке, смотрит на меня устало и понимающе. И мне становится так стыдно, что хочется провалиться сквозь землю. Я опускаю голову, трясу ей из стороны в сторону как собака, в надежде стряхнуть слёзы, но их поток никак не остановить. Женя молчит, смотрит и молчит. Я понимаю, что виноват, он хочет, чтобы я это прочувствовал. - Я с самого начала, - торопливо, между всхлипами выговариваю, стараясь на Женю не смотреть, - был никем? Женя неторопливо подходит ко мне, хватает за предплечье, когда я пытаюсь отвернуться, и отвечает, глядя в мои заплаканные глаза: - Если ты считаешь себя никем, значит ты и будешь никем. Но если ты решишь понять, кто ты, тогда ты раскроешь себя и поймёшь, что тебе нужно не это. И обнимает. Порывисто, крепко. Я чувствую, какой он тёплый, его борода колит мне щёку. И, не сдержавшись, вновь захожусь в новых всхлипах. Мой друг, который на самом деле не желает мне зла. Он правда существует. И он стоит передо мной. А я выбрал не того, кого нужно защищать - Прости, - прерывисто прошу я. Женя успокаивающе гладит меня по спине: - Всё будет хорошо.

Давид

Это случается вновь и вновь. Она приходит по ночам, смотрит своими пустыми глазницами и шипит, еле двигая разбитыми в кровь губами: "Иди ко мне". На ней та же белая блузка, что и в тот день, висящая снизу оборванными клочьями, и юбка-карандаш, разорванная на бедре. Она смотрит на меня из дверного проёма, заполненного темнотой, тянет ко мне свои тощие руки-палки. Я боюсь открыть глаза, забравшись под одеяло с головой. Я боюсь выдать себя слишком громким вдохом-выдохом. Я чувствую - она здесь. Хлопок входной двери отдаётся звоном в ушах. Я спасён. Выпутываюсь из-под одеяла, чтобы увидеть в дверном проёме Сашу. Свет из коридора за его плечами подобен нимбу. Саша смотрит на меня не моргая: - Твой последний оказался надоедливым. Я теряюсь, не понимая с первых секунд, о чём он. Да и не стремлюсь понимать. Меня всё ещё трясёт от страха. Я подаюсь вперёд, путаюсь в одеяле, чуть ли ни падая с кровати, подхожу к Саше. Он смотрит на меня внимательно и с легким интересом. Я вижу это, пока смотрю ему в глаза. Иногда он даёт прочитать свои эмоции, только когда сам хочет. Руки не слушаются, когда я опускаюсь на колени, пытаясь совладать с ширинкой на джинсах Саши. Мне очень нужно сейчас, чтобы он меня спас, чтобы отогнал это. Но Саша отчего-то не помогает, только продолжает следить за моими жалкими попытками. - Думаю, он испытывает к тебе какие-то... чувства, - наконец говорит он, заставляя меня остановиться. Я поднимаю на него взгляд: - Кто? - Паша. Паша. Не надо Пашу. Нервно сглатываю, чувствуя, как по телу пробегает холодок: - Он отстанет. Я ему всё объяснил- - Что к нему чувствуешь ты? - резко перебивает меня Саша. В его глазах плещется обжигающее и чёрное. Опасно. - Ничего я к нему не чувствую. Что ты несёшь? Он вообще не играет никакой роли. Я дергаю его молнию вниз, наконец уняв дрожь. Но Саша хватает меня за руку, больно сжав запястье. Он дёргает меня вверх, заставляя встать на ноги. - Ты любишь его? - спрашивает, приблизив наши лица так, что я чувствую его дыхание на своих губах. - Нет! Нет, не люблю! Саша бросает меня на кровать, достаёт из кучи одежды в углу комнаты ремень и подходит ко мне. Его лицо ничего не выражает, когда он с силой сжимает мои руки, стягивая их ремнём, привязывая к изголовью кровати. - Зря ты вчера с ним виделся, - говорит Саша, пока я пытаюсь расшевелить резко начинающие неметь руки. Я чувствую, как меня наполняет злость: - А ты?! Ты меня любишь?! Ты ко мне хоть что-нибудь чувствуешь?! Саша опускается рядом на кровати, гладит меня по голове: - Конечно, я тебя люблю, Давид. Ты важнее всех для меня. Поэтому ты должен понимать, как делать нельзя. Ты совсем забыл, про наши правила, да? Есть только мы друг у друга. И никто другой нам не нужен. Подумай над тем, что ты меня расстроил. - Прости меня, прости! - я кидаюсь вперёд, к нему, но связанные руки не дают до него достать; мои глаза наполняются слезами. - Прости, но это правда. Я люблю только тебя! Не делай нечего с ним! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Ялюблютебяялюблютебяялюблютебя... Саша вытирает пальцами с моих щёк слёзы. Он возвышается надомной как палач над приговорённым к смерти. - Хорошо, я верю тебе, потому что люблю тебя. Видишь, я очень благосклонен к тебе. Не смотря на твоё поведение, - Саша встаёт, берёт с прикроватной тумбочки ключи от машины. - Но ты меня расстроил. И должен быть наказан. Понимаешь ведь, Давид? Сегодня ты будешь спать один. Мои органы скручивает. Я, кажется, кричу, чтобы он не уходил, плачу, громко и отчаянно. Мне страшно, я не могу остаться один, привязанный, с ней. Но это не помогает. Входная дверь хлопает, закрываясь. Это равносильно смерти