Саша
Давид проводит у меня каждый день, ночует у меня каждую ночь. Он буквально переезжает ко мне. Нет дня, когда я отказываю ему в чём-то. Но нет дня, когда он на самом деле просит о чём-то, поэтому приходится давать ему это что-то раньше, чем я пойму, что он в этом нуждается. Покупаю ему еду, одежду, позволяю жить со мной. Думаю, этого более чем достаточно. Надеюсь на это. Мы почти не разговариваем. Давид может запираться в ванной часами, а может неожиданно уснуть. Он не сбегает в другую комнату, а это много значит для меня. Несколько раз приходится дрочить в туалете, но это не впечатляет, хочется совсем другого. Совсем другое спит в спальне. Спустя почти две недели, я так ничего и не знаю о нём, как и он обо мне. Думаю, это устраивает нас обоих. В субботу отец звонит, чтобы узнать, что с моей учёбой. Это формальное действие, не значащие для нас ничего. Он задаёт стандартные вопросы, на которые на самом деле не хочет знать ответы, вроде "Как дела?" и "Ты хорошо питаешься?", а потом говорит, что переведёт деньги вечером и что он рассчитывает на меня. Диалог нелепый до безумия. Я сбрасываю вызов первый и возвращаюсь в спальню, собираясь проваляться целый день в постели, и вижу... то, что вижу. Давид, судорожно одевается. Он надевает футболку, поверх неё рубашку, затем неожиданно останавливается и принимается её стаскивать. Его бьёт крупная дрожь, он заметно мокрый от пота. - Что случилось? - я пытаюсь говорить мягко; Давид сейчас выглядит как-никогда напуганным. Он переводит на меня взгляд. Даже я могу прочитать его взгляд. В нём нет ничего, кроме безудержного страха. - Я умру, - шепчет Давид. И принимается судорожно мотать круги по комнате. Я смотрю на него. - Мне нужно... - тем временем бормочет Давид, - мне нужно что-то... что-то сделать. Я умру. Он вновь принимается одеваться. Его пальцы слишком дрожат, поэтому ему сложно это сделать. Я не знаю, что мне делать. Но решаю, что в первую очередь нужно его успокоить и не дать куда-нибудь свалить. Поэтому решительно подхожу к Давиду, хватаю его за плечи и опрокидываю на кровать. Он, кажется, даже перестаёт дышать от страха. Я прислушиваюсь к его дыханию: оно действительно сбито, Давид как будто задыхается. Я заглядываю ему в глаза. Его зрачки перекрыли почти всю голубую радужку. Он должен успокоиться. - Тише, - мягко говорю я, осторожно гладя его по мокрым от пота волосам. - Давай ты начнёшь дышать, ладно? Давид выглядит так, будто сейчас он даже не знает, что такое "дышать". - Давай вместе, - говорю я и делаю медленный глубокий вдох и такой же медленный выдох. - Вот так. Давай, теперь ты. Давид ещё несколько секунд смотрит на меня, а затем пытается повторить, хоть получается у него сбивчиво. Я, хваля его, вновь провожу рукой по растрёпанным светлым волосам: - Хорошо, давай ещё. Мы делаем это снова и снова. Кажется, проходит вечность, когда Давид наконец успокаивается. Он тяжело дышит, запрокинув голову, и выглядит ужасно уставшим. Я всё ещё сижу на его бёдрах и чувствую себя уставшим не меньше. Только бы не встал, - думаю я, вяло. - Прости, - говорит Давид виновато. - Всё в порядке. - У меня случается. Иногда. - Бывает. Не страшно. Я скатываюсь с Давида на бок, падая рядом. Давид скручивает клубочком. На нём всё ещё нет футболки. Я лениво разглядываю его худую грудь, пока он засыпает. Кожа у него и правда вся в шрамах. Свежих нет, наверно потому, что он давно не был дома. Я приглядываюсь и замечаю на боку Давида след от пальцев, как если бы кожу в том месте со всей силы сжали. Опять хочется курить. В воскресенье мы идём покупать продукты. Я говорю Давиду, чтобы он брал всё, что ему хочется, но Давид стесняется и не берёт ничего, поэтому опять всё приходится делать самому. Я иду вдоль витрин, следя взглядом за тем, что привлекает Давида и не думая бросая это в корзину, для себя беру только мясо и энергетики. Мы доходим до алкогольного отдела, и Давид поражённо смотрит на то, как я беру две бутылки вина. Красное, сухое. - Но... - говорит он растерянно. Я оборачиваюсь к нему через плечо: - Хочешь белое? - Тебе не продадут, - осторожным шёпотом сообщает мне Давид. Мне хочется рассмеяться от умиления. Мы подходим к кассе, и Давид с тревогой ждёт нашей очереди. Продавщице на вид не больше двадцати пяти. Она нахмурено пробивает наши продукты не поднимая головы до тех пор, пока не доходит до вина. - Паспорт, пожалуйста, - говорит она; голос у неё хриплый, а тушь осыпалась на нижнее веко. Я растягиваю губы в улыбке: - У вас... - я делаю движение указательным пальцем под своим глазом вперёд-назад. Моё лицо становится участливым. Продавщица смотрит на меня с секунду, а затем всё-таки поднимает руку к лицу. - Здесь? - её голос смягчается. Я улыбаюсь так, как обычно улыбаются неуклюжему котёнку: - Нет. Можно..? И сам едва-едва смахиваю осыпавшуюся тушь с её век. Продавщица краснеет. Она бормочет: - Спасибо. И торопливо пробивает остатки продуктов. В том числе и вино. Давид не говорит ничего всю дорогу до дома. Продуктов получается гораздо больше чем обычно. Я не думаю, что всё это можно успеть съесть до окончания срока годности. В любом случае, мне плевать, если хоть всё это придётся выбросить. Давид ещё со мной и это главное. - Ты голоден? - спрашиваю я, когда мы раскладываем пакеты. - Ты купил слишком много, - говорит Давид. Да-да, я в курсе - Так ты хочешь есть? - спрашиваю я вновь. Давид кусает губы, пока я ставлю кофе, попутно открывая энергетик. Странная штука: мне никогда не хватает энергии. Как будто мои настоящие внутренние запасы с рождения опустошены. Давид окидывает меня каким-то грустным взглядом. Такой взгляд я вижу у него впервые. Почему грустный? Таким же взглядом мама любила смотреть на меня пока я жил с ними после смерти брата. Правда, в её взгляде было что-то ещё. - Что? - мне хочется, чтобы он поскорее прекратил смотреть так. Давид опускает голову. - Я ничем не могу тебе отплатить. О, ты можешь, поверь - Мне ничего от тебя не нужно. Кофе в турке закипает быстро. Я наливаю его в кружку ставя остыть на подоконник и сам сажусь рядом. - Ты собираешься пить сегодня? - голос Давида полон нерешительности. Он смотрит на стол. - Составишь мне компанию? - допиваю энергетик и ставлю пустую банку на пол, под кухонную тумбу. Там накопилась уже целая гора всяких банок. - Я не пью, - неуверенно отвечает Давид. - Можешь просто попробовать и, если не понравится, я допью сам. - Зачем пить? - он переводит взгляд на меня. В глазах его что-то меняется. Я не могу понять, что. - Расслабление, - говорю я, доставая сигарету. - Поэтому и куришь тоже? - Я делаю то, что мне хочется. А ты? Делаешь то, что тебе хочется? Давид закрывает до этого приоткрытый для ответа рот. Надо только ещё немного надавить, и он сломается. Надавить в нужное место. - Ты много вещей пробовал? Просто потому что хочется. Потому что интересно. Например, сигареты, алкоголь, секс. Давид вздрагивает. Он так явно напуган. Его взгляд мечется по комнате. - Мне не нравится, - бормочет Давид. - Не нравится алкоголь, сигареты и секс. Его реакция заинтересовывает меня. - Так ты пробовал всё это? Если ты был разочарован, то тут два варианта: либо это правда не твоё, либо пробовал не то. Взгляд Давида становится совсем мутным. Мне нравится, как он выглядит сейчас. - Ну, в любом случае, - закуриваю я, - никто тебя не заставляет. Ты можешь больше никогда ничего не пробовать. Оставаться там, где ты есть, и делать вещи, которые ты делаешь обычно, - самая комфортная позиция. Я выдыхаю дым в приоткрытое окно. - А как найти... то? - произносит Давид после долгого молчания. Попался. - Пробовать, - пожимаю плечами я, - нужно пробовать. По-другому никак. Давид переводит взгляд на меня, он смотрит некоторое время, а затем подходит ближе и аккуратно берёт из моих пальцев скуренную наполовину сигарету. Он подносит её к своим губам и затягивается, а затем кашляет. Его глаза слезятся. - Так всегда в первый раз, - говорю я. - попробуй ещё раз. Давид смотрит на меня недоверчиво(?) и вновь затягивается. На этот раз кашляет он всего пару раз и тут же затягивается снова. Я смотрю на него с удовольствием. Мне нравится, что я вижу. Давид докуривает сигарету до фильтра и бросает окурок в пепельницу. - Голова кружится, - говорит он. - Это нормально, - отвечаю я. - Хочешь ещё? Давид кивает. Ближе к вечеру, я открываю первую бутылку с вином. Мы сидим в спальне, окно открыто настежь: мне нравится, как пахнет морозный воздух. Давид следит за тем как я делаю несколько глотков прямо из бутылки. Он лежит рядом, распаренный после ванны. Мне не нравится, когда он смывает с себя свои же запахи и оставляет вместо них запах мыла. Но Давид любит принимать ванну. Думаю, заставить его не мыться несколько дней будет сложно. Я отпиваю ещё. Вино приятно обжигает горло. Давид продолжает смотреть на меня. Я протягиваю бутылку ему: - Хочешь попробовать? - Мне не нравится запах алкоголя, - быстро проговаривает Давид. - Сначала он многим не нравится. Но потом привыкаешь. Ради эффекта. - Эффекта? - Да. После него в голове пусто, ты расслабляешься, на время забываешь о проблемах. Тебе просто хорошо и весело. Давид протягивают руку, я с готовностью передаю ему бутылку. Он нюхает содержимое и морщится. А затем, закрыв нос пальцами, отпивает. Мне становится смешно от его поведения, поэтому я смеюсь. Давид морщится ещё сильнее, когда проглатывает вино. Он смотрит на меня: - Оно кислое. - А чего ты хотел? - мне всё ещё весело. - Это же вино. - И когда подействует? - Выпей ещё. Чем больше выпьешь, тем быстрее подействует и тем расслабленее ты себя будешь чувствовать. Давид кривится, но отпивает так много, сколько может. Он стонет, протягивая бутылку обратно мне. - Слишком мерзко, - сообщает он. Я улыбаюсь, делая несколько глотков: - Тебе может понравится что-то другое. Есть много алкогольных напитков. - Водка. - Водка, пиво, виски, джин, мартини, ликёр... - лениво перечисляю я. - Если много пить, это ведь алкоголизм. - Если ты не можешь себя остановить - это алкоголизм. А так... Просто для отдыха.Давид
Мы молчим некоторое время. Мне мало верится, что алкоголь может сделать кого-то счастливым. Я смотрю на то, как Саша пьёт вино, будто это какая-то вода, и не могу понять, почему ему не хочется поморщиться или запить этот неприятный привкус. После нескольких глотков мне не становится ни весело, ни грустно. Я вспоминаю мать, которая любит возвращаться с работы пьяная. И меня передёргивает. Я не хочу быть как она. Но глядя на пьющего Сашу, я не испытываю какого-либо отвращения. Значит, дело не в алкоголе. Дело только в матери. - Будешь ещё? - спрашивает Саша. Мне не нравится этот вкус и то, как оно обжигает мои внутренности, но я всё-таки беру бутылку. Отчасти потому, что это Саша и я чувствую вину, если откажу ему. В этот раз вино не кажется таким противным. Возможно, я привык к его вкусу. Я откидываюсь на подушку, вернув бутылку Саше. Что-то начинает меняться. В моих ощущениях. Я вдруг ощущаю странную лёгкость во всём теле. Взгляд плохо фокусируется, когда я пытаюсь посмотреть на Сашу. Тот смотрит на меня. - Можно ещё? - спрашиваю я. Саша ухмыляется (?). Мы выпиваем первую бутылку. В голове и правда как будто пусто, а слова изо рта вылетают быстрее, чем я успеваю их обдумать. - Почему ты живёшь один? - спрашиваю я, сидя лицом к лежащему на боку Саше. - Мои родители купили мне эту квартиру на день рождения. Подарок. Он улыбается. Улыбка у него странная. Она всегда какая-то неестественная. - Ты не умеешь улыбаться? - я указываю пальцем на его губы. - Не умею, - кажется, ему всё равно на мой шквал вопросов. Он отвечает лениво, подперев голову ладонью. - Как можно не уметь улыбаться? Когда тебе весело, тебе хочется улыбнуться. Ну, искренне. Саша продолжает тянуть губы в улыбке, в то время как его глаза не выражают ничего. - Я не умею искренне, - отвечает он. - Только так. - Тебе что, никогда не хотелось улыбнуться? По-настоящему. - Нет. Это поражает меня: тем, что я узнал про него что-то новое и странное, и тем, что он с готовностью честно отвечает на мои вопросы. - Почему ты пьёшь так много энергетиков? И кофе тоже... Твоему сердцу плохо от этого. - Я постоянно хочу спать. - Почему? - Не знаю. - Может тебе нужно сходить к доктору? Улыбка Саши скатывается в ухмылку. Он поднимает с пола вторую бутылку вина: - Ещё? Я киваю. - Почему ты не хочешь жить дома? - первый вопрос от Саши бьёт прямо под дых. Я кусаю губы, отдирая от них сухую кожицу. Будет неправильно, если я не расскажу ему, ведь он честен со мной, разрешил жить у себя и ничего не требует взамен. Я могу рассказать ему.Саша
Поцелуй получается смазанным и солёным от слёз. Давид не сопротивляется. Я перемещаю руку ему на талию и подтягиваю ближе к себе, прежде чем вновь поцеловать. Я чувствую, с какой силой на меня накатывает возбуждение. Я читал, что для секса с парнем нужно много мороки и это совсем не во время. Мне хочется сделать с Давидом хоть что-нибудь. Прямо сейчас. Я думаю о том, что, если он отсосет мне, будет замечательно. Давид смотрит на меня блестящими то ли от слёз, то ли от вина глазами. И сам тянется за новым поцелуем. Мы соприкасаемся телами, прижимаясь друг к другу. Меня бесит одежда на Давиде, я хочу трогать его везде, лизать его, кусать его. Но я так же не хочу спугнуть Давида. Нужно закрепить полученный результат. - Я люблю тебя, - говорю я, ни чувствуя при этом ничего, кроме возбуждения. Глаза Давида распахиваются: - Ч-что? Я медленно веду рукой по его спине, по бокам, гладя, лаская. Я наклоняюсь к его уху, положив его подбородок к себе на плечо. - Я, - шёпот получается еле слышный, интимный, - люблю тебя. Давид сжимает мою футболку на спине в своих пальцах. Он часто дышит, и я слышу стук его сердца. Оно бьётся быстро. Его выдохи опаляют мне шею. Я ласково глажу его по голове, пропуская через пальцы влажноватые светлые пряди. - Защищу тебя, - уверяю Давида я. - Если ты будешь со мной, то я защищу тебя от всего. Давид отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза: - Это... правда? - Да, это правда, - я наклоняюсь к нему, целуя, просовывая язык ему в рот. Он такой доверчивый. Я опрокидываю его на спину, нависая сверху, целую его шею, слегка прикусывая. Давид затаивает дыхание. Он сжимает в ладонях одеяло. - Я не сделаю ничего, чего не захочешь ты сам, - уверяю его я, задирая футболку. Я осторожно провожу руками по его животу, исследую разукрашенную различными следами кожу. Как же давно я об этом мечтал. Вот синяк. Я вожу по нему губами, слегка касаюсь языком. Вот царапины. Я зализываю их, ползя руками вверх, к рёбрам. Я прямо между раздвинутых ног Давида, упираюсь своей ширинкой в его пах. - Ты такой красивый, - шепчу я, наклоняясь к его уху, пока моя рука лезет под резинку его штанов. Давид вздрагивает, когда я касаюсь его полу вставшего члена через ткань трусов. Я тороплюсь поцеловать его, чтобы он ничего не успел возразить, когда достаю его член, принимаясь дрочить ему. Давид ахает и вжимается головой в постель. Его член твердеет за считанные секунды. Я лижу шею Давида, не сдерживаюсь, и прикусываю кожу, засасываю её, оставляя тёмно-фиолетовую отметину. Я смотрю на эту метку на его коже и мой член дёргается. Мне безумно нравится это. Давид стонет, когда я начинаю ускорять темп, он прикрывает лицо руками, но я отвожу его руки. Мне хочется видеть его лицо. Хочется видеть, как оно выглядит сейчас. Давид прикрывает глаза. Он цепляется за мои плечи, сжимая их. Я хочу трахнуть его сейчас так безумно сильно. Но нет. Не в этот раз. Давид кончает, дрожа всем телом. Моя рука в его сперме. Я смотрю на него, раскрасневшегося и тяжело дышащего, и, не сдерживаясь, ухожу в ванную. Моя рука в его сперме. Я дрочу той самой рукой, размазывая по члену выделения Давида. У меня дрожат ноги. Я не помню, когда был настолько сильно возбуждён. Я еле стою, опёршись свободной рукой на стену возле зеркала у раковины. Я откидываю голову назад, вспоминая то, каким видел сейчас Давида. Каким я сделал его. Вспоминая, как трогал его. Мне безумно хочется вернуться в комнату и вдолбить свой член ему в рот. От мысли об этом я кончаю. Перед глазами на мгновение темнеет. Ноги не держат, и я опускаюсь на пол, ложась на спину. Это лучшее, что я когда-либо испытывал. Когда я возвращаюсь в комнату, Давид укрыт одеялом с головой. Выпачканная в сперме футболка валяется на полу. Я ложусь рядом, не трогая его. - Почему ты ушёл? - голос у Давида приглушён из-за плотного одеяла. - Мне надо было кончить. - Ты... возбудился? - он удивлён. - Тебе кажется это странным? - Да. - Почему? - Я... - замолкает на несколько секунд. - Я отвратительный. - Ты прекрасен. Давид выпутывается из-под одеяла. Он смотрит на меня странно. - Ты соврал мне? - спрашивает он дрожащим голосом. - Зачем мне врать тебе? Разве я сделал что-то плохое? Разве тебе не понравилось? Давид поджимает нижнюю губу. Выглядит, будто вот-вот вновь заплачет. - Ты правда... любишь меня? - голос у него всё ещё дрожит. - Да, - я отвечаю не задумываясь. Глаза у Давида блестят как будто от слёз. Только бы не расплакался - Как ты понял, что любишь меня? Этот вопрос ставит меня в тупик. Мне хочется спать, сил почти не осталось. Даже шевелить губами в тягость. Я без понятия, что такое любовь, если честно. Я сказал это только для того, чтобы он мне доверился.Давид тоже не знает, что такое любить.
О-о-о, вот оно что - Я знаю, что сделаю всё для тебя. Ты для меня важнее всех. Давид смотрит на меня таким удивлённым взглядом. Он пододвигается ближе: - Это значит любить? Я мягко, но настойчиво тяну его на себя, укладывая рядом. Его сердце бьётся об мою грудную клетку. Я ощущаю каждый удар. Я обнимаю Давида, притягивая к себе так, что его лицо оказывается спрятанным на моей груди. Сейчас он принадлежит мне. - Да, это значит л҉ю҉б҉и҉т҉ь.