***
Мог ли он когда-либо любить эту женщину? Неревар постарался отбросил этот вопрос - достаточно ему и одного Вивека, переставшего быть не-врагом, не-другом и не-предателем. Но воспоминания толпились за дверью сознания, покорно ждущие своей очереди, просящие и смиренные. Он был обязан впустить их - но только не дать им ожить! Не позволить обрести чувственную плоть. Ничто на свете не могло бы заставить его добровольно отдаться эмоциям, давным-давно погребенным и истлевшим вместе со старым телом. Сердце колотилось бешенно, побелели губы, сжатые в линию. Он не помнил, как любил ее, но помнил, как ее ненавидел. Это было незадолго до войны Первого Совета. Это произошло в месяц Последнего Зерна, в сезон дождей. Приглушенный серый свет проникал через высокие окна под потолком дворца. Повинуясь щелчку ее пальцев, сработала отодвигающая панели купола аппаратура, и полумрак рассеялся. Она опять надела эту отвратительную маску. Золотую кожу исчертили змеящиеся татуировки. Альмалексия прошла по белому мрамору через широкий зал, мимо фонтана. - Если ты не слушаешь нас, твоих советников, и не внемлешь голосу разума - призови же Князя Азуру, и пусть она нас рассудит! Друг твой, Думак, несет погибель нашему народу! Эксперименты гномов зашли слишком далеко, ты слышал слова Сота! Лорд Неревар оторвался от созерцания тысячи радуг, вспыхивавших в фонтане, когда солнце показывалось из-за туч и роняло свои лучи сквозь призму хрустального купола дворца, и посмотрел на нее: темно-зеленый невероятно ей шел. Зачем она опять приехала? - Ты не посмеешь снова молчать! Не для того я проделала весь этот путь, чтобы вновь биться о стену твоего безразличия. Генерал Индорил встал и отвернулся от нее, прошел в глубину зала, где под малым балконом стоял каменный стол, выточенный из цельной глыбы эбонита. Наполнил вином кубок. Один. - Так что же заставило мою леди оставить несомненно более приятные и важные дела? - Нумидиум, - выдохнула она. - Нам известно, что двемеры научились использовать силу Лорхана. - Я говорил с Думаком. И я не желаю более повторяться: народ двемеров не имеют отношения к тому, что вы лживо им приписываете. - С твоего позволения двемеры смеются над богами нашими, и эта насмешка грозит стать последней! - Она прижала руку к дернувшейся щеке, и тут же убрала, запоздало тщась скрыть свое возбуждение. - Твои союзники обратятся против нас, едва лишь их новый бог выйдет из-под Горы! - Замолчи! - От ее болтовни опять разболелась голова. Он не хотел больше говорить ей ни слова, и мечтал, чтобы она тоже заткнулась. - А ты заставишь меня? Неуловимым движением в мгновение ока лорд Неревар переместился вплотную к ней, рука его сдавила горло Айем. Лишь слегка покачнулось вино в кубке. - Для чего ублюдок Вехк заставил меня на тебе жениться? - А ты предпочел бы жениться на нем? - рассмеялась Альмалексия звонко, нежно огладила кисть и разомкнула пальцы его, впилась губами в gharthok. И тогда супруг ее и господин посвятил должное время доказательству обратного. Ноги несли его по улицам города, нежащегося в лучах рассвета. Неревар прошел по тонким мостам высоко над рыночной площадью, слыша приглушенный гомон торгового люда, готовящегося к новому дню. Голоса доносились словно сквозь толщу воды. На периферии сознания вспыхнула и погасла мысль о том, что трижды видел он, как перестраивался Морнхолд. Позже, все это было позже... Она была ослепительна - словно бы живое пламя облекли в тело женщины. Залюбовавшись гибкими контурами ее тела, мягким золотистым цветом кожи, бедрами, на мгновение открывавшимися в боковых разрезах платья, когда стремительно и легко леди Индорил спускалась по мраморной лестнице навстречу гостям, с волнительным предвкушением Неревар подумал, что их брак едва ли будет фиктивным. Искристые зеленые глаза, поминутно отыскивавшие его в переполненном зале, утверждали его в этих мыслях. Насмехаясь над правилами и обычаями, он увез свою королеву, едва лишь закончилась церемония, не дождавшись окончания приема. Альмалексия смеялась, и лучи заката освещали ее, божественно прекрасную, стоявшую в колеснице, которой он правил, когда летели они по улицам столицы. Точно так же многие годы спустя стояла она, и совсем не солнце обагряло ее, блестящим копьем разящую нордов. Фигурная крыша храма царапала небо. Неревар стоял перед исполинских размеров вратами и неотрывно смотрел в неизвестную точку перед собой. Время скользнуло мимо, солнце застыло в зените. Кажется, кто-то подходил и пытался заговорить с ним. Кажется, не один раз. Каждый прожитый год был не более чем секундой. В его руках раскрошилась вечность, стала песком, пылью, ветром. Он... он помнил. Дождь тысячами серебряных бусин разбивался о речную гладь. С двух сторон ротонду скрывали от чужих глаз стены и сад резиденции, с третьей - горная гряда, четвертая открывалась на широкую заводь Одай, и даже сами боги не могли бы услышать о чем говорят двое меров. Но они и не интересовались. Альмалексия перевернулась на другой бок и потянулась за вином, утопая в подушках и одеялах их импровизированного ложа. Волосы рассыпались, скрывая лицо, и она перекинула их через плечо. Наблюдавший за ней Индорил обратил взгляд к небу, и через некоторое время в сплошной пелене туч показалась прореха, явившая им растущий полумесяц Секунды. Мягкое жемчужное сияние легло на обнаженную кожу Айем, окутывая ее сумеречным плащом. Слишком хрупко, слишком. Может быть, в иной жизни он не рискнул бы разрушить это видение. Слова прозвучали глухо, на грани слышимости, но и того было достаточно, чтобы подвести очередную черту. - Ты ревнуешь ко мне целое войско, а меня - к Азуре. Должен ли я сойти с ума, чтобы ты наконец утратила интерес и оставила меня в покое? - Попробуй. И ты убедишься, что ты не прав. Ничто, сколь бы могущественным ни было это понятие или явление, не сможет стоять между нами. - Не рискну с этим спорить. Само небытие побоялось бы преградить тебе путь. - Неужели так сложно просто любить меня? - Ты кровавый тиран, моя дорогая! Твой вопрос смешон, ибо не любить тебя я не властен. - Я всегда та, кем ты хочешь видеть меня. Твое отражение. - Зачем ты снова лжешь мне? Разве мы не хотели провести этот вечер в истине? - Ты прав. Значит, никакой политики? - Нет. Даже никакой поэзии. Хортатор откинулся спиной назад, опираясь о колонну. Слишком мало счастья было отведено им. И, по правде, было ли вообще? Была ли эта ночь последней? Или станет последней следующая - любая из следующих? Но тело под его пальцами было много отывчивей лютни, что еще с вечера осталась забытой у кромки воды. И разве же не сам он просил забыть сантименты? Забыться... Еще было время до восхода. Сквозь невесомую пелену полусна его достиг ее тихий голос. - Когда ты убьешь меня, я тебя прощу. - Разве духов Этериуса заботит прощение? - А ты надеешься попасть в Этериус? Как же ты наивен, - Альмалексия рассмеялась. – Кто позволит такому, как ты. - Насчет себя ты даже не сомневаешься. Право же, вы самокритичны, моя леди. Неревар вспоминал - вспоминал ложь ради мира и ложь ради лжи, ложь-искусство, ложь-раскаянье, ложь-проклятье, пророчество и связующее звено во времени. Муатра была оружием Вивека, Вивек был реакцией Трибунала на двойную игру Дагота, Дагот был противодействием деяниям Кагренака. Кагренак - был. И истина его была стократ страшнее лжи всех остальных вместе взятых. Морок прошлого истаял, и память вернула ему Айем - такой, какая она была. Они были силой друг друга. Их ярости покорялись миры. Они были близки настолько, чтобы смерть одна лишь могла увенчать их союз. И все же мысль о следующей встрече его утомляла.***
Ему давно не было настолько плохо - просто дьявольски, отчаянно и безысходно. Этот проклятый город, этот летний жар, это ослепительное солнце будто бы пытались выжечь в нем остатки рассудка. Трижды благословлена будь государственная пропаганда! Да, однажды это сыграет против него - не зря же старались великие правители Морнхолда защитить умы своих граждан от богохульственных новостей с острова. Но сейчас он был этому рад, ибо шел уже который час, когда, растворившись в толпе, брел он квартал за кварталом. И ни одна душа - живая или мертвая - не узнавала, не замечала, не пыталась его остановить. Когда лихорадочная дрожь понемногу начала стихать, Неревар нашел канализации и спустился на уровень ниже. Старый Морнхолд встретил его узнаванием и старой, притупившейся болью. Только Индорил все еще смотрел, прорезая время - и грязно-серые заплесневелые стены вдруг возвращали себе былой облик. Проспекты, и храмы, и колоннады восставали из трухи и обломков. Дворцы и поместья полнились людьми, чьи лица давно потеряли имена. Страницами его прошлого. Наконец, когда разум остыл, а кровь прекратила стучать в висках ударами молота, он смог возвратиться к себе. Шаг за шагом - и снова шаг. В себя. Обратный путь по лестнице истории занял меньше времени, но отнюдь не был коротким. В густой темноте подземелья донесся утробный рык какого-то зверя. Остроконечные уши дернулись в другую сторону - свист стрелы. Далеко впереди, за одним из поворотов полыхнул свет, за ним последовал короткий вскрик. Едва ощутимый запах паленого мяса. Ему было поразительно безразлично, отчего головорезы и прочие адские твари, обитавшие в канализациях, шарахались от него и обходили за милю. Но ясно было наверняка, что эффект этот исчерпал себя, как только прояснилось его сознание. Невесело усмехнувшись, Неревар призвал заклятия хамелеона и светоча, что превратили его в одного из бестелесных призраков среди этих стен, навсегда сокрытых от дневного света. Теперь он точно знал, куда хочет попасть. Хортатор спускался ниже. - Зачем ты пришел? - Ностальгия. - Неразумно. Дремора неодобрительно покачал головой. - Позволь поинтересоваться, как тебе и твоим подданным удалось так долго оставаться в пределах Нирна? - Наш Владыка снисходителен к маленьким слабостям. Но если ты, смертный, своими окольными вопросами пытаешься выведать, помню ли я тебя, я отвечу прямо: помню и не особенно жалую. Если мои собратья возжелают твоей плоти, я не стану их останавливать. - Спасибо тебе, Каш-Ти Друр. Я действительно спустился в твои владения, чтобы почтить наших покровителей и потому что мне ненавистна поверхность, лежащая над сводами этого храма. - Мне нравятся названные тобой причины. Можешь побыть здесь. Недолго. В безмолвии Неревар обошел залы Норенен-Дюра, заранее зная, что не найдет искомого. И тогда он углубился в пещеры и сел на землю у истока водопада, доставая из рюкзака последнюю оставшуюся черную свечу. Ему было нечего сказать Плетельщице, но она приняла его тишину и насытилась его болью. И пусть тысячу раз он зарекался обращаться к даэдра, в бесконечно запутанном сегодня-и-здесь Неревар нуждался в этом свидании. Потому как бессчетны могут быть небеса, но одна лишь Мать Мефала знает точно: каково любить тех, кого убиваешь, и как убивать тех, кого любишь.