***
Еназ Сарандас продал поместье с молотка, раздал все долги и стал послушником Храма. Вторую неделю Альд'рун гудел, новость обсуждалась на каждом углу, домыслы и сплетни были одни неправдоподобнее других, в трактирах всплывали все новые подробности этой истории... которую, собственно, никто и не знал. Кроме Аратора, чем тот несомненно гордился, но о чем предпочитал помалкивать, потому как Чертово Танто Анаренена само себя украсть не могло, а его алиби в то памятное утро было довольно хрупким. Но картина ему открылась примечательная. Пьяный Сарандас плелся домой из логова головорезов Камонны, которых взял в привычку спонсировать, когда со стороны Храма к нему приблизился незнакомец в меховом плаще с капюшоном, с ног до головы облепленном снегом. Неправильность происходящего и опасность, исходившая от этого колдуна - не было и сомнения, что это чертов маг! - заставила босмера вжаться в нишу за Гильдией Бойцов, застыть изваянием и наблюдать, тогда как обе ранние пташки приблизились к нему почти вплотную. Маг стоял спиной к Аратору, и лица было не разглядеть. Голос, однако, явно принадлежал данмери, только какой-то... странный такой, знакомый. - Утро, сэра! Будьте любезны подсказать сегодняшнюю дату. Сарандас скривился и, пошатнувшись, попытался обойти вопрошающего. - Проклятые пьяницы, - бормотал он. - Уп-пьются как скампы и п-пршайничают. Проваливай! - Так не пойдет, - путник снял с себя плащ и стряхнул снег на бесславного дворянского отпрыска. - Дата! - Рявкнул он. - Двадцать первое число месяца середины года четыреста тридцать второго года Третьей Эпохи, - внезапно, почти не заплетаясь, отрапортовал Сарандас. - Пять тридцать утра. Довольно хмыкнув, данмер скинул на него тяжелый плащ. - Вот, храни реликвию. И заодно это - завалялось. Неярко сверкнула подброшенная им монета, и Сарандас, даром что на ногах едва держался, тут же вцепился в нее. Аратор попытался сглотнуть вставший в горле комок. Чеканка времен Первого Совета. Любой коллекционер продастся с потрохами... - Завязывай уже и иди к Тульсу Валену, - напутственно пожелал путник юному аристократу. А затем внезапно повернулся и сказал, обращаясь прямо к самой темной тени: - И ты, мокроух, вылезай. Оставь этого дурака в покое и передавай привет хвостатой! - Легендарный герой подмигнул ему и направился своей дорогой. Босмера распирало от желания похвастаться. Вот только перестанет бесноваться Анаренен - и Альд'рун наполнится новыми слухами. Перешептывались о том, как мастер Клинков, куратор восточного направления, выл и кидался на подчиненных, и рвал на себе волосы, получив первый подробный доклад от Косадеса. Таких бредней сивой кобылы, нет, в случае со старым полудурком - бредней сивого гуара! - Октавиан Авертус в жизни не слышал! И ведь надо-то было всего лишь внедрить информатора, благодарного Патрии за освобождение, готового поработать за весьма неплохой паек и, где надо, притвориться, отыграть роль... Что сделал Кай Косадес, когда ему дали карт-бланш? Правильно! Разработал целую конспирологическую теорию! Поверил в бредовые пророчества местных полудиких племен! Подставил под удар само существование морровиндского отделения Клинков, фактически его рассекретив! Старому агенту Октавиан, разумеется, приказал возвращаться в Сиродиил, и вот уже вторую неделю думал, как исхитриться исправить ситуацию, казавшуюся тупиковой. К четырем часам утра, он завершил подготовку более-менее вразумительного отчета для Джоффри, мысленно робея от того, что ему предстоит выслушать, потому как много кто обманывался простодушным видом грандмастера, но только не его подчиненные. Раздался стук в дверь, заставивший Авертуса вздрогнуть. Гонец зашел, впуская в помещение канцелярии промозглый воздух и зевая так, что удивительно было, как он челюсть еще не вывихнул, передал несколько писем, попросил подписаться и удалился. Все шесть пакетов были из Морровинда. Октавиан начал читать и вдруг резко побагровел до кончиков ушей, затем побледнел как лист бумаги, кинулся к своему отчету, порвал, дважды порывался написать новый. И затем успокоился. Оставил записку для жены с просьбой не терять и не ждать до конца месяца, переоделся в походную одежду и отправился на конюшни. С такими новостями в Вейнон надлежало явиться лично. В крепости Призрачных Врат скучающая вечная стража обсуждала психа, ворующего птенцов из гнезд, но при этом ни одного скальника тронуть не смеющего. Поговаривали, что не так давно этот самый н'вах клялся всех до единого их исстребить, пока однажды ему в ночи не приставили нож к горлу и не передали на словах одно короткое послание: "Не в моем Морровинде". После чего с тем же загадочным рвением безумец занялся дрессировкой и выращиванием крылатых бестий. Джиуб между тем остановился на ночевку в небольшой расселине, развел костер, сел, достал из-за пазухи и любовно разгладил сплошь исписанный лист бумаги, заголовок которого гласил:Письмо из Пятой Четвертой Эры
Теория и практика охоты с солнцептицамиеящерами на Ддракона Времени.
Автор: Святой Джиуб-не-ставший-пленником-Каирна-Душ.
***
Вечером на перекрестке Неревар встретил растерянного данмера в рваной мантии, одиноко бредущего босиком по грязной дороге в Эбенгард. Увидев его, путник встревоженно пробормотал: – Я чувствую, будто бы пробудился ото сна. Страшного сна про Шестой Дом. Я... – Не смей благодарить меня! – Оборвал его Индорил. – Шестой Дом проснулся, и Дагот – его слава. Узри же ее! Спи! Передай своему господину, что я его жду. Зрачки данмера резко расширились, взгляд подернулся дымкой, и, повернувшись лицом в сторону Красной Горы, он опустился на колени в молитве. Неревар скривился. Бедняга еще придет в себя, но несколько не самых приятных дней ему обеспечены. Однако, других способов связаться с Даготом он не знал, а спускаться опять под Гору не было ни времени, ни желания. Неревар сошел с дороги и разбил лагерь. Прошептав слова заклинаний Вермины, он лег на спину, спеша уснуть. Ровная серебристая степь простиралась до куда хватало глаз. Темнейшее небо поглотило остальное пространство. Ветер мягкими касаниями шевелил ковыль, застревал в волосах горькими запахами черного пыльника. Неревар содрогнулся воспоминанию о днях, когда едва эту землю не уничтожил. Никто из них, некогда основавших Первый Совет, в здравом рассудке не причинил бы ей вреда. Но никто из них сегодня и здесь не знал, как избежать неминуемой участи. Вспыхнул костер - контрастным пятном, ярким мазком кисти - и вскоре из густой тени к освещенному кругу вышел Ворин Дагот, и спокойная, не терпящая суеты сила неторопливо перетекала по жилам его гармонично сложенного тела. Неревар устроился на шкуре гуара подле огня, а Шармат снял маску и сел напротив. Его голос был завораживающим, бархатным и глубоким, но в интонациях не слышалось и тени доверия. – Я проверил твои слова – они позволили выявить мои просчеты. Я был убежден, что своими вмешательствами лишил Троих доступа к силе. Оказалось, однако, что мне удалось только закрепить потоки, идущие ко мне, тогда как АльмСиВи теряли связь с Сердцем по иным причинам. Теперь я позволю Лжецу спуститься к центру Горы и проведу необходимые манипуляции, чтобы продлить его могущество подобно моему собственному. Но на длительный результат не рассчитывай. – Я рад тому, что ты решился покончить с вашей враждой. Ныне не время для внутренних распрей. Дагот осмотрел его с ног до головы внимательным взглядом и утвердительно кивнул своим мыслям. – Это действительно ты. В прошлую встречу я сомневался. Неревар промолчал, глядя на него с напряжением и холодной решительностью. – И, вижу я, что ты не только вернул былое величие, но определенно стал искуснее, коли тебе удалось убедить и меня, и Трибуна. Но наш союз – временный, а речи твои полны сантиментов. Не стал ли ты слишком мягкотелым для нашей работы? Если ты возродился для того лишь, чтобы слагать баллады, мне нечего делать на твоей стороне. – Чувства и привязанности никогда не были помехой для нас. Так, может, это было неправильно, Ворин? – Спросил Неревар вкрадчиво, с тихой яростью. – Если бы пророчество исполнилось до конца, ты бы не ответил ни на какие призывы к разуму – ты попытался бы вернуть меня в небытие. Потому сейчас я прошу, нет, я заклинаю тебя! Не действовать, пока мы не придем к единому соглашению. Не совершать прошлых ошибок. Неревар зачерпнул из костра сгусток пламени, бережно удерживая в горсти, – и схлопнул ладони, гася его. – Я же сделаю все, что должен, – добавил он. – Все, что потребуется для предотвращения катастрофы, и все, чтобы узнать, кем или чем она была спланирована. Дагот подбросил в костер поленьев, и искры с шипением вырвались наружу, словно пчелы из растревоженного улья. Он задумчиво произнес: – Призывы к разуму, говоришь? Уж ты редко грешил тем, чтобы к ним прислушиваться. – Да. Ибо верил, что прав. И я таким был сотни и тысячи лет после, такими были мы все. – Ты ставишь нас в один ряд? Объединяешь себя и меня – с Трибуналом? – А остался ли в мире хоть кто-нибудь ближе? Знает ли хоть одна живая душа, что довелось нам прожить, через что перейти? Обладает ли кто-то подобной силой? У нас больше общего, чем тебе бы того хотелось. – Ты готов простить им предательство? – А ты мне – готов? Или ты готов был простить себя, если бы убил пришедшего с пустыми руками и предложением мира? Или, может быть, я прощу себя, когда придется мне забрать жизнь Айем? Ворин весь подался вперед, хищно блестя глазами. – Ты сможешь это сделать? Рот Неревара дернулся. – Я сделаю все, что должен, – повторил он настойчиво. – Известно ли тебе предназначение Акулахана? – резко сменил тему Дагот. – Боюсь, что у меня есть некоторые правдоподобные предположения. Одного я не понимаю: неужели пример двемеров не предостерег тебя? – Твои советники лишили Кагренака необходимого времени, чем отняли у меня возможность наблюдать за ходом его исследований. Если бы ты только мог осознать, на что был способен этот гном, мы избежали бы преждевременной войны. – Преждевременной? У меня был чудесный Совет, как много я узнал в этой Эре! Дагот опустил глаза и заговорил нараспев. Блики пламени плясали на его темной коже. Вокруг был сон, сотканный им, вокруг дышал мир, знакомый обоим. – Вскоре взойдут посевы там, где сейчас – пустошь лишь и зола скрипит под ногами. Я стремился достигнуть того по-своему, но твои слова заронили во мне сомнения. И уже не уверен я, что Анумидиумом ломать Дракона – идея, ради которой стóит идти до конца. Но внемли и ты мне! – Прорычал он, вскинув взгляд на Неревара. – Не смей разбрасываться мощью, природы которой не понимаешь! Не смей вручать ее тем, в кого нет и не может быть веры! – Странно, что вы с Сота не спелись, – заметил Неревар с нескрываемой иронией. – Хотя нет, не странно: он осторожен, а ты – фанатик. Террористы и теоретики… Разве не восхитительно я выбирал соратников? Про себя же он думал, что никому не раскрыл истину о своем новом даре. И Вивек, и Дагот узнают о нем – вопрос времени, – как только пожелают солгать ему и не смогут. Тогда Неревару останется отчаянно блефовать, недоговаривать и уходить от вопросов, пытаясь скрыть, что обречен говорить только правду. – Это в сути твоей. Вспомни о символах, выжженных Предназначением на твоей коже. Еще недавно хотел я испытать тебя и увидеть, как удержишь ты в своих голых руках инструменты. Или ты считал, что я не видел, с чем пожаловал ты под Гору? – Дагот насмешливо прищурил глаза. – Ты действительно думал, что тебе удалось обмануть меня, верно? – А что, если так? – с вызовом ответил Индорил. – Что ты скажешь на то, что у меня не было выбора? Одни только смутные, жуткие, самого меня пугающие видения предстоящей беды! Как должен был я заставить тебя поверить в угрозу, о которой едва ли мне что-то известно? Дагот поднял руку раскрытой ладонью вверх, прерывая его тираду. – Ты сейчас точь-в-точь, каким был когда-то... Прежде, чем принял правление над Ресдайном, задолго до тех дней даже, когда стал генералом. Ты помнишь то время, Неревар? – Если бы я мог выбирать, что помнить, а что забыть, эти воспоминания я бы сохранил, избавившись от многого остального. Они надолго замолчали. – Ты не представляешь, как сильно желал я отомстить им за твою смерть, – Тихо сказал Дагот наконец. – Ворин, тебе только кажется, что ты знаешь меня! Даже мне самому неведомо, сколько я натворил за те жизни, что провел в забытьи. Не стоило жалеть обо мне, ибо я себя не жалею. – Легко говорить это сейчас! Тогда же никто не верил, что ты вернешься, за исключением Сула, быть может. Но его давно уже нет под этими звездами, а Трое – все еще дышат. Неревар посмотрел на него пристально, долго. И вдруг улыбнулся. – Мой дорогой Ворин, мы – два старых дурака, которым долгая жизнь не прибавила ни грамма мудрости. Я хочу использовать данный мне шанс, но не только во благо Данмер – ради нас самих. Сколько угодно говори, что мне не хватает жесткости, но я убежден: настала пора меняться. Если только мы не хотим, чтобы жернова времени перемололи нас в труху. Я шел сквозь них, и разрушения следовали за мной по пятам, а знаки Падомая пылали. Но кое-чему даже я сумел научиться за прошедшие тысячелетия. И кем бы я ни был, ныне мне ведомо чувство меры. – Это софистика, Неревар. Но если ты веришь в то, что говоришь, может быть, это наш шанс. Тускло заблестело острое лезвие кинжала, который Неревар достал из-за голенища сапога и протянул рукояткой вперед Даготу. И тот принял клинок и встал за спиной Хортатора. Погрузив руку в жесткие волосы, Ворин выбрал первую прядь и срезал ее. Неревар проснулся, лежа щекой на холодном камне. Утренний ветер непривычно холодил голову. Пламя костра потухло, глаза слезились от едкого дыма. Вдалеке разгоралась полоска зари. Он поднялся и провел пальцами по гладко выбритым вискам.