Существование и немного эгоизма.
К тому времени, когда Сил ушел, суррогатного, психотического сна как раз хватило, чтобы восстановить способность к нормальному мышлению. Неревар забрался на скалу повыше, пытаясь определить свое местоположение. Пахло морем. На севере виднелись очертания острова Шигорат. Даже не думая задаваться бессмысленным вопросом о том, как он здесь оказался, Индорил, перескакивая с камня на камень, спустился с горы и пошел к побережью. Его терзало зверское чувство голода, но прежде всего прочего он желал смыть с себя пепел и грязь. Неревар разделся и с наслаждением зашел в воду, растворяя в ней беды свои. И волны приняли его, разрешая забыть о роке и времени. Звонкий женский голос раздался со стороны берега: - Значит, Нереварин не пришел. На высоком блестящем валуне в небрежной позе, упершись локтями о согнутые ноги, сидела босая девица в красном кафтане и черных штанах и тянула слова - насмешливо и лениво. - Ошиблись выспренные жрецы, ошибся мой бедный, безграмотный мой народ. Ибо явился сам Неревар. Священное восстание против чужеземных захватчиков было им прервано, однако н'вахи сами стали оставлять наши земли, не желая с ним связываться. Дьявол под горой не был уничтожен, но стал новым союзником, и Спящий Дом проснулся, воспряв из праха. Ложный бог не был свергнут, но объявил тебя Правящим Королем, и пришел ты купаться в воды Моря Призраков у подножия нашего лагеря. - Кто ты, дерзкая женщина? Неревар подошел ближе, останавливаясь по пояс в воде. - Шаманка, Йаниби Абур-Дан. Я принесла тебе чистую одежду - ты был в каком-то рванье. Факт был неоспорим, и Неревар поднялся на берег, стряхивая с себя капли воды, выжимая волосы. Йаниби сверху сбросила ему аккуратно сложенную традиционную одежду вождя эшлендеров, узорно расшитую вышивкой, бисером, украшенную перьями скальников. - Что с Синамму? - Напоролось на клинок ординатора, - грубо бросила та в ответ и отвернулась, скрывая блеснувшие слезы. Индорил оделся, выпрямился, всмотрелся в ее лицо: ярко горят глаза, подведенные углем, взгляд колется и глубоко залегла поперечная складка между бровями. Стрелы-ресницы, нос - тонкий и прямой, полные губы сжаты в линию. Точно не встречал прежде. - Ты была ее новой ученицей? - Новой? А, ты про ту идиотку, которая нынче плодит детишек с телванийским стражником в Садрит-Море. Нет, я - мабригаш. Была. - И что же заставило тебя обратиться к мудрости предков? - Я могу заставить тебя отвалить со своим ехидством и дурацкими расспросами? Индорил пожал плечами. - Очевидно, нет. Четыре племени назвали меня Нереварином, ты же - шаманка одного из них. Что, кстати, в данный момент меня очень интересует. Кроме того, ты явилась сама на этот берег, подле которого в этой порядочно холодной воде я изволил совершить омовение. Он протянул ей руку, и, приняв ее, Йаниби со смехом спрыгнула с камня. Вместе они направились к лагерю. - Много раз судьба давала мне знаки, но я не собиралась возвращаться, пока призрак Синнаму не явился мне с рассказами о печальной судьбе Ахеммуза, что остались без шаманки и без ашхана, о том, как брошенные на задворках Альд-Даэдрота не ведают они своего пути. Даэдра, я ведьма! Откуда знать мне, как управляют племенем? Но уж в отличии от наших гулаханов мне хватило ума не сидеть, поедая грязекрабов, на побережье в ожидании веления звезд. - Веления звезд, - ответил ей Неревар, - складываются более чем удачно. Ибо не здесь я хотел оказаться, но только здесь я нашел ответ. Мне говорили, шаманки знают все о снах. И мне очень пригодится знакомая с Даэдра ведьма. Они, не торопясь, приближались к стоянке Ахеммуза. Уже виднелся курящийся дым костра, доносились запахи дыма, лекарственных трав, сушащихся под солнцем, и гуаров, слышался перестук бамбуковых колокольчиков и возбужденный гомон, периодически прерываемый гоготом. Неревар заметил, как резко собралась, напряглась даже Йаниби. За пустующим шатром ашхана собралась компания из пятерых данмеров, Индорил узнал всех троих гулаханов, а также Заллита-разведчика и скотника Маусура. Мужчины резались в ножички. Издалека уже Йаниби закричала Дутадалку и, взбеленившись от ярости, едва не набросилась на него. И это бы сделала, но Неревар незаметно для остальных крепко стиснул ее запястье за спиной и метнул взгляд в сторону юрты. Ведьма плотно закрыла веки, вдохнула и выдохнула сквозь зубы и жестом велела гулахану следовать за ней. Остальные растерянно, стыдливо как-то разбрелись по лагерю, словно бы нехотя вспоминая о насущных делах. На низенькой лавочке возле сухого панциря нетча сидел Ассам-Идан и прилаживал наконечники к древкам стрел. Неревар, поздоровавшись с ним за руку, сел рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Спустя некоторое время побагровевший Дутадалк вылетел из юрты, взнуздал верхового гуара и умчался, поднимая клубы пыли. Следом вышла Йаниби. Темный взгляд ее перескакивал с одного эшлендера на другого, кулаки сжались, белые пряди выбились из лент, переплетавших косы. Ассам кивнул Неревару. Первый взял лук, второй - копье, и они пошли на запад от лагеря. Вернулись они ближе к вечеру. Индорил левитировал за спиной здоровенную тушу самца-нетча, Ассам-Идан нес, ухватя за перевязанные бечевкой клешни, по два грязекраба в каждой руке. Ахеммуза хмуро влачили рутинную жизнь. Каузи наконец-то угнал стадо пастись, но не дальше ближайшего нагорья. Сен возилась со слабенькими детенышами и молодой самкой гуара с грустными большими глазами, разродившейся позавчера. Она же сказала, что шаманка ушла в свою юрту и не велела кому-либо, кроме Воплощенного, ее беспокоить. Покачав головой, Ассам вернулся к своим лукам и стрелам, а Неревар пошел к ведьме. Йаниби сидела в углу и остервенело точила кинжал. - Они не такие уж и плохие. Просто ленивые и недальновидные. И совсем чуточку - малодушные. Вчера вечером я отправила Дутадалка в лагерь Зайнаб, и пока шельмец не попался мне на глаза, я считала, что он давно уже в пути! Кто договорится с Каушадом об обмене? Кто сможет уговорить его разрешить пасти наших гуаров и шалков на его пастбищах, когда наши луга сгинули под пеплом? Я передавала подарок - послание, которое ашхан понял бы. Просьбу разрешить Дутадалку остаться на время и учиться у его старших и дальновидных людей племени. Но этот дурень выскочил, как ошпаренный, и умчался - хорошо, хоть штаны не забыл. Моровые поветрия утихли, но когда только восстановятся земли? Что осталось от наших стад? Уже несколько лет в племени не родятся дети. Нумму и Маусур потеряли три года назад последнего ребенка в моровой лихорадке, и новых уже зачать не могут. Когда б не тот амулет, что вернул ты, к предкам бы ушла и сама Нумму. И не только она. В Альд-Даэдроте Ахеммуза переждали последнюю, страшную бурю, но теперь пришло время восстанавливать утраченное, растить и воспитывать новые поколения, расширять охотничьи угодья. Они же все еще скованы страхом. - Я помогу тебе. Взамен я потребую от тебя немалого, да и с племенем большой труд еще тебе предстоит. Но я помогу. Теперь же - слушай. И Неревар рассказал шаманке о сновидении без сна и пророчествах, остановленных волей, и разумом, и немного хитростью, о богах, о легендах и судьбах. О сердечном камне и старых магах. И немного - о предрешенности. Рассказ завершился, и Йаниби неловко сглотнула, когда повисла гнетущая тишина. - Наверное, не стоит тогда терять время. - Время есть еще. Начнем же мы с того, чтобы этим вечером собрать племя вместе у очага, и ты исполнишь все свои обязательства как шаманка. Пока я здесь, пусть управление не озадачит тебя. Верни им то, о чем они грустят, дай услышать голоса предков. Каузи вытащил огромный запылившийся котел, которым не пользовались уже очень давно, ибо племя почти перестало собираться вместе, и убежал набрать воды из источника, затем они сложили поленья, и шаманка разожгла костер огненоносным касанием. Вдруг почудилось, что Ахеммуза ожили, воодушевились словно бы. Торговка Ланаби, ловко орудуя долотом и молотком, вскрывала панцири крабов, натирала мягкое мясо солью и травами и отправляла в котел, в котором уже варились сладкие клубни батата. Рядом Уршамуса со своим двенадцатилетним внуком Кешабом перебирали запасы трав: Уршамуса раскладывала на солнце свежую зелень каменевки и креш-травы, цвет ивы и лишайник, зеленый и красный. Кешаб забирался и подвязывал высушенные пучки высоко под пологом, рядом с цветными лампами. Его родители были разведчиками. Мать, дочь Уршамусы, пала в цепких лапах крылатого сумрака, пытаясь отвести даэдрота подальше от лагеря, когда ему не было и пяти. Отец ушел годом позже, как только понял, что заразился корпрусом. Йаниби старалась сконцентрироваться и перестать думать обо всех бедах, постигших этих людей в минувшие несколько лет. Уроки Синнамму вспоминались с трудом, да и мало их было, этих уроков. Ей казалось нелепым и странным пересказывать старые истории в тысячный раз по кругу. С другой же стороны, ей вспоминались тихие вечера полвека назад, когда с блестящими глазами совсем маленькая она сидела в кругу у огня вместе с взрослыми, слушая о сотворении мира, и деяниях предках, и о древнем герое Нереваре, что возродится, принеся мир и благоденствие в их земли, и восстановит старый порядок. Нереваре, который, закончив обход, подошел к ней и продолжил начатый ранее разговор: - Загвоздка в том, что Вермина исчезнет, едва завидев меня. Заключая сделку с Балом, знай, что проиграешь, и помни, что будешь обманут минимум дважды... Мне необходимо заставить Королеву Кошмаров остаться. Идеи? - Ловушка? Для Принца Даэдра? Мне о таком неизвестно. Уж извини, на Артейуме я не училась. А теперь на мне повисла ответственность за целое племя, и я немного поотстала в теории. - Ты ведьма, а без фантазии магия - нонсенс. Постарайся придумать что-нибудь. - Предки! Если все герои древности были такими, то не могу больше удивляться тому, в какой глубокой дыре нынче Морровинд! Неревар сел на землю возле костра, открыл крышку котла и зачерпнул ложкой на длинном черенке немного аппетитно булькающего варева. Подул, попробовал, добавил щепотку специй и неспешно перемешал. - Любой из Владык ускользнет из Мундуса, и его не удержишь: не помогут ни цепи, ни мантры, ни путы. Обратившаяся в слух и внимание, Йаниби села рядом. - Что же тогда мы можем? - Я уже ответил. Если хочешь учиться - думай. Неревар окликнул Йенамму, и вместе они подтащили к лагерю тушу подстреленного нынче на охоте нетча и стали разделывать. Попутно Наставник рассказывал о тонкостях обработки кожи, об особенностях ношения легких доспехов, а в перерывах обучал, как правильно двигаться в них. К ним подтянулся Ассам, скалясь похлопал нетча по круглому боку и рассказал юному гулахану, которого обычно на дух не переносил, как такие доспехи можно прострелить, показывал места, в которых между роговыми пластинами вонзились его стрелы. Затем подошла Сен, интересуясь, правда ли богачи-землевладельцы с юга научились разводить нетчей и держат их в загонах. Неревар рассказал и об этом, а немного подумав, предложил план, как могли бы завести они и приручить диких нетчей и после сбывать их шкуры в Тель-Вос. «Хорошо бы, он задержался подольше, - подумалось ведьме, - Чай, чему-то да научились бы болваны, у нее лишняя бы работа убавилась, появилось время обратиться к Синнамму, продолжить осваивать шаманское ремесло...» - Мы призовем ее не сюда, - громко сказала она. - А ты быстро догадалась, - Неревар повернулся к ней, оставляя нетча, вытер руки и бросил ветошь на землю рядом с инструментами. Вновь подошел к очагу. - Допустим, - согласилась она с подозрением. - Но раз и раньше ты знал это - в чем подвох? В чем проблема твоя? - Дождавшись священного дня Вермины - куда призовем ее? Ахеммуза между тем стягивались со всех окрестностей, подходили к котлу, зачерпывали густой, дымящейся, манящий ароматами суп и рассаживались на коврах вкруг них, внимая беседе. - Вариантов немного. Лично за пределами Нирна я не бывала, однако, решение очевидно: вызвать ее, уже находясь в ином доме Забвения. - Прекрасно! В каком же? Призвать в один день двоих, и первого убедить обмануть Вермину. Настолько притом искусно, чтобы Паучиха ответила вовсе. - Мне виделось это самой легкою частью плана. Разве же Азура откажет тебе? Неревар взял свою тарелку и молча стал поглощать ужин. Затем достал фляжку с флином, отхлебнул и отдал ей. И Йаниби, отпив, передала ее дальше - в огрубевшие, мозолистые руки Заллита. Когда зажглись звезды, были пропеты песни и произнесены сказания, и несомненно свершившийся разговор был запомнен и добавлен к их числу. Луны проделали половину своего ночного пути по небосводу, эшлендеры разошлись по юртам, но Неревар и ведьма все также сидели подле тлеющих угольев, рисовавших неяркий узор на ковре из смятых трав. - Даэдра Азура, - медленно начал он, - уже более не ответит, если я обращу к ней свои речи, и это не то, о чем стал бы я сожалеть. Но проблема есть. - Я должна спросить, сколькие еще тебя уже ненавидят? - Этим списком я пока ограничиваюсь, - он усмехнулся одним уголком рта. - Мог бы начать с этого и обойтись без загадок. - Зачем? Восемь дней до нужной даты, восемь дней, лишенных сна. Надо развлекать себя. Йаниби фыркнула, отмахнувшись рукой. - Как шаманка в ненадлежащий день я смею призвать саму Вермину. Кроме же нее могу обратиться к Гирцину, но после не избежать мне службы, когда прозвучит охотничий рог. - Гирцин? А вы полны сюрпризов, леди! - Он расхохотался. - Но это меня не устраивает, ибо племя растерзает меня, если я не найду замену тебе - а я не найду. А быть растерзанным не входит в мои намерения. Она, изогнув бровь, смотрела на него со сдерживаемым раздражением. - Я - мабригаш, а не леди, и варианты мои исчерпались. И я клялась предкам, что не оставлю Ахеммуза, пока они нуждаются во мне. Что у тебя? Он начал загибать пальцы. - Молаг Бал, из-за которого все это началось. Азура, вновь проклявшая меня. Мефала, чьим расположением и покровительством может злоупотреблять только дурак или самоубийца. Боэта, к которой не обращусь, ибо бессмысленно это и беспощадно, и дело только испортит. Сангвин, кто, опоив, нас превратит в бессловесных животных... - Ты вознамерился перечислить всех шестнадцатерых? - Я, быть может, и еще кого-нибудь вспомню. Еще есть аэдра, и Магнус, и Лорхан. Давай же призовем каждого! Все равно явятся ведь ко мне в моем бесконечном бреду. - Наконец-то хороший план! - И кто из нас сумасшедший? - Шигорат. Уловив иронию, Неревар хмыкнул и согласился. Далеко на востоке небо неспешно начинало светлеть. Йаниби прошла к своей юрте и на пороге остановилась. - Вернуть тебе сон не в силах моих, однако может стать не столь печальным твое ожидание. И он последовал за ней под полог шатра, на жесткое ложе из шкур.***
К Альд-Даэдроту двое приблизились за три часа до полуночи. Низшие даэдра пропустили их без малейшего интереса. Святые воины Дома Индорил были обмануты маской Клавикуса - завораживающей, темной, гладкой, каждому являвшей любимые лица. Вечер был прозрачен и свеж, над западным горизонтом небо играло нежными цветами заката. Ночь обещала выдаться звездной. - Не стоило ли дождаться грозы и потом только искать общества Владычицы Снов? Ведьма старалась скрыть беспокойство, но ее выдавал шаг - чрезмерно быстрый, выдавали излишне резкие движения. На тропе перед ней стояла одна из золотых святош, и хотя Йаниби видела, как расступаются даэдра перед Наставником, сама к ним приблизиться не решалась. За спиной ее раздался смех Неревара. И затем - три острых как бритва слога, при звуке которых у нее душа ушла в пятки. Через мгновение ярчайшая вспышка света ослепила ее, и за ней последовал оглушительный треск. Когда красные пятна, застлавшие взор, стали бледнее, Йаниби смогла разглядеть обугленное тело даэдрота. Последний луч солнца выхватил землю, выкрасил сюрреалистично-желтым, словно бы они увязли в смоле, застыли в капле янтаря. Ветер ударил, пришедший из ниоткуда, поднял тонны песка, хлеща по лицу. Разразилась буря. Ведьма не знала, как оказалась под сводом у входа в святилище рядом со скорчившимся и дрожащим скампом, но ветвистое древо молнии и черный отпечаток на земле ровно в том месте, где секунду назад стояла она, память запечатлела навсегда. - Ты хочешь убить нас?! - Заорала она, пытаясь перекричать грохот грома, следовавший без перерыва. Небо растерзали всполохи молний. В коротком затишье ответ прозвучал откуда-то слева и очень близко: - А по-моему, затея удалась превосходно! Давненько никто не кричал драконью грозу специально для меня. Поигрывая тростью, рядом с Йаниби стоял пожилой господин в изящном костюме с белой остроугольной бородкой и глазами желтыми, как у сахарных кошек Эльсвейра. И свет стал твердью, а звук - острием. Под ногами искрились ярко-оранжевые перистые облака, над головой, переливаясь сиреневым и бледно-зеленым, сырым туманом ползла эктоплазма. Затем все поглотил снег, вскружившийся иссиня-черной метелью, вращающийся все быстрее, быстрее, быстрее. Йаниби со всхлипом спрятала лицо в ладонях, пытаясь побороть подкатившую тошноту, не в силах больше смотреть вокруг. Пляска безумия оборвалась так же внезапно, как и началась. Мир стал прежним почти - только небо, волшебно прекрасное, мерцало, осыпанное золотой пылью, звездным крошевом. Шеогорат легонько взмахнул тростью, и стая мотыльков замелькала разноцветными крыльями, облепила Йаниби с ног до головы, шевеля усиками и вращая зелеными бусинами глаз на тонких стебельках. Рядом с Лордом Безвременья как ни в чем не бывало стоял Неревар, невозмутимый и безмятежный, и будто бы даже развлекающийся. - Что ж, - объявил хозяин Дрожащих Островов. - Я хочу увидеть финал этой старой истории. Добро пожаловать в Альд-Даэдрот в Альд-Даэдроте!***
В этой копии святилища статуя Вермины стояла в первом же зале. Вместо волос голову ее увили змеи, и змеи же заменили ей руки. Шеогорат в ответ на невысказанное удивление лишь загадочно улыбнулся и сделался невидим. Шаманка начала ритуал. Но едва лишь Вермина соблаговолила придти из Забвения, взгляд ее, как магнитом притянутый, безошибочно нашел Неревара. Она дернулась, попытавшись уйти, но запнулась, не сумев раскрыть врата: координаты перемещения были нарушены. Дрожащие Острова покинуть непросто. И взвизгнули струны - по лютне напильником. Голос Даэдра взорвался диким крещендо. Уши пронзило каленым железом: лопнули барабанные перепонки. По шее струйками потекла кровь. боль Боль нельзя прекратить. Иначе - безумие. Правила Лорда Шеогората просты и неизменны. Боль нельзя не принять. Иначе - безумие. Пророческие видения в извечном ущербном бодрствовании - кратчайший путь в юдоль скорбных умом. Неревар упал на одно колено, хватаясь руками за голову, исцеляя, покуда хватало сил. Выждать, вытерпеть. Выторговать прощение. Что бы ни натворил Молаг Бал сотни лет назад. И ему удалось главное: Паучиха, увлекшись казнью его, не удостоила вниманием препятствие, помешавшее ей немедленно покинуть алтарь призыва. Теперь же, заполучив в свое полное распоряжение нечестивца - кающегося, покорного, коленопреклонного, - небрежно и не задумываясь со второй попытки распахнула она дверь в Трясину, и лиловые топи стали средоточием бытия. Но пусть бы на него обрушились все мыслимые и немыслимые мучения, одно только чувство вселенской скуки было властно над Нереваром. Истинных кошмаров не видел он ни разу. Прозрение будущего не в счет, ибо то понятия разных порядков. И даже когда Королева Кошмаров ввергла его в бездну отчаянья, когда исказила тело и расщепила дух, сохранил он внутри крошечный островок нетронутого Я, клещом вцепившись в мысль-насмешку: ей не хватало фантазии. В гротескных, дьяволических образах, насылаемых ею, неизбежно читалась логика. И в логике той заключалось его спасение. Ибо сны не сравнятся с бездумной жестокостью Бала и приторным, наизнанку вывернутым помешательством Шеогората. А еще была вековая усталость, возводящая безразличие в степень. Всему есть цена, всему. Прошлому греху и новому знанию. В своем тщании Вермина раз за разом опрокидывала Неревара в старые его смерти и, движимая азартом, сама подбиралась все ближе и ближе, желая отыскать отголосок страха хотя бы - чтобы взрастить из него Ужас. Но обваренным дреугом Неревар выполз из зловонного кипящего болота, цепляясь за скользкую черную поросль, и встал перед ней в гневе щелкая клешнями. Хватит! Где разум твой? Разве ты не довольна осталась Слиянием Планов? Никого меня полезнее ты не найдешь. Мир Снохождения отозвался асинхронными помехами, зарегистрировав его мыслеформу. Фиолетовый водоворот разорвал Индорила на части и выплеснул в Мундус целым. В темноте Альд-Даэдрота с отвращением разглядывая статую Малаката, высившуюся там, где в плане Шеогората наскоро возведен был алтарь ее, в антропоморфной форме со ступеней портала сошла Вермина. - ВОР! БОЛЕЕ ЧЕМ КТО-ЛИБО ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ ПРОВЕСТИ ОСТАТОК ВЕЧНОСТИ В МОИХ ОБЪЯТИЯХ! - Ты ошибаешься, Королева: впервые побывал я в царстве твоем. Будь это иначе - всеми способами избегал бы я возвращения. Если Отец Молаг уязвил тебя, использовав мое обличие - нет в этом моей вины. Не верь тому, что видишь, не наградил он меня твоими таинствами, но проклял. Неисчислимы те годы, что истратил я на твои поиски. - ЗАВЛАДЕВШИЙ ДАРОМ МОИМ, НЕ ИЗБЕГНЕШЬ ВОЗМЕЗДИЯ! - Просто выбери условия сделки, - устало вздохнул Неревар. Тело мелко дрожало. Разум едва ли выдерживал напряжение последних дней. Индорил догадался вдруг, что сейчас не сойти с ума совершенно естественным образом и удержаться на грани ему помогает только личная заинтересованность Шеогората. Неожиданно Вермина начала растворяться. Неревару же сил не хватало, даже чтобы с досадой признать, как напрасна была попытка. И только еле слышное шипение - было ли? послышалось? - "Забери у Моры знание обо мне".***
Шаманка и Принц возникли в Плане Смертных, едва ушла Вермина. - Следующий раунд! - Возвестил Шеогорат. - Когда Бал опрокинул тебя, я немало поставил на то, что ты сумеешь-таки выбраться. Постарайся выиграть это пари для меня, иначе перестанешь быть моим гостем, превратившись, хм... Положим, в постоянного жителя. Йаниби, не слушая Даэдрота, осмотрела его, но не нашла никаких видимых повреждений и нахмурилась. Даэдра! Слишком много даэдра. Будь он магом простым - ушел на покой бы, писал бы книги. Второй том "Об Обливионе" бы издал. Увы, он давно уже стал кем-то несравнимо бóльшим. Надо было покончить с клятыми этими танцами в разных плоскостях мироздания. И так при том, чтобы вновь не оставить вековечных долгов. - Что ты собираешься делать? - С тревогой спросила его шаманка. - Призвать Демона Знаний, разумеется. Как того желает Вермина. - Хермеус Мора не приходит по прихоти смертных! Он сам выбирает достойных, как ты собираешься исполнить задуманное? - АЭ АЛТАДУН ДАНМЕРИ, - Неревар улыбнулся ведьме. - Я могу заставить Хермеуса ответить на зов. Сложнее будет обмануть его, не солгав. А теперь - вон отсюда! Скройся в тени Безумия. Шигорат стоял в углу, опираясь на трость и беззвучно посмеиваясь. Йаниби прижалась спиной к стене рядом с ним. Двое существ, принадлежащих столь далеким друг от друга уровням бытия, они ощущали приятное чувство общности, свойственное заговорщикам всех времен и народов. Первый протонимический слог провалился в пространство межзвука. На втором Даэдрот явился, желая прервать именование. Бездна вспучилась бессчетным количеством глаз: человечьих, эльфийских, драконьих, глаз кагути, и шалков, и низших даэдра, водянистых глаз доблестных слоадов-воинов, отупевших глаз умирающих лошадей, задумчивых или свирепых глаз иных существ, не имевших в этой кальпе названия. - НИЧЕГО НЕ ПОЖАЛЕЕТ ИЩУЩИЙ, ДАЖЕ СОБСТВЕННУЮ ДУШУ, - прощелкал пластинчатый клюв, высунувшийся между глаз. Не голос даже - треск сухих веток под сапогами. - И на что мне твоя даэдрья душа? Хотя ты и прав в некотором роде: в иные дни я готов был расплатиться одним миром маленьким за намек лишь, за надежду на знание. Ты тогда отказался. - НЕ СЛИШКОМ ЛИ ТЫ НАХАЛЕН ДЛЯ СМЕРТНОГО? - Моя смертность - феномен весьма непостоянный, хотя порою болезненный. А вот моя память достойна сожалений. Выслушай мое предложение, Владыка, тебе еще не продавали информацию так дешево. - ЧЕМ ТАКОЙ, КАК ТЫ, МОЖЕТ БЫТЬ ПОЛЕЗЕН МНЕ? - Ты слышал, о чем поют хисты? Ты видел, куда проросли корни Талмора? Может быть, ты знаешь, как из крюка для гуаров сделать Темный якорь? Моя память содержит забытые вещи, которые не могут быть прочитаны. Я умру - и они обратятся в сорные травы и пыль, что так легко теряются на перекрестках между рождениями. Глаза завращались быстрее, клюв оценивающе прищелкнул. Неревар расценил это как благоприятный знак. - Мне нужна Черная Книга, Мора. Пустая Черная Книга, в которую запишу себя самого. Разве все они не принадлежат тебе, разве не открывается каждая в Апокриф? Добавишь ли ты к коллекции своей знание дней, ставших ужином прошлому Дракону? Я же всего лишь устал начинать каждый раз сначала, уступая бессмысленному потоку случайностей. Неревар оставил Альд-Даэдрот с первыми лучами рассвета, не ответив ни на один из вопросов шаманки. Для эшлендеров он сделал ровно столько, сколько должен был. Он добрался до крошечного скалистого островка и нырнул, проплывая в подземный грот, где никто и ничто его не потревожит. Вода оживляла своей холодной свежестью, солнечный свет, дробясь, проникал в пещеру через выветрившиеся отверстия в потолке. Авантюра, которая его ожидала теперь, восхитила бы самого Маннимарко. Все, что смыслил он в высшей некромантии, предстояло проверить на практике. Индорил открыл Книгу на первой странице, и сущность его и личность вязью побежали по ее листам. Он отделил протонимик и неонимик - и заключил их в острых срезах страниц. Императивом в кровь себе вплавил он цель - единственную, пороговую. Приказ, который растворенной детерминантой пережить мог бы тысячи поколений потомков. Но Неревар, уже переставая быть Нереваром, все еще надеялся завершить начатое. Наконец, утратив себя, следуя последним инструкциям алгоритма, он открыл белоснежный лист, превращая Книгу в сосуд, заключая в нее безымянный дух свой. Эйфория освобождения! Океан без границ! Тело в тяжелом анабиозе застыло в полумраке пещеры.***
Открывший глаза смотрит вокруг, цепляясь за каждый предмет. Разум в экстренном режиме прокручивает варианты, бестактно предлагая и отсекая новые объяснения происходящего, но где, когда и кто остаются не определены. Тихо шелестят девственно чистые листы бумаги под волнующим воображение штилем; в ноздри забивается запах чернил, еще не успевших пролиться; причудливо ветвятся резные буквицы, заменяющие жизнелюбие, и математику, и посвящение. Огромные, великолепные и пугающие многоглазые насекомые пьют нектар совершенных лексем и с утробным жужжанием перелетают от библиотеки к библиотеке, ожидая приказа. Память захлебывается и молчит, молчит, не разрешенная к существованию. Пространство между главами пересекла пузырящаяся опасностью лента-отсутствия-информации, и над ней строгой линией протянулся мост, узкий и жесткий, как ус старой придонной рыбы. С противоположной стороны доносились будоражащие запахи чувственного знания, приправленные пряными нотами прожитого опыта. Но запястье, обнятое незримыми знаками, сочится свежим кровоточащим требованием, и никто шагает (не шагает никто!) в желтую пену, которая, разъедая, ползет вверх по его туловищу, покрывая, окутывая до самой макушки. Тревожная, режущая, ритмичная музыка изнутри ударилась о кости черепа безумием механической птицы. Он шел сквозь, он плыл, он дышал и он питался этим ядовитым маревом. Он видел: ...как с переполненных дождем небес, более тяжелых, чем земная твердь, проливалась кровь и киноварь. Обыватели с молотами, охотничьими самострелами, сельскохозяйственными инструментами и металлически блестящими глазами один за другим выходили из своих домов встречать поднимающийся ураганный ветер, более долгожданный, чем приход Господень. Волокна ткани мироздания разрежались, и сквозь дыры в них тянулся свет и пульсировала тьма, трепетали ноли, отнятые от вещи-в-себе. Пожухлая земля, блеклая и желеобразная, выпустила щупальца кверху, приветствуя небо, поглощенное актом самопожирания, перетекающее из бездны в кричащую синеву и обратно. В предрассветной мгле вязким потоком застыла вечность - стекая из-за грани в черный провал личного небытия. Лишенный прошлого, влекомый неведомым чутьем вышел на берег, спрессованный страницами книг. Первое существо он убил, едва ли сделав несколько шагов в сторону от отравленной реки, и убил способом, удивившим его самого: сжимая необъятных размеров шею в точно установленном месте, пока оно, трепыхаясь, не издохло. Предплечье забугрилось, сведенное судорогой, когда глубоко под кожей и слоями мышц сила зашевелилась, отыскивая новое положение - и замерла. Когда следующая рыбоголовая тварь выплюнула щупальца, он поймал их в полуметре от своего лица, намотал на локоть и вырвал из пасти, заставив существо с булькающим звуком захлебнуться и опасть безвольною тушей. Хаос свил внутри него гнездо, засел тугой пружиной. Не знающий себя, он смотрел на руки свои, не умея распознать их цвета и формы. И счел то весьма и полностью удовлетворительным. Окружающее его пространство странно отличалось от иного, оставшегося по ту сторону. Все вокруг: клубящееся и мерцающее, пресмыкающееся и воспаряющее, принадлежало миру информации, и само ею являлось – информацией дивной и жуткой, пропущенной через мясорубку эмоционального восприятия. Он искал, и кровь, закипая, гнала его в нужном, в единственном направлении. Наискосок от желтых небес, под зелеными водами. Прочь от душ, заблудших и оставшихся здесь навсегда, мимо звуков и мыслей, прошлого, будущего, мимо входов и выходов из Серого Может Быть. Он проходил сквозь водовороты страниц, не испытывая и тени соблазна. Ментальная аскеза была трудна и приятна, и вкус имела редкий, изысканный. Слагавшиеся умозаключения тонкой струйкой дыма утекали с кончиков пальцев, оставляя на месте свежевызревших выводов гулкую, тонкую пустоту. Логика как идеальная жертва – всякий раз возрождающаяся, всякий раз отрицаемая. Смерть сознания – шаг и шаг в ритмах этого места. Он искал запах, мифический вкус, ложное воспоминание боли, униженную радость пробуждения, облеченную в чернильный наряд. Те, кто пытался преградить ему путь, преклонялись его прикосновению и засыпали долгим искупительным сном. Каждый отрезок пути нес в себе новый опыт, созидал на основе своей эрзац-личность. Одновременно, однако, выписывался новый абзац где-то в сказочном Нирне, и отсчет начинался с нуля. Погружаясь все глубже в великолепные владения символов, он сличал всякий текст с эталоном, и однажды предел был достигнут. Фиолетовая точка-шар висела в воздухе прямо перед ним. Точка отсчета, точка передачи, точка познания, контакта, открытия. И едва он коснулся ее, активируя, она разрослась, захватывая пространство, и сам он внутри взорвался - словно бы сердце совершило один невозможный удар, равный тысяче. Будто он обратился камнем - живым и мыслящим. И тогда охватил он собой сияние, стягивая и замыкая его на себя. Мир вокруг осыпался шелестом осенних листьев, жестяными осколками.***
Вдумчиво, кропотливо Неревар собрал себя воедино и долго затем сидел в немом безмыслии, заново привыкая к собственной материальности. Дар Хермеуса Моры был использован против него самого: ни засечь нельзя, ни заметить никому не принадлежащий дух, с минувшим не связанный и не имеющий имени в настоящем. Хортатор использовал Черную Книгу как временное вместилище первооснов своей сущности и воспоминаний и как дверь в Апокриф. Он сумел выкрасть до последней бессмыслицы всю информацию, какую Хермеус добыл о Вермине. Скрупулезно, с ювелирной точностью он скопировал все данные. Еле сдерживая желание послать всех к скамповой матери, призвал Владычицу Снов, отдал ей причитающееся и расстался, ни о чем не прося. Даэдрот торжествовала в полнейшей уверенности, что отныне тайны ее принадлежат только ей. Неревар же заново прочел Книгу, навеки становясь обладателем запретного знания о Снохождении. Сильнее всего на свете желал он уснуть и забыться. Но было еще одно, последнее дело. Больше оставлять долги, не смываемые смертью, он был не намерен. Книгу использованную требовалось уничтожить. И никогда больше не пересекать свой путь с Князьями Даэдра! Под темным небом безлунной ночи Алдуин, уже абсолютно незримый, явился на зов. - Ответь, Пожиратель Мира, ставший мне сотоварищем: где отыскать тебя? Я скормлю тебе все, что только есть в нездоровой моей голове. - Где - знает только тупой ублюдок Дагон. Он один осмеливается нарушать мой сон. - Вот дерьмо! - Выругался Неревар по-нордски. Он не видел, не мог видеть, но отчетливо представлял, как пасть дракона неестественно растянулась в ухмылке.