За пределами

Жанр: драма, повседневность. Рейтинг: R. Таймлайн: 3 курс ЮуЭй. Описание: Мина не особо любит учиться, и вся её находчивость направлена на то, чтобы отвертеться от занятий. А Бакугоу что? Бакугоу не находчивый девственник. — Чтобы это получилось, нужно применить формулу, которую нам дала Полночь-сенсей… Рогатая, ты слушаешь? Какой там! Ашидо вертит головой, изредка зависая на отдельных деталях библиотеки, и не воспринимает материал от слова совсем. Катсуки не то чтобы в восторге от двадцатого повторения элементарной формулы, а то, что Ашидо имеет наглость игнорировать его усилия, откровенно раздражает. Впрочем, их уже несколько раз выставляли из библиотеки за шум, когда Бакугоу орал на свою нерадивую ученицу — если продолжит, вход им сюда будет заказан. Поэтому он пытается не шуметь и вместо этого обдаёт Мину порцией ядовитого сарказма. — Тебе наскучили мои объяснения? Может, у тебя есть дела поинтереснее? Прости, что задерживаю, — слово «прости» Бакугоу может произнести только в очень уничижительном контексте. До Ашидо, кажется, не доходит — она отвечает ему совершенно серьёзно и со свойственной ей искренностью. Как будто ему действительно интересно, что она там себе думает! — Если честно, всё что угодно интереснее химии. Хотя, прикладная химия, наверное, неплохая. Внутри нас столько всего происходит. Но это интереснее исследовать, чем читать об этом. — В последний раз, когда ты «исследовала», вы с Пикачу устроили пожар в лаборатории. Прежде, чем исследовать, голову включи. И хоть одну формулу запомни. А то академию спалишь, — почему-то Катсуки не сомневается, что из всех могущественных и неуравновешенных учеников 3-А пушистая и безобидная на первый взгляд Мина самая деструктивная. Не Тодороки с его развивающейся всё сильнее пироманией, не Деку с его невообразимой мощью, не Шинсо, способный заставить любого из них сравнять это место с землёй, а именно Ашидо. Если бы Катсуки был способен испытывать страх, он бы от неё шарахался. Пусть он и не до конца понимает это внутреннее желание держаться подальше. — Бакугоу, дурачок, я же не об этих исследованиях, — отзывается Мина с пустоголовым хихиканьем. Катсуки не понимает, но снисходительная улыбка Мины ему не нравится. Иногда она смотрит на него, будто на маленького ребёнка, хотя инфантильная, глупая и несамостоятельная из них двоих как раз она. И к чему этот взгляд, Бакугоу не знает. Углубляться в это нет никакого желания. Просто чувствует кожей, что к недоброму. Поэтому предпочитает игнорировать даже брошенное в его адрес «дурачок». Это он-то?! — Не наглей. Хочешь сдать тест? — строго, сквозь зубы цедит он, всячески подчёркивая, что сидеть с ней в библиотеке в свободное время не его сценарий мечты. У Катсуки есть тысяча куда более важных дел, и успеваемость Мины в списке его приоритетов очень близка к столбику «если получится, сделать», хотя, если он говорит вслух, то такого пункта в его списке в принципе нет. Друзья его, впрочем, знают лучше, чем слушать то, что он говорит. У Катсуки для человека действия удивительно много слов, и 90 процентов из них — ненужные. Ещё 10 — враньё, иногда осознанное, иногда как защитная реакция. Кажется, все уже поняли и никто теперь не обращает внимания на то, что он там орёт. Он десятый раз повторяет одну и ту же формулу, очень однозначно намекая Мине, что именно её здесь следует применить. Ашидо зевает, подперев щёку рукой, и не врубается. Если честно, Катсуки и сам иногда не понимает, чего носится с ней даже усерднее, чем с остальными тремя балбесами. Её нежелание учиться пересиливает даже его тщеславие репетитора, а Бакугоу не склонен помогать тем, кто не прикладывает усилия. Мине его помощь вообще не далась, и Катсуки бы бросить это занятие. Но он знает, что те 15 процентов знаний, которые она всё-таки усваивает и стабильно выдаёт на проверочном тесте, появляются в её голове именно благодаря этим частным занятиям. Если он перестанет, её просто отчислят за неуспеваемость. Ашидо, кажется, не отдаёт себе в этом отчёта, и это вовсе не значит, что она хочет вылететь из Академии. Это значит просто, что Катсуки как обычно умнее и дальновиднее — это единственное, чем он себя оправдывает, когда второй раз за неделю хватает Мину за пушистый воротник и волочёт в библиотеку вместо внеочередной пробежки. — У меня мозг кипит, — ноет Мина спустя ещё пару минут. — Там нечему. Думай, патлатая! — фыркает Бакугоу, убирая её отросшие кудрявые волосы от своего лица. Он только в такие моменты замечает эту привычку Мины — сидеть так близко, чтобы не различить, где чьё тепло. Он давно уже привык ко многим поведенческим тенденциям своего окружения и не придаёт значения всяким мелочам. Даже если раньше они казались ему возмутительными. Два года назад Катсуки бы ни за что не позволил такую близость, но за время, проведённое в ЮуЭй, привык к постоянному чувству опасности: зубастой и задорной улыбке Киришимы, настойчивой жизнерадостности Каминари, молчаливой проницательности Сэро, тактильности Мины и её полнейшему отсутствию тормозов. Всё это у него, может, под мигающей неоном надписью «опасно», но со всем этим Катсуки живёт. В повседневности он старается не придавать значения: это просто они, их привычки, их часть. И чёрт бы с ними. Из-за этой смиренности даже его звериные инстинкты упускают момент, когда становится слишком опасно. Ашидо потягивается (левый локоть, который она травмировала на тренировке, жалобно хрустит), закидывает согнутую ногу ему на бедро, они стукаются коленями, а затем она двигает его ногу на себя, тянет, раскрывая, будто веер. Мина не умеет долго сидеть в одном положении, и она просто находит новое — ничего такого. За два с лишним года Ашидо уже коснулась его столько раз, что кто угодно бы со счёта сбился. Но не Бакугоу. Если не считать тренировок, миссий и прочих боевых ситуаций, то Ашидо коснулась его 3620 раз, включая этот, юбилейный. Он кое-как сдерживался раньше, не позволяя себе реагировать взрывами и криками, сдерживается и теперь. Привык уже. Он милосердно решает дать ей перерыв — в таком состоянии Мина всё равно ничего не усвоит — и утыкается в учебник, штудируя новый материал. Даже находит достаточно сложный пример, на котором висит пару минут — в разделе «продвинутый уровень», само собой. В другие Катсуки из принципа даже не заглядывает. Он умеет сосредотачиваться. И, по правде, делает это настолько эффективно, что внешний мир в такие мгновения отрубается: Катсуки не чувствует ни чужой ноги у себя на бедре, ни пристального внимания, ни того, как Ашидо облокачивается о его плечо ладонями. Мину стирает из его поля восприятия, как и всё прочее, пока он разбирается с более насущной проблемой. А когда, наконец, находит подходящую формулу и приходит в себя, его невнимательность оказывается критичной: первое, что он ощущает — тёплая ладонь под рубашкой. У Бакугоу и так две верхние пуговицы всегда расстёгнуты, но Ашидо идёт дальше и вынимает из петли третью, ныряет ладонью в вырез и водит пальцами по его грудине с таким интересом, будто карту сокровищ исследует. Бакугоу смаргивает удивление. «Что творит эта долбанутая?» — индифферентно думает он, очень плохо понимая почти любые действия Мины. Все её манёвры не имеют для него никакого прикладного значения, и частенько он не знает, как реагировать на неё. Мысль стряхнуть её ладонь приходит запоздало — когда вторая прицельно-гипнотизирующим движением ложится у молнии его школьных брюк. Так нагло и уверенно, как будто это его движение, как будто всегда там и была. Только тогда Катсуки дёргается. От возмущения, недоумения и удивления — до него, наконец, доходит, что творит «эта долбанутая». И от её плана, если честно, у него холодок по спине ползёт. С этой дрожью даже Бакугоу ничего поделать не может. Просто это всё страшно. Манипуляции Мины, его непременно следующая реакция и его совершенная непосвещённость в подобные вопросы. В том же самом списке приоритетов, где у Бакуго успеваемость Ашидо, всякие чувственные удовольствия у него в пункте «отложить на потом». И он точно соврёт, если скажет, что хоть что-то в этом понимает. Или что возмущён потому, что неинтересно, а не потому, что его смущает обстановка. То есть, конечно, Ашидо позволяет себе лишнего, но это ведь привычно? Как будто Катсуки не понял ещё, что она его не боится совершенно; как будто он станет тешить себя иллюзией, что одноклассница непривлекательная; как будто, появись такой вариант раньше, он бы выбрал химию… Бакугоу не думает ни о чём таком, когда Мина оказывается ближе положенного, потому что в принципе ни о чём таком не думает. Ему нельзя, ему не до отвлечений. Он хорошо себя знает: он тот ещё энтузиаст. И вряд ли сможет остановиться, начав однажды. Поэтому сознательно избегает всяческих соблазнов, кроме тех необходимостей, когда организм всё-таки берёт верх. Но мастурбировать под покровом ночи совсем не то же самое, что девчонка, пытающаяся подрочить тебе в библиотеке. Ощущения уж точно совершенно другие. И Кастуки пытается найти причины отказаться. Ищет в себе, ищет в Мине, метнув на неё недобрый взгляд, но безуспешно. Он же вбивает в её глупую голову знания — этично ли будет отказываться от уроков самому? Впрочем, эта сторона вопроса — последнее, о чём он думает, ощущая давление пальцев на ширинке и карамельный запах чужой кожи. Ему не удивительно, что они с Ашидо хорошо понимают друг друга без слов. Давно уже сработались. В её глазах не читается никакого удивления, когда он не препятствует, а Бакугоу не изумляется так уж сильно её решению. Мина находчивая, он это знает. Если ей нужно выбраться из сложной ситуации, она выберется, найдёт лишнюю деталь, слабое место. Может, Бакугоу слегка обидно, что его она тоже раскусила (что у него вообще есть слабости), но он слишком не против, чтобы сейчас думать о проигрыше. Он решает только не подыгрывать (всё равно не смог, даже если бы хотел — он же не знает, как) и не поощряет её ни единым жестом — утыкается в учебник и хватает ручку с такой силой, что по пластику идут трещины. Или это звук расходящейся молнии? Катсуки прикусывает щёку изнутри. Нетерпеливое желание щекочет живот, в паху приятно-тяжело. Слишком томительно, на его вкус — он предпочитает не терпеть вообще. Но что он в этом понимает? Его необходимость слишком отличатся от того, что делает Ашидо, ныряя руками под парту и пробираясь пальцами ему в брюки. Поэтому Бакугоу не выпендривается, перелистывая страницу в учебнике и невидящим взглядом пялясь в расплывающиеся строчки. От движений тёплых пальцев становится влажно: во рту копится слюна, и Катсуки громко сглатывает, запоздало понимая, что Мина использует причуду. На нём. Кислоту. И не где-нибудь — на стратегически важных местах. Уголок рта дёргается нервно. — Не бойся, — выдыхает Мина ему в ухо, безошибочно узнавая тревогу в его чертах, и такие мурашки от чужого горячего дыхания с ним впервые, — не ошпарю. Она совсем слабенькая, пощекочет немножко разве что. Природный лубрикант, — хихикает девушка. — Ашидо! — рычит Катсуки на её эксперименты, но избегает поворачивать к ней лицо. Вдруг его заклинит? Он сам не знает, что сделает в следующую секунду. Может, их после его действий не только из библиотеки, но и из ЮуЭй выставят! На большее возмущение его не хватает. «Блять, блять, блять, почему так хорошо?» Катсуки прикусывает корешок учебника — стонать он не будет, вот ещё, много чести ей. Да и опасно, кругом люди. Ему в большинстве своём нет дела, что эти убогие о нём подумают, но быть застуканным в такой откровенной, уязвимой позиции он не намерен. Хватает уже того, что Мина, кажется, его методично побеждает. С каждым следующим движением Бакугоу всё отчётливее понимает, что именно сейчас проиграл — всю надежду на то, что однажды его авторитет заставит её взяться за ум. Те крохи влияния, что у него остались на неё до третьего курса, теперь благополучно истлели в том пожаре, что вспыхнул от трения. Впрочем, Катсуки бы предпочёл пожар посильнее: неторопливость Мины, увлечённость и её привычка забавляться никогда не находили у него одобрения. Сейчас — тем более. Ашидо, пока Катсуки вгрызается в учебник, никуда не торопится, и её ленивые, медленные движения хоть и очень умелы, явно рассчитаны на пытку. В отместку за то, должно быть, что он пытал её формулами. «Ни хрена не честно!». Эти лёгкие касания, мучительные, издевательские — Ашидо точно знает, как они действуют и что творят. Что этого недостаточно. Катсуки приходится облизать сухие губы. Его собственные пальцы дёргаются в нетерпеливой судороге. Он чувствует улыбку Мины у уха. — Бакугоу, тебе мало? — Катсуки по-голодному щёлкает зубами. Ей хватает наглости и дерзости издеваться. Ну, чего он ждал — это же Рогатая. — Отъе... — говорить такое Мине опасно, наверное. — Отвяжись. Но она чертовски права: ему мало. И нестерпимо хочется большего. В паху болезненно тянет, становится всё тяжелее, не хорошо, как до этого, а по-свинцовому. Девчонка — сам дьявол. Мурыжит его на грани сознания уже минут двадцать. Как будто была бы такой смелой, если бы людей вокруг не было. Он её недооценил. И её нелюбовь к учёбе — тоже. Но приходится признать: кое-что Ашидо всё же умеет, пусть и не интегралы вычислять. С другой стороны, если бы интегралы делали с ним то же, что и её пальцы сейчас, он бы их сутками напролёт решал и ни о чём бы не жалел. Мина извиняющееся морщит нос, Катсуки видно боковым зрением. Она кладёт подбородок ему на плечо, и дыхание её, мятное и вишнёвое, щекочет ухо и скулу. Бакугоу зачем-то поворачивает к ней лицо, и тут же проваливается в черно-золотой космос. Открывает рот, хватает воздух, как рыбёшка на берегу, и хочет двинуться, чтобы вдохнуть мяту и вишню в лёгкие, но может только облизать пересохшие губы; Мина касается его носа своим, совсем чуть-чуть, еле трогает. Пугает его до чёртиков этим. Бакугоу бы завопил, но стыдно. И неловко за то, что он совсем не представляет, что с этим делать. Он чувствует себя уязвлённым и ведомым. Не та позиция, в которой он бы когда-нибудь хотел оказаться. Но сам виноват — надо было практиковаться. — Я бы тебя поцеловала, но на это точно внимание обратят. Рискнём? — задорным шёпотом предлагает Мина, явно развлекаясь за его счёт. Он пялится на неё расширенными зрачками. Всё тело сводит от неопознанного желания близости. За движениями её пальцев и возможностью наслаждаться видом её красивого лица и выступающего под рубашкой контура белья Катсуки еле-еле может разобрать, что она говорит. «Поцеловала бы? Совсем двинулась?» Он даже не задумывался, что можно. Но теперь, когда Мина сказала, ему вдруг кажется, что это вообще единственное, чего ему хочется. Что так вообще никогда ничего не хотелось. Катсуки не знаком с подобными порывами, а потому и не знает, как их сдерживать. Желание пересиливает неумение, неловкость и раздражение на самого себя. А ещё опасение, что их поймают. Он наклоняется ближе к Мине жадно, но очень коротко, как будто быстро за упавшим карандашом под парту, вот именно так, да-да. Это даже не поцелуй, он еле касается её губ своими, но Бакугоу, отстраняясь, чувствует себя настоящим титаном. Хотя теперь-то Ашидо, даже если не знала этого раньше, точно в курсе, какой он жалкий неумеха. Впрочем, Катсуки пробует не расстраиваться слишком уж сильно — она точно знала. А риск требует награды. — Удача любит смельчаков, — вдруг говорит Мина, и по ней видно, что она не до конца уверена в правильности цитаты. Но это не мешает ей привести Катсуки в дикий восторг парочкой скользящих движений. Бакугоу просто роняет лицо в ладони, впиваясь зубами в мягкую плоть над линией запястий, и почти что воет, протяжно, на грани слуха — это больше похоже на скулёж. И ему было бы стыдно, да насрать. Потому что хватка у Ашидо становится туже, пальцы — горячее и ещё влажнее, и её причуда уже не имеет к этому никакого отношения. Это он сам, такой влажный, в состоянии, до которого сам с собой никогда не доходил, практически на грани сознания. У него ни навыков, ни усердия, ни времени на такие забавы не хватало. Видимо, зря. Потому что сейчас, в этот вот самый момент, Катсуки готов отмотать мир назад, до того момента, когда можно было бы сделать другой выбор, когда можно было бы не быть героем и без труда и стыда отвлекаться на такие вот вещи, не думать о том, что из-за поблажки потом не угонится, не жить от тренировки до тренировки и ради сражений. Если бы у него каждый день был таким (или хотя бы через день), он бы смог отмотать, наверное. Да, точно бы смог. И даже стыда бы не испытывал. Всем им, он вдруг думает, надо было при поступлении рассказать, от чего они отказываются. — Сильнее, — требует он, хватая ртом воздух. — Сильнее что? — Мина и не думает заканчивать свои издевательства, паршивка. — Пожалуйста, — откуда он вытаскивает догадку, что нужно сказать именно это, Бакугоу не знает. Желание подсказывает действие, как и всегда. — Какой славный. Бакугоу даже это проглатывает, потому что хорошо, невозможно хорошо. Не так, как от злости и взрывов. Под веками, когда он зажмуривается, мелькает свет. Движения рук Ашидо заставляют его вибрировать. Долго и протяжно. пока натянутая между мозгом и пахом струна, наконец, не лопается по-настоящему взрывным удовольствием и какофония ощущений не вытесняет из головы и тела всё лишнее, всё ненужное. На несколько секунд Катсуки остаётся один на один со своей необъятной эйфорией. Он всё-таки не сдерживает стона, похожего на захлёбывающееся сипение — он пытается контролировать голос, иначе было бы громче и яростнее. Ашидо шепчет ему что-то успокаивающее, что хоть немного приводит его в сознание, даёт связь с реальностью. На них лениво оглядываются с других парт, но поспешно отворачиваются. То ли потому, что тут же всё понимают, то ли потому, что в поле их зрения попадает он с его грозной репутацией и дурным нравом. В эту секунду Бакугоу откровенно плевать. У него даже нет сил спросить у Мины, что именно она с ним сделала и сможет ли повторить. Потому что он был прав: разок ощутив, жить без этого будет трудно. Пока он приходит в себя, Мина, протерев руки влажной салфеткой, утыкается в тетрадку с видом крайне задумчивым. — ‎N2OC10H12, — заключает она через пару минут, выдёргивая Катсуки из пост-огазменной дымки ощущений. — Что? — Ответ в этой формуле. Правильно? — Да, — он хлопает глазами растерянно, пытаясь собраться и осознать, что Мина решила пример без его помощи. Может, дать ей отдохнуть было правильным решением не только для его члена, но и для её мозгов? Бакугоу не привык к тому, что всё может складываться удачно. — Блин, но тут ещё надо сказать, к чему относится, а я не помню, что это такое, — со следами обиженных слёз в глазах ноет Ашидо, наконец-то дочитавшая задание. «Да тебе и не надо помнить, ты и так знаешь лучше всех». Удивительно, что Ашидо так сложно даётся химия — это же совершенно её предмет. Мало того, что внутри у неё одна сплошная химическая формула (в следующий раз надо будет вычислить точный состав её кислоты), а сама Мина бомба с раствором медленного действия, так она ещё способна приводить чужие гормоны в движение полувзглядом. Сплошная химическая реакция — не девушка. — Серотонин, — отзывается Бакугоу, кивая на формулу в тетради. И не поясняет, за что он отвечает. Хватит уже на сегодня, назанимались. Сгребает учебники в сумку, по привычке прихватывая чужие тетради — потом занесёт, когда проверит, что она там написала кроме бесконечных сердечек на полях. Бакугоу никогда раньше не задумывался, что у неё только тетради для дополнительных в этих сердечках, классные — чистые. Теперь уж точно подумает. — Ты идёшь, Черноглазка? — раздражённо кидает Катсуки, пока Мина вертит головой по сторонам. Догоняет она его только за дверьми библиотеки, подстраивается под шаг и улыбается как блаженная, честное слово. Как будто то, что она осилила эту формулу, делает ей честь. — Мне ведь так и учиться понравится, — бросает Мина, и Катсуки вдруг вопреки собственным ожиданиям вспыхивает алым цветом. Нет, с его неловкостью в сексуальных вопросах однозначно нужно что-то делать. К счастью, у Ашидо, видимо, есть план. — Позанимаешься со мной ещё? — она впервые напрашивается на дополнительные, поэтому Бакугоу делает лёгкий вывод: это эвфемизм. Но ему нечего ответить. Он сперва игнорирует вопрос, а затем тяжело кивает, хотя всё тело сковано неловкостью, а мозг даже пытается протестовать. — Класс! — пищит Мина. — Мы и задачку с твоей девственностью решим, — оптимистично и бесстрашно обещает она, и от её тупой лёгкости даже не особо страшно. Бакугоу не видит смысла делать вид, что это заявление его злит. — Зачёт на тесте получишь, тогда и поговорим, — отзывается Катсуки нелюбезно. Он не знает, откуда в нём желание всё для себя усложнять, но теперь-то он совершенно точно не может позволить Мине завалить химию. Когда выяснил, что у девчонки к ней природный талант.