Мастер

- Не думал, что кому-то это будет интересно, - Келебримбор, пойманный вопросом ровно в момент входа в мастерскую, пожал плечами. – Но раз спросил, слушай. С арафинвионами, в отличие от их сестры, я общался несоизмеримо мало, только они из тех эльдар, про которых сразу понятно, что чувствуешь, даже не нужно искать лишних встреч… Нолдо рассказывал, но от дел не отрывался – долго перебирал крохотные напильники и щипцы в ящичках стола, щурясь от бликов пламени горна, но нужных, видимо, так и не нашел, с тяжелым вздохом задвинув лязгнувшее вместилище обратно. - Фелагунда я почти не знал. Но я полюбил его город, в одно мгновенье и навсегда – город, который вырос из духа своего творца, город-ключ к пониманию слов Инголдо, хоть его речи для меня всегда были мудрены. Если что-то чувствуешь к великому творению мастера – тому самому, что случается раз в жизни, - то не сможешь не проникнуться тем же к создателю. Мне казалось, нет места прекраснее Нарготронда, и в его красоте везде была видна улыбка Фелагунда, его мудрость, его любовь к миру. Этим легко было заразиться – стоило разглядеть узор витражей в потолке, - и я проникся уважением к Финроду. Он везде оставлял печать себя, вот что меня поражало, везде нес какой-то особый свет – не из Амана, не из семьи, его личный свет, - его нельзя было не полюбить, даже на расстоянии, даже ничего толком и не зная о самом Инголдо. Мне было больно слышать о его смерти. Если бы не она, даже не знаю, хватило бы у меня решимость сказать отцу то… что было сказано, - Келебримбор бросил на гостя взгляд вскользь, задумчиво поджал губы, замер, проникшись тяжестью слов и мысли. – Там… Уже в Мордоре, я вспоминал о нем. Финрод тоже был в лапах Саурона, и в памяти о его жертве я черпал силы, чтобы жить и терпеть дальше. Тот свет, из витражей Нарготронда, он действительно спасал – если бы я был его источником, а не хранилищем, может… Это «может» повисло в воздухе, словно облачко пара на морозе: может, не оказались бы Девять и Семь в руках Саурона. Но даже это едва заметное «может» слишком чуждо бессмертному краю – оно растаяло, испарилось, стерло тоску из взгляда Келебримбора, и все же, ему понадобилось целых два вдоха, чтобы отвлечься и продолжить рассказ. - Жаль, я не могу сказать того же об Ородрете, - голос нолдо стал заметно резче. – После ухода Финрода город изменился. Также – в один миг, и тогда все поняли, что же случилось, какое теперь горе живет в залах. Это глупо, конечно, и я не позволял себе даже лишней мысли о новом владыке – в конце концов, он разрешил мне остаться, мне, живому напоминанию о смерти брата, - по сравнению с этим никакой город ничего не значил. Но потом… Келебримбору не было больше дела до мастерской. Он ухватил кувшин с водой с края стола, глотнул, поставил на место, тяжело опершись ладонью о край стола, застыл, раскачиваясь, судорожно сжимая побелевшие пальцы на древесине. - Он погубил дело Финрода. Когда-то мой отец доказывал Фелагунду, что нельзя бросаться на выручку одного смертного, рискуя безопасностью Нарготронда, и за это все считали его чудовищем – Ородрет же побоялся выставить войска, когда помощь нужна была всем народам Белерианда! Я слышал от него те же доводы, какими отец довел Финрода до отречения, слышал и не верил. Так цинично повторить то же самое в том же зале Совета, обернув трагедию, над которой рыдал весь мир, в фарс! Нолдо вздохнул судорожно, резко мотнул головой – не хотел, чтобы гость увидел вспышку гнева в стальных глазах. - Не думаю, что это была откровенная трусость – но и нежелание вступить в союз только потому, что его инициатором был Маэдрос… Я пытался его переубедить, из-за этого не успел вовремя покинуть город. Приказ был ясен: никого не выпускать. Пока мой отец и дяди шли через мясорубку Нирнаэт Аноэдиад, я метался по подземелью (прекрасный город враз стал тюрьмой) не в силах им помочь, даже весть не в силах отправить. Если бы Ородрет все же послал войска, все было бы иначе, понимаешь – Сильмариллы ушли бы хозяевам, мир вернулся бы в Эндорэ, жертва Финрода не была бы напрасной. Думал ли он, что отдавал корону тому, кто превратит все позже в пыль? Голос мерк. Успокаивался, как море после бури, уже не заметна была дрожь стиснутых в кулак пальцев. - Я уехал, как только открыли врата. Больше с Ородретом я никогда не пересекался, позже совершенно не удивился падению его королевства, даже – звучит ужасно, знаю, - не жалел о том. Нарготронд умер в день, когда погиб Финрод, все годы после – лишь агония. И… Нет, ни слова больше. Это та правда, в которую я верю, а если ты знаешь другую – что ж, пусть будет, но заклинаю, молчи. Довольно на сегодня.