Мастер

Вспоминать с каждым разом было все легче. Келебримбор не то чтобы удивился – мимоходом порадовался тому, что теперь ему не нужны долгие минуты молчания, достаточно вопроса, а картинка всплывет в голове сама: нужная картинка, не темень подземелий или туман Чертогов. - Что это было… Это был дом, - нолдо коротким взмахом ладони поманил гостя за собой, к окну, распахнул створки, впустив в комнату шальной летний ветер, еще пропитанный утренней дождливой свежестью, но по-солнечному добрый. С высоты третьего этажа окраины Тириона макушки лесов и извилистые прожилки ручьев были видны, как на ладони. Келебримбор посторонился, уступив собеседнику лучшую точку обзора, прислонился плечом к косяку окна – важнее пейзажей ему был взгляд гостя. - Валинор прекрасен, но я его плохо помнил с детских времен. Даже сейчас мне все еще трудно воспринимать этот край не просто как случайное прибежище, а родную землю. Ведь я рос на берегах Митрима и в нашей крепости у Аглона, знал переходы Химринга, как свои пять пальцев, а в Нарготронде пережил самое важное свое решение. И когда тот край ушел под воду… - нолдо знакомым гостю жестом мотнул головой, на миг отведя взгляд, - когда земля, меня взрастившая, оказалась навечно недоступна, я понял, как, в сущности, любил Белерианд. Мы ушли за Синие горы, в совершенно неизведанные края, мы могли возвести любые стены, нанести на них любые узоры и сделать все совершенно иначе, так, как всегда хотелось. Но в результате каждый строил то, утрату чего оплакивал. Артанис скорбела о Валиноре и Дориате, Эрейнион, как мне думается, возводил Серые Гавани с оглядкой на гавани фалатрим, в которых часто бывал в юности вместе с отцом, даже Элронд вспоминал о чем-то дорогом. Жаль, я слишком редко бывал в Имладрисе, чтобы разглядеть, чье сердце заключено в его постройках. Ну а Эрегион… Келебримбор вздохнул, и во вздохе этом было все – и печаль, и радость, и тоска, и гордость за свое творение. - Эрегион вырос из мечты – нашей с отцом, одной на двоих. Вольный край на пересечении всех дорог, когда-то мы так хотели, чтобы было в мире место, где рады каждому мастеру – да и просто путнику. Хотя будет ошибкой сказать, что королевство было создано… Было создано его сердце, с нуля – Ост-ин-Эдиль, город, в который каждый вкладывал частичку своей памяти. Фонтаны, певшие музыку Гондолина, витражи Химринга, вырубленные в породе ажурные мосты, как в Нарготронде. Я даже не звал никого специально, вести расходились по земле, мастера приходили, творили, некоторые оставались – и пока мы работали вместе, плечом к плечу, как-то забывались дрязги и старые обиды. В самом деле, толку ли спорить столько лет спустя, когда вместе прорубали сквозь породу черты погибших уже городов и по памяти о старых домах возводили новые, тоже вместе? Ветер гнул полные влаги чашечки цветов к земле. С высоты их яркие крапинки сливались в сплошной ковер – нолдо улыбался, разглядывая бледные облачные мазки в небе и их отражения в садовом прудике. - И как-то незаметно получилось, что несколько домов превратились в город, а мастера, что над ним работали – в братство. Мы были рады каждому, не только эльдар, и со временем сквозь улицы проступили черты гномьих царств, их грубоватое величие, даже какие-то людские детали – правда, их было совсем мало. У атани короткая память, они стремятся вперед, творить нечто совершенно новое, мы же после всех войн хотели сохранить хоть частичку дорогого нам Белерианда. Вот и вся история. Эрегион вырос и окреп вокруг своего сердца сам, номинально это было мое королевство, и одновременно это была страна вольных мастеров. Думаю, отцу и деду там понравилось бы, - Келеримбор мимолетно улыбнулся. – А даже если нет, мысль, что столько лет хранилось и перерастало в нечто новое их наследие, до сих пор греет мне душу. Снова вздох – даже не вздох, только тихий шелест застывших на губах слов, каких-то проржавелых, словно бы взятых из другой истории. - Только сохранить Эрегион я не смог. Может, это тоже след Рока – мы пытаемся жить памятью, которая обречена на разрушение?