Мастер

Давно это было, еще когда племя обитало на закатных землях. Опасные то места были, с севера бродил злой зверь, с юга подступала непролазная чаща, с запада черные тучи врагов несло. Но земля родила щедро, охотники не возвращались без добычи, а если и случалась беда, всегда можно было просить помощи шамана. Тогда ведали они иной силой, говорят, потому что помимо крови человечьей и звериной текла в их жилах кровь соленой воды, далеких звезд, рассветных ветров, да только что теперь об этом судачить… И жил в те времена в племени шаман, имени которого не осталось: путанное оно было и длинное, данное самими духами. Племя защищал верно, знал, какие травы излечат тело, а какие – душу, нарекал все новое и учил правильно обращаться со старым, зверя злого мог отвадить, воду из земли в год засухи добыть, воинам силы придать, коли нападут снова твари темные. Но и на великого шамана найдется великая беда. Принесло больным ветром с гор поветрие, стали охотники слабеть, стали женщины до срока детей терять, стал зверь в лесу чахнуть. Думал шаман, думал, с духами разговаривал, наконец, объявил, что отправится в царство предков узнавать, что же за напасть приключилась с племенем. Ушел в свой шатер, день камлал – белый дым шел из шатра, два камлал – серый дым шел, ну а на третий вышел он из шатра, а следом за ним дым черный. И сказал шаман, что великая беда приключилась, что ушел из земель предков злой дух, бродит теперь по миру, козни добрым людям строит, племенам жить не дает. Силен тот дух и злобен, огромен, что скала, силен, как ураган, и что не видно пока от него спасения. Стал шаман думать, велел племени пока затаиться и ждать, на охоту не ходить, травы не шевелить, реки не мутить. День племя ждет, два, три, наконец, не вытерпел один воин, ушел под покровом ночи зверя бить, а как вернулся под утро – никто его не узнал. Пришел тот воин, глаза у него стали черные, из рук когти выросли, увидел шаман – трубку раскурил, пустил дым в лицо, так упал воин тотчас, а из груди его вырвался дух, и засмеялся, и закричал, что все теперь про племя знает, всех их сгноит, зверем затравит, моровыми ветрами погубит. Ушел шаман снова думать, день камлал – шел из шатра черный дым, два камлал – стал дым сер, а на третий день вышел шаман, выпустил белый дым, явил весть, что знает, как от великого духа избавиться. Велел охотникам отдать медные стрелы, женщинам златые серьги, воинам железные ножи, всю ночь пламя заговаривал, травами подкармливал, кровью птицы, зверя и человека задабривал, а к утру голыми руками согнул три кольца: медным духа подманить, железным сковать, золотым – с земель племени изгнать. Забрал все кольца, ученику своему наказал ждать три дня, а как они иссякнут да шаман не вернется – уводить племя прочь, в рассветные земли. И ушел. Закончился день первый, и второй, и третий к исходу подошел, сколько ни вглядывался ученик в горизонт, шамана не увидел, и потому забрал он трубку старого шамана, и сам стал шаманом, и увел за собой племя. Бросились за ними в погоню твари, с каждым днем все больше нагоняли, дышали в затылки, да встретило племя братьев с рассветных земель, те помогли от погони спастись. Но шаман их был не так силен, и про злого духа ничего не знал, и ушедшего шамана спасти не смог. Луна за луной, минуло сначала три весны, потом три по три, а дальше никто и не запомнил: стало племя мирно жить, зверя бить, новых воинов воспитывать, забылся и злой дух, и старый шаман, и кольца его. А сейчас снова веет на племя черным моровым ветром, и снова чахнет зверь, слабеют охотники, и молодой шаман, ученик ученика ученика, третий день в шатре своем камлает, но дым его бесцветен, но огонь его не слушается, но сгущаются тучи над племенем. И если и правда вернулся злой дух, то кто защитит теперь народ старого шамана?