Мастер

- А ты не пробовал ничего изменить? – спрашивает Брандон Старк, молодой волчонок, поседевший от застенных вьюг. Эхо пещеры подхватывает вопрос, множит, разбивает слогами и каплями стекающих со сталагмитов ручейков. - Изменить… - повторяет вслед за ними – волчонком и эхом, - Келебримбор и прикрывает три пары отяжелевших от холода век. Обмякает в плетении корней, поддерживающих пробитый арбалетным болтом позвоночник, сковывающих простреленные колени в вечном покое. Его память – как эти корни, крепкая, древняя, ветвлениями своими уходящая вглубь камня и вглубь сокрытого людским невежеством прошлого. Горклый сок сочится из трещин коры, когда та трескается от избытка древней магии. Ответы сочатся из памяти, когда беспощадный волчонок задает новый вопрос. - Да. Хоть что-нибудь. Разве ты ни о чем не сожалеешь? - Ни о чем, - бормочет Келебримбор, и эхо перевирает его. – Ни о чем… о чем… о чем? Если память – корни, то их ветвление – выбор. Бесконечная путаница его решений, исподволь пронизывающих историю этой земли и саму землю. Он скользит по ним, дальше от пещеры, глубже в прошлое, развилки возникают одна за другой, все дальше утягивая сознание – прочь от настоящего, ближе к пылающему сердцу Арды. Если бы он мог изменять, он успел бы увести свой народ за Перешеек до того, как двинулись в поход андалы Саурона. Они оставили бы Эрегион – пусть, века все равно погрузили руины королевства так глубоко, что лишь его корням ведомо их расположение. Они бы выжили… - Нет, - сам себе отвечает Келебримбор и видит не удивленное лицо Старка, но последствия своих ошибок, все скопом. Глубже и раньше: он не стал бы браться за Кольца, не наделил бы драконье стекло и валлирийскую сталь теми силами, что предали его и, подчинившись Саурону, погубили народ. Или - расширяются зрачки под веками, - не поверил бы Жестокому в дни после его прибытия в Вестерос с запада, в дни, когда его знали как Аннатара Таргариена. «Пламя и кровь», - переделал он девиз феанарионов. «Я возрожу драконов – и исполню мечту твоего деда, - говорил он, увещевал, льстит, лил сладостный яд в уши. - Я помогу тебе сделать Вестерос великим – и исполню мечту твоего отца. Только поделись силой – и любая твоя мечта осуществится». Нет, Келебримбор не поверил бы ему, если бы мог изменить хоть что-то в прошлом, не услышал бы или… Глубина затягивает. Он находит одно решение – и скользит еще дальше в прошлое, обнаружив новое, более притягательное, очевидно верное, но за одним следует второе, за вторым – третье. Нет, дело не в Аннатаре – он пришел лишь пировать на последствиях. Не стоило лишать королевства знаний, приманив в первую Цитадель Гвайт-и-Мирдайн всех мастеров, обрекая с их смертью великие тайны на гибель. Не стоило уходить так далеко, оставляя войну отца лишь на его плечах. Не стоило предавать его… Нет. Есть развилка раньше, есть корни, тянущиеся под океаном в земли, над которыми он не властен, есть прошлое его деда. Он не должен был погибнуть, не исполнив пророчества… …не должен был верить, что ему, Пламенному, в одиночку суждено изгнать Долгую Ночь и Моргота, ее властителя… …не должен был вести за собой в Вестерос на добытых кровью кораблях… ...не должен был требовать Клятвы… Корни ветвятся – и сходятся воедино, в первопричину всех решений, побед и страданий: не должен был гибнуть Финвэ. Келебримбор корчится в путанице ветвей, силу свою берущую от его крови, и он же в страхе темноты – не той, что под одеялом, а настоящей, живой, темноты Самой Долгой Ночи, - бежит через двор Форменоса, не слышит окриков, не слышит свой разум, только детский, всепоглощающий ужас плещется и стискивает сердце, заставляя быстрее шевелить ногами. Он бежит так далеко, как может. Жуткий голос в голове требует схорониться – и он прячется в корнях чардрев, молит их уберечь, и мимо проходят, не замечая его, пущенные по следу воины с факелами. Наконец, за ним приходит сам Финвэ – и перед ним расступаются чары Трехглазого ворона, потому что теперь, когда опасность для короля миновала, можно. …Маленький Тьелпе свешивается через борт корабля и смотрит на диковинных рыб. Они плывут в Вестерос. Они – Первые люди, - найдут на континенте забытых братьев, Детей леса, изгонят Моргота за Стены, за пределы вечной тьмы, за границы Эа, и из разрушенной его крепости Феанор вынесет три драконьих яйца. Только драконье пламя может вернуть день в Валинор – и об этом, а не о мести, гласит новая клятва того, кому сам Мандос пророчит стать Азор Ахаем. Келебримбор дергается в путанице корней и затихает. Теперь очередь волчонка-Старка путать корнями и памятью таким трудом собранный по кусочкам мир.