Мастер

– Я? Думаю? Об обалдуе этом? – Келебримбор потер подбородок о шов на плече, покачал головой с выражением лица, будто в голове строил в столбик пятизначные выражения с иксами и, спохватившись, похлопал по скамейке рядом с собой. Логично, что спрашивать про отвечающего пришла сторонняя какая-то девица. То есть, это Намо с его манией собирать информацию обо всех и отовсюду очевидно, а сам мастер просто не любил лишний раз задаваться вопросами – если они не связаны с металлургией, законами механики и лингвистическими изысками в гномьем нецензурном. Девица хлопнулась рядом, благодарно кивнула, когда ей протянули через пару рук стакан с холодным чаем – жара пала на Эрессеа не то чтобы так же неожиданно, как проклятье нолдор, но примерно с той же степенью разрушительности, – и уставилась огромными восторженными глазами. – Ну, он старательный, – с некоторым скепсисом Келебримбор вздохнул и махнул рукой. На ступеньках мастерской отвечающий, смотав синие патлы в гульку и напялив чей-то прожженный фартук, упоительно возюкал по кованой решетке кисточкой, от усердия прикусив кончик языка. Вся трава в радиусе двух ярдов блестела белыми каплями краски, качавшимися на листьях, словно росинки. – Вы его эксплуатируете? – еще ярче загорелись глаза девицы. Келебримбор посмотрел на нее, на отвечающего, снова на нее и вздохнул громче. – Нет, конечно. Упаси Валар. – Скорее, он нас эксплуатирует, – фыркнул кузнец-синда по соседству и взболтал кувшин до хрустального перезвона льдинок. Изрядно, впрочем, подтаявших – едва пахнувший в лица ветерок принес с собой сначала желанное облегчение, а потом едкую вонь краски. – Перекрашивать же потом придется, с его-то руками… – Не наговаривай, – отмахнулся от друга Келебримбор, – нормальные у него руки. У них мир такой, все по нажатию кнопки, вот и умеет примерно ничего. С третьего раза смотри, как шустро учится. – Так то с третьего, – присвистнул спорщик и многозначительно вздернул бровь. – А с первыми двумя напомнить, что было? – Ой, не на… – Как Йэлле от краски отскребали и как заказ в ночь перекрашивали, – мстительно процедил кузнец, хлюпнул чаем прямо из кувшина и, передав дальше по кругу сосуд, откинулся затылком о спинку лавки. – Согласитесь, в том, что в такую жару унылой покраской занимается доброволец, а не мы, есть свои плюсы, – вмешался в разговор третий, и все как-то сразу согласно закивали, признав за отвечающим право на сколько угодно плешивых пятен и потерянных кисточек, лишь бы перерыв растянулся еще немного. – Криворукий – балрог с ним, зато помощь всегда искренне предлагает, – подвел итог, потихоньку плавясь в киселеобразное состояние, Келебримбор, и требовательно протянул руку – кувшин ходил по какой-то хитрой траектории и упорно мастеру не попадался. – Добродушный и понимающий, меня более чем устраивает. Еще бы так не любил до последнего дела откладывать… – Чья бы корова мычала, – буркнул, так и не разлепив глаз, все еще слишком скептично настроенный кузнец, за что и получил локтем в бок от соседей. Келебримбор только отхлебнул чай и пожал плечами: – Ладно, тут ты прав. Мы с ним два сапога пара, работаем только на вдохновении. Зато оба знаем, как его призвать в экстренные сроки. Чудо, а не отвечающий, приходит с утра сегодня, за волосы хватается – мол, эти вопросы мне не нравятся, а на эти ты отвечать не захочешь, до срока сутки. Потом плюнул и работу выпросил, говорит, пока руками занят, думается лучше. Посмотрим, что надумает… – Опять драмой просветится, – не унялся синда. – Трагик недоделанный. – А вот тут ты точно перегибаешь, – категорично мотнул головой мастер, и в тоне его прибавилось желчи. – Он понимает разницу между… Как там у вас говорится, «стекло ради стекла» и хоть каким-то подобием правды. Знаешь, сколько бардов тут отмечались? «О, Тьелперинкваро, не поведаешь ли о плене своем, о Сауроне Жесточайшем, о духе и мужестве»? И ресницы сильнее струн трепещут. – Так вы можете про плен? – девица аж от греха подальше отставила стакан, в полуобороте вцепившись в мастера жадным до подробностей взглядом. Келебримбор снисходительно покосился на нее и мотнул головой легко, будто она была одуванчиковой макушкой. – Нет, юная госпожа. Как в легендах – у бардов наслушаетесь, а как в настоящем – не надо оно вам, – он хмыкнул, поднялся на ноги и, вытерев после нового глотка рот тыльной стороной кисти, позвал горе-маляра. – Эй, Ракх! Кончай художеством заниматься, я тебе обещал гравировку показать, горн как раз готов! Счастливый отвечающий стряхнул с кисти краску, обтер тряпицей и, сунув в карман фартука, вприпрыжку унесся вслед за мастером. Ему и невдомек было, что разговор все время шел о нем… И невдомек осталось, почему такой нахмуренной ушла из садика незнакомая девица. Келебримбор ведь на все вопросы трепал рабочую косу и смеялся, так что вскоре позабылось. Пришла и ушла – такое часто случалось. И мастер скорее радовался, что не смотря на всю свою хваленую эмпатию, Ракх не так часто замечал, как тускнеет взгляд нолдо после таких встреч.