Набирающий темп

Музыка: Hunt - Miguel Johnson       1909 год. Российская империя, Западная Сибирь, верховье реки Обь, Томская губерния, город Новониколаевск       11 мая       Михаил Шапа шагал через весь город к берегу реки Обь. Шагал мимо низких деревянных домов, украшенных резьбой. Стариной в те года дышал маленький провинциальный городишко Новониколаевск. То была тёплая весна 1909 года, май месяц, спустя шесть лет, как Новый Николай вырос в безуездный город. А житель города Михаил шёл, шёл по молодым улицам, коим было не больше шестнадцати лет. По пути встречались многие лица — знакомые и нет. А Михаил молча шёл и только редким знакомым кивал на приветствие. Он возвращался домой вечером после тяжкого труда.       Его сосед, Гнусин был человек гнусным и вечно озлобленным на всех подряд. Из-за чего и на кого, никому не было ясно. Оставалось лишь гадать, но никто не желал занимать свои умы. Озлобленным, он топил поздним вечером печь. Из печи выскакивали искры, что разглядел опасающийся пожара Шапа. Выйдя со своего участка и заглянув через забор, тот крикнул:       — Гнусин, а ну закрой или потуши печь! Как бы пожар не случился! Ветер, ишь, какой поднялся, а у тебя искры вовсю порхают!       — Да ну тебя, чёрт побери! Не вмешивайся, собака!       Сосед ушёл на свой участок, а из печи на его участок спустились злобные огоньки — искры мигом перелетели на крышу чужого сеновала. Не успел Шапа зайти в дом, как учуял запашок дурного дыма. Картина, представшая ему, была словно воплотившийся ночной кошмар.       Он ещё не успел лечь спать, когда что-то его обожгло в груди. Сидя за столом последний свой рабочий час, Новониколаевск уже начинал дремать при слабом искусственном свете. Ощущение породило возрастающую тревогу, юноша вышел из-за стола и выглянул в окно, за которым едва проступали контуры побережья Оби. В какой-то момент он уловил отчаянный набат колокольни храма Александра Невского, стоящего недалеко от его дома. Ужас и тревога охватила юношу, он выбежал из помещения и оказался на слабо освещённом дворе, укутанном уже подходящими к концу сумраками. Темнело пускай и медленно, но время было позднее. В тёмном небе ясно прослеживался чёрный контур обильного дымового столба, идущего откуда-то сверху. Источник огня был недалеко от храма. Люди выбегали из своих домов, не успевая схватить в пути всё, что посчитали ценным и увести дворовый скот с участков. Они метались по просторным улочкам, отчаянно пробивались к реке, но не всем удавалось достичь цели. Далёкое пламя с каждой минутой казалась всё менее далёким и более агрессивным. Сильный тёплый ветер с реки играл назло с деревянным зодчеством. А пламя всё тянулось в высь и на запад, поглощая одну усадьбу за другой, тщательно разжевывая и выплёвывая горькую сажу. Прибыли первые гружённые бочками с водой пожарные обозы, но и на них совершил дерзкое нападение огонь. Перекинувшись на пожарную деревянную станцию, он мигом обронил полыхающую пожарную каланчу, похоронив под ней обоз, пожарных, багры с вёдрами и бочки с водой. Огонь надвигался столь стремительно, что перекинулся через широкий Новониколаевский проспект, проскочив перед храмом, и принялся жадно поглощать город дальше. Путь к пойме Каменки был отрезан, пожарные не справлялись с разбушевавшейся стихией. Всё дальше на восток, всё глубже в город. Вот, уже близка деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы! Но что-то мешало, противилось огню и не подпускало близко. Он же, озлобленный, двигался дальше вверх по берегу, дальше от реки.       «Николай!» — послышался девичий голос.       Юноша обернулся и встретился с серебристыми глазами Каменки, что стояла в своём привычном скромном речном наряде перед ним с отчасти протянутыми к нему ладонями. Он стоял, словно в трансе, не приходя в чувство. Взгляд бледно-голубых глаз затянула пелена дымовой завесы. Город был перепуган и тревожен, и вот скоро ожидалось наступление отчаяния.       — Николай, очнись!       — Не в моих силах повлиять на это, Каменка. Путь к тебе перекрыт, пожарные не справляются.       — Не отчаивайся. Брось все свои силы на борьбу с огнём. Там твои горожане, твои дворы, дома, Новониколаевск.       — У меня есть ещё пожарная станция, но хватит ли этого?       — Борись.       — Да-а-а…       Сомнения одолевали его, сердце мелко дрожало в груди. Грудь обжигало пламя, дым застилал глаза и отравлял его, осложняя дыхание. Город раскашлялся, но, наконец, принялся за дело. Пройдя сквозь дымовую завесу, охватившую половину города, ему не просто было найти хоть какую-нибудь уцелевшую ёмкость, после чего развернулся к Каменке. Из цельной закаменской пожарной станции примчались пожарные и присоединились к тушению пожара. Вместе с ним и он, Николай в отчаянии бегал от поймы Каменки к огню как только мог быстро, выливая в очаг бедствия речную воду. Он задыхался, едва что-то различал, был дезориентирован, но не прекращал попытки.       Спустя час на место событий прибыл званный дурной вестью старший город Колывань с севера. Ещё на левом берегу к нему присоединился с юга село Берское. Вместе добравшись до полыхающего города на лодке, они остановились около Каменки. Колывань взглянул на неё, а после на скрывшегося в море дыма Новониколаевска.       — Как долго он горит, Каменка?       — Час уже. Изо всех сил борется.       — Мои люди далеко, так что придётся ему собственными силами справляться с огнём. Так бы помог, - Безо всякого сочувствия, несколько холодно и отчуждённо произнёс Колывань, что уловили Каменка и Берское.       - Я не услышал ни капли сочувствия к нему в твоих словах, брат. Порой ты меня очень разочаровываешь.       С этими словами Берское поспешил на подмогу к Новониколаевску. Колывань чуть приподнял брови в ответ на замечание младшего брата, но остался наблюдать за разворачивающимися событиями с места. С реки продувало, но ни он, ни Каменка не ощущали этого. Лишь волосы их развевали мощные порывы ветра. Добравшись до Николая, Борислав успел подхватить того на лету в очередном падении. Ноги того уже едва держали, вся грудь и спина полыхали, в горле, казалось, стоит дым, что не даёт вдохнуть свежего воздуху. Усадив мальчишку на колени, сам Борис взял ведро из рук.       - Я помогу тебе, Коля. Ты уже серьёзно пострадал от пожара, тебе нужно отдохнуть для восстановления.       - Ещё рано отдыхать, - Голос его охрип от обожженного горла. – Пламя движется вглубь.       - Доверь мне борьбу с пламенем.       Не успел Николай возразить, как его собеседник уже умчался прочь. Ему оставалось лить стоять на коленях и бороться с приступами кашля, что провоцировали малейшие вдохи. Накопив малейшие силы, он осторожно и медленно пополз к пойме Каменки в намерении добраться до воды и набрать той для борьбы с пламенем. Одежда за это время измазалась, испачкалась, волосы почернели от сажи и дыма, а слезившиеся глаза приобрели главенствующий серый оттенок. Он долго, но упорно добирался до Каменки, а когда дополз, то завалился на бок и дотянулся одной рукой до тёмной воды. К тому времени основное пламя уже погасили, Берское поспешил оказать помощь духу погоревшего города. Присев рядом на одно колено, он набрал в ладони воды и брызнул в лицо уже теряющему чувство Николаю. Тот немного пришёл в чувство, а после был поднят над землёй с закинутой на плечо рукой. Оглянувшись вокруг, Берское позвал:       - Колывань!!!       Тот нехотя подошёл к нему и сложил на груди руки, осматривая потрёпанного и грязного Николая. Хотя, Борис тоже, не сказать что чист и опрятен после проделанной работы.       - Помоги мне дотащить его до алтайского управления, брат.       Недовольно выдохнув и распустив руки, Колывань подхватил под плечо мальчишку. Вдвоём они понесли того до уцелевшего кирпичного здания, откуда мальчишка и выбегал. Каменка сопровождала их взглядом, но вмешиваться не решалась.       - Я напишу Томску о пожаре, пускай приезжает оценивать последствия, - Подал голос Иван. – Все мы когда-то горим.       - Каждый год возникают пожары, но нет страшней пожаров, чем при сильном ветре с реки или лесного пожара. У тебя уже более двадцати лет имеется пожарная дружина, а мне приходится собственными силами бороться с огнём. И то, даже имея пожарную дружину, не всегда даётся вовремя справиться с огнём.       - Считай, ты посвящён в города, Новониколаевск.       - Посвящён? – Едва слышно произнёс тот, не поднимая отяжелевшей головы.       - Именно. Все города посвящаются пламенем, а некоторые потопами. Кому что уготовано.       Они донесли Николая до назначенного места и уложили на бок. Тот разразился кашлем, глаза его постоянно закрывались. Надышавшись дыму, от недостатка кислорода его клонило в сон. Колывань отряхнулся, ушёл отмывать руки, заодно на обратном пути принёс таз с водой и чистое полотенце. Берское макал полотенце и отмывал открытые участки кожи. Периодически кашель находил на мальчишку, и только особым усилием ему давалось подавить тот. Правда, каждый раз слезились глаза, застилая пеленой. Грудь и спина полыхали, хоть и слабее, причиняя боль. Лежать на боку было неудобно, но и ложиться на спину или грудь было страшно – Николай мог задохнуться от обострения боли.       - Я поеду к себе писать письмо в Томск.       - Я останусь с Новониколаевском и окажу ему помощь.       Колывань опустил взгляд к лицу Новониколаевска, тяжко выдохнул и уже было почти вышел из помещения, как услышал:       - Спасибо, что помог его донести, Ваня.       Хмыкнув, старший оставил двоих и двинулся к пристани. Берское село сидел на полу на коленях перед Новониколаевском и продолжал обмывать того. По взгляду мальчишки читалась боль, которую тот подавлял. Казалось бы, у него не осталось сил на игнорирование ощущений, но он коим-то образом терпел и не выкрикивал, как когда у него были силы. Может, просто не хватает сил чисто выразить всё это наяву.       - Я приму новониколаевцев у себя. Место имеется, если что, то на сеновал, в сараях. Ты, как и я стоишь у леса, поэтому отстроить деревянные дома будет не сложно и не столь дорого, как Колывани. Главное – не отчаиваться и отстраиваться.       В ответ потерпевший лишь моргнул, но и этого было достаточно Берскому.       14 мая       В начале Николаевского проспекта стояли двое. Каменка печально осматривала погоревший город и тяжко вздыхала, когда представляла состояние Николая в данный момент. Его не было видно, ведь уже трое суток он находится на лечении под присмотром Борислава. Рядом с ней в важной, барской позе стоял серьёзного вида широкоплечий Томск и притаптывал ногой. Они несколько оживились, когда на горизонте показались две знакомые фигуры. Обеспокоенный Берское помогал держаться на ногах ещё не восстановившему силы Ново-Николаевску, аккуратно и по чуть-чуть шагая навстречу Томску с Каменкой. Когда они оказались достаточно близко, то Томск внимательно рассмотрел Николая и младшего брата. Вид обоих его удручал, ибо в чистоте и опрятности они не прибавили, пускай Николай и был чист лицом и руками. Однако грязь уже въелась в одежду обоих. Они остановились перед рекой и губернской столицей. Каменка подошла ближе и взяла в руки измаранное лицо Николая, заглянула в потемневшие болезненные глаза. Сочувствие к потерпевшему наполняло её, как и Берское. Томск оставался сдержан и холоден по отношению к младшему городу, не беря на себя эмоциональный груз. Новониколаевск взял милую ему Каменку за руки, освободил лицо. Коим-то чудом найдя в себе достаточно сил, отошёл в сторону, обойдя всех. Его взгляд устремился на юг, где стояла посреди сгоревших напрочь дворов чудом уцелевшая деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы.       «Цела!» — был восхищён и обрадован город, после чего болезненно, с кашлем, тихо рассмеялся. Улыбка на его лице пробыла всего пару мгновений, а после угасла. Осматривающий погоревший город томский дух шумно выдохнул, с лёгким хрипом, после чего вытянул один уголок губ и с неодобрением глянул на новониколаевского духа.       - До меня дошли сведения, что ещё в декабре одна из улиц твоих была именована в четь моего губернатора, Николая Львовича Гондатти. Губернатор не позволяет мне полностью игнорировать твои просьбы, будь благодарен ему за это, городишко, — ощущалось неприятельское отношение Томска к пострадавшему.       - За что я ему премного благодарен. С его поддержкой я восстановлюсь.       - Он уже здесь, осматривает пожарище.       Город полностью развернулся к ним и почти тут же упал на колени, низко склонив голову и упёршись руками в чёрную землю. Берское тут же подхватил его за предплечье и не дал врезаться головой в землю. Руки мальчишки сгибались и дрожали от бессилия, а в горле вновь запершило, и он принялся жадно кашлять. Берское придерживал над землёй, не давая удариться об землю или вовсе пасть. Томск подошёл вплотную и, воспользовавшись ситуацией, пнул мальчишку в грудь ногой, на что тот лишь безвольно повис на одной руке Берского, что возмущённо воскликнул.       - Твоё презрение к младшим выходит за всякие рамки приличия, Томск! – Пошёл в атаку Борис и встретил холодный взгляд старшего брата.       - Не имеет значения, признаём мы родство между собой или нет, мы все друг другу соперники, Берское. Неважно, под моим присмотром Ново-Николаевск или нет, он останется для меня нежелательной помехой в противостоянии с Омском за статус столичного города Сибири. Если ещё кто-то третий вклинится между нами, то я однозначно потеряю шанс обойти младшего брата.       Борислав напрягся всем телом, припомнив себе конкуренцию между Каинском и Колыванью. Картина та же самая, но уже между малыми городами. Похоже, появление Ново-Николаевска портит планы как Колывани, так и Томску. Каинск и Омск сохраняют своё положение, хотя новоявленный город и у них на дороге встал, вытягивая силы в том числе и из них. Борислав помог Николаю подняться на ноги, как только Томск отошёл от них. Тяжко выдохнув и дождавшись, пока першение пройдёт, мальчик приподнял голову и заговорил подавленным голосом:       - Я выкупил царские земли и на мне висит огромный долг перед царём-покровителем. Но теперь я влезу в ещё большие долги, если не найду средства. Томск!       - Вот именно, что ты и так в долгах, выскочка. - Томск не скрывал своего пренебрежения. - Император соизволил выдать тебе в аренду до двадцать шестого года свои земли, а ты всё сжёг! Выкручивайся теперь как можешь, городишко.       Николай поднял голову достаточно, чтобы видеть собеседника, и взгляд его приобрёл твёрдость и стальной отблеск.       - Только с твоего ходатайства мне дастся сыскать средства на восстановление. Колывань сказал, все города проходят крещение пожаром. Так вот! Я прошёл через огонь. Ты сказал ранее, что для самоуправства мне нужно стать хотя бы городом. Я им стал!       - Ты стоишь на царских землях, это не мои заботы!       - Я принадлежу твоему уезду. Ты несёшь ответственность за эти земли.       Томск раздражался с каждой фразой, и это отражалось на его лице. Лоб покрыла паутина мелких морщин, губы сжались, веки угрожающе припустились. Он подошёл вновь вплотную, схватил за шиворот и приблизил к своему лицу, полностью игнорируя Бориса, что спешно отпустил Николая.       - Чего ты добиваешься, Ново-Николаевск? То ты желаешь уйти из-под моего контроля и не подчиняешься, занимаясь мелким вредительством. То ты просишь о помощи, словно сам ничего не можешь. Или думаешь, я не заметил, что ты незаконно используешь печать Барнаульского уезда вместо моей?       - Мне понятно твоё раздражение. Я желаю лишь одного – полной самостоятельности, губернского статуса. Как только я его обрету, с тебя будут сняты все эти заботы. Мне кажется, ты в этом заинтересован.       На долю секунд сомнение отразилось в глазах Томска. Показалось, его уверенность на мгновение пошатнули. Однако даже если это оказалось не так, то слова заставили его задуматься о перспективе будущего. Что из этого выйдет? Лучше ли станет с этого? Нет , лучше уже не будет, лучше держать при себе на коротком поводке этого городишко. Томск швырнул его наземь, сплюнул и зашагал прочь, причитая:       - Не бывать тому. Я задавлю тебя, пока ты не окреп. Никакого самоуправства!       И покинул Каменскую волость, вернувшись к себе на Томь. Николай некоторое время отходил от впечатлений с этой встречи, а рядом с ним сидел на коленях Борислав.       - И что делать будешь?       - Писать в Томск лично губернатору Гондатти, он пойдёт мне навстречу. Параллельно писать в Санкт-Петербург, императору. Эти земли взяты в аренду за огромную плату, но если я не восстановлюсь, то никогда не расплачусь.       - И то верно. Рано отчаиваться, нужно действовать и не упускать шанс.       Он оглянулся. Повсюду стояли покрытые толстым слоем пепла погоревшие дворы, над которыми величественно возвышались храм и церковь. И лишь печки как столбы напоминали о былых постройках, коих уже нет. Воздух был полон сажи и копоти, что забивала лёгкие. Мальчишка тем временем подсчитал:       - Почти восемьсот дворов за три дня. Всё побережье Каменки погорело! Почти половина всей городской площади.       - Здешний рельеф сложен, да и железная дорога ограничивает тебя. Необходимо усилить пожарный контроль, особенно в домах на Каменке.       - Я очень плотно застроена бывшими кривощёковцами, - Подала голос река. – Они не следят за пожарной безопасностью, очень плотно застроили мои берега.       - Их. Не. Согнать, - Каждое слово отдельно произнёс Николай и прикрыл рукой глаза.       Далее они молчали. Берское и Каменка помогли юноше подняться на ноги и дойти до здания управления Алтайским округом. Подбадривать уже не было смысла — отчаяние брало верх, выдавливая слёзы. Борислав был вынужден вернуться к себе по делам, доверив уход за мальчишкой Каменке.