Декабрь 1896 года, Российская империя, Томская губерния, Бугринская волость, посёлок Александровский.
Заметало. Обь остыла месяца два назад, и на санях по ней везли в Большую Нахаловку кривощёковцы чего съестного да на продажу правому берегу. На реке господствовал морозный ветрища, но рыбаки шли на зимнюю рыбалку смело, пользуясь короткой декабрьской оттепелью. Ступая по сугробам в валенках, мальчишка решительно и скоро ступил за порог дома и тут же принялся снимать с себя всего лишнего. Он был полон тревог, и его торопливость говорила об этом прямо. Скинув дублёнку и валенки, он умчался вглубь, туда, где за столом сидел Берское. Подбежав к нему, Александровский тревожно заглянул в глаза, губы его мелко дрогнули.
- Беда, Берское! Томск едет сюда!
- Что? Томск?
Он развернулся к мальчишке. Тот поправил на себе косоворотку и пригладил всполошённые волосы.
- Я встретил Колывань, опять. На этот раз он сообщил, что Томск в пути сюда, с недобрыми вестями. Не знаю, что он здесь захотел, но Колывань как-то связан с этим!
- С чего такие предположения, Александровский?
- Он каждый день у меня бывает, наблюдает за мной и событиями на моём берегу, за деятельностью Титлянова. Он в курсе, что владельцы питейных заведений, с которых Титлянов берёт плату за землю, не довольны его деятельностью. Знает, что сбор с местных более чем на рубль не устраивает многих. Однако, несмотря на это, только владельцы питейных заведений пишут против Титлянова, остальное население положительно отзывается о его деятельности, хотя сборы и отягощают.
Хоть он проговаривал это едва ли не скороговоркой, Берское чётко уловил ход его мыслей. Положив руку на голову, он уверенно и спокойно заглянул в глаза, тем самым внушая уверенность. Мальчишка успокоился под этим взглядом и обхватил руками запястье Берского. Вложив свою ладонь в чужую, мальчишка вновь тревожно свёл к центру брови.
- Спокойно, не торопись с выводами. Приедет, выслушаем его и предпримем чего.
- Я заступлюсь за своего старосту, всем посёлком.
- Значит, ты думаешь, Томск приедет снимать его с должности старосты?
Посёлок замер с приоткрытым ртом, а потом сжал губы и кивнул. У него не было никаких других идей по поводу причины приезда губернской столицы. Какие ещё могут быть причины? Берское тоже догадывался, что к этому и придёт.
- Как давно и где ты встретил Колывань?
- На берегу, он остался там дожидаться приезда Томска, поведёт его сюда.
- Что ж, дождёмся в таком случае обоих. Не переживай, всё наладится.
Припоминая в уме уроки Барнаула, Берское контролировал свои эмоции, не позволяя им поглотить его сущность, затуманить ум. В таких ситуациях требовался холодный, расчётливый ум и настойчивость. То внешнее спокойствие, кое он наблюдал за Берским, вдохновляло и внушало ему самому спокойствие. Так что посёлок утихомирил свои чувства и доверился селу. Берское поднялся, вынудив посёлок отступить назад и убрать свою ладонь. Они дружно прибрали стол, чтобы всё выглядело опрятно, Борис припрятал собранные рубли в надёжное место. Вовремя, ибо постучали, и дверь отворилась против воли. В дом прошли две фигуры. Молодой двадцатилетний светло-русый человек с холодными синими глазами и молодой человек старше, чьи щетины покрыла каштановая борода. Они сняли верхнюю одежду и прошли в комнату, где их встретили поклоном Берское и Александровский. Их и помещение окинул взгляд карих глаз. Синие глаза Колывани не тепло глядели на Александровский посёлок, тот старался игнорировать этот взгляд и чувства, что от этого взгляда копошились внутри него. Старший город глубоко вдохнул и выдохнул, занял место за столом, пригласив остальных занять место на кровати. Там те и присели. Ещё раз окинув всех собравшихся взглядом, Томск поднял тему:
- Рад тебя видеть, брат Берское. Мы с тобой видимся даже реже, чем с Колыванью, но потому этим встречам я особо рад.
- Взаимно, брат Томск.
«Братья!» - с удивлением подумал и изумлённо взглянул на них Александровский. Колывань уловил на себе его взгляд и презренно ухмыльнулся. Тогда мальчишка увёл взгляд в сторону.
- Я вот по какому поводу здесь. Наконец, дошло дело до выборов в Александровском, званном в простом народе уже Ново-Николаевским. Я внимательно рассмотрел приговор полицейского уездного управления и… выступаю против самоуправства Ильи Григорьевича Титлянова в посёлке Александровском. В его адрес мной получено множество жалоб о самоуправстве, вымогательстве с местных, «пьяном бюджете» и помощи разбойникам. Это немыслимо! Грамоту о снятии его с должности старосты, думаю, он уже получил, мой человек отправился к нему. Он сдаст печать и знак старосты полицейскому чиновнику Ржевскому. Я объявляю об установлении в посёлке полицейского управления.
Берское задержал дыхание, стараясь сохранять прежнее спокойствие. Колывань на мгновение широко и довольно улыбнулся, в следующее мгновение подавив яркую эмоцию, возникшую как вспышка. Александровский обозлено уставился на Томска, но тот холодно ответил ему мрачным взглядом. Казалось, между ними промелькнула молния. В воздухе повисло напряжение. Никто не решался высказаться. Вскочив с кровати, Александровский встал между Берским и Томском, твёрдо уставившись на второго. Колывань и Берское тут же тревожно переглянулись между собой, а потом начали отслеживать реакцию старшего брата. Поступок посёлка мог показаться хамским, но в нём чувствовалась уверенность и твёрдость.
- Титлянов Илья останется моим старостой как законно выбранный общим сходом жителей посёлка Александровский, признанный местными и уважаемый человек, благодетель и просто честный крестьянин.
- Повторяю: полицейское управление, никаких выборов и старост. Ты ещё не дорос до права избрания старосты, малец.
- Я его избрал, и если потребуется, я отниму у него знак старосты и печать, а до того момента он останется при своих обязанностях.
Томск поднялся с табурета и всей своей тенью навис над мальчишкой, но тот лишь слегка дрогнул бровями, а потом лишь придал взгляду твёрдости. Берское уже думал вмешаться, но Колывань словно предчувствовал его порыв и положил на плечо тяжёлую ладонь, однако на взгляд брата не ответил встречным, не отрывая взгляда от Томска.
- На каких основаниях, спрашивается? Ты – губернская столица? Нет. Ты – уездный город? Нет. Ты вообще – город, чтобы избирать себе в управу? Нет.
- Я – растущий посёлок, и мне требуется чья-то сильная рука из местных жителей. Мне не нужны твои управленцы, они далеко и ничего не ведают из того, что здесь творится. Свои же всегда рядом и всё видят, всех знают.
- Последний раз говорю: ты будешь управляться губернской полицией, никаких выборов и старост, никакого самоуправства и сбора с жителей денег, - Ему приходилось говорить всё твёрже и твёрже, но, кажется, посёлка это не останавливало.
- Если для этого требуется статус, то это не проблема. Вскоре я вырасту до города.
В ответ Томск рассмеялся, отчасти нервно, отчасти высмеивающее, неприятно. Нет, откровенно смеялся над посёлком, и мальчик чувствовал презрение в этом смехе, что его лишь сильнее убеждало в необходимости сопротивления губернской столице. Также злость наполняла его, Томск задел его чувства. Однако чем больше он злился, тем уверенней, твёрже становился его голос, взгляд. Глаза темнели, приобретая холодный синий оттенок, как у Колывани. Прекратив смех, Томск жёстко взглянул в посиневшие глаза, и в следующее мгновение Александровский оказался на полу у ног Берского, что едва успел подхватить того за подмышки. Щека вспыхнула жарче, чем после удара Усть-Инской деревни, и посёлок, глубоко шокированный, даже всхлипнул от испуга, а через пару мгновений пустил тонкие струи слёз. На его лице теперь читался испуг, глаза поблёкли, в горле застрял комок подавляемых чувств и высказываний в адрес губернской столицы. Потерев ладони, тот заявил перед своим уходом:
- Я научу тебя уважению к старшим городам, выскочка. Вижу, ты бракованный посёлок, раз позволил себе не только заселиться на землях императора Российского против закона, так ещё и самоуправством заниматься, проявлять к губернской столице непростительную бестактность. Колывань, научи его почитать старших. Берское, а ты не вмешивайся в воспитательный процесс.
- Конечно, брат, научу уму, разуму, - С нескрываемым довольством чуть ли не пропел Колывань.
- Томск, - Берское почувствовал себя загнанным в угол. Опять… опять его подавляют старшие братья!
Не успел он произнести желанное, как Томск удалился в коридор в сопровождении Колывани. Братья помогли друг другу накинуть тяжёлые одежды, и младший отправился сопровождать старшего. Берское остался наедине с Александровским. Мальчик сидел в ногах старшего поселения и тихо плакал, всё чаще всхлипывая от нарастающей обиды. Рука у Томска оказалась очень тяжёлой, тяжелее колыванской. Берское об этом знал – Томск часто воевал с джунгарами, враждебными союзами татар, теленгитами, потому рука наработана и груба. Борис осторожно опустил мальчика на пол, перенёс в один бок ногу и сел на деревянном полу рядом, заглядывая в мокрое лицо. Алый след от удара распространился на всю половину лица, даже нос покраснел. По тому, как стонал мальчик, молодой человек понял, насколько болезненным оказался удар. Да и что тут! Он ведь вовсе повалился с ног от эффекта неожиданности! Не сдержавшись от соблазна, Борис осторожно обнял и прижал к себе в утешение мальчика.
- Я буду требовать суда для восстановления на должности старосты Титлянова, - Всхлипнул тот и громко сглотнул обиду. – Я восстановлю его на должности старосты. Буду писать в Томск, императору.
- Спокойно, Александровский. Не всё ещё потеряно, ты успеешь всё сделать прежде, чем решение губернской столицы обретёт силу. Это отчасти и моя вина, я поспешил с деятельностью, не получив ответа от Томска. Следовало дождаться утверждения. Прости.
В ответ раздался всхлип и подавленный плач. Обидно. Очень обидно. Общим сходом выбрать старосту и вот так вот лишиться его, избранного единогласно. Титлянов стал родным, своим почитаемым человеком. Жители понимали, что его невзлюбили бывшие его работодатели, да другие владельцы питейных заведений, чью деятельность он старался пресечь, принуждая к плате в пользу посёлка и организации контроля объёма продаваемого спиртного.
- Титлянов так много сделал для моих жителей, они не бросят его в беде и не забудут.
- Да, понимаю твои чувства. Успокаивайся.
***
Спустя несколько часов они сидели за столом, за чаепитием. В одной руке держали стакан с чаем, в другой по баранке. Александровский, кличущий себя уже Ново-Николаевским, с прежним аппетитом поедал изделия, испечённые Берским.
- А ты чем-то известен в округе, Берское? Слышал, Колывань известен маслом, кустарным делом и корабельными канатами.
- Мы оба известны, по-своему. В Томской губернии нет успешней мельницы, нет лучше муки моей. Всё благодаря предпринимателю Владимиру Горохову, что поставил на Берди мукомольное производство. Все эти изделия я пеку из своей муки первоклассного сорта.
- А как далеко река Бердь? Красивая ли река?
- С Обью ей, конечно, не сравниться, но река красивая, полноводная, потому мельница на ней много даёт муки. Я стою в устье Берди, а мельница выше по течению. Если сравнивать, то я незначительно ближе от тебя, чем Колывань.
- А как ты досюда добираешься? По правому берегу или по левому?
- По левому, Барнаульскому тракту. У меня стоит пристань, по ней добираюсь до Нижних Чём, а там еду на север до Кривощёково. От него уже сюда на лодке до твоей пристани.
- Интересно выходит. Левый берег тоже высокий?
- Наоборот, он более пологий, там нет лесов кроме Чемского бора, потому он богат на пахотные поля и болота. Это правый берег полон лесов и мелких речушек.
- Здорово. Возможно, когда-нибудь у меня тоже будет мукомольное предприятие.
- Всё возможно.
***
Когда наступил вечер, снаружи смеркалось, Берское собрался в обратный путь к себе. Жители постепенно укладывались спать, потому Берское спешил добраться до своих земель до полночи. Накинув тяжёлую дублёнку, тёплую шапку, он развернулся к провожающему его посёлку. Тот выглядел с одной стороны довольно, с другой же, казалось, уже начинал тосковать и даже желал остановить Берское. Опустившись на одно колено, уходящий сравнялся в росте и протянул руки для объятий. Тот кинулся в них и тут же уткнулся лицом в воротник.
- Не грусти, Новониколаевский, всё будет в порядке.
- Спасибо за помощь, Берское. Я очень благодарен тебе.
- Мы ещё увидимся, так что не скучай.
Объятия завершились. Берское положил поверх головы мальчишки свою ладонь и погладил. Его сознание вдруг пронзила идея.
- Ты называешь себя уже Ново-Николаевским, верно?
- Да, я хочу так называться и официально, в честь его императорского величества, императора российского Николая II.
- А он в свою очередь назван в честь Святого Николая Чудотворца, – Он выдержал короткую паузу раздумий. – Я нарекаю тебя Николаем. Это будет твоим человеческим именем. Оно тебе очень идёт. Такова традиция – старшие дают человеческие имена младшим. Своё имя я получил от Колывани, а он от Томска. Ты же получил его от меня.
Наречённый Николай кинулся в новые объятия и получил их. Ему было радостно от такого неожиданного и приятного приобретения имени. Ну никак не ожидал такого от Берского села, хотя за эти три-четыре месяца они успели сблизиться.
- Я буду писать письма Томску, я защищу честь Титлянова.
- Борьба не окончена, он тоже будет писать в Томск.
Завершив объятия, они попрощались. Борислав вышел во двор и направился к пристани на Оби. Заперев дверь, Николай прошёл в комнату и взял со стола оставшийся на сладкое бублик. Широко улыбаясь, он вскоре его съел, вновь проживая в мыслях предыдущие дни.
***
Через месяц, в январе 1897 года, Титлянов вынужденно сдал печать с гербом Томской губернии и знак старосты посёлка. Посёлок перешёл в полицейское управление из Томска. Выборы и всякого рода сборища оказались под строгим запретом. Наступило десятилетие беззакония и безнаказанности, покрываемых полицией. Жители посёлка Александровский писали письмо в Томск, но не встретили ожидаемой поддержки – Титлянова не восстановили в должности. Продолжая уже работать то в одном месте, то в другом, он остался жить в посёлке, потеряв очень многое из того, чем владел.
