***
— Ни-че-го! Ровным счётом ничего, — Гарри швырнул на стол свежий выпуск «Ежедневного пророка». Раздражающая тишина и благодать. Никаких кричащих заголовков о возрождении Тёмного лорда, о событиях на кладбище, о подготовке министерства к противостоянию, о Пожирателях смерти. Страницы газеты дышали исключительно мирной и в значительной степени бредовой жизнью. "Может, стоит повнимательнее газету почитать, вдруг что-то найдётся?" Голос в голове заставил Гарри задуматься. Может быть и правда он читает невнимательно. Он начал лихорадочно листать Пророк, с первой страницы и до… До последней он не дошёл, потому что наткнулся на статью. Не про Волдеморта. Про Гарри Поттера! Ну, почти… "Ещё один придурок пошёл по стопам Гарри Поттера", — говорилось в заголовке. Гарри начал внимательно вчитываться в статью, выхватывая наиболее важные моменты. "Пятнадцатилетний Титус Хаттон спрыгнул с обрыва, сломав себе несколько рёбер и повредив руку. Он уверял всех, что на него напало неизвестное существо. Не найдя другого способа спасения, Титус сбежал. Передвигалось неизведанное чудовище на двух ногах, при этом имело крылья и тело похожее на змеиное… Ростом не более одного фута… Слетело за ним с обрыва на крыльях, но ударилось о камень, и тело унесло волнами, как удобно!... Воистину, басня, достойная Гарри Поттера… Очередной дурачок, привлекающий к себе внимание и мечтающий, чтобы на его шрамы молились так же, как и на шрам Дамблдоровского любимчика…" Гарри затрясло. "Я никогда не хотел привлекать к себе внимание!" — думал он печально, и было бы к чему… привлекать. Хотя да, задумываясь о событиях четырёх прошедших лет, он понимал, что надуманная слава Мальчика-Который-Выжил, Избранного, вползла в его душу и влияла на поведение. Так может они и правы? "Этого следовало ожидать. Магическая Британия поливает тебя грязью и тебя это устраивает?" Гарри снова понял, насколько правильные вопросы задает голос. Он вспомнил прошлый год и "Поттера-вонючку", второй курс и "Наследника Слизерина". Вот так к нему и относится волшебное сообщество. Потому что боятся и презирают, а когда им что-то нужно, то используют и лицемерно восхваляют. "Ты чужой для них. Ты никто", — снова шептал голос. Поттер аккуратно сложил газету и встал. Внезапно он услышал очень знакомый хлопок. Сигнализации машин громко загудели, реагируя на нехарактерный звук, и Гарри понял, что ему не показалось. Он быстро спустился вниз. Крохи надежды, что за ним пришли, что теперь он перестанет быть изгоем... растворились в предзакатном свете. На улице никого не оказалось. Правда, смутное чувство беспокойства его не оставляло. Он обернулся, потом ещё раз, но никого не обнаружил. В голове постоянно бился настойчивый голос: "За тобой следят. Ты болван. За тобой следят". Он двинулся вперёд по улице, не слишком хорошо соображая, куда идёт: в последнее время он так много ходил здесь, что ноги сами несли его к излюбленным местам. Через каждые несколько шагов он подозрительно оглядывался. У Гарри было чёткое ощущение: когда он стоял возле дома Дурслей, за ним следило какое-то волшебное существо. Но почему оно не заговорило с ним? Почему даже не показалось? Он всё больше и больше поддавался унынию и подавленности и уже ни в чём не был уверен. Может быть, звук вовсе и не был волшебным? Может быть, дожидаясь хоть какого-то сигнала из мира, по которому он тосковал, он впал в такое отчаяние, что слишком остро реагирует на совершенно обычные звуки? Может быть, просто в одном из соседских домов что-то лопнуло? Внутри у Гарри стало тяжело и тоскливо. Он глазом не успел моргнуть, как вновь накатило ощущение безнадёжности, которое мучило его последний месяц. Ощущение бессилия нагоняет это торчание на Тисовой улице — это лежание на клумбах в надежде услышать хоть что-нибудь важное. Что-нибудь, что прольёт свет на замыслы лорда Волдеморта. А пока чувство униженности в нём укреплялось, голос в голове продолжал его наставлять: "Ты ничего не знаешь, ты никому не нужен". Старый шрам у него на лбу часто неприятно покалывало, а иногда он пульсировал так, словно там второе сердце. Может, это и хорошо, потому что ему хотелось вырвать сердце из груди, ведь оно никому не нужно. "Тоже мне, удивил... Тебе это доказывали с самого детства". В лучшем случае о нём могли подумать Рон с Гермионой. Правда в их письмах давно нет ничего важного и приятного. "Мы ничего не пишем сам знаешь о чём... Нам не велено писать ничего важного: вдруг письмо попадёт не в те руки... Мы очень заняты, но ничего сообщить не можем... Много всякого происходит — расскажем при встрече..." — писал Рон. Но когда она произойдет, эта встреча? Точной даты никто не называл. На поздравительной карточке ко дню рождения Гермиона написала: "Думаю, мы увидимся совсем скоро" — но как скоро оно, это "скоро", наступит? Насколько Гарри мог понять по расплывчатым намёкам, Гермиона и Рон были вместе — скорее всего у родителей Рона. Он с трудом мог перенести мысль, что они весело проводят время в «Норе», тогда как он попусту торчит на Тисовой улице. Он был особенно зол на Гермиону, которая была ему так близка в прошедшем году. Она единственная, кто ему верил, кто был с ним. На балу она была такой красивой. Его подруга. "Она использовала тебя, ты не нужен ей. Никому не нужен", — шептал знакомый голос. На самом ли деле она верила в него? Для чего ей было это нужно. Нет. Нельзя ему так думать. Она верна ему. Верна? Но чем же они, Рон и Гермиона, занимаются? И почему он, Гарри, ничего не делает? Очевидно, его поведение на кладбище показало всем, какой он на самом деле бесполезный. А о прошлых его приключениях просто забыли. Он не спас Седрика. Его просто приковали к могильному камню, и он ничего не мог поделать. Ночь от ночи состояние Гарри ухудшалось кошмарами о том роковом дне. Он повернул на улицу Магнолий и миновал узкий проход вдоль гаражей, где когда-то впервые увидел крёстного отца. Даже Сириус не понимает, каково ему сейчас, а ведь он сам столько лет просидел в заключении. Новостей как таковых в его письмах было не больше, чем в письмах Рона и Гермионы, и его предостерегающе-подбадривающие фразы, так же, как и дразнящие намёки, приводили к состоянию безысходности. "Я знаю, что ожидание для тебя томительно... Держи нос по ветру, и всё будет в порядке... Будь осторожен и не совершай никаких опрометчивых поступков..." — писал он. Что ж, думал Гарри, двигаясь к полутёмному детскому парку, в целом он ведёт себя так, как советует Сириус. Во всяком случае, не поддался пока искушению прицепить чемодан к метле и рвануть в «Нору» на свой страх и риск. Осознание несправедливости жизни достигло такой силы, что он едва не завыл от досады. Без него никто бы даже не знал, что Волдеморт возродился! И в награду за всё он целых четыре недели болтается в Литтл-Уингинге, совершенно отрезанный от волшебного мира, вынужденный прятаться среди подыхающих бегоний и слушать про попугайчиков, катающихся на водных лыжах! Как мог Дамблдор с такой легкостью выкинуть его из головы? Почему Рон и Гермиона оказались вместе там, куда его не пригласили? Сколько ещё терпеть уговоры Сириуса сидеть тихо и быть паинькой? Сколько ещё подавлять искушение написать тупицам, которые издают «Ежедневный пророк», и объяснить им, что Волдеморт вернулся? Гневные мысли постоянно бушевали у Гарри в голове… А на парк тем временем опускалась душная бархатная ночь, в воздухе стоял запах сухой тёплой травы, и тишину нарушал только негромкий шум проезжавших мимо машин. Он сам не знал, как долго просидел на этих качелях, — из задумчивости его вывели какие-то голоса, и он поднял голову. Приглушённого света фонарей было достаточно, чтобы разглядеть идущую через парк компанию. Глядя на движущихся по траве парней, Гарри гадал, кого они колошматили сегодня вечером. "Ну, оглянитесь же, — невольно упрашивал он. — Разуйте глаза... Оглянитесь... Я тут сижу один... Лёгкая добыча..." Они не оглянулись — не увидели его. Вот они уже почти у ограды парка. Гарри подавил побуждение их окликнуть. Напрашиваться на драку — не самое умное поведение. Он не должен применять волшебство. Не должен вновь подвергать себя риску исключения. Голоса Дадли и его приятелей звучали всё тише. Парней уже не было видно — они шли по улице Магнолий. "Так-то, Сириус, — сумрачно думал Гарри. — Можешь быть доволен. Никаких опрометчивых поступков. Нос по ветру. Прямая противоположность тому, как ты сам себя вёл". Гарри подождал, пока дружки Дадли двинулись по домам. Когда их голоса опять стали еле слышны, он повернул за угол и очень быстро зашагал по улице Магнолий. Дадли шёл не торопясь и мычал себе под нос что-то не слишком мелодичное. "Позови маггла", — зашептал голос. — Привет, Большой Дэ! — привлёк к себе внимание Гарри. Он вдруг подумал, что боль поможет заглушить его отчаяние. Кузен был мастером по причинению боли, осталось только его вывести из себя. Нет ничего проще. Дадли оглянулся. — А, — бросил он, — это ты... — Давно ты Большим Дэ заделался? — спросил Гарри. — Заткнись, — беззлобно огрызнулся Дадли и повернул голову обратно. — Неплохое имечко, — заметил Гарри и, улыбаясь, пошёл рядом с двоюродным братом. — Но для меня ты всегда будешь масюсеньким Дадликом. — Я сказал: ЗАТКНИСЬ! — рявкнул начавший заводиться Дадли, и его розовые, как ветчина, руки сжались в кулаки. — Интересно, знают твои дружки, как тебя мама называет? — Сгинь, понял? — Ну, так кого же ты сегодня бил? — спросил Гарри, уже не улыбаясь. — Очередного десятилетнего? Два дня назад, я слыхал, ты расправился с Марком Эвансом. — Он сам напрашивался, — проворчал Дадли. — Он со мной нахальничал. — Да? Может, он сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних копытах? Если так, Дад, это не нахальство, а чистая правда. На щеке у Дадли задёргался мускул. Гарри чрезвычайно приятно было знать, что он доводит Дадли до белого каления. Ему казалось, он перекачивает в двоюродного брата свои уныние и безысходность, — другого способа от них избавиться у него не было. Они повернули в узкий проулок. Это был кратчайший переход с улицы Магнолий на Тисовую. Там было пусто и гораздо темней, чем на освещённых фонарями улицах. Стены гаражей по одну сторону и высокий забор по другую заглушали звук их шагов. — Носишь с собой эту штуку и думаешь, что ты важная персона? — спросил Дадли спустя несколько секунд. — Какую штуку? — Которую ты прячешь. Гарри опять заулыбался: — А ты, оказывается, не такой остолоп, каким выглядишь. Я уж подумал, ты не умеешь одновременно идти и разговаривать. Гарри выдернул волшебную палочку и увидел, как Дадли на неё косится. — Тебе запрещено, — мигом воскликнул Дадли. — Думаешь, я не знаю? Если что, тебя исключат из твоей уродской школы. — Ты уверен, Большой Дэ, что там не изменились правила? — Не изменились, — голос Дадли давно перестал быть уверенным. Гарри мягко рассмеялся. Его очень забавлял страх на лице двоюродного брата. На душе сразу становилось спокойнее и легче, а голос в голове твердил: "Он унижал тебя всю жизнь". — Что ты делаешь? — заорал Дадли внезапно. — Ничего... — он прекрасно понял состояние своего кузена. Знакомое чувство страха накрывало его, а из сердца уходило всё тепло. Он прекрасно знал, что нужно делать, чтобы прогнать дементоров. Вот только… не хотел. Холод, распространявшийся по всему телу, приносил, пожалуй, даже облегчение. Пока Дадли истошно кричал, сжимая голову руками, он стоял и с улыбкой смотрел на приближающиеся фигуры. Их было две, и почему-то на ум пришло сравнение со смертью. "Это то, что тебе нужно", — шептал голос. И впервые за последний месяц он был не согласен. Он ведь должен бороться? Ради презренного кузена, ради Гермионы, ради себя. Вот только сил не было. Был только восторг от той бездны, в которую Гарри погружался. Ничто более не будет беспокоить и терзать его: ни обиды, ни страх, ни унижение, ни любовь.Глава 1.
10 марта 2019 г. в 07:16
Самый, пока что жаркий день знойного лета клонился к вечеру, и большие прямоугольные дома Тисовой улицы окутывала сонная тишина. Машины, обычно сверкавшие чистотой, стояли пыльными, а лужайки были уже не изумрудно-зелёными, а иссохшими, желтоватыми — из-за нехватки воды жителям запретили пользоваться шлангами. Лишённые таких важных занятий, как мытье машин и стрижка газонов, обитатели Тисовой сидели по комнатам, где было чуть прохладней. Единственным, кто не находился дома, был Гарри, лежавший лицом вверх на цветочной клумбе у дома номер четыре.
В целом он был доволен этим укрытием. Лежать на твёрдой, горячей земле было, может, и не очень удобно, зато никто не испепелял его взглядом, не скрипел зубами так, что теленовостей не услышишь, и не забрасывал его гадкими вопросами, как случалось всякий раз, когда он садился в гостиной перед экраном вместе с дядей и тётей.
От мелодии, за которой должны были последовать семичасовые новости, у Гарри внутри всё напряглось. Может быть сегодня — после месяца ожидания — наступил тот самый день?
— В аэропортах Испании пошла вторая неделя забастовки работников багажных служб, и количество застрявших отдыхающих достигло рекордного уровня.
Он медленно выдохнул и поднял глаза на сияющее голубизной небо. Этим летом у него что ни день — одно и то же. Напряжённое ожидание, временное облегчение, потом опять нарастающее напряжение... и голос в голове, беспрестанно шепчущий:
"Почему до сих пор ничего не произошло? Или ты просто ничего не знаешь?"
Он продолжал слушать новости на тот случай, если проскочит какая-нибудь существенная мелочь, какая-нибудь новость, чей подлинный смысл будет магглам непонятен, скажем, необъяснимое исчезновение или другое какое-нибудь странное событие. Но за испанскими аэропортами последовали новости о засухе на юго-востоке страны, дальше — о вертолёте, который едва не разбился при вынужденной посадке в Суррее, затем — о разводе знаменитой актрисы с не менее знаменитым мужем.
Гарри закрыл глаза, которым стало больно от разгорающегося заката, а диктор между тем продолжал:
— И последнее. Волнистый попугайчик Банги открыл для себя новый способ спасаться от жары. Банги из закусочной «Пять пёрышек» в Барнсли научился кататься на водных лыжах! Наша корреспондентка Мэри Доркинс сообщит вам подробности.
Раз уж добрались до попугаев на водных лыжах, дальше слушать было бессмысленно, и он, поднявшись, аккуратно выбрался из-под куста азалий. Гарри медленно побрёл по Тисовой аллее, напряжённо озираясь по сторонам.
В пять утра он проснётся по будильнику, чтобы расплатиться с совой за номер «Ежедневного пророка», — но какой в этом смысл? Ровно никакого. Гарри теперь только проглядывал первую страницу и отбрасывал газету. Когда идиоты, которые её издают, поймут, наконец, что Волдеморт возродился, это будет ого-го какой заголовок, а до всего остального Гарри не было дела.