***
Мимо неё проносились портреты, уже спящие или бессмысленно уставившиеся в пустоту. Такая же пустота зияла в её глазах, не отрывающихся от пола. Они долго шли по коридору, после чего завернули в следующий. Вошли в тайный проход из ниши за доспехами и оказались на пару этажей выше. Гермиона перебирала ногами, сосредоточив все остатки здравого мышления на том, чтобы не запнуться и не упасть, потянув за собой Гарри. Всё же даже вдвоём под мантией-невидимкой идти было не слишком удобно, а уж идти быстро… Дрожь в теле понемногу стала затихать. То ли она чуть успокоилась, то ли ей придавало странное спокойствие тесно прижатое к ней сзади тело её лучшего друга. А ведь на какое-то мгновение она подумала, что он поступит так же, как и тогда, в поезде, и страшно перепугалась. Но нет. Он снова стал прежним Гарри, всегда готовым броситься на её защиту. Внутри разливалась тёплая нега. Дрожь прошла совсем, и она начала оглядываться по сторонам. Странно. Коридор восьмого этажа. Они подходили к портрету танцующих троллей, почти таких же уродливых, как и те слизеринцы, чьи мерзкие руки она до сих пор чувствовала на своём теле. Но что они здесь делают? — Гарри, но нам ведь надо доложить обо всём профессору Макгонагалл или Дамблдору. — На последнем имени Поттера заметно перекосило. — Куда мы идём? Зачем сюда? — Зачем? — Гарри развернул её лицом к себе. От одного взгляда на его лицо она попятилась и вжалась плечами в стену. — Чтобы получше узнать друг друга, конечно. Между нами много того, что нужно… прояснить, — с этими словами он взял её за руку, сильно, до боли вцепившись стальными пальцами в предплечье и втащил в появившуюся в глухой стене дверь. От первого взгляда на обстановку незнакомой комнаты Гермиона похолодела. В центре стоял стол, за ним кресло в кожаной обивке, а напротив такой же диванчик, странный, без спинки, но с бортиками. Темно и мрачно. Да уж, ничего похожего на обычную милую и уютную атмосферу гриффиндорской гостиной, в которой она привыкла коротать вечера. Она сделала несколько шагов на подгибающихся ногах и приземлилась на диване. Гарри сел прямо на стол и уставился на неё таким взглядом, что желание сделать ему замечание за столь неподобающее поведение умерло, так и не родившись. Желание обнять его и вволю прореветься исчезло ещё в коридоре. В голову вдруг заявилась непрошенная мысль, что палочка-то её вон торчит у него из кармана. — Гарри… — начала было она, но тут же замолчала. — Я считал тебя с-с-своим лучшим другом, — прошипел он, и у Гермионы по спине пробежал холодок. — Той, на кого всегда могу положиться, той, которая не предаст, не уйдет в сторону, будет стоять рядом со мной даже против всего мира. Я восхищался тобой, считал тебя самым лучшим, что только было в моей жизни, черт, я практически влюбился в тебя! На последних словах Гермиона вздрогнула и стала ещё более пристально вглядываться в его лицо. В глаза — тёмно-зелёные, практически чёрные от гнева и накопившейся ярости. — Но это не ты! — рявкнул он, соскальзывая со стола и делая шаг вперёд. Гермиона сжалась, чувствуя, как бешено бьётся у неё в груди сердце. — Это образ, который я придумал, а ты поддерживала. Лишь этим летом ты впервые раскрылась по-настоящему. Променяла меня на значок префекта и отношения с Роном, да? Рассчитываешь, что этого хватит для карьеры в министерстве? Ты же с самого начала пыталась подружиться со мной, только чтобы урвать тень моей славы. В точности, как и Рон! — Нет, Гарри, нет, что за бред ты несёшь! — заорала она ему в лицо, вскочив на ноги. Вдруг она прижала руки ко рту, увидев пятно крови на лбу. — Гарри, что с твоим шрамом?! — А знаеш-ш-ш-шь, какая разница между тобой и Роном? — прошипел он ей в ответ, не обратив внимания на её испуг. — Гарри, послушай... — Ты девушка, — злобно улыбнулся он ей в лицо и сделал последний, разделяющий их шаг. Он вцепился в полы блузки и рванул их в стороны. По полу со стуком разлетелись пуговицы, а Гермиона вскрикнула и замерла на месте, широко раскрыв рот от изумления. Гарри воспользовался этим, грубо впившись губами в её рот. Чужой язык, ворочающийся в ней, вызвал такое омерзение, что едва он оторвался от неё, как она боднула его лбом и попыталась вырваться. Очевидно, это стало ошибкой, поскольку Поттер совершенно вышел из себя. Своим бешеным безумием в глазах он напомнил ей сцену его недавней расправы с врагами. Он резко оттолкнул её от себя. Она пролетела несколько шагов, запнулась левой ногой о край дивана и крайне больно упала на задницу, заодно приложившись об стену затылком. В глазах сильно потемнело, поэтому она даже не пыталась сопротивляться, когда Гарри ухватил её за талию, подтащил к диванчику и перекинул через бортик. "Инкарцеро", — и её опутанные верёвками руки рывком развело в стороны, привязывая к появившимся из ниоткуда крюкам. Гермиона уткнулась щекой в холодную кожу, пытаясь оглянуться назад и представить, настолько сильно в такой позе задралась форменная шерстяная юбка. Через пару секунд вопрос стал бессмысленным, ибо Гарри рывком спустил её с бёдер. "Диффиндо" — и на два куска распалась её блузка. — Гарри! — она взвизгнула и тут же заорала: — Какого Мерлина ты делаешь? Немедленно развяжи меня! — И к кому ты такая красивая собралась сегодня на свидание? — поинтересовался Гарри, увидевший комплект белого кружевного белья. — К Рону? Ну, уж нет. С этого дня будешь моей и только моей. Ясно тебе? — а в качестве подкрепляющего его слова, она почувствовала, как правую половинку попы обожгло огнем от удара сильной руки. Она закричала сильнее и попыталась ослабить давление верёвок на свои запястья. Не обращающий внимания на её вопли Гарри подошёл к ней сбоку, вне зоны досягаемости длинных ног, которыми она, не переставая, брыкалась, расстегнул и отбросил в сторону лифчик. Наконец очередь дошла и до главного предмета одежды, и под прорвавшиеся из глаз слёзы Гарри стянул трусики с плачущей навзрыд шестнадцатилетней девушки. Ей хотелось, чтобы под ней прямо сейчас раскрылась дыра, и она провалилась бы куда угодно. Хоть в самые глубины Черного озера, хоть в Тайную комнату. Лишь бы не лежать вот так, совсем нагишом, под хищными, а какими ещё они могут быть, глазами того, кто только что был её лучшим другом. А кем он являлся сейчас? Насильником? — Гарри, нет. Это не ты. Борись с собой. Постарайся прийти в себя, — выхныкиваемые из себя слова прервал шлепок по другой половинке и шелест одежды. Гарри раздевался, а Гермиона отвернулась и закрыла глаза, не желая видеть кошмар наяву. "Я не должна сдаваться, не должна", — думала она про себя. На сей раз она умудрилась пнуть Поттера под коленку, отчего тот зашипел, отошел на пару шагов и вновь взмахнул палочкой. Её развернуло и шлепнуло на диванчик спиной. Она вскрикнула от боли в суставах, когда её широко разведенные ноги тоже оказались привязанными к крюкам в полу. — Как бы возбуждающе ты ни вертела попой, — услышала она его хмыканье, — но, думаю, так нам будет удобнее. Да и приятнее смотреть тебе в глаза. В такие испуганные глаза. "Ну, уж нет", — она плюнула ему в лицо, на секунду обрадовавшись попаданию. Впрочем, Гарри даже не ударил её в ответ, как она часто видела в кинофильмах. Прекрасная пленница, злодей, перед которым она никогда не склонит головы и благородный рыцарь, спасающий в последнюю минуту. Проблема была в том, что как раз основной кандидат на должность рыцаря и предпочел стать злодеем. Гарри поступил иначе. Он стер слюну пальцами, посмотрел на них, плюнул сам, добавляя жидкости, и вдавил сразу два пальца в её судорожно подрагивающую дырочку. Крики Гермионы заполнили комнату, она чувствовала, как сухое влагалище сжимается вокруг его пальцев, судя по выражению его лица, доставляя удовольствие. Она не была возбуждена. Скорее наоборот. От прикосновения пальцев Гарри «там», куда она лишь недавно начала направлять струи душа, она не испытывала ничего, кроме боли и стыда. Она попыталась отстраниться, что, впрочем, было незаметно на фоне рыданий, начавших сотрясать тело. При каждом рывке мужские пальцы всё глубже проникали через розовые створки, а слёзы всё чаще выкатывались из полуприкрытых глаз. Но всё же… где-то в самой глубине сознания, в крошечном фрагменте мозга вертелась мысль о том, что из всех девушек Хогвартса он выбрал её. Он хочет сделать её "своей". Но эта мысль мгновенно испарилась, когда она почувствовала, как со смачным чмоканьем её покидает посторонний объект, а Гарри наклоняется и проводит языком снизу вверх, от потайного входа до клитора. Затем чуть отстраняется, близоруко окидывая взглядом… От чёткого понимания того, что именно видит Гарри, она зарыдала ещё сильнее. Слёзы унижения и боли катились по щекам, оставляя за собой тонкие черные следы от туши, которую она стала недавно наносить. Как гало вокруг её головы растрепалась грива каштановых волос. — Пожалуйста, Гарри, не надо, ты же не хочешь этого. Ты не в себе, — рыдала Гермиона, когда Гарри приставил совсем немаленький орган к девственному входу. Страх накрыл её с головой, когда она увидела безумный взгляд Поттера. — Подож… — её слова превратились в истошный крик, когда что-то толстое с силой вошло в неё и начало продвигаться вглубь, распирая и чуть не раздирая её узенькую... В этот миг все мысли выбило из её головы, ибо Гарри чуть отстранился и со всей дури врезался в неё, разрывая тоненькую плёночку, которую она так надеялась сохранить до брака. В глазах потемнело, и истошный вопль был последним звуком из мира живых, сопровождающим её во тьму. "Хоть бы вечную"… Увы, но страстное желание не было исполнено. Она очнулась с распирающей болью между ног и тяжестью на груди, не дающей нормально вздохнуть. Внезапно стало легче дышать, и Гермиона увидела кого-то очень похожего на её друга. Он с интересом изучал её залитое слезами лицо, в тот момент, когда вновь начал двигать тазом. — Без сознания неинтересно, — мило улыбнулся Гарри, — так что я подождал… Гарри начал двигаться все более размашисто, и неожиданно к ужасной смеси из боли от потерянной девственности и унижения стало примешиваться удовольствие. Правда, его было очень легко игнорировать, настолько оно было мало. — Герми, если бы я знал, что трахать тебя окажется столь упоительно, ещё бы на третьем курсе стащил твои трусики. Гермиона в это время думала о чём-то похожем: "О Мерлин! Со мной занимается сексом Гарри Поттер! Меня насилует парень, который мне нравится! Я ведь и хотела когда-нибудь расстаться с девственностью именно с ним. Но ведь не так же! Я хотела заниматься с ним любовью и закусывать губы, сдерживая крики наслаждения, а не боли!" Гарри то практически выходил из неё, оставляя внутри одну головку, то буквально вбивался всем телом, вызывая отчаянные жалобные вскрики и новые слезинки, стекающие по щекам. Он придавил её грудь своей, отправив освободившиеся руки блуждать по обнажённому телу, по бокам, пока они не впились ногтями в половинки её попы, насаживая на раздирающий её член. Она чувствовала, как тяжелые от спермы яйца Гарри бьются о её зад, рядом с совсем узенькой дырочкой и внезапно испугалась, не захочет ли он попробовать сразу проникнуть и туда. Гарри рычал, а она всхлипывала, вскрикивала и вдруг, к своему ужасу почувствовала, как он напрягается, как будто… — Гарри, нет, пожалуйста, только не в меня, я не принимаю зелья, — жалобно пролепетала она. К её изумлению Гарри остановился и посмотрел ей в глаза. — Ладно, а можно как-то еще? — она часто закивала. Что угодно, лишь бы не забеременеть за три года до окончания школы. — Да, развяжи меня и сядь... пожалуйста. Он вышел с громким влажным звуком, встал и освободил её от верёвок. Гарри присел рядом, широко расставив ноги, и с любопытством посмотрел на плачущую Гермиону. Она скатилась с дивана, и вяло перебирая отказывающими ногами, опустилась на колени, оказавшись в десятке дюймов от только что терзавшего её органа. "А что если... — появилась в её сознании мстительная мысль, — интересно, все ли части тела можно отрастить заново, если рана не магическая?" Но отказывающиеся работать руки не позволили ей сделать это быстро. Гарри заметил её замешательство и схватил её за волосы. — Что ты задумала? — прорычал он. — Ничего, ничего. Я хотела взять его в рот, — она указала подбородком на то место, которое жаждала открутить вручную. — Начинай, — спокойно сказал и дернул её вниз. От боли и неожиданности она вскрикнула, что оказалось большой ошибкой. Он быстро вставил член в открывшийся от крика рот. Пара движений головой, и он кончил с рычанием и нечленораздельными возгласами, среди которых она разобрала лишь «шлюха». Первую пару струй горячей и терпко-вяжущей жидкости ей пришлось судорожно сглотнуть, а когда она вырвалась из его ослабевшей руки и крепко сжала зубы, последующие выбросы ударили ей в лицо. Последним, что осталось в сознании Поттера, была картина исказившегося лица девочки-подростка, красного от стыда и унижения, залитого слезами и потеками его семени. Вокруг висков клубилась странная темная дымка. Последним, что запомнила Гермиона, были боль, холод и страх. Она сидела на заднице, голая, с болью в руках и ногах, изнасилованная лучшим другом. С его вкусом во рту. С капающим с подбородка семенем. Униженная. И что самое страшное, испытавшая мощнейший оргазм в жизни ровно в тот момент, когда сглатывала его сперму. Спустя секунду они провалились в блаженную тьму, поглотившую их.Глава 5.
13 марта 2019 г. в 06:49
Если бы Поттера впоследствии спросили, каким образом он оказался в этой комнате, ответ был бы крайне прост — почувствовал беду, посмотрел на «Карту мародёров» и рванул во весь дух. Увы, но это единственный вопрос, на который он смог бы дать полный, логичный, если предчувствия вписываются в логику, и обстоятельный ответ. Ибо, когда он взломал дверь и ворвался внутрь, от увиденной им картины внутри что-то хрустнуло, и мир окрасился в чёрное и красное — гнев, ненависть, ярость… похоть.
От последующих событий у него в памяти остались лишь слабо связанные обрывки. Вот он отталкивает к стене кресло с мастурбирующей слизеринкой и кидает в неё "Инкарцеро". Верёвки прижимают руку потерявшей сознание от удара девушки к её промежности. Другие обхватывают тело, и между ними торчат сдавленные груди и торчащие соски.
Вот он бросает "Ступефай" в одного ублюдка, а затем в другого, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не послать вместо "Инкарцеро" и "Петрификус тоталус" — "Редукто" или даже "Аваду".
Вот Гермиона поворачивается к нему и смотрит взглядом, в котором вновь начинают загораться искорки осмысленности. Но он смотрит не на них, а на белые трусики, туго обтягивающие подтянутую попку, на длинные стройные ноги и на лифчик, мелькнувший в вырезе полурасстёгнутой блузки.
Он призывает к себе её палочку и мантию. Потом стаскивает Гермиону за руку с постели и куда-то тащит, накинув на обоих отцовский артефакт. Он делает шаг и внезапно оказывается в паре десятков футов от дверей, ещё пару шагов и с интересом смотрит на перебирающие без его приказа ноги. Сзади слышен топот и шумное сбившееся дыхание. Он оборачивается, увидев недоумённо озирающего пустой коридор и непустую комнату Рона Уизли. Мысли остановиться и поговорить с ним даже не возникает. Левый висок раскалывается, он стирает со лба обильно выступивший пот и ничуть не удивляется его ярко-красному цвету.
В груди всё сжималось, и тяжесть подступала к горлу, мешая дышать. Тьма волнами накатывала на сознание, поглощая его и вновь выплевывая. Разумом он понимал, что его чувства неправильны, но голос смеялся над этим, заявляя, что чувства не могут быть правильными или неправильными. Они просто есть и точка. Жизнь была несправедлива. Он сделал ещё пару шагов и вновь как будто перенёсся вперёд, раздвоение личности зашкаливало. Телом управляли два разума, смешивая в мозгу чувства и желания в смесь более ядовитую, чем яд тысячелетнего василиска.
Порой, он не мог отличить из какой половины разума приходит ощущение тотальной несправедливости его существования, желание закончить его в отчаянном крике ненависти "Адеско…". Из его? Но он никогда раньше не слышал такого заклинания! А из какой – желание бороться, жить, выжить любой ценой, вывернуть мир наизнанку и сжать его в крепком шипастом кулаке. Но такое тоже было для него предельно нехарактерно.
Только одно он знал точно. Ключом к его дальнейшему существованию, жизни или смерти, была идущая рядом с ним девушка.