UNDER WATER

'Cause I have hella feelings for you I act like I don't fucking care Like they ain't even there 'Cause I have hella feelings for you I act like I don't fucking care 'Cause I'm so fucking scared I'm only a fool for you And maybe you're too good for me I'm only a fool for you But I don't fucking care, at all Потому что я чертовски влюблён в тебя Я притворяюсь, будто мне похуй Словно я к тебе ничего не испытываю Потому что я чертовски влюблён в тебя Я притворяюсь, будто мне похуй Потому что мне пиздец как страшно Я просто запал на тебя И, может, ты слишком хорош для меня Я просто запал на тебя Но мне абсолютно похуй (с)

Мин возвращался из больницы, получив там справку с диагнозом "сотрясение головного мозга". Впрочем, не сильного, так что ему прописали просто постельный режим, который, конечно, он вряд ли будет соблюдать. Зато не придётся ходить в университет ближайшую неделю, и это было ещё одним плюсом последней драки, помимо обещанной татуировки. Решив, что хотя бы сегодня устроит себе "полноценный больничный", он зашёл в ближайший к общежитию магазин за вкусняшками, чтобы посмотреть дома Сорвиголову. Это был единственный супергеройский сериал, который пришёлся ему по душе. Уже подходя к кассе с корзиной снеков и газировки, он увидел Чимина с двумя кондиционерами для белья, терзаемого муками выбора. Юнги подошёл к нему со спины и встал рядом, через плечо читая такие увлекательные для Пака этикетки. – Судьбоносный выбор между альпийской свежестью и морским бризом? – Хён! Ты меня напугал, – Чимин аж подпрыгнул от неожиданности. – Ты вообще по сторонам не смотришь? – Это вообще-то важно! Я не хочу, чтобы от меня пахло чем попало. – Какая разница, если ты всё равно польешь себя сверху своим любимым лакостом*. – А ты что, в духах разбираешься? Я думал ты покупаешь то, что первым под руку попадётся, – пробовал съязвить Пак. – Нет, Чимин, просто, видишь ли, есть одна вещь, о которой ты, возможно, не знал. Дело в том, что я с тобой живу, – на этих словах младший закатил глаза и недовольно поджал губы, – и давно искал возможность выбросить их, чтобы, наконец, не задыхаться при входе в ванную. – Ты серьёзно? Но они же офигенно пахнут... – На тебе – да, а для ванной достаточно и освежителя воздуха, – при этих словах Мина Пак шагнул в сторону, чувствуя себя неловко от подобного обсуждения предпочтений в ароматах, тем более своих. – А где мне, по-твоему, ими нужно пользоваться? Или лучше, чтобы от меня пахло, как от наших соседей? Мне кажется, их вонь просачивается прямо сквозь стену к нам. – Поэтому ты заглушаешь её парфюмом, как в средневековой Европе? – Очень смешно, – Чимин поставил альпийскую свежесть на место, отдав предпочтение морскому бризу, и двинулся к кассам. – Ладно, пойдём уже. – Подожди, а как насчёт Балийского цветка? – Мин втянул носом аромат ещё одного вида кондиционера. – По-моему, нужно хорошенько взвесить все варианты. – Да ну тебя… Они пошли к общежитию вместе. Погода была мрачной. Хмурое небо, затянутое сплошным серым цветом, нависало над улицей, словно потолок, который вот-вот опустится на голову. Рассеянный свет не давал теней, и всё казалось каким-то бесцветным и неестественным, словно черно-белые декорации. Неподвижный сырой воздух пробирал до дрожи. От нагнетающей тишины, царившей вокруг, было как-то даже не по себе, нутром хотелось поскорее укрыться в безопасном месте. Юнги думал о том, чтобы быстрее воплотить свой план провести этот вечер под одеялом, и они ускорились. Уже почти дошли до входа в свой корпус, как Чимин замедлился и уставился на приближающегося к ним парня. Тот шёл уверенной и немного развязной походкой, в белой рубашке с закатанными рукавами и держал руки в карманах брюк чинос* песочного цвета. На вид – типичный выпендрёжник с завышенным чсв*. – Пожалуйста, подыграй мне. Юнги проследил за его взглядом и вопросительно посмотрел на Пака. – Что? – Просто ничего не говори, ладно? – Это твой бывший что ли? – Вроде того… Парень с наглым взглядом поравнялся с ними и преградил собой путь, как ни в чём не бывало обратившись к младшему: – Привет, Чимини, – лукаво улыбнувшись, он осмотрел обоих с ног до головы, – расскажи мне, как ты? – Зачем ты пришёл? Я же говорил, что я занят, просто оставь меня в покое. – Но ты не отвечал на мои звонки, я волновался, – его беспокойство было таким наигранным, что претендовало на Оскар. – Если я не беру трубку, значит я не хочу с тобой разговаривать, так сложно догадаться? – А это твой новый парень? Это им ты, видимо, "занят"? Ну, повезло тебе, красавчик. Такого сладкого отхватил, – игнорируя сказанное, парень обратился к Юнги. – Я не… – начал было Мин. – Оставь нас в покое и иди, куда шёл, – Чимин схватил Юнги за руку и сжал её, надеясь, что он не станет говорить о том, кто они друг другу на самом деле. – Ха-ха, а твой ухажер что, язык проглотил? – Слышь, если ты сейчас не испаришься, как испаряется моё терпение, я тебе нос разобью, – Мин не собирался участвовать в чужих разборках, но незнакомец начинал выводить его из себя своей надменной ухмылкой и тем, что мешал ему, наконец, добраться до кровати. – А тебе уже, видимо, кто-то разбил. – Исчезни, я сказал, – вид Юнги говорил сам за себя: дай только повод, и он сделает, что обещал. – Уф, какие мы грозные. Ладно, ладно, духу моего здесь не будет, у меня к нему лишь один вопрос, – он перевёл насмешливый взгляд с Мина на младшего, – Чимин, ты из-за этого предпочёл его? Любишь, когда с тобой погрубее? Бывший Пака ухмыльнулся, махнул рукой, и, насвистывая, удалился. Младший покраснел как рак, так ничего и не сказав в ответ, а от Юнги исходила буквально видимая чернота от злости. Пак высвободил свою руку, и Юнги только тогда заметил, что до этого с силой сжимал её в своей. Где-то глубоко внутри Чимин почувствовал, что его бывший попал в яблочко последним замечанием, отчего испытывал ещё больший стыд перед старшим, чем неловкость от самого происшествия. Они вошли в лифт, и искрящаяся молниями туча, нависшая над Юнги, последовала за ними. Можно было поспорить, кто выглядел более мрачно, он – или погода на улице. – Спасибо, Юнги, ты меня спас, – Пак разглядывал свои кроссовки, не в силах поднять взгляд. – Я ничего не сделал. – В любом случае тебе пришлось выслушивать всё это. – И где ты только собираешь говнюков, Чимин? Это что, твоя сверхспособность? – Я тоже хотел бы узнать... – Разве нельзя просто не общаться с такими придурками? – Я не ищу их специально! Просто мне не везёт… – Не везёт, это когда ты в бронежилете, а тебя бьют по лицу монтировкой. А с ним вы, вроде как, встречались. – Да никто не показывает своё реальное лицо сразу! Сначала поют на уши, о том, какой я лапуля – весь такой красивый, привлекательный, а потом при первой возможности лезут в штаны. И выясняется, что им ничего кроме этого и не нужно было. – Ой, только давай без таких подробностей. Особенно про штаны. – Прости. Не стоило начинать эту тему. В любом случае спасибо. Юнги увидел, насколько подавленным стал младший, и подумал, что зря так уж резко ответил. Похоже, что это действительно беспокоит Чимина. Странно думать о том, что у этого парня всё плохо в личной жизни просто потому, что он хорош собой. Все считают, что красивым живётся легко и беззаботно, и всё само складывается, но на деле они постоянно сталкиваются с предубеждениями. Если красивый – значит, всё получает даром, значит глупый, легкомысленный, надменный, эгоистичный. Стереотипы повсюду. Мин не раз слышал, как высказывались за спиной о его друзьях, Джине и его девушке, будто они зазвездились, считают себя лучше других и имеют сплошные привилегии благодаря внешности, что было далеко от правды. Наравне со всеми они сдавали вступительные, наравне со всеми трудятся над учёбой, учат языки, подрабатывают, имеют, как и все, личные проблемы. Но этого никто будто не замечает. У стенда с результатами экзаменов можно было услышать: «Да у таких, как они, не могло быть других баллов. Им за красивые глаза лишь отлично поставили». Он видел, как Джин и его девушка улыбались, зная, что их осуждают за спиной. И потому представлял, каково может быть Чимину. Грустно, когда видят только твоё лицо, западают только на твой образ, как фасад, за которым ничего нет. И судят по своему усмотрению, тебя реального даже не пытаясь узнать. В нём поселилось сочувствие к младшему. Никто не заслуживает того, чтобы его оценивали лишь по лицу. Когда они вернулись в комнату, Чимин сразу отправился в ванную раскладывать покупки, а Юнги устроился в кровати, насыпав чипсы в глубокую миску и включил первую серию Сорвиголовы. Даже заставку он не перематывал, так она ему нравилась. Первые минут двадцать он внимательно следил за сюжетом, а потом начал потихоньку уходить в свои мысли. Когда он понял, что упустил часть сюжета, он поставил на паузу и встал, чтобы взять банку колы. Судя по звукам из ванной Чимин, залез в душ. И, когда Юнги уже было вернулся к просмотру, стало слышно, помимо шума воды, приглушенное пение. Из любопытства Мин стал прислушиваться к звукам. Держа наушники в руке, он повернул одним ухом голову в сторону ванной и замер. То, что он расслышал, заставило его теперь встать и подойти к двери. Не веря своим ушам, он оперся плечом на стену, вслушиваясь. Было не так удивительно то, каким нежным и сладким был голос поющего Чимина – а он был исключительно тёплым, каким-то наивным и светлым, как сам его обладатель. Удивительнее было то, что Юнги уже однозначно его слышал, мелодия запомнилась ему с первого раза. Этот голос принадлежал парню из бассейна. Парень из бассейна пел эту же песню, а значит… Твою мать. Ну какого хрена? Они, конечно, учатся в одном университете, но почему это не мог оказаться кто-то кроме его соседа по комнате? Глупо было спорить с тем, что он хотел услышать это снова, но ведь он так старательно избегал воспоминаний о том дне. А тут чёткий образ снова возник перед глазами, будто это было вчера. Только теперь у парня в душевой бассейна была вполне конкретная личность. Мечтательный, задумчивый, красивый, Чимин из воспоминаний вкладывал столько души в пение, что иногда его голос вздрагивал так, словно вот-то сорвется, и струился, сливаясь с голосом Пака из настоящего. Ошарашенный, Мин вернулся в свою нору из одеяла, пледа и подушек, переваривая этот факт. Спутать он его не мог. Голос поющего Чимина не был стандартным и звучал так очаровательно и невинно, что запал в душу Юнги. Это было противоположностью его собственному творчеству, резкому и агрессивному, но он подумал, что мог бы написать музыку и слова специально под голос Пака. Интересно, а сам он знает, что они тогда встречались? Мин снова вернулся к просмотру, в надежде отвлечься от вгоняющих в краску мыслей. Отворилась дверь, и из-за неё высунулась мокрая голова Чимина. Юнги смотрел в экран в своих любимых наушниках, и младший понял, что звать его бесполезно. Тогда, обернувшись полотенцем, он тихо вошёл в комнату и прокрался к своей полке в шкафу в поисках одежды, которую он забыл взять. Чимин уже на цыпочках шёл обратно, чтобы одеться в ванной, как из-за спины послышалось: – Хочешь сказать, ты сделал это незаметно? Юнги не ошибся – спина парня из бассейна действительно принадлежала Чимину. И сейчас, точно также покрытая множеством капель, будучи причиной предательства со стороны его тела, она была перед ним. – Ну, я пытался… – А мне кажется, ты это специально. – Да? И зачем мне это? – Ну, я не знаю, распространяешь тут свои гейские флюиды. Вербуешь новых адептов голубого фронта. – Мог бы просто тактично промолчать. – Я начинаю переживать. Своим парнем ты меня уже сегодня выставил. Уже не знаю, чего от тебя ожидать. – Я искренне верю, что когда-нибудь тебе надоест шутить на эту тему. – Никогда. Даже не надейся. Чимин скорчил недовольную мордочку больно по-детски, которая делала его ещё милее, и скрылся в ванной. Юнги откровенно вошёл во вкус, подшучивая над младшим. Ему хотелось подкалывать его снова и снова, наблюдая его реакцию. Чимин при этом пытался выглядеть безразличным, но на деле сильно смущался, и это только подстёгивало старшего. Несмотря на всё то, что происходило между ними, в этом не было напряженности или дискомфорта. Пак смущался, да, но он ощущал при этом больше близости, чем с парнями, что водили его на свидания. Статус соседей позволял не беспокоиться о том, что нельзя было бы проигнорировать, будь они просто знакомыми. Они проводят вместе время вынужденно, ещё бы они не сблизились? И даже если это не единственная причина, никто не заподозрит Чимина в том, что он всё больше начинает испытывать к Юнги. Младший вышел из ванной уже в домашней одежде, намазывая лицо кремом, и сел на свою кровать. Юнги снова нажал на паузу. – Кстати… Красивая песня. – Какая? – Ну, эта. То, что ты пел там, в душе. – А, эта... Да, я люблю её. – И твой голос. Ты хорошо поешь, Чимин, – Юнги смотрел в глаза, тем самым придавая больший вес своим словам. – В последнее время я редко пою. И то, только эту песню. – Почему же? – Ну вот так. – Ну, давай же, расскажи. – Эта песня – единственное, что осталось у меня от бабушки. И я иногда напеваю её, когда находит тоска по ней, по дому, – Пак сделался задумчивым, застыв с раскрытой баночкой в руках. – Ты сентиментален, Чимин. – Знаю, люди считают это глупым. Я и сам начинаю так думать. – А не плевать, что они считают? – Людям со стороны, мне кажется, должно быть лучше видно. – Большинство людей говнюки, и ещё больше – идиотов. Не думаю, что стоит слушать кого-то при таком раскладе. Чимин помолчал, сосредоточенно разглядывая свои ладони, и в голову полезли абсолютно неуместные мысли. Собственные руки вдруг показались ему абсолютно чужими: «И почему пальцы у людей вообще такие странные? Кстати вот у хёна руки очень красивые…» Чимин тяжело вздохнул, возвращая себя к смыслу сказанного Юнги. Одно дело говорить, что других не нужно слушать, а другое – сделать. А ведь Пак совершенно не знает, как правильно, нужно ли прислушиваться к другим. И будет ли то, что он прислушается к Мину подтверждением того, что иногда нужно всё же других слушать? Мысли спутались в большущий клубок. Но от своеобразного утешения Юнги стало всё равно как будто теплее. За окном прокатился гром. Один раз далеко, глухо, а второй уже громче. Чимин встрепенулся, навострив уши, как сделал бы щеночек, и поспешил к окну. Ветер трепал деревья, стараясь лишить их всей зелени, и поднимал пыль, бросая её в глаза спешащим пешеходам. На светофоре гудели автомобили, словно водители напряглись вместе с нарастающим гневом стихии. От сгустившихся туч казалось, будто уже наступила ночь, и только вспышки на небе разрезали темноту. Завороженный, Чимин уперся лбом в стекло и следил за буйством снаружи с нескрываемым восторгом. Юнги же наблюдал за младшим какое-то время, а позже обратился к нему. – Я тут Сорвиголову смотрю. Хочешь тоже? – Не знаю… Мне Тэхен советовал, но я так и не посмотрел, – Пак отлепился от окна и повернулся к Юнги, не ожидая услышать такое предложение. – Садись короче. Я подвинусь. – Ладно, только чай налью. С кружкой, и захватив свой плед, Пак подсел к Юнги. Сейчас уже не казалось чем-то сверхъестественным сидеть с Чимином на одной кровати. Это вполне дружеский жест, смотреть вместе кино. Тем более они соседи, и метром ближе сидеть, метром дальше – не такая уж большая разница, когда спите в одной комнате. Романтика? Пф, не смешите. Глупость какая. *Песня Idfc – Blackbear* Не прошло и пяти минут, как за окном обрушился ливень. Шум дождя наполнял комнату, делая её крайне уютным убежищем в такую непогоду, вызывая какой-то детский восторг в Чимине. Он ощущал себя более расслабленно рядом со старшим, чем раньше, чувствовал расположение и стал больше доверять ему, когда узнал поближе. Несмотря на все неловкости между ними, Юнги ни разу не унизил, не оскорбил его, хотя поводов была масса, и младший чувствовал себя безопасно в его компании. Мин уважал его чувства, не судил, даже если не понимал. И Чимин был ему за это признателен. Атмосфера в комнате обволакивала их своим уютом, и для обоих это было непривычно, но нарушать её не хотелось. Пак сложил ноги на кровати, отчего их бедра соприкоснулись. Они оба это заметили, но продолжали так сидеть, решив, что не стоит придавать этому значение. Утопая в горе подушек, эти двое следили за сюжетом, стараясь игнорировать закрадывающиеся мысли о том, что сейчас происходит. Юнги чувствовал тепло внутри. Непривычное, непонятное, но он не хотел, чтобы оно исчезало. Оно казалось знакомым, но давно забытым, и теперь ощущалось таким нужным, необходимым даже. Мин не знал, или не хотел знать, что оно значит, и просто давал ему окутать себя, опасаясь, что длиться оно будет недолго и потому не желая спугнуть. Пусть даже его причиной являлась близость такого мягкого и тёплого после душа парня рядом. Серия подходила к концу. Чимин, собираясь поделиться впечатлениями с хёном, открыл было рот, но увидел, что голова Юнги склонилась на бок, почти касаясь плеча Пака. Мин отключился. С пластырем на носу и синяками под глазами, он выглядел так, будто не отдыхал целую вечность и только теперь, наконец, смог расслабиться. Привычная складка между бровями разгладилась, а на лице отражалось умиротворение. Младший чувствовал невероятно личным этот момент. В груди сжималось от подступающей нежности, от того, что Юнги подпустил его так близко и что он сейчас тут, рядом, такой открытый, даже уязвимый, но в то же время недоступный. Возникло сильное желание прикоснуться к этому парню. Накрыть своей рукой его руку, ощутить тепло и шероховатость её грубоватой кожи, едва прикоснуться своими губами к его так соблазнительно приоткрытым губам... Чимин мог лишь представить то, что в жизни ни за что не сделал бы. Он взял свои вещи, поправил подушки, и Мин, поворочавшись, завалился на другой бок и повернулся, устраиваясь на кровати. Пак убедился, что он не проснулся, укрыл его пледом. Не сдержавшись, он потянулся к нему и поправил спадающие на лицо волосы, но тут же осекся и спешно убрал руку, боясь быть замеченным. Он ещё какое-то время смотрел на спящего, что находился так близко сейчас, но при этом был бесконечно далеко. Закрадывалась грусть, но хотелось ещё задержаться, чтобы продлить момент, от которого наполняло волнением и так сладко щемило сердце. Это уже слишком. Нужно всё это прекращать. Ему лишь предложили посмотреть сериал, а он уже невесть что себе навоображал, лишь усугубляя своё и так незавидное положение. Влюбиться в соседа, тем более, влюбиться в Юнги – самое безрассудное, самое глупое, что он мог сделать, и, конечно же, сделал. Как специально, он снова позволил случиться тому, что, впоследствии, принесёт ему боль. И на этот раз он влип по-крупному.