UNDER WATER

Под утро, рано проснувшись, Чимин увидел мирно спящего рядом парня и понял, что больше не может здесь находиться. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Он поднялся, стараясь не разбудить Хонджуна, натянул свои вещи и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Рассвет занимался на горизонте, разгоняя бледно-голубую дымку тумана, которая пряталась в длинных тенях зданий и сквере неподалёку. С редкими прохожими из тех, кто возвращался с ночных смен или шёл на работу в такую рань, чувствовалась какая-то общность и даже родство. В это время улицы города принадлежали только этим немногочисленным путникам, и от дневной суматохи не было и следа. Утро обнимало спокойствием, птицы заливались радостными песнями, и всё казалось не таким уж мрачным, а последние события вроде и не существовали вовсе. Чимин неспешно прогулялся до общежития, не желая отпускать это чувство умиротворения, потому что знал, что позже оно развеется. В наушниках заиграл трек Шуги из его плейлиста, и он беззвучно повторял слова, что успел запомнить, слушая его на репите. По дороге он вспомнил о том, что видел анонс его выступления в месте под названием Бездна, которое почему-то в картах никак не значилось. «Надо будет Тэ позвать, ему понравится», – такие размышления удерживали ощущение того, что ничего не изменилось и жизнь идёт своим чередом. К своему удивлению, в комнате Пак не нашёл Юнги и, недолго думая, он решил просто лечь спать. Лишь бы не подпускать мыслей о том, о чем так не хотелось вспоминать. Пожалуй, тем лучше, что он один, ведь когда Мин рядом, сложно не замечать, как много тот для Чимина значит. Из жаркого позднего сна выдернула мелодия звонка, от которого он вздрогнул, с недовольным вздохом потянулся к телефону, и, продрав лишь один глаз, уставился в экран. Хонджун. Он выключил звук и отложил телефон в сторону, распластавшись на кровати. Первые мысли возникли совсем не радостные, а внутри было так паршиво, что хоть вой. Он потер глаза, сжимая пальцы у переносицы и жмурясь, не желая окончательно просыпаться. Может просто дальше лечь спать и ни о чём не думать? Но решение за него принял друг. Пришло оповещение с веселым тявканьем Ентана – шпица Тэхена, и Пак сразу взял телефон и открыл сообщение: «Буду у тебя в 12, оденься поудобнее». Чимин привык к внезапности Тэ, поэтому даже не стал интересоваться, какое значение имеет одежда. Нехотя, он сполз с кровати и рассеянно блуждал по комнате, беспорядочно собираясь. Встретившись у входа в общежитие, они зашагали в привычном направлении из кампуса. На спортивной площадке играли в баскетбол и занимались у турников парни и девушки, по ходу заигрывая друг с другом и болтая. Прекрасный теплый день для прогулок на свежем воздухе. – Знаешь, есть одно место, куда я хочу попасть. Давай сходим? – Чимин хотел задать непринужденный тон разговора, но с Тэхеном этого и не требовалось. – Чимини, о чём речь! – не вникая, он сходу согласился. – И куда же? – Андеграундная площадка в какой-то заброшке неподалёку отсюда. – Бездна что ли? – А ты знаешь, что это за место? – Ты как будто не знаешь, с кем дружишь. Я знаю обо всём, что касается тусовок. Но не думал, что тебе захочется пойти туда. – Почему? – Ну, это не похоже на те места, куда мы обычно ходим. Там прямо безбашенные ребята собираются и у них там довольно узкая тусовка и специфичная музыка. – Ну, я разным интересуюсь. – Замётано, Минни. Тэхен потрепал друга за плечо, и в кармане Чимина в который раз за день зазвонил телефон. Он достал его и раздраженно сбросил, потому что это был уже далеко не первый звонок. – Это Хонджун? – Да. – Почему ты ему не отвечаешь? Вы поссорились? – Тэхен со вниманием посмотрел на погрустневшего Пака. – Тэ, это всё было ошибкой, – Чимин остановился и посмотрел другу в глаза, надеясь на то, что он поймёт всё без объяснений. – Что, опять? Чимин промолчал, только поморщился и помотал головой, что значило “давай о другом”. И Тэхен, конечно же, нашёл, о чём. – А знаешь, мы могли бы сегодня сходить в боулинг к Чонгуку. Ещё в начале недели он устроился туда на подработку, а мы ещё ни разу не заглянули к нему. Поэтому я сказал удобнее одеться. – А сам-то вырядился всё равно. – Я вообще-то удобно одет! – Собираешься к Гуку шары подкатывать? – только с Тэ можно было говорить что вздумается: сначала о своих переживаниях, и тут же отпускать сальные несмешные шуточки. – Поверь, я уже выбил все страйки на его дорожке. Несколько мгновений сверля друг друга серьёзными взглядами, они залились смехом, и, казалось, им никогда не надоест топорный юмор в стиле уроков пикапа для чайников. Чимин заблокировал телефонный номер, что снова высветился на экране, и они отправились в развлекательный комплекс. По дороге они бегали туда-сюда, игриво толкались, бросались с места до ближайшего угла наперегонки, задыхаясь от безудержного заразительного смеха. И не заметили, как уже пришли, и на входе их встретил Чонгук. – Тэ, перестань, я же на работе, – глядя по сторонам Гук отпихивал любвеобильного Тэхена, что навалился на него и повис, как обезьянка на дереве. – И что нам теперь делать вид, будто мы не знакомы? – Ну, может и так, – Чонгук с совершенно невозмутимым видом поправил форменную рубашку и заложил руки за спину наигранно официально. – Тогда, молодой человек, подайте нам напитки. На ваш вкус, чтобы разогреться перед игрой. А хотя, лучше что-нибудь попрохладнее, а то мне что-то уже жарко. Чимин, наблюдавший эту актерскую игру, достойную Оскара, давил улыбку, стараясь не рассмеяться. Чонгук развернулся на месте и зашагал к бару, а парни стали примеряться к шарам, подбирая подходящий по весу. – Тэхен-а, у них дырки слишком большие, они все из руки выскальзывают. – Это не дырки большие, это у тебя пальчики маленькие, – Тэхен с видом специалиста оценивал два абсолютно одинаковых шара, осматривая на свет и качая в руке, как бы взвешивая – Ты специально затащил меня сюда, чтобы отыграться за мой счёт? Я первый и последний раз играл в школе, и ты помнишь, чем это кончилось, – не особо видя разницу в них кроме веса, Чимин ковырял ближайший к себе шар, явно ожидая провала. – Ну, я думал, с того раза ты запомнил, что шар нужно отправить вперед, а не назад, и стараться попасть в кегли, а не в посетителей. – Вообще-то, я предупредил, чтобы никто не стоял сзади. – И да, в этот раз мы играем по правилам, больше бросать двумя руками нельзя. – Мне тогда и правда сложно было бросать! – Ну теперь-то ты покажешь уровень, а? Сейчас стоишь прибедняешься, а потом как возьмёшь и сделаешь меня. – Если только по количеству падений на дорожку. – Ну, тут мне с тобой и правда не потягаться. Включился свет над их дорожкой, загорелся экран со временем и счётом 0:0, кегли выстроились на своих местах – началась игра. Тэ делал умелые броски, Чимин же от раза к разу то удивительно хорошо справлялся, то был совсем плох, отправляя шар почти сразу в желоб или отпуская его слишком рано и роняя перед собой. И чем абсурднее были его ошибки, тем им было смешнее. В очередной раз подходя к дорожке, Пак примерялся очень долго, сосредотачиваясь на броске, замахнулся, отпустил шар, но потерял равновесие и упал на дорожку, проехав около метра за ним вперёд, отчего они взорвались смехом аж до слёз. Чонгук пришёл с двумя лонг айлендами, чем безмерно порадовал Чимина, а Тэхен холодно принял напиток, надев безразличие. Гук посмеивался над падением Пака, которое завидел издалека, но когда эти двое уселись и он поставил на стол напитки, на его лице не осталось и тени улыбки, а тон стал напыщенно-серьёзным. – К вашему сведению, ваш столик угостили. – И кто же? – Не знаю, даритель не представился. Но он сказал, что вы, молодой человек, ему особенно запали в душу. Тэхен забрал у Гука блокнот для записей заказов, начеркал в нём свой номер, вырвал страничку и двумя пальцами положил в его нагрудный карман. Он принял правила игры и строил из себя манерного мальчика. – Тогда пусть позвонит мне, если всё же решится, – подмигнул Тэ. Чонгук, пристально глядя в его глаза так, как никто не умел, медленно наклонился к уху и прошептал, прежде чем удалиться: – Пожалуй, я оставлю его себе.

***

Пока Юнги добрался до Сеула, его несколько раз порывало свернуть с намеченного пути и отправиться на поиски заветной дозы, которая облегчила бы состояние ломки. Но в этот раз как будто был смысл не делать этого, сейчас не хотелось давать слабину и перечёркивать всё, что с таким трудом он отстраивал заново. Разовый срыв – не повод ставить крест на всём. По крайней мере, теперь. Внутри появилось что-то, что придавало сил бороться и как будто даже обнадёживало. Особенно после того, как валяясь на полу бог знает где, пережил слишком реалистичную смерть и последующее неприятное (и не очень-то желанное) воскрешение. Но для того, чтобы хоть немного облегчить муки своего тела, нужно было дать ему более ли менее сносную замену, поэтому вечером по приезде прямо с вокзала он отправился в бар. Сидя за стойкой с привычным стаканом виски, он наконец был морально в состоянии включить телефон, о чём сразу же пожалел. Оповещения и сообщения о пропущенных посыпались градом, отчего немногочисленные посетители бара разом вопросительно уставились на Юнги. Он пожал плечами, удивляясь не меньше, и они вернулись к своим стаканам. Тридцать семь пропущенных от Юны, и несколько от Джина, Хосока и Джуна. Не может быть, чтобы столько звонков вызвало его отсутствие. Юнги решил сначала проверить сообщения. Не зря. Личка была завалена посланиями различного содержания от совершенно разных и даже незнакомых людей, но все с одной и той же пересылаемой публикацией: «Чимин и Юнги любители БДСМ?» А ниже фото. Он присмотрелся, и оказалось, что перед ним шумный снимок с той самой злосчастной вечеринки, на котором Мин поднимает младшего с кляпом во рту с кровати, чтобы привести в чувства, но выглядит это очень даже недвусмысленно. Слова, что сопровождали запись, начинались от стёбных шуток про каминг-аут до гневных сообщений моралфагов о том, как так можно и как он будет за это гореть в аду. Юна не написала ни слова, и терроризировала звонками, а значит собиралась выяснять отношения с должным размахом. Друзья, зная предысторию этого фото, воздержались от комментариев до того, как, очевидно, дождутся вестей от Юнги. И ни одного слова от Чимина. Мин в любой другой ситуации, наверное, просто пришёл бы в ярость, но сейчас ему физически было настолько плохо, что он испытал лишь отвращение. То, что кому-то в голову пришло стоять в стороне и фотографировать их в тот момент, когда Чимин нуждался в помощи, и Юнги в одиночку с этим справлялся, хранить у себя, а теперь ещё и выставить под таким заголовком, было омерзительно. Пачка любвеобильных писем во входящих при этом волновала меньше всего. Юнги залпом опрокинул стакан и медленно отправился к выходу, преодолевая боль в голове и ломоту в теле с каждым шагом. Ему захотелось отыскать младшего, потому что когда он представил, как тот переживает, стало неспокойно. Мину хотелось бы избавить его от всего этого потока публичного осуждения, которого по-любому в его личке было не меньше, и сейчас ему было необходимо удостовериться, что с Чимином всё в порядке. Выйдя на улицу, он заметно ускорился. Не успел он пройти и квартала, как телефон зазвонил. Он ответил, увидев, что это Юна. На его спокойное "алло?" сначала повисла пауза. Но спустя мгновение в его динамике разразился поток неистовой ярости, да такой, что Мину пришлось убрать телефон от уха в ожидании, пока она перестанет орать. В конце концов, Юна что-то спросила у Юнги. – Алло? Ты ответишь мне или нет? Ты меня вообще слушаешь? – Судя по всему, тебе не нужны мои объяснения. – А как ты можешь это объяснить? То, что развлекаешься с этим пустым слащавым придурком, у которого только и есть, что его лицо! Ему лишь бы ноги раздвигать, а ты повелся на его приторную мордашку! Этому всему не может быть никаких оправданий, ты просто нагло врал мне! В лицо врал! Как ты это объяснишь? – в дрожащем голосе звенела обида, что вот-вот должна была сорваться, но она всё больше пряталась за злобой. Юнги сильно раздражал её тон, а с последними словами Юна явно перешла все рамки. – Раз ты и так всё знаешь, зачем позвонила мне? – Ну ты и мудак, Юнги, – желчь сочилась в её голосе. А после гудки. Мин не стал перезванивать, не имея никакого желания дальше подобное выслушивать. На улице уже сильно стемнело, а в их окне горел свет, когда Юнги подходил к общежитию, и он поспешил внутрь. Дверь в комнату была не заперта, младший сидел не разувшись на краю кровати, прикрыв лицо рукой, и держал другой телефон с горящим экраном. Мин вошёл, бросил вещи на свой стул и остановился, вглядываясь в угрюмое изваяние Пака. Тот поднял полные боли от обиды и разочарования глаза на Юнги. – Ты уже видел это, да? – негромко и сипло проговорил Чимин. – Да, – в коротком и мрачном ответе сквозила злость, усилившаяся, когда Мин застал младшего в таком состоянии. Его подавленный вид заставил в груди Юнги всё сжаться, и он испытал сильное желание сделать что-то, лишь бы убрать выражение боли и испуга с его лица. Он сел рядом с Чимином на кровать, чувствуя, что хоть его самого совсем не радует эта история, а физически он чувствует себя и вовсе отвратительно, младшему сейчас совсем плохо, и это волновало сильнее, чем собственное самочувствие. Видимо, хейтеры заметно постарались для Пака. – Как думаешь, можно найти того, кто это сделал? – Мин откровенно не знал, как подступиться к этой теме, и какие слова могут успокоить младшего. – Это Хонджун, – отрезал Чимин, на что Юнги повел бровью в удивлении. Даже для него это было внезапно. – Твой, эм… – Еблан? Это ты хотел сказать? – Вообще, да. – Именно он, – поджимая губы от злости и обиды, Чимин теперь выглядел не только расстроенным, но и угрожающим. – И откуда у него тогда эта фотография? – Это он, он был тогда в той комнате и ушёл первым, – до этого сдерживаемые эмоции хлынули наружу потоком слов, – когда я поднимался наверх… – Стоп, ты о чём вообще? – О той вечеринке блин! Он был там, он вышел из комнаты прежде, чем всё это со мной произошло… И, видимо, следил, когда ты меня нашёл… и после отыскал меня через Чонгука, а я его даже не узнал! Боже, какой я идиот… Тот случай теперь вечно будет преследовать меня? – Да, мы уже выяснили, что у тебя фантастическая способность притягивать ублюдков. – И что мне теперь делать, Юнги? Если эта фотография дойдёт до руководства университета… – … нас обоих торжественно выгонят, – закончил за него предложение Юнги. Они помолчали, осознавая всю дерьмовость ситуации. Мин понял, что если его это не особо беспокоит, то на Чимина слова об исключении повлияли ещё хуже. Поджав колени к подбородку, младший обхватил свои ноги и качался взад-вперед, своим видом проявляя признаки подступающей истерики. – Да ладно тебе, снимок тёмный, шумный, – решил попытаться успокоить Мин, – Тут нельзя с полной уверенностью сказать, что это я и ты. Если честно, то, как я склонился над тобой и держу за лицо… выглядит, конечно, довольно пидорски, но ведь это не значит, что между нами что-то было, – утешение вышло так себе, и младший продолжал сверлить пол невидящим взглядом. – Мне тоже написали всякого. Этот твой... Хонджун, – Мин буквально выплюнул его имя, а не произнёс, – что ты ему сделал вообще? – Я заигнорил его. – После чего? Чимин посмотрел наконец на старшего и решительно проговорил, не уходя от ответа: – После того, как мы переспали, – с этими словами он поджал губы и свесил голову, не в силах выносить встречный вспыхнувший гневом взгляд. – Вот оно что. «И всё же они переспали с этой мразью», – последние слова Чимина вызвали ещё большую, значительно большую злость в Юнги, но он сдерживал её, понимая, что этот факт не должен его так задевать. А он задел. И злость эта не распространялась на убивающегося парня перед ним, чьи пальцы с таким нескрываемым волнением теребили кольцо, а зубы с силой обкусывали губы. Мин совершенно не знал, что с этим делать, как вдруг, неожиданно для себя самого, прежде чем успел что-то сообразить, он приобнял этот разволновавшийся комок. Пак вздрогнул и замер, удивляясь такому порыву хёна. Это что, и правда объятия, а не случайный жест? Сердце на несколько мгновений тоже замерло, и после заколотилось с удвоенной силой. Плечи под его руками жгло, а на щеке чувствовалось слегка отдающее виски дыхание. Но Чимину нравилось даже это, ведь то, что он прикасался, утешая, было ужасно приятным. Сделавшись серьёзным, Юнги, в несвойственной себе манере проговорил: – Не давай им решать за тебя, кем ты являешься. Ни одна эта шавка не заслуживает того, чтобы ты перед ними оправдывался, – и после, добавил, не называя, но имея в виду конкретного человека, – и никто из них не стоит того, чтобы ты так убивался. Чимин молчал. Его лицо полыхало от разбушевавшегося внутри волнения, поэтому он просто предпочёл не шевелиться, чтобы случайно себя не выдать. – Ты понял? – Юнги настойчиво смотрел на младшего. – Угу, – прозвучало сквозь сжатые губы. Какое-то время старший ещё держал его за плечи. Это дарило Чимину чувство защищенности. Ему хотелось растянуть этот момент, задержать, лишь бы он не заканчивался. Никогда прежде Юнги не делал и не говорил ничего подобного, и Пак не понимал, как это воспринимать. Он боялся, что надумает лишнего, поэтому предположил, что это дружеская поддержка, но не более. Он-то, конечно, так решил, но бешено стучащее сердце считало по-другому. Прежде, чем их объятия продолжались бы слишком долго, Мин убрал руки и встал. Его слегка повело от невыветрившегося алкоголя, а головная боль накрыла очередной волной, но он уверенно держался на ногах. Юнги смутился своему поступку, но не чувствовал, что сделал его зря. Приятное тепло в груди разливалось от того, что это, похоже, младшего успокоило (по крайней мере, больше не было похоже, что он вот-вот впадёт в истерику), ну и, частично, это грел изнутри выпитый им виски. Чимин, когда снова приобрел способность говорить, спросил первое, что пришло в голову, стараясь не заострять внимание на этом жесте Юнги: – А что тебе Юна сказала? – Что-то на тему того, что ненавидит меня. Я особо не слушал. Мин стягивал с себя толстовку, а за ней и футболку, чувствуя, что ему и впрямь стало жарко. Пак отвернул голову, с силой оторвав взгляд от белоснежной кожи с заживающими синяками и ссадинами, о происхождении которых он спросить не решился. – Тебе что, всё равно? – Если она не хочет слушать то, как было на самом деле, то пусть думает, что хочет. «Ого, похоже, у них не всё в порядке», – подумал про себя Чимин, снова обратив внимание на свой телефон, так как увидел никнейм Юны в ленте. – Кстати, она только что выложила какой-то пост, – пробегаясь глазами, он ужасался своим догадкам, – и он, похоже, о нас. – Что она там могла написать? Мин снова напрягся, хотя то, насколько он вымотался, было куда сильнее. Он остановился прямо в процессе надевания домашней футболки, успев продеть только руки, опустил их и так и встал, ожидая пояснений. Чимин уставился в экран, зачитывая с каждым словом всё более похоронным тоном публикацию: «Поскольку всем теперь известна правда, я не буду больше скрывать: я прикрывала их, – Пак сделал паузу, следя за реакцией старшего, – но они не смогли избежать шумихи вокруг себя. И пусть теперь будет последней крысой тот, кто распространяет эту фотографию. Вам бы понравилось, если бы ваши приватные фотки гуляли по сети? Тогда зачем вы поступаете так с другими? Никто не заслуживает быть осмеянным за свою любовь», – в полном недоумении, Чимин дочитал публикацию. – Вот уж сделала одолжение, блин. Юнги продел наконец в футболку голову и сел снова к Паку на кровать, оперевшись локтями на ноги. Он честно держался, не давая усталости и раздражению накрыть себя, но его терпение кончалось, значительно уменьшенное выпивкой. – Она хотела сделать как лучше, наверное, – сам не веря в свои слова, пробормотал Пак. Юнги взял у Чимина телефон и просмотрел запись ещё раз, чувствуя нарастающую злость. – Как лучше для себя. Выставила себя прямо самим благородством, при этом убедив всех, что мы влюбленные голубки. – Мне жаль, что так вышло… – Да какого хрена ты-то извиняешься, Чимин? – Юнги не мог смириться с тем, что Пак берёт вину на себя, но всё, что вырвалось из его рта, звучало просто грубо и это раздражало ещё больше. – Ну, из-за меня все считают, что ты гей. – Да срать я хотел на то, что они считают, – выдержав паузу и стараясь говорить спокойнее, он продолжил. – Меня бесит, что она поступила так, выгораживая свою задницу. Тоже мне, благодетельница. – Но зачем ей так поступать? – Походу возомнила, что раз теперь меня считают голубым, я ещё и брошусь к ней доказывать всем обратное. Ведь это так важно, что другие скажут. – И что ты сделаешь? – внутри Пака всё замерло от разворачивающейся драмы, виновником которой он теперь себя считал. – Уж точно не стану за ней бегать. – Прости, я правда… Юнги, не желая слушать продолжение, не нашёл ничего лучше, чем просто закрыть ему рот рукой. Мин посмотрел ему прямо в глаза, полные раскаяния, которое так хотелось прогнать. И как только понял, что он сделал, отнял руку, в силах думать лишь о том, какие нежные, мягкие, тёплые губы он ощутил под своей ладонью. Ах, какие губы... – Перестань извиняться, – всё, что Юнги смог сейчас произнести. Он встал, стушевавшись, но делая очень серьёзный вид, будто ничего не произошло, и пошёл к своему месту, оставив Пака в недоумении. Повисла неловкая тишина, какую хочется избегать, но так сложно найти способ от неё избавиться, когда она наступает. Поэтому каждый принялся за свои дела, готовясь ко сну. Сколько бы ни думал Чимин о произошедшем, закопавшись под шуршащее одеяло, паршивое чувство в груди не находило выхода. Ему казалось, что всё, что происходило раньше, он окончательно перестал понимать. Чувства смешались в ком нежной тяги к одному и переживанию грубого предательства от другого, в страх и стыд от расползающихся слухов и в то же время... неожиданно азартное волнение от того, что он оказался замешан в такую неоднозначную ситуацию с Юнги. Не то что бы Чимин хотел этого – он сам удивлялся тому, что в нём возникают такие эмоции. Словно на американских горках его мотало от завертевшихся вокруг обстоятельств. Но Пак был готов всё вынести ради призрачной надежды, что он небезразличен Юнги. А ведь старший делал слишком много неоднозначных вещей, по которым зачастую невозможно было понять, что он думает и чувствует. Даже Чимину, проницательному в таких вещах. Юнги, по своему обычаю не торопясь засыпать, хоть и смертельно устал, решил записать недостающие строки для последних набросков текста, что возникли у него в голове. Это всегда было важнее всего, важнее прихотей тела. Мин испытывал новые ощущения, сложные, неоднозначные, но несмотря на то, что такое с ним было впервые, ему не хотелось их избегать. Хотелось проживать, даже чувствуя, что справиться будет непросто. Невыразимое напрямую он выразил в строках для нового трека, название которого само всплыло в голове, и он записал его: «Under Water».