Доброе утро 7:33
Не доброе 7:33Ох, тоже весёлая ночка? 7:34
Не то слово 7:34 Такое ощущение, как будто я вообще не должен был сегодня вставать 7:34Понимаю) 7:34
Не-а, не понимает. Во-первых, для Хёнвона в принципе привычно чувствовать себя разбитым и невыспавшимся по утрам, тогда как для Хосока это скорее исключение, чем правило. Во-вторых, бывают такие моменты, когда, вроде бы, ничто не предвещает ничего плохого, но всё твоё существо противится всему, что ты собираешься делать, и говорит, что ты должен пойти сегодня куда угодно, но только не туда, куда собрался. Как будто интуиция устроила бойкот твоему мозгу. Вот именно так сегодня чувствует себя Вонхо. Он уже знает, что придёт в школу и весь день будет ощущать себя как не в своей тарелке без какой-либо на то причины. Мать и отец Вонхо работают недалеко друг от друга и начинают рабочий день одновременно. Именно поэтому они каждое утро находят новый способ не ехать вместе в метро и не сталкиваться друг с другом до самого вечера. То же самое и у их детей: Хосок выходит из дома заранее, идёт на дальнюю остановку и в школьном автобусе выбирает место в другом конце салона, стараясь даже взглядом не пересечься с братом. Лет пять назад всё было совсем иначе, но… Кого волнует, что было пять лет назад? Вонхо прислонился лбом к дрожащему стеклу и ехал, ударяясь о него с каждой кочкой. Так у него сохранялось меланхоличное состояние, но сонливость не накрывала с головой. Через несколько остановок на его плечо легла чья-то чёлка. Вонхо бросил косой взгляд на подсевшего парня. — Спать так хочется… — Хёнвон прикрыл глаза и вздохнул. С соседнего ряда кто-то крикнул, пытаясь заглушить звук работающего мотора: — Что вы делали вчера вечером, что вам обоим хочется спать? Хосок закатил глаза и отвернулся обратно к окну. Хёнвон, казалось, даже не заметил этой колкости в их сторону, просто поудобнее устроившись на его плече. Херим сидела недалеко от этих двоих, и ей было прекрасно видно, как уютно они сидят рядышком. Херим извернулась на своём сидении и аккуратно сделала фото. Затем она повернулась к своей подруге, Докён, усердно листавшей новости о своём любимом сериале, и ткнула её пальцем. — Эй, смотри, какие голубки, — Херим приблизила картинку, и девушки захихикали. — Как думаешь, скоро они уже начнут встречаться? — Даю им полтора месяца. Ёнджи, сидевшая перед ними, просунула голову между сидениями. — Вы про Хёнвона и Вонхо? Докён кивнула. — Да ну, полтора месяца — это много, — Ёнджи сдвинула обрисованные брови. — Три недели, не больше. — Соглашусь, — сказала Юмин, сидевшая рядом с ней. — Это мало, — Херим замотала головой, — им нужно больше времени. — Хотите поспорить? — Ёнджи вопросительно ухмыльнулась. — С удовольствием. На что спорим? — Хм-м-м… Если вы с Докён проиграете, вы поцелуетесь с языком и снимете это на камеру в качестве доказательства. Если проиграем мы с Юмин, мы сделаем то же самое. Херим задумалась, но Докён уверенно сказала: — По рукам! Справа через подлокотник перевесился Тэу. — Кто-то говорит про поцелуи между девочками? На что спорите? — Мы думаем, через сколько начнут встречаться Хёнвон и Вонхо. — Мы присоединимся, я к одной стороне, Хоён к другой. Вам же нужна помощь, да? — Да, отлично! Забавно, но к середине дня почти весь класс, включая и девчонок, и парней, разделился на «трёхнедельников» и «полуторамесячников», даже присоединились некоторые из других классов. Все начали рыться в своих галереях, отыскивая совместные фото Хёнвона и Вонхо и шумно доказывая свою точку зрения. — Вот, посмотри, как они за руки держатся! Тут же явно месяца полтора! — Да я вчера своими глазами видела, как они чуть не чмокнулись! — Чё, реально? Когда? — На физ-ре! — Слушай, как ты думаешь, что у них там происходит? — Вонхо и Хёнвон сидели друг напротив друга за одной партой в углу класса и наблюдали за резко начавшимся всеобщим сумасшествием. Спорили буквально все на каждом шагу, но как только парни оказывались поблизости, ругавшиеся стихали и переходили на шёпот. — Если честно, даже впутываться в это не хочу, — Хёнвон слышал обрывки общих фраз и примерно догадывался, почему все взбунтовались. — Да мне просто интересно, чего они так разругались. В беседе класса вроде тихо… — Да, а как ты думаешь, из-за чего они могут спорить? — Без понятия. — Ну смотри, как я понял, это всё из-за Херим и Ёнджи, а у них двоих не так много тем для споров, — Хёнвон пожал плечами и повернул голову к Вонхо. — Думаешь, опять шипперская ругань? — Почти уверен. — Ох, как они меня бесят… — Вонхо провёл по каштановым прядям. — А ты не бесись, — голос Хёнвона выражал полнейшее равнодушие. — Забей на них и всё. — Да не могу я забить, я так заебался, что уже хочется врезать кому-нибудь из них. Жалко, что девочек бить нельзя. — Господи, просто включи внутреннего похуиста. Тебе же на географию похуй? — Похуй. — Ну вот считай, что это всё — огромная география. — Которая преследует меня уже несколько месяцев? — каждый раз, когда речь заходит о шипперстве, Вонхо начинает закипать так же быстро, как чайник на сильном огне, только что пар из ушей не идёт. — Слушай, эта хрень преследует не только тебя, она преследует нас обоих, только я научился забивать хер, а ты, блять, нет. — Да потому что, сука, заебало вместо «Привет» каждый день слышать «А что у вас с Хёнвоном?», как будто это единственное, о чём со мной можно поговорить! — Ещё раз, блять: я слышу то же самое каждый ёбаный день и не парюсь! — Ох да, вот ещё то, что меня бесит! Твой максимальный похуизм! Тон парней повышался всё сильнее с каждой фразой; их одноклассники прервали свои перепалки и следили только за ними. Вонхо стоял напротив Хёнвона, их разделяла только небольшая парта. — Если тебе так уж похуй, так это потому что ты нихуя ни с кем не общаешься, а меня половина школы знает! — И чё блять? Берёшь и посылаешь их всех нахуй! — Да, конечно! Вот бери и посылай! — Окей, раз уж на то пошло, знаешь, что меня бесит? — Ну-ка, поделись! — Меня нереально бесит то, что ты говоришь только об этом ёбаном шипперстве! У тебя других тем для разговора нет или что? — Если тебя так это раздражает, можешь не общаться со мной! — О, даже так! — Хёнвон вскинул брови. — Надо же, как мы заговорили! И что, тебе будет похуй, если мы не будем разговаривать? Сердце Вонхо стучало как бешеное и особенно сильно ёкнуло после этих слов Хёнвона. — Да, будет! Хёнвон громко ударил плашмя ручкой по парте, которую держал в руке. — Ну раз так, значит, больше ты от меня ни слова не услышишь! Ручка осталась лежать на парте; Хёнвон быстрыми целеустремленными шагами вышел из кабинета, агрессивно толкнув дверь и чуть не прибив какого-то мальчика помладше, проходившего мимо. Вонхо пересел за другую парту и стал активно что-то писать в тетради, сильно нажимая на карандаш и рискуя проделать дыры в бумаге. Не зря он чувствовал, что не стоит сегодня идти в школу — настроение упало ниже плинтуса. Херим медленно подошла к Ёнджи, прервав воцарившуюся всеобщую тишину: — Кажется, у вас проблемы… — У вас тоже, — тихо ответила Ёнджи.***
— Надо же, как всё легко… — думал Хёнвон. — Вот так вот просто ты можешь со мной разорвать любые отношения без реальной причины. Он всё прокручивал в голове их разговор, идя домой. «— Тебе будет похуй, если мы не будем разговаривать? — Да, будет!» Вот так легко и просто, в две фразы он взял и как будто ножницами разрезал всё, что между ними было. Надежда на романтические отношения? Что ж, теперь её нет. Через неделю или две Хёнвон со спокойной душой поймёт, что его чувства быстро улетучились, и даже если они снова станут друзьями, то парой — уже никогда. Даже хорошо, что Хёнвон не успел окончательно влюбиться. Не так больно прощаться с тем тёплым мирком, который они успели выстроить за эти полтора года. Так больно и неприятно… Скорее обидно, что Хосоку оказалось настолько легко наплевать на него. Хёнвон — единственный, кто знал о проблемах в семье Вонхо, и он много раз старался успокоить его. Вону всегда было так больно, когда на сильного и крепкого Хосока наваливались все проблемы разом, и он не выдерживал и начинал плакать… Когда снова всплывали финансовые неуладки, когда папа срывался и кричал на мать, когда брат оставлял на себе шрамы, когда… Когда всё было невыносимо плохо, Хёнвон, тихий и спокойный, являлся его единственной опорой. Оказалось, так легко с ней распрощаться, да, Вонхо? Хёнвон оставил сумку на полу; из глаз, в которых давно покалывало, брызнула солёная вода. Он подумал о себе. Когда Вон в первый раз ушёл из дома, они с Хосоком ещё не общались; ему некуда было идти, и он всю ночь провёл на вокзале. Во второй раз оказалось легче: пройти пару кварталов, сделать короткий звонок, позвонить в дверь… Вонхо улыбался. И его мама улыбалась. И даже его всегда грустный брат выдавил какое-то подобие улыбки. Ему были рады в этом доме больше, чем в его собственном. И каждый раз, когда мама Вона давила на его психику, и веки снова тяжелели от слёз, Вонхо спасал его от тяги к самоубийству и упрашивал положить лезвия обратно на край стола. А если Хёнвону снова станет плохо… как… сейчас? Тело беловолосого содрогалось от плача, хотелось бежать по улице босиком и кричать. — Я тебя ненавижу, Ли Хосок. Лучше бы я тебя не знал, грёбаный придурок Ли Хосок.