Гейгород

      Обычно Лукас засыпал поздно, но теперь его глаза начали слипаться, будто приближался рассвет. Он достал из кармана телефон, чтобы проверить, который час, но телефон не издал ни звука и на попытки нажимать кнопки не реагировал. Лукас положил телефон на рабочий стол и невольно залюбовался гладким деревом теплого оттенка.       — Винтаж, — вслух сказал Лукас.       Никто не ответил ему, даже эхо, и он, поежившись, пошел в сторону кровати. В отличие от купленной на распродаже развалюхи, которая стояла в его старой комнате, эта больше напоминала крепость. Поместиться на ней могло бы пять или шесть Лукасов, и над ней в соответствии с лучшими традициями прежних эпох висел балдахин. Нейтральный бежевый цвет ткани выглядел почти убого на фоне богатой мозаики пола, черных портьер и кованой ограды камина. Стоило Лукасу подумать об этом, бежевый цвет изменился — сначала на черный, а потом — под влиянием удивления — на багрово-алый.       — Чума! — крикнул Лукас и даже подпрыгнул от восторга, а потом огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что его выходку никто не заметил.       Балдахин остался багрово-алым, несмотря на восклицание, и Лукас тут же полез внутрь, чтобы оценить удобство. Ворох подушек, тяжелое одеяло, шелковое белье — как в каталогах дорогих гостиниц, куда Лукас мечтал сбежать под влиянием момента год назад. В то время ему нравились фильмы о гангстерах, нуарные детективы и трагические истории любви малолетних проституток.       — Чума… — тихо прошептал Лукас, проведя ладонью по гладкой простыне.       Потом он забрался под одеяло, стянул джинсы, рубашку и легкую куртку, бросил все это на пол и стал разглядывать факелы и камин. Непонятно было, где находится выключатель.       Для пробы Лукас ударил в ладоши — это не помогло. Тогда он громко скомандовал:       — Потухни!       Ничего не произошло. Не подействовали и другие команды, поэтому Лукас сдался, лег на подушку, накрылся одеялом и закрыл глаза. Свет померк. Когда Лукас осторожно открыл один глаз, темнота все еще приятно укрывала его вместе с одеялом. Лукас закрыл оба глаза, подождал и открыл оба глаза. Темнота осталась на месте.       Лукас осторожно отодвинул одеяло, встал и на цыпочках подошел к одной из портьер — к той, что была ближе всего к кровати. Оглядываясь, словно факелы могли проснуться и вновь загореться, Лукас подошел к окну и аккуратно отодвинул плотную ткань.       Снаружи стояла глубокая ночь. Тучи закрыли звезды и луну. В непроглядной темноте Лукас увидел, как мелькнула слева направо плотная тень. Ему стало любопытно. Он нырнул за портьеру и пригляделся. Постепенно тьма поддалась и слегка расступилась, позволяя Лукасу разглядеть стоявшую под окнами фигуру, которая пыталась укрыться за стволом дерева в парке.       Очарованный моментом, Лукас махнул фигуре рукой — та окончательно скрылась за стволом, и, сколько бы он ни ждал, не объявилась снова.       Стоять на красивом полу оказалось неожиданно холодно, и Лукас быстро вернулся в постель, укрылся одеялом и заснул. Ему приснились Барни и Тедди, которые пришли погостить в новом доме. Летучая мышь Вельхеор проглотила их, дважды клацнув пастью.       Лукас проснулся от порции страха и восхищения.       Портьеры оказались раздвинуты. Сквозь ткань балдахина в кровать проникали яркие лучи солнца. Под их светом весь зал показался Лукасу меньше и прозаичнее. Сейчас он особенно напоминал музейную выставку. Не хватало нелепых картин и старушки на табурете.       — Кхе-кхе, — донеслось со стороны входной двери.       Лукас обернулся на звук и заметил пожилую женщину в черной одежде. Старуха смотрела на него, приотворив наполовину створку.       — Молодой господин изволит завтракать? — спросила она скрипучим голосом.       — Молодой… чего? — растерялся Лукас.       Он был уверен, что старухи, подобные этой, остались в музеях, и здесь повсюду будут ходить Франкенштейны и скелеты.       — Молодой господин, — старуха совершила немыслимый по сложности реверанс, — рада представиться вам. Виолетта Дука, имею честь быть представленной ко двору Цепеш в…       — Погодите! — прервал старушку Лукас.       — Что-то не так? — растерялась та, замерев в реверансе.       — Так! Так! — Лукас вылез из-под одеяла, спрыгнул с кровати и побежал к ней. — Прежде всего, встаньте нормально, пожалуйста. Да, вот так в самый раз. Отлично выглядите, кстати!       — Благодарю, молодой господин, — старушка попыталась повторить подвиг.       — Нет-нет! Так, давайте сразу решим, при мне вы не будете делать это… этот… что бы это ни было, вы не будете так вот… — Лукас попытался повторить фокус и чуть не упал.       — О! Да-да, я вас поняла, конечно же, молодой господин, — она стала часто кивать головой. — Его светлость мне все объяснили. Велено во всем вас слушать, и ежели что покажется странным — по мере сил поступать по совести.       — Чего? — Лукас уставился на старушку Дука, а та — на Лукаса.       — Вы, кажется, не из этих краев? — начала она.       — Да! Да, я не из этих… — ответил Лукас. — Госпожа… Дука…       Стоило ему договорить, старушка схватилась за грудь и сделала пару больших шагов назад.       — Ой, простите! Я не хотел… я, наверное, вас не так назвал?       — Откуда ж вы явились? — старушка начала терять почтительный облик, и за ним проступали недовольство и возмущение.       — Из далекой страны — долго объяснять. Так как мне к вам обращаться?       — Зовите Виолеттой.       — По имени? — ужаснулся Лукас. Ему не доводилось называть по имени никого старше семнадцати лет. На всякий случай, к восемнадцатилетним он обращался по уважительным прозвищам или совсем никак. Мало ли, что творилось в этом сложном мире взрослых людей.       — Таковы традиции… — растерялась старушка.       — Хорошо, Ви-о-лет-та, — выдавил из себя Лукас. — Прежде всего, обойдемся без поклонов и реверансов. Так у нас дело далеко не продвинется.       — Постараюсь, молодой господин.       — Так, теперь с этим господином. Раз уж мы с вами перешли к именам, зовите меня Лукасом. Договорились?       Виолетта Дука побледнела столь сильно, что Лукас приготовился ее ловить, хотя и не знал, справится ли с весом при своей физической подготовке.       — Если вы настаиваете… Лу-кас, — пробормотала она, справившись с кровообращением.       — Так что полагается мне делать с утра? — спросил Лукас, окрыленный первой победой.       — Есть? — спросила в ответ Виолетта Дука, уже ни в чем не уверенная.       Лукас отправился за ней в просторное помещение на первом этаже, где для него уже сервировали место за огромным столом.       Здесь могла бы питаться армия — наверное, поместился бы целый отряд «морских котиков», а то и больше. Но накрыли на одного Лукаса.       — Каша? Яйца, быть может? — спросила еще дрожащим голосом Виолетта, заняв оборонительную позицию возле расставленных за соседним столом блюд.       Усевшись на свое место, Лукас заявил:       — Давайте всё!       Он решил, что должен вкусить жизни, какой бы она ни была в этом странном месте. Стоило Виолетте сосредоточиться на тарелках, мисках, кружках и чайниках, Лукас обратил внимание на обстановку.       В центре комнаты у дальней стены горел камин, несколько окон выходило на красивый сад, наверху у потолка была закреплена массивная люстра, где сейчас без дела торчали сотни свечей. Они были полностью готовы к следующей ночи — новые, чистые, без малейших следов копоти.       — Виолетта, а кто занимается домом? — спросил Лукас.       — Домом? — едва не поперхнулась старушка.       — Я хотел сказать, замком, извините.       — Пожалуйста, не извиняйтесь передо мной, Лукас. Такое поведение сочтут проявлением слабости.       Лукас вытаращился в металлическую тарелку, где можно было узреть его вытаращенное на самого себя лицо.       — Проявлением слабости?! — переспросил Лукас.       Он хотел добавить: «Вы в каком веке живете?». Потом огляделся по сторонам и сбавил обороты. За ночь мысль о средневековых чудовищах под кроватью растворилась, а сейчас вновь уютно устроилась в голове, мурлыкая басом.       — Яйца вкрутую, каша, пара сосисок…       Пока Лукас предавался горестным размышлениям, Виолетта разложила перед ним завтрак и теперь представляла блюда.       — Спасибо, — вежливо поблагодарил Лукас и попытался поесть.       Снова и снова, как отражение в блестящей тарелке, к нему возвращались мысли о ночных ужасах, страшной грозе, перемещении из одного пространства в другое.       — Виолетта? — тихо спросил он.       — Да, Лукас? — она стояла в отдалении, но он все равно хорошо ее видел. Руки старушки слегка дрожали.       — Виолетта, как вы думаете, я еще долго… смогу есть? — он постарался выжать максимум из своих дипломатических талантов.       Судя по тому, что Виолетте пришлось резко спрятать руки за спиной, вопрос она поняла верно. Вскинув голову к потолку, отвернувшись чуть в сторону, она тихо ответила:       — Думаю, около недели.       — Неделя, — пробормотал Лукас.       Будущее встало перед ним четко, просто — одним махом. Он понял, что легко может влезть в шкуру тех, кому объявили смертный приговор.       Неделя.       — И что потом? — спросил Лукас.       — Лучшая жизнь, — тихо сказала Виолетта, и ее голос почти не сорвался.       — Стану вампиром, да? Как отец?       Виолетта резко развернулась к Лукасу, ее глаза широко раскрылись, и он понял, что обличье ветхой старушки временное. Пламя сверкало на месте глаз Виолетты, а она положила голову на бок, окончательно утратив сходство с человеком. Парой шагов преодолев расстояние до стола, Виолетта хлопнула ладонями по дубовой древесине, острые когти оставили глубокие борозды на поверхности.       — Не смей говорить такое о Великом Князе! Сравниться с ним могут лишь старейшие стражи нави, и тебя нет среди них!       В другой день Лукас мог всерьез испугаться. Глаза Виолетты все еще горели парой ярких факелов, острые когти блестели не хуже серебряной посуды, а звериная поза выдавала звериную силу. Все же он сделал глубокий вдох и ответил ей:       — Ты забыла, кто я такой?       Эхо его слабого голоса раскололось на несколько трезвучий, и, коснувшись стен комнаты, вернулось к Виолетте с такой силой, что та пошатнулась и отступила от стола.       Лукас заметил, как скрутило живот после этого фокуса. Захотелось есть. Он пересел удобнее, взял вилку и нож, а потом попытался вспомнить, как ими пользоваться. Ему показалось, что секунду назад он целиком состоял из звуков, а облик мальчика за столом был всего лишь временным нелепым убежищем.       Виолетта молчала. Лукас съел кашу и одно яйцо, выпил крепкий до горечи чай без сахара и только после этого посмотрел на нее.       Всё вернулось на круги своя. Виолетта стояла возле блюд с оставшейся едой. Ее взгляд был устремлен в пол, она молчала, но ее руки, сложенные в замок на широкой юбке, больше не дрожали. Лукасу показалось, что он сдал первый тест в новом мире.       После завтрака Виолетта повела его обратно в правое крыло. Солнце все еще ярко светило сквозь многочисленные окна замка, и Лукас удивлялся, почему это никак не вредит старухе со взглядом демона, но он не решился задать вопрос вслух. Она довела его до двери справа от спальни, сама открыла створку и жестом пригласила первым войти внутрь.       Сдержаться от восторженного вздоха было непросто, но Лукас пересилил себя и остался невозмутимым. Комната, размерами превосходящая ту, где ему следовало проводить ночи, была целиком отведена под одежду, обувь и аксессуары. Даже ассортимент гардероба не смутил Лукаса, он просто позволил себе ходить вдоль рядов белых блузок, жабо и сапог на каблуках.       Хотя мама всегда вставала на сторону Лукаса в школьных воспитательных беседах с директором, шиковать ему не давали. Одни брюки, одна рубашка и одна обувь на сезон. Иногда удавалось купить вещи на распродаже, но гораздо чаще Лукас доводил до ума старье собственными силами. Для него внешний вид всегда был визитной карточкой, с помощью которой он заявлял миру, что «Лу-Лу» чихать хотел на общественные нормы. Частенько его попросту не пускали в школу из-за одежды, и приходилось отстирывать, подшивать или — в самом крайнем случае — покупать новую.       Теперь перед Лукасом распахнулись раньше срока врата рая, в который он не верил. Можно было взять ножницы, иглу, нитку и запереться здесь на оставшуюся неделю.       — Хотите выбрать платье на вечер, Лукас? — спросила Виолетта из-за спины.       — Скажите, а у вас есть что-нибудь… еще? — он обернулся к ней довольно резко.       Возможно, она тоже увидела в его взгляде нечто инфернальное, потому что снова отвернулась.       — Все, что мы можем предложить, находится здесь.       — Все? — не унимался Лукас. — Прямо все-все? Неужели к вам не приходят девушки? Юные особы? Женщины? Как вы их называете?       — Де-девушки? — Виолетта опять начала терять дар речи.       — О, не волнуйтесь, я не собираюсь надевать юбку. Просто все, что я вижу здесь, выглядит довольно уныло. Нужно чем-то оживить эти… оттенки. Да и форма оставляет желать лучшего. Я бы присмотрел еще какой-нибудь гардеробчик. Ну так что? — Лукас с энтузиазмом заглянул в глаза Виолетты, которые она тщетно пыталась отвести в сторону.       — Как прикажете, моло… Лукас, — она изо всех сил пыталась не поклониться.       Гардероб для «прелестных особ» находился на первом этаже недалеко от входа. К Лукасу закрались подозрения о том, с какой целью князь разместил небольшое ателье так близко к центральному входу. Было ли дело в том, что «прелестные особы» то и дело приходили в замок плохо одетыми?       Вкусы человека, который распоряжался одеждой в Трансильвании, явно пришли в упадок еще четыре века назад. Лукас увидел похожие цвета — черный, красный, белый. Возможно, гости и обитатели замка совсем не уставали от однообразного сочетания, но Лукасу оно уже встряло поперек горла, поэтому он схватил алую и белую блузки, взял изящный корсет для узкой фигуры, сапожки на высоком каблуке, и вынес из гардероба.       — Мы будем сегодня много шить, Виолетта. Поможете? — он положил пару сапог в вытянутые руки старушки.       Она тяжело вздохнула.       Алая краска, из чего бы она ни состояла, быстро пошла на уступки, стоило Лукасу поместить ткань в кипяток. Он воспользовался тем же чайником, который использовала Виолетта во время завтрака для приготовления чая.       Приятный розовый оттенок равномерно покрывал строгую рубашку с широкими рукавами. Лукас тем временем при помощи столового ножа отрезал верхнюю часть корсета. Виолетта послушно подшивала брюки.       — Вы действительно считаете, что это важнее правил хорошего тона? — спросила она, закончив с левой брючиной.       — Что важнее хорошего тона? Одежда? — рассеянно спросил Лукас, продолжая избавляться от лишних частей корсета.       — Да, Лукас. Мне следует подготовить вас к тому, что произойдет ночью.       — Знаете, что я понял за шестнадцать лет жизни?       — Что, Лукас?       — Люди оценивают по одежде. Даже когда хотят убедить тебя, что это не так. Черта с два. Они всегда оценивают по одежде. Им плевать, что внутри. Пока они доберутся до твоих вкусов, воспитания и прочей хрени, пройдет куча минут, и даже если у тебя превосходные манеры, ты ничего не сможешь исправить.       — Глубокая мысль, Лукас, — согласилась Виолетта. — Но вам не кажется, что с помощью этих… ухищрений вы заставите окружающих воспринимать себя… несерьезно?       — Несерьезно? — Лукас мрачно усмехнулся. — Люди воспринимают несерьезно только тех, кто вписывается во все рамки. О таких людей вытирают сапоги. Я прекрасно понимаю, во что вляпался, Виолетта. Можешь считать меня глупым подростком, но я знаю, что могу помереть здесь намного раньше обещанной недели. Вряд ли такой тип, как Влад Цепеш, удостоил визитом только мою маму. Наверняка, по всему миру полно таких же глупых Лу-Лу.       Виолетта подняла голову и пристально посмотрела на Лукаса.       — Можешь ничего не отвечать, я знаю, что так и есть. Не бывает джек-потов. Не бывает выигрышей в лотерею. Убей или тебя убьют, да? Считай, что я собираюсь убивать.       — Убивать? — заинтересовалась Виолетта.       Лукас встал. Сначала на стул, потом — на стол. Он приложил корсет к груди и сказал:       — Я слышал, красота способна убивать.       Виолетта, аккуратно закрыв ладошкой рот, рассмеялась. Впервые с тех пор, как они встретились, Лукас услышал ее смех. Звонкий и легкий, как у молодой девушки.       Он присмотрелся к Виолетте — сейчас не было видно особенно глубоких морщин на ее лице. Она больше не казалась дряхлой и по-настоящему старой. Скорее пожившей в свое удовольствие дамой. Виолетта поймала его взгляд и хитро подмигнула.