Я слышу смех! И их ухмылки на устах! Боль, стынет пламя, Но вспыхнет камень, Что обточен был водой. Мы рвемся вперед, не зная границ. Нас время не ждет, стираются образы лиц. Стремимся вперед — Под камень лежачий вода не течет. Argentum — Вперёд Два часа с тобой, и мысли гонят Жизнь мою по лабиринту судеб. Два часа войны с самим собою В страхе перед тем, что дальше будет. Argentum — Два часа
Слуги как раз закончили накрывать на стол, когда в царские покои вошел Хейст. Сменив парадные парчовые одеяния, Беренгар сидел в свободных шелковых штанах цвета морской волны. Просторная рубаха так и осталась лежать без дела на пуфике. И хоть по традициям полагалось сидеть на подушках, устроившись вокруг низкого столика, в покоях царя специально накрывали высокий стол из светлого дерева с северной рунической резьбой и ставили возле него такие же стулья с высокими спинками, имеющими тёмно-коричневую обивку из плотной ткани. — Присаживайся, — жестом отпуская слуг, Беренгар неотрывно следил за приближающимся солсетурином. — Нам будет о чем поговорить. — Я заметил, что в Сариисине не едят свинину, — сев за стол, Хейст голодными глазами посмотрел на жирный плов с сочными кусочками баранины. — И тоже жалеешь об этом, как и я? — усмехнулся мужчина, наливая в золотые высокие кубки ароматное айвовое вино. — В Сариисине свиней разводят не для еды, а как один из способов казни. Их натаскивают, как собак, чтобы они терзали приговорённых к смерти. Ты и сам мог видеть это во время моей коронации. А не едят свинину по причине того, что это запрещено их верой. Насколько я знаю, одного из первых жрецов Алкхалида, когда он нёс слово своего бога почитателям Солнцеликого Гюнеша и прочих языческих богов, в безымянной деревеньке на окраине северной провинции Кузет Синир, его споили. Крестьяне не приняли жреца всерьёз, обильно вливали в него выпивку. Жрец напился, едва переставляя ноги, смог добраться лишь до хлева, где и рухнул, потеряв сознание. В себя пришел он от боли. Открыв глаза, жрец заметил, что вокруг него толпится с десяток тучных грязных свиней. И несколько из них с упоением обгладывали ему левую руку. Жрец вскричал, кое-как вскочил на ноги и бросился прочь. Лишь после осмотрел руку и заметил, что пальцы и кисть полностью обглоданы, так что пришлось отрубить их по запястье. Жрец увидел в этом знамение, потому в Священном Йезе написано, что правоверным нельзя вкушать богомерзкую грязную свинину и употреблять алкоголь. Хейст слушал с интересом, отправляя в рот сочный кубик брынзы: — Но несмотря на запрет, вино всё же часто можно увидеть на столах так называемых «правоверных». Думаю, что где-нибудь так же свободно можно достать свинину. — Можно, — хитро прищурил глаза Беренгар, отпивая из своего кубка. — И я знаю одно место, где мы сможем нарушить и второй запрет. Но мы сходим туда только после похода. — Похода? Разве состояние казны и численность армии нам это позволят? — Казна, благодаря твоим стараниям, немного пополнилась. Да и Озджан, мой новый Главный казначей, щедро поделился с нами частью своих богатств. Что касается армии… Царь сжал кулаки, помрачнел. Не хотелось признавать этого, но Ибрагим ему наврал. Все эти годы твердил, что взойди Беренгар на престол, то получит огромную армию. Было обещано более шестидесяти тысяч воинов, а в итоге Сариисин располагает лишь девятью тысячами. По всей стране. Это ничтожно мало. И хорошо, что об этом знает лишь узкий круг лиц. — Со временем наша армия обретёт былое могущество и станет в разы больше той, что была когда-то обещана лжецом Ибрагимом, — продолжил Беренгар. — Я издал указ. Сейчас мои гонцы с военачальниками рыскают по городам и деревням страны, набирая в ряды новобранцев альф от четырнадцати лет. Да, знать и чиновники сейчас негодуют, ведь их отпрысков этот закон тоже затронет, но я не собираюсь идти на поводу у этих зажравшихся истуканов, большинство из которых получили все блага мира лишь по праву рождения. — Говоришь так, будто ты не из их числа, — хмыкнул Хейст, залпом осушив кубок. Не обратил внимания на опасно сверкнувшие глаза альфы. — Говоря о походе… В чем он заключается? — На Великом Совете, куда ты ворвался без дозволения, — мужчина вновь налил ему вина, — стало известно, что восточная часть наших земель уже много лет подвергается нападению. Сначала я думал, что это дело рук наших соседей из Соны, но отправив туда своих людей, узнал, что ошибался. Восточные земли Сариисина много лет подвергаются нападениям со стороны большого дикого племени. Каннибалов. Так и не донеся кубок до рта, омега изумлённо посмотрел на царя. — Дикари совершают набеги на деревни и проезжающие там караваны, — продолжил Гар, с интересом наблюдая за реакцией юноши. — Раньше они забирали по несколько человек в месяц. А теперь даже при свете дня нападают на поселения, едва ли не целиком их вырезают. Альф убивают сразу, а вот омег, бет, женщин и детей уводят с собой, если некоторых из них не сжирают на месте, зажарив над костром на вертеле, как поросят. — Но ты ведь написал указ о казни тех наместников, что имели дерзость не сообщать о проблемах в подчинённых им землях? — перейдя к плову, который полагалось есть руками, Хейст взял серебряную ложку, зачерпывая с горкой. Жирный и сочный, с хорошо потушенными овощами, рассыпчатым желтым рисом, приправленным шафраном, и нежными кусочками баранины, таял во рту, утоляя голод. — Издал, и уже отправил гонцов. Напрягает то, что Альтан знал об этой проблеме. Знал и ничего не делал. А меж тем за пять лет племя каннибалов разрослось и унесло жизни свыше тысячи человек. — Все об этом знали и ничего не делали? Если бы царём стал не ты, а тот же Каган, то через пять лет дикари бы добрались до столицы. — Может и раньше, — покончив с трапезой, утерев рот и руки вымоченным в розовой воде полотенцем, Беренгар вышел из-за стола. — Через восемь дней мы отправимся в поход. И ты поедешь со мной. — А ты мог бы не взять меня? — последовав его примеру, омега направился следом за царём в спальню. — Взять? — усмехнувшись, мужчина резко развернулся и уже привычным жестом схватил того за подбородок. — Боги милосердные, Хейст, неужели ты созрел для того, чтобы отдаться мне без наркотиков? — Что? — Хейст отшатнулся от него. — Я не это имел в виду, извращенец. Я про поход. — Ладно, расслабься, — незлобно рассмеялся Гар, с неохотой отпуская его. — Я пошутил. Но заставить тебя понервничать — святое дело. Как я и сказал, ты поедешь со мной. Но беда в том, что тот ятаган, который ты носишь, тебе совсем не подходит. Вернер! Удивлённо вскинув бровь, омега явно был в недоумении. Не прошло и минуты, как в царские покои вошел верный Беренгару слуга. На вытянутых руках Вернер внёс свёрток алого бархата, который с поклоном передал своему хозяину. — Завтра зайдёшь ко мне, Вернер, — отдал приказ Гар. — Я тебе скажу, достоин ли тот кузнец оговорённых денег или нет. — Как вам будет угодно, Повелитель, — поклонившись вновь, слуга бросил недоверчивый взгляд на Хейста, прежде чем удалиться. — Я кое-что приготовил тебе, — улыбнувшись, царь подошел к солсетурину. Сам стал разворачивать алый бархат. — Надеюсь, что тебе понравится. И мне не придётся отрубать руки кузнецу. — Повелитель, вы воистину жестоки, — усмехнулся омега, с интересом и волнением наблюдая за тем, как последний слой ткани обнажает искусной работы меч. Прямой обоюдоострый листообразный клинок, украшенный по долу чеканкой в виде двух змей, переплетённых между собой телами. Их головы с раскрытыми пастями с внушительными ядовитыми клыками были обращены друг к другу, под самым основанием рикассо. Гарда и навершие были покрыты белым золотом, украшены овальными тёмно-красными пиропами, что кровожадно поблескивали в свете многочисленных свечей. Рукоять была обернута кожей, под которой выпирали кожаные шнурки, позволяющие сделать меч более послушным руке. Взяв меч, Хейст с восхищением смотрел на превосходную сталь. Оружие хорошо лежало в руке, будто бы было её продолжением. Одноручный меч имел клинок где-то в метр длиной. Да, он был короче, чем ятаган, но куда более привычный солсетурину. К нему так же прилагались добротные ножны с креплением под ремень, имеющие корпус из дерева, обтянутый шагреневой черной кожей и отделанный снизу и сверху отполированным железом, украшенным резьбой в виде змей с раскрытыми пастями. Выдернув из головы волос, Хейст разрезал его надвое лёгким движением об остриё клинка. — Хорош, — похвалил он оружие, несколько раз взмахнув им для верности. — Очень хорош. Кто бы его ни ковал, он потрудился на славу. — Рад, что тебе нравится, — отложив алый бархат с ножнами на кушетку, Беренгар подошел вплотную к своему Хранителю, положил руки ему на плечи, наклонился к самому уху. — А в качестве благодарности я требую, чтобы ты отдался мне без наркотиков. У тебя к нему еще не выработалось привыкание? Замерев, обдумывая сказанное, омега опустил клинок меча вниз. Уже начало входить в привычку вливать в себя снадобье перед входом в царские покои по вечерам. И хотелось верить, что это не первый признак зависимости. — Кроме того, — продолжал мужчина, опаляя ухо юноши горячим дыханием, — разве ты не знаешь, что наркотик притупляет действие пустовика? Вздрогнув словно от пощечины, Хейст с трудом заставил себя не вырваться из рук царя. — С чего ты взял, что альфе может понадобиться пустовик? — трудно было заставить голос звучать спокойно, но пришлось. Не хватало еще, чтобы Беренгар понял, кто именно стоит перед ним. — Его же только омеги и женщины пьют. — Да, только омеги и женщины. Но иногда так бывает, что некоторые альфы тоже его пьют. Если у них слишком ярко выраженный аромат, который мешает им жить. Другие альфы в нём видят угрозу, а омеги начинают вешаться, едва ли не теряя рассудок. — Впервые слышу о подобном, — всё же отстранившись, Хейст положил меч рядом с ножнами. Уже собирался привычным движением достать из кармана штанов пузырёк с наркотиком, но передумал. Ему и самому было интересно узнать: действительно ли ему приятна близость с Беренгаром или всё это действие снадобья? Чуть подрагивающими от волнения пальцами омега принялся избавляться от одежды. Гар лишь довольно оскалился, наблюдая за тем, как обнажается желанное тело. Не удержался, протянул руку, коснувшись рельефных шрамов на светлой коже. — У тебя красивое тело, — похвалил альфа, подойдя вплотную — Подтянутое, тренированное. А шрамы, какое бы происхождение ни имели, украшают воина. — Если только это не рабское клеймо, — по спине пробежали мурашки от щекочущих прикосновений. — Я не вижу ничего подобного у тебя, — рывком прижав Хейста к себе, Беренгар большим пальцем коснулся левой щеки. — Но это легко исправить. Достаточно лишь тебе ослушаться моего приказа, и я поставлю клеймо тебе на лице. — Каждый раз, когда ты говоришь о наказании для меня за те или иные проступки, у тебя так загораются глаза, — фыркнул омега, позволяя увести себя к кровати. — А еще говоришь, что мы, солсетурины жестокие извращенцы. — Еще какие, — толкнув его на кровать, Беренгар навис сверху. Погладил широкий шрам на левом бедре. — Тот, кто сделал с тобой подобное, явно получал удовольствие от своих действий. — Тебя это не касается, — оскалившись, Хейст коленом пнул альфу в бок. Меньше всего хотелось вспоминать о пережитом в пыточной Ивара. Это совсем не способствовало возбуждению. — С твоих губ так и льётся яд, — коротко рассмеявшись, царь впился в губы омеги властным поцелуем. Перехватив его руки, зафиксировал их над его головой, языком хозяйничая во рту. Расслабившись, Хейст постарался сосредоточиться на ощущениях. Отвечая на поцелуи, позволяя Беренгару полностью контролировать ситуацию. Удивлённо широко распахнул глаза, когда альфа прошелся поцелуями по шее и плечам, задержался над грудью, по очереди принявшись терзать языком, губами и зубами стремительно твердеющие соски. Выгнувшись, сдавленно застонав, Хейст с удивлением почувствовал, как внизу живота зарождается пульсирующий комок возбуждения. Да, тело не так мгновенно реагирует, как при наркотиках и голову не так сносит, что все мысли туманны, но даже так страсть и желание всё равно накрывают. Довольный реакцией, Гар стал спускаться ниже. Уже не удерживал руки любовника, губами и языком провёл дорожку вниз, касаясь рельефных шрамов. Замерев над пахом, с интересом разглядывал жалкий затвердевший обрубок члена, из которого выглядывало покрытое черной эмалью с красным маком навершие затычки с пробковым основанием, что закупоривала костяной тонкий стержень и не позволяла моче вытечь в самый неподходящий момент. В очередной раз похвалив Хейста за догадливость, нисколько не брезгуя, Беренгар обхватил обрубок губами, принялся посасывать его, лаская языком. Омега громко ахнул, выгнулся, задрожал. Инстинктивно согнул ноги в коленях, попытался свести их вместе, но Гар не позволил, прижимая бёдра руками к постели. Поглядывая на извивающегося солсетурина, альфа еще усерднее старался доставить тому удовольствие. Сколько у Беренгара было омег и женщин, многие пищали и густо краснели, когда он пытался приласкать их орально. Твердили, что те места созданы совсем не для этого. То, что практически все омеги свято верили, что член им нужен лишь для справления малой нужды, а яички — лишь бесполезное дополнение, давно перестало удивлять Гара. Но когда женщины говорят, что их промежность создана лишь для зачатия и рождения ребёнка, то у него возникал вопрос: на кой им тогда нужен клитор, если они не стремятся получить удовольствие? Редко в миру можно встретить девушку или женщину, которая бы могла получать удовольствие от близости с мужчиной. Нет, от бет они может и получают какое-то наслаждение, а вот от альф больше испытывают боль. Лишь жадные до секса женщины, некоторые проститутки, да редкие наложницы не испытывают дискомфорта от соития с альфой, способные принять не только его крупный член, но и узел. Поведя плечами, поглаживая пальцами внутреннюю сторону бёдер, Беренгар продолжил ласкать отросток омеги. Отстранился, языком прошелся по широкому терракотовому шраму, что остался на месте яичек. Заметил, как между ягодиц Хейста начала поблёскивать выступившая смазка — признак возбуждения и раскрытия заветного канала. Щеки с непривычки пылали. С одной стороны, было приятно, как получать удовольствие от рта царя, так и наблюдать за самим процессом, а с другой, омегу терзали неприятные мысли о том, что всё же дело не в наркотике. Довольно ухмыляясь, Беренгар решил пойти еще дальше. Вытащив затычку и осторожно вытянув костяной стержень, он вновь взял отросток в рот. Хотел, чтобы Хейст кончил от его ласки. Интересно посмотреть, настолько ли ярким будет оргазм от оральных ласк, как от обычного соития? Постанывая, комкая простыни, Хейст стал двигать бёдрами навстречу, трахая мужчину в рот. Узел возбуждения туго завязался внизу живота, пульсировал, готовый вот-вот лопнуть, волной экстаза разлиться по всему телу. Широко раскрывая рот, задыхаясь, дрожа, омега вскрикнул, выгнулся дугой. Нагло надавил обеими руками на затылок Беренгару, утыкая его в свой пах, не позволяя отстраниться. Да тот и не пытался. Продолжал языком ласкать отросток члена, плотно обхватил его губами, ощущая пульсацию калеченной плоти. Беренгар даже и не думал отстраниться, когда Хейст что-то невнятное пробормотал и за волосы попытался оттолкнуть от себя. Только сильнее припал ртом к промежности юноши, ошибочно полагая, что тот стал слишком чувствительным и готов пережить еще один оргазм. В рот полилась жидкость. Тёплая, горьковато-травянистая из-за постоянного употребления пустовика. Гару потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что ему только что нагло помочились в рот. Резко отстранившись, грохнувшись с кровати, отплёвываясь, он вскочил на ноги и метнулся в соседнюю комнату, где с жадностью опустошил кувшин с вином. — Я пытался тебя предупредить, — спокойно, стараясь не показывать, что ему стыдно, заявил Хейст, вставляя обратно в свой отросток костяной стержень и пробковую затычку с эмалевым шариком на навершии. — Мог бы сказать об этом! — с обидой буркнул Беренгар, возвращаясь в спальню. Во рту всё еще оставался горьковатый терпкий вкус. И он просто обязан был отомстить. Поэтому схватив Хейста за волосы, заставил задрать голову и впился в его губы грубым поцелуем, обильно слюнявя его рот. Юноша скривился, протестующе замычал. Мучение закончилось так же быстро, как и началось. — Будешь отрабатывать, — угрожающе процедил Беренгар, устраиваясь поудобнее на кровати положив себе под спину побольше подушек. — Чего глазами хлопаешь? Попрыгаешь немного сверху. «Сволочь!» — про себя буркнул Хейст, которому ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Уверенно и ловко оседлав бёдра альфы, ощущая его возбуждение, он направил головку себе между ягодиц. — Какие движения, — издевался мужчина, сжав его талию руками и сильно надавив, вынуждая полностью насадиться на член. — Что, до того как попал во дворец, успел выучиться азам постельных утех? — Повелитель, если вы сейчас не прикусите свой язык, то я вам его вырву, — процедил омега, двигая бёдрами, с трудом сдерживая голос. — Почему-то я в этом даже не сомневаюсь, — коротко рассмеявшись, Гар укусил его за плечо. Стал подмахивать бёдрами, до конца входя в содрогающееся от каждого толчка тело. Крепко стиснув Хейста в объятиях, не позволяя тому вырваться. Юноша активно извивался, прогибался в спине, то едва не откидываясь назад, то наоборот прильнув к мужчине. Член распирал зад, раздражал растянутые до предела края сфинктера, которые после набухнут от натёртости и будут зудеть, требуя, чтобы внутрь снова вставили хотя бы пальцы. Тугие стенки «омежьего лона», обильно выделяющие смазку для более комфортного проникновения, плотно обхватывали плоть Беренгара, имели рельефную структуру, что позволяло получить еще больше удовольствия. Спина и лоб Хейста вспотели. Его бросало в жар. Порой он намеренно двигал задом навстречу, чтобы в него вошли до упора, причиняя приятную боль, от которой еще больше дух захватывало. В порыве страсти, он сам тянулся к губам Беренгара. Сжимал его плечи, царапая их. Слишком хорошо. Настолько, что хочется ненавидеть и проклинать себя. Хочется согласиться со своими ночными кошмарами, что он — омега, скрывающийся за образом альфы. Но суть свою не скроешь. Запустив пятерню в багровые волосы, Гар сжал их на затылке. Рывком заставил Хейстра запрокинуть голову, впился зубами в выпирающий кадык. Дыхание перехватило. По телу пробежали мурашки, заставляя вздрогнуть, напрячься. Тугие мышцы плотно сжали член альфы, из-за чего тот с трудом мог двигаться. Беренгар зарычал, резко качнулся вперёд, уложив Хейста на лопатки и нависая над ним. Резкими рваными рывками принялся вбивать воющее и скулящее от удовольствия и боли тело в постель. Царапая ногтями широкую спину царя, омега сжал его коленями. Задрожал, протяжно застонав, кончая на сухую. У основания члена Беренгара уже пульсировал набухший узел. Навалившись на Хейста всем телом, он в несколько сильных рывков полностью вошел в его зад, наполняя своей спермой. Юноша вновь застонал. Его тело била мелкая дрожь, которая особенно сильно ощущалась с внутренней стороны бёдер. Тяжело дыша, прикрыв глаза, Хейст позволил себе обмякнуть под Гаром. Жадно вдыхал кедровый аромат, который исходил от альфы. Даже когда узел спал, Беренгар не думал отстраняться. Ему было хорошо, и природный аромат умирающей по осени природы, который исходил от солсетурина, казался таким же желанным, как и самое лучшее красное вино.***
Утром в дверь поскрёбся Вернер, который и заставил Беренгара с неохотой разлепить глаза. Хейста он предусмотрительно накрыл полностью одеялом, хотя и подозревал, что верный слуга прекрасно осведомлён об их интимной связи. Вернер сообщил о смерти Татли. Омегу нашли с ножом от фруктов в горле. Поморщившись, Беренгар приказал избавиться от трупа, допросить остальных наложников, евнухов, казнить тех, кто не доглядел и дежурил в ту ночь в гареме. И велел привести к нему Ормарра. Татли для Гара ничего не значил, лишь красивая подстилка, не более. Но его смерть нельзя оставлять без внимания. Хейст проснулся от громких голосов, доносившихся из соседней залы. Завернувшись в простыни, зевая и потирая сонные глаза, он осторожно выглянул в приоткрытую дверь. Беренгар на повышенных тонах отчитывал Ормарра, твердя о необходимости усилить охрану и лучше муштровать стражу. Прислушиваясь, вникая в суть разговора, Хейст усмехнулся. Труп Татли нашли, кого-то из наложников, евнухов и стражи, дежуривших минувшим вечером, обязательно казнят, а самого начальника дворцовой стражи обвинили в недосмотре. Раз в смерти Татли обвинили других, то и думать об этом не стоит. А Ормарру действительно стоит лучше заниматься своими подопечными. Подготовка к походу шла полным ходом. Для начала было решено взять с собой небольшой отряд в четыреста человек. Нужно было изучить ситуацию в восточной части Сариисина, в провинции Дуз, узнать более точную численность каннибалов и постараться найти их логово. Пока шла подготовка, люди Беренгара обыскивали поместье Дервиша-билге, стараясь найти хоть что-то, что доказывало бы его причастность к сговору с Эдже и Маджидом. Но ничего. Ни писем, ни выписок. Пришлось даже перерыть отчеты местного казначея, чтобы убедиться, что за последние полгода Дервиш не делал дорогих покупок. — И вы… его отпустите, Повелитель? — Савас был явно чем-то недоволен, сжимая кулаки от напряжения. Затачивая клинок Змея, Хейст исподлобья наблюдал за альфой с золотисто-медовыми глазами, который теперь был главным помощником и слугой Озджана, Главного казначея. — Нет ни одного доказательства того, что Дервиш действительно виновен, — внимательно просматривая список имён тех, кого Эдже и Маджин в своё время подкупили, Беренгар серьёзно задумался о том, что необходимо проверить их всех. — Его с семьёй отпустят. Придётся откупиться золотом, но это послужит уроком. Нам всем. — То, что вы не нашли доказательств преступлений Дервиша, еще не означает, что он невиновен, — прошипел Савас. — Не стоит его отпускать, Повелитель. — Довольно, Савас! — вскинув руку, Беренгар жестом велел мужчине замолчать. — Это моё решение и оно не обсуждается. Можешь идти. Уверен, у Озджана найдётся для тебя уйма работы. С трудом сдерживая гнев, золотоглазый альфа поклонился и попятился к дверям. — Не нравится мне поведение Саваса, — дождавшись, пока закроются двери покоев, царь повернулся к солсетурину. — Как и то, что именно он нашел этот список. Предыдущий Главный казначей много лет разворовывал казну, служил покойной Эдже и её детям-крысам, и всегда делал это осторожно, не оставляя улик. А тут вдруг взял и такую важную бумагу не уничтожил. Тебе не кажется это странным? — Думаешь, что список поддельный? — покончив с мечом, Хейст спрятал его в ножны. — Всё возможно. У сариисинцев почерк практически одинаковый из-за их вязи, так что невозможно распознать владельца послания. — Почему же невозможно? Повелитель, вы не представляете насколько пытки способны разговорить человека. Беренгар усмехнулся. Ему нравилась кровожадность и жестокость Хейста. В этом они были похожи. Скорее, даже во многом похожи.***
Они выдвинулись в путь. Поскольку на данный момент место Великого визиря пустовало, то пришлось положиться на опыт Озджана, верность Вернера и дотошность Ормарра. Последний, кстати, активно рвался принять участие в походе против каннибалов. Едва ли не на коленях умолял царя взять его с собой, уверяя, что он будет куда полезнее, чем изнеженные сариисинские воины, хаки, и солсетурская выскочка. Благо Беренгар был непреклонен, так что ясно дал понять приятелю, что не пойдёт на уступки. «Кафа дворцовой стражи обязан находиться во дворце и следить за порядком в нём, — голосом, не терпящим возражений, говорил он. — Ты — мои глаза и уши, Ормарр. В моё отсутствие я могу положиться лишь на тебя и на Вернера». Эти слова весьма польстили Ормарру, который тут же гордо выпятил грудь. И если начальник дворцовой стражи из слов Беренгара понял, что ему доверяют и ценят, то Хейст из этого же разговора понял, что Савас больше не входит в число доверенных царём личностей. Что ж, до их возвращения за ним будет присматривать Озджан, который по приказу Повелителя обязан будет нагружать работой своего помощника-слугу. А потом Савас обязан будет объяснить, чего он добивался, подсунув Беренгару поддельный список продажных сановников. Как выяснилось, из того списка еще четверо человек были совершенно невиновны, а за остальными восьмерыми установлена слежка. В поход выдвинулись на рассвете. Ехали налегке, взяв с собой лишь сложенные палатки, провизию, оружие и сменную одежду. Молодой царь поразил всех тем, что не стал брать с собой слуг, ткань для шатра и ничего кроме походной короны, — железного обруча, инкрустированного красной шпинелью, — кольчуги, да развевающегося за спиной плаща не отличался от остальных воинов. Хейст держался рядом с Беренгаром, облаченный в черно-красные одежды. На привалах он исполнял роль оруженосца, советника и лично следил за тем, чтобы стража добросовестно несла караул у скромной палатки царя. Не обращая внимания на косые взгляды воинов, Хейст гордо нёс себя, что в седле, что на своих двоих. Еще бы на него не косились! Чужак, еще совсем мальчишка, а уже кафа и Бекчи покоев. И Повелитель часто оставляет его в своей палатке до утра. О том, что по ночам творится в палатке царя, воины особо не задумывались. Свято верили, что Беренгар с солсетурином обсуждают какие-то планы вычисления и захвата племени каннибалов, изучают карты. На деле же, опрокидывая Хейста лицом вниз, зажимая ему рот ладонью, Повелитель достаточно жестко трахал его. Но делать это приходилось тихо, чтобы среди воинов не пошел слушок о пристрастиях Гара, да и подставлять своего любовника не хотелось. Хейсту часто приходилось закусывать собственное запястье, чтобы сдержать голос. От наркотиков пришлось отказаться, хотя это и было сложно. Всё же появилась зависимость и поневоле омега время от времени тянулся к карманам штанов, где раньше находился пузырёк со снадобьем. Из-за прекращения употребления наркотиков, Хейст стал несколько раздражительным, придирался к воинам, если ему что-то в них не нравилось и время от времени огрызался с Беренгаром. Не при всех, а наедине. Всё же понимал, что принижать правителя при воинах не стоит. Не врал Беренгар, когда говорил, что наркотики сводят на нет действия пустовика. Это подтвердил один из лекарей в городе, когда Хейст выбрался из дворца, чтобы немного проветриться. Очень уж не хотелось, вновь начинать переживать течку или понести от Беренгара. А последнее было весьма вероятно, потому что альфа очень любил трахать с узлом. Так что пришлось забыть о наркотиках и принять тот факт, что омежья суть Хейста с радостью готова самозабвенно отдаваться царю. Как бы мерзко не было от себя и этого факта. Путь до восточной провинции Дуз занял добрых шесть дней. Привалы устраивались лишь на ночь, практически с полуночи до рассвета. Большая часть восточной провинции представляла собой равнину с редкими сосновыми лесами. И именно в лесу их ждал первый неприятный сюрприз. Капканы, многочисленные ловушки были расставлены повсюду, так что пришлось спешиться, оставить лошадей и небольшому отряду в пятьдесят человек, возглавляемому Беренгаром, осторожно двинуться дальше. Если они что-то обнаружат, то пошлют за основной армией, которой пока приказано разбить лагерь и ждать.***
— А наш Повелитель не так уж и глуп, как мне казалось, — мрачно заметил Озджан, повертев в руках злосчастный список. — Мне кажется, что он что-то подозревает, — осторожно сообщил Савас, убирая с низкого расписанного в черно-кремовой гамме круглого столика остатки недоеденного обеда. — Жаль, очень жаль, — скомкав список и бросив его себе за спину, Главный казначей поднялся с дивана, подошел к высокому сводчатому окну. Еще до того, как ко двору вернулся старший царевич Селим, Озджан успешно подкупил Саваса. С тех пор ничего особо не изменилось. Савас был предан своему щедрому покровителю из бывшего царского рода, да еще и сумел подружиться с Селимом-Беренгаром. А это было весьма важно. План самого Озджана был безупречен. Он знал истинные имена тех, кого покойные царица и Великий визирь подкупили, чтобы возвести на трон царевича Кагана. Но в списке эти имена были указаны лишь для вида. Остальные же упомянутые сановники и знатные рода были личными врагами Озджана, от которых мужчина хотел избавиться руками нового царя. Те люди… Когда-то они в один голос поддержали решение царя Альтана, нашептанное высокомерным Маджидом-билге, о необходимости удалить от двора неугодного всем Озджана. И дабы это не выглядело слишком оскорбительно, Альтан предложил наместнику западной провинции Йиртыдже заключить брак с младшей царевной Сайжи. Всего-то два года брака, а Озджан успел возненавидеть свою жену уже с первых дней и мечтал избавиться от неё. Высокомерная сучка любившая повторять о том, что она — царевна, дочь Повелителя, единственная, кто всегда права и знает лучше всех. Мало того, что Сайжи совала свой нос, куда не следует, брала вещи без позволения, так еще и истерики закатывала по поводу и без. Про постель тут и говорить нечего. Брачной ночи как таковой не было. Озджан едва успел зайти в покои супруги, как мимо головы пролетела подаренная кем-то из гостей дорогая ваза, разбившаяся о закрывшуюся дверь. С криками и истериками Сайжи требовала, чтобы грязный мужлан не прикасался к ней. Лишь спустя полгода царевна снизошла до того, чтобы впустить в свою постель мужа. Но спать с ней, всё равно что с гадюкой притворяющейся бревном. Холодная, лишенная эмоций, она либо с отвращением, либо с равнодушием смотрела в потолок, терпеливо ожидая, когда всё закончится. А потом Сайжи стала обижаться, когда узнала, что муж ей изменяет с рабынями и вообще содержит где-то в своей подчинённой провинции постоянную любовницу. По законам знатному или чиновнику запрещено содержать гарем, если он в браке с женщиной из царского рода. Но никто не запрещал заводить любовниц, только это должно быть тайным. Всё же супружеские измены осуждались Алкхалидом. Итогом стало то, что Сайжи просто избавлялась от рабынь, которые оказывались в постели мужа. Обычно бедняжек просто убивали или уродовали, отрезая им носы и губы, выгоняли прочь. В результате этого юную царевну теперь окружали хромые и уродливые рабыни, на которых смотреть было страшно. Зато таких точно не захочется брать в постель. И какое же счастье, что бремя того брака наконец-то позади. По официальным данным безутешная царевна Сайжи не перенесла смерти матери и любимых братьев, и её сердце остановилось. На деле же она была задушена. Озджан освободился от тяготившего его брака, но оставались еще те, кто когда-то поспособствовал его выдворению из дворца и Великого Совета. И какая жалость, что Беренгар оказался прозорлив и решил для начала убедиться в виновности сановников и знати из списка, правда до этого двоих казнил без подобных разбирательств. — Жаль, план был хорош, — печально вздохнул Главный казначей. Ничего, он еще что-нибудь придумает. Если не получится избавиться от врагов руками Беренгара, то придётся действовать по старинке с помощью ядов и наёмников.***
Поселение каннибалов находилось совсем недалеко, всего в нескольких часах пути от того места, где Беренгар оставил большую часть своей армии. Дома из толстого слоя грязи, имеющие каркас из переплетённых между собой деревьев, теснились друг к другу, имели форму полукруга. С виду они были небольшими, а вход в них закрывали какие-то рваные тряпки. Видимо за годы бесчинств каннибалы осмелели и уже не прятались. Гар бы не удивился, если бы еще через пару лет те начали селиться прямо в разорённых деревнях. И судя по всему, каннибалы не думали, что кто-то станет устраивать на них охоту. Совсем расслабились, потеряли бдительность. Или думали, что расставленные по лесу ловушки, которые не заметит только слепой или неосторожный путник, гарантируют безопасность? Хейст осторожно выглянул из своего укрытия, густых кустов шиповника. В основном население составляли альфы, омеги, женщины и дети. Бет не видно. Женщины и омеги щеголяли в мешковатых льняных туниках без рукавов до колен, которые натягивались на округлых животах. Практически все они были беременными, а кто не был, те нянчились с детьми. Альфы были одеты в льняные штаны и кожаные безрукавки, украшенные клыками и когтями убитых животных. При себе они постоянно носили либо копья, либо ножи, либо же лук и стрелы. Если не брать в расчет одежду и небрежный внешний вид, то можно было бы принять каннибалов за кочевое племя коренных сариисинцев: черные волосы, раскосые тёмные глаза, смуглая кожа. Но встречались среди них и исключения. Некоторые женщины и омеги были светловолосы, как и добрая половина детей. — А это точно каннибалы? — бесшумно подобравшись к Беренгару, озадаченно вопросил Хейст. — Что-то не похоже… — А ты ожидал увидеть здесь частокол из скелетов? — тихо буркнул альфа, даже не удостоив его взглядом. Сам был в сомнениях, но виду старался не подавать. — Понаблюдаем за ними до утра, а дальше видно будет, кто они и что с ними делать. Молча кивнув, Хейст поудобней устроился на коленях. Сомневался, что что-то интересное они увидят сегодня. Время было далеко за полдень и пока что поселенцы вели себя спокойно. Альфы никуда не уходили, время от времени перемещаясь между домами. Беременные омеги и женщины чистили, шинковали и толкли овощи, явно собираясь готовить поздний обед. Кто не был с пузом, или был, но не с явным, старались уследить за оравой детей, которые резво носились между домами, перекидывая что-то друг другу. — Ничего мы тут не найдём, — тихо буркнул Хейст, сорвав травинку и засунув её в рот, стал жевать. Не обратил внимания на хмурый взгляд Беренгара. К ним осторожно приблизился один из воинов-разведчиков, подошел вплотную к царю. — Повелитель, мы насчитали около двадцати семи женщин, тридцать одного омегу, около полусотни альф и столько же детей. Бет не обнаружено. — Совсем нет бет? — тихо озвучил всеобщее удивление Гар. Разведчик уже собирался ответить, но ему не позволил подозрительный шум. Омеги и женщины побросали свои дела, столпились в кучу с одной стороны, спешно для чего-то освобождая вычищенный от растительности участок земли, на котором до этого занимались овощами. Дети, крича и смеясь, метнулись к своим родителям. Они что-то выкрикивали, тыкали пальцами. Через некоторое время явилось четверо альф, вооруженных заточенными саблями. Они вели за собой полноватого обнаженного юношу, который слабо пытался сопротивляться. Тут же воспылав интересом, Хейст вытянул шею. Юношу толкнули в спину, вынуждая упасть на четвереньки. — Пожалуйста… — одними губами шептал он, сильно дрожа. — Пожалуйста… не надо… Один из альф наступил ему на спину, навалился всем весом. Хныча, тот подчинился, лёг на землю. Тут же подоспели еще несколько альф, которые принялись удерживать юношу. Его заставили раскинуть руки и ноги в стороны, а затем в кисти и стопы стали вбивать крупные железные прутья, прибивая его к земле. Юноша кричал, пытался дёрнуться, но его крепко держали. Со своего места воины не могли толком видеть, что там происходит, особенно, когда вокруг несчастного столпились альфы, полностью закрывая его собой. Раздался душераздирающий вопль, который вызвал у местных детей лишь смех и радостное щебетание. Некоторые омеги и женщины отвернулись, закусили губы или сжали кулаки. Беренгар насупил брови, подался чуть вперёд. Ему, как и Хейсту, как и остальным воинам, не терпелось увидеть, что же там происходит. Вопли продолжались, не смолкали на протяжении нескольких минут, которые показались невыносимо долгими. Наконец-то альфы-дикари расступились. Их руки и одежда были в крови, а сами они несли куски мяса, которые передали нескольким женщинам и омегам, что тут же метнулись к бурлящим на костре кастрюлям. Юноша, прибитый к земле, лежал неподвижно. С его спины и боков живьём срезали не только кожу, но и куски мяса, обнажая светлые кости, тщательно лишенные плоти. Кого-то из воинов стошнило и ему пришлось спешно отойти прочь, кто-то выругался, а глаза Хейста зажглись странным огнём. С одной стороны, ему было страшно, ведь он впервые в жизни столкнулся с каннибалами, которые едят человечину не ради выживания, а по прихоти. С другой, внутри него всё клокотало и ликовало. Пройденный путь был не напрасным. Странное чувство, очень похожее на то, какое Хейст испытывал, каждый раз выступая на арене подпольных боёв. Радость от возможности причинить другому боль, выместить на него свою накопившуюся боль и злость. Отыграться за всё пережитое. Положив руку на рукоять Змея, омега весь напрягся, готовый в любой момент ринуться в бой. В его плечо тут же болезненно впились пальцы альфы. — Не сейчас, — тихо зашипел Беренгар, обдав ухо дыханием. — Мы дождёмся ночи. Тогда и нападём. — Есть ли смысл ждать? — так же тихо ответил Хейст. Он не хотел ждать. — А тебе уже не терпится вкусить крови, мой меч? — усмехнулся царь, но быстро посерьёзнел. — Смысл есть. Их может быть больше. К ночи те, кого нет в их поселении, вернутся и мы сможем оценить масштаб битвы. Кроме того, нужно послать за оставшейся армией. Стиснув зубы, омега с неохотой убрал руку с меча. Понимал, что Беренгар прав, и нужно быть осторожными. Если их сейчас заметят, то каннибалам ничего не стоит уничтожить небольшой разведывательный отряд в пятьдесят человек.***
Крики ужаса, боли, дикий рёв и звон стали разрезали безоблачную ночь. Они действовали быстро, врываясь в хижины из грязи и веток, едва не ломая их, где вырезали спящих и бодрствующих каннибалов. Хейст рвался вперёд всех. По дороге он безжалостно прирезал двух альф, которые пытались его остановить. Змей жалил беспощадно, легко вспарывал животы и перерезал глотки, вонзался в плоть, отнимая жизни. Если бы не свет от костров, что были разведены возле каждой хижины, то было бы сложно передвигаться во тьме ночной, полагаясь только на слух и удачу. Ворвавшись в одну из хижин, Хейст едва не напоролся на заточенную саблю альфы. Мужчина, высокий и мускулистый, с распущенными по плечам черными сальными волосами, рычал, демонстрируя в оскале острые клыки. Не зубы, а именно клыки, как у самых настоящих хищников, вроде волков. Альфа пошел в атаку. Он двигался быстро и уверенно, но совершенно неловко. Наверное, каннибалы привыкли, что все их деяния остаются безнаказанными, что никто не даёт им отпора, поэтому и не сильно утруждают себя тренировками. Спешно отступив назад, уйдя в сторону, Хейст вспорол противнику бок. Заставил его зарычать. И тут же, крутанувшись, прошелся лезвием Змея по шее. Удар был такой силы, что шейный позвонок не выдержал напора, позволил отделить голову от тела. Альфа тяжело рухнул. Фыркнув, Хейст быстро огляделся. Заметил беременную молодую женщину, которая гордо выпятив своё огромное пузо, пыталась прикрыть собой троих детей от двух до пяти лет. «Это будет легко», — про себя отметил юноша, в чьём сердце не было жалости. Бросился вперёд, выставив перед собой Змея. Женщина истошно закричала, зажмурилась. Острый клинок легко вонзился ей в грудь, а затем резко дёрнулся вниз, вспарывая живот. Крик застрял в горле, кровь хлынула из раны вместе с водами. Женщина закатила глаза, забилась в конвульсиях, оседая на пол. Дети заплакали. Один попытался убежать, но Хейст его догнал. Схватил за волосы, свернул шею, а потом направился к двум другим, которые рыдая, пытались привести мёртвую мать в чувство. Ничего не стоило разделаться с детьми, которые даже и не пытались оказать сопротивления. Лишь уходя, омега бросил взгляд на импровизированный стол, выложенный из крупных листьев. Скривился, увидев обглоданные человеческие руки и рёбра. Воины рыскали по домам, уничтожали оказывающих сопротивление каннибалов. После заката разведка доложила, что в поселение вернулись еще три дюжины альф, принёсших всего семь пленных. И именно эти вернувшиеся воины-каннибалы были особенно сильными, прыткими и опасными. Они нападали по двое-трое, нанося опасные увечья и добивая противника. Вот и сейчас каннибалы окружили одного из воинов, ударяя изогнутыми короткими саблями. Сариисинец выл, пытался отбиваться. Но всё было тщетно. Его повалили на землю и принялись рвать на куски руками и зубами. Но каннибалы ликовали недолго. По их душу быстро пришли четверо альф-хаков. Ловко лавируя между своими, Хейст безжалостно убивал каждого дикаря, которого встречал на своём пути. Соваться в хижины в одиночку было опасно, но бурлящая в ожесточенном экстазе кровь, заставляла делать именно это. Ворваться в очередное убогое строение, прикончить её обитателей. Иногда кроме омег, женщин и детей там никого не было, так что всё делалось быстро. Если только родители не решались начать защищать свой выводок ценой жизни. Тогда и омеги, и женщины хватались за ножи и сабли, кидались на Хейста, надеясь прикончить его. Солсетурин лишь пугающе ухмылялся, уворачиваясь и нанося ответный удар. Привычным движением вспарывал животы или сносил головы, а потом занимался остальными, менее смелыми каннибалами. Кто-то всё же умудрялся бежать, или делать вид, что убегает, а на самом деле пытались подобраться сзади. Первый раз Хейст не понял этой хитрости. Лезвие сабли опустилось на правое плечо, причиняя тупую боль. Хорошо, что на нём были панцирь с металлическими чешуйками и кольчуга под ним. Это спасло его от ранения. Дальше он действовал осторожно, более внимательно. И так уж вышло, что следом за ним в хижины врывались двое-трое альф-хаков. Беренгар не отставал от своих людей. Рвался в бой, предпочитая не соваться в хижины, а убивая каннибалов снаружи. Он безжалостно рубил их мечом, отрубал конечности, вспарывал грудную клетку и живот, сносил головы. Каннибалы отчаянно кидались, порой даже на оружие. Несколько особенно крупных альф набросились на Беренгара. Кто-то из них впился зубами в предплечье, пытаясь оторвать кусок мяса, но напоролся клыками на длинный рукав кольчуги. Зато другой оказался умнее и наклонив голову Гара, укусил его за шею. Взвыв от боли, царь за волосы попытался отнять голову дикаря от себя, сбросить его. Наконец, ему это удалось и Беренгар вновь ринулся в бой. Старался не обращать внимания на боль в месте укуса и сочившуюся из раны кровь. Бой был на самом деле недолгим. К середине ночи всё поселение было вырезано. Никто из каннибалов не мог сбежать, иначе бы угодил в ловушку. Часть воинов оцепила поселение, убивая любого, кто пытался бежать и выжить. В основном молоденькие девушки и беременные омеги с детьми. Вожак племени явил себя ближе к концу побоища. То был огромный альфа, очень смуглый, мускулистый, больше двух метров в высоту. Он с лёгкостью сворачивал шеи хакам, ломал руки, рубил тела на части. Битва с ним для Беренгара была тяжелой. Именно царь вызвался сразиться с вожаком, приказывая своим людям не вмешиваться. Этого противника он хотел убить сам. Вожак, от которого удушливо пахло гиацинтом, — что вообще редкость для альфы, — смело шел в бой. По силе он был равен а, может и превосходил царя. В быстроте и ловкости ему тоже не занимать. Как и в умении предугадывать следующий шаг противника. Вроде бы дикарь, каннибал, а совсем не глупый. И это настораживало Беренгара, заставляло невольно испытывать страх. Прежде с подобным ему не приходилось сталкиваться. Отбивая удары, зачастую отступая и уходя в сторону, нежели нападая, Гар лихорадочно продумывал решающий удар. Он не мог упасть лицом в грязь перед своими людьми. Воины должны знать, что они поддерживают достойного правителя. Рыча, вожак решительно пошел вперёд, размахивая огромной секирой. Остриё разрезало воздух всего в сантиметре от лица Беренгара, заставило стремительно отшатнуться, отступить назад. Воины затаили дыхание. Держались за оружие, готовые в любой момент броситься на помощь своему Повелителю. Где-то недалеко еще слышались звуки последнего боя, которые пока не спешили смолкать. Понимая, что так может продолжаться хоть всю ночь, Гар всё же предпринял попытку ринуться вперёд, атаковать. Вожак замахнулся. Пришлось спешно уйти в сторону, практически упасть к ногам противника, чтобы тот запнулся и потерял равновесие. Этим-то и воспользовался Беренгар, быстро вскочив на ноги и набросившись на каннибала. Острая эггрундская сталь вонзилась в спину дикаря, прямо между лопаток, вырывая из его груди рёв раненного зверя. Провернув меч в обе стороны, Беренгар вытащил его, а затем обрушил клинок на шею альфы. Голова лишь с третьего удара отделилась от тела, но даже после этого дикарь продолжал биться в конвульсиях. Под одобрительные крики воинов, Беренгар выпрямился. Утёр с лица пот, размазывая по нему кровь и грязь. Мышцы приятно ныли после столь продолжительного активного боя. Утерев клинок о подол собственного кафтана, надетого под кольчугу, убрал меч в ножны. — Обыщите здесь всё! — приказал царь, направляясь в сторону странного строения, которое сразу привлекло его внимание, едва удалось проникнуть вглубь поселения. Переступая через трупы, Беренгар невольно повернулся в сторону смолкающего боя. Повернулся в тот самый момент, когда последний каннибал замертво упал, выронив из рук оружие. Хейст склонился над убитым, легко отсёк тому голову и поднял её за волосы над собой. Тёплая кровь обильно полилась на волосы и запрокинутое лицо. Беренгар завороженно смотрел, как алые капли падают в раскрытый рот омеги. Шумно выдохнув, Хейст отшвырнул отрубленную голову прочь. Направился к своему царю. — Ну что, насытился, мой меч? — мужчина сделал шаг ему навстречу. От юноши резко пахло кровью и потом. — Вполне, — сдержанно ответил Хейст. Огляделся. — Быстро же мы с ними разделались. — С нашей численностью мы могли бы уничтожить каннибалов всего за час или два, но у нас ушло больше времени, — поморщился Беренгар, анализируя ситуацию. — Всё это говорит о том, что воины, как бы не жаждали войн и походов, сами сильно обленились и давно не практиковались. Не удивлюсь, если они даже не тренировались последние годы. — Плохо. С такой армией нас легко могут завоевать, если кому-то из соседей придёт в голову подобное. — Поэтому нам необходимо как можно скорее нарастить мощь, — приблизившись к странному строению, единственному, которое было выполнено из дерева, сильно напоминавшее сарай, Беренгар толкнул дверь. Отвратный смрад ударил в нос, заставил поморщиться. Внутри было темно, но отчетливо были слышны подозрительные звуки. — Принеси факел, Хейст. Посмотрим, что здесь. Омега без лишних слов метнулся к еще не погасшим кострам, обмотал вокруг одной из толстых палок лоскут от подола нижней рубахи, облил его вином из фляги и поджег. Вернувшись к Гару, Хейст пошел вперёд, освещая путь. На цепях висели изувеченные тела юношей и женщин. Многие без ног и рук, подвешенные за крюки, вонзённые в плоть, под рёбра. Но они были живы, если судить по их тихим стонам и скулежу. Кто-то лежал на полу, прислонившись к стене. На тех были кандалы, не позволявшие сбежать. Да они бы никуда и не делись, лишенные ступней. — Прям кладовая, хранилище мяса, — поморщившись от отвратительного смрада человеческих испражнений и гниющей плоти, Хейст продолжал продвигаться вглубь. — И всех этих людей они держат для пищи, — оглядываясь, Беренгар чувствовал себя некомфортно, находясь здесь. Ему хотелось поскорее покинуть это место. — Не только для еды, — омега остановился, факелом указал на стену, возле которой лежали несколько юношей и девушек. Они были лишены конечностей, с округлыми животам на разных сроках беременности. Глаза им вырезали или зашили, а судя по тому, что несчастные могли издавать лишь мычащие звуки, то языков они тоже были лишены. — Чудовищно, — невольно произнёс альфа на эггрундском. Перевёл взгляд чуть левее и еще больше напрягся. Там в землю были вбиты несколько толстых металлических кольев, на которые были насажены совсем еще юные омеги. Те самые, которых только сегодня поймали каннибалы. Скользнув взглядом по помещению, стараясь слишком не задерживаться на изувеченных телах, Гар всё же обратил внимание на тело женщины с широко раскинутыми бёдрами, лишенными ног по колено. Между ними лежал скрюченный труп младенца, начавший гнить. — Проследи за тем, чтобы этих несчастных добили, а затем сожгли, — приказал альфа, ощущая тошнотворный привкус во рту. Направился на выход, чтобы глотнуть свежего воздуха. — Им всё равно уже ничем не помочь. Смерть для них будет милосердным избавлением от мук. — Разумное решение, — согласно кивнул Хейст, следуя за ним. Он и сам придерживался подобного мнения. Не понимал, как потом вообще можно жить после подобного. Находка в деревянном сарае, как и приказ Повелителя, поверг многих воинов в изумление. Но им ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Уже через час строение вместе с добитыми омегами и женщинами ярко полыхало, освещая ночь и распространяя по воздуху аромат горелого мяса. Отсеченную голову вожака племени Беренгар решил взять с собой. Как трофей. Пусть при дворе все увидят, что их Повелитель спас восточную провинцию Дуз от дикарей, много лет наводивших ужас на эти земли. И пусть все знают, что это только начало.