Погибнешь ты иль обретешь совсем иную жизнь? Лишь победив в себе монстра, ты взлететь способен ввысь. Взмой, феникс, ввысь! К новой мечте стремись, К иным горизонтам, сквозь демонов орды — Феникс, ввысь! С небес упал ты на землю, Засыпанный пеплом, и под кожей… Безликий хор огромных толп, кричащих: «стой же». Глотают гордость пускай, тобою их рай Был завоеван. Ты держишь на ладони мир, Ты стал им Богом… Jackie-O — Phoenix (League of Legends cover)
— Вы меня очень сильно напугали, отец, — Шэхпер нехотя отстранился от императора. Старался слишком откровенно не пялиться на его культю, скрытую под рукавом парчового кафтана цвета ночи. — Я поспешил приехать как только узнал о случившемся. — В этом не было необходимости, — потрепав сына по плечу, Беренгар перевёл взгляд на Гамаля. — Но я рад знать, что хоть кому-то я не безразличен. — Мы все очень переживали о вашем здоровье, Повелитель, — не поднимая взгляда, заверил масмавиец. — И дня не проходило, чтобы мы не терзали хаков, Бекчи и лекарей вопросами о вашем состоянии. — Знаю, — едва заметно улыбнувшись, император подошел к супругу. Коснулся его щеки кончиками пальцев. — Ты всегда был мне верен, Гамаль. Ступайте к себе. Я хочу немного поработать. Поклонившись, Шэхпер с отцом-омегой поспешили уйти. Едва за ними закрылась дверь, как Гар шумно вздохнул. Поднял левую руку, засучил рукав, пристально рассматривая культю. Он думал, что сможет преодолеть себя. Думал, что всё не так страшно. Но… Сложно смириться с осознанием, что теперь ты калека, инвалид и урод. Гар думал над тем, как ему теперь жить с одной рукой. Понимал, что будет сложно. И утешал себя тем, что лишился не ведущей руки. Меч или кинжал он еще сможет держать, но из лука стрелять не получится. Культя привлекает слишком много внимания. На Великом Совете билге исподтишка косились на отсутствующую кисть. В гареме все старательно отводили взгляды, и только маленькие дети с любопытством смотрели во все глаза. Беренгар старался никому не показывать, как тяжело переживает утрату кисти. Старался вести себя, как прежде. Он жив. Он не лишился ног или глаз. И это хорошо.***
Отряд хаков во главе с Ормарром, найдя место засады, внимательно осмотрели трупы нападавших. На одном из них под плащом был короткий кафтан с нашивками портовых хаков из Сахила. Сьерстакт подсуетился, чтобы вызвать к себе агасы и каф из Сахила. Допрос с пристрастием, который грозил перерасти в пытку, дал свои плоды. Один из каф сообщил, что где-то полгода назад из-под его опеки сбежали новобранцы числом в почти тридцать человек. Молодые мальчишки, которым было не больше восемнадцати лет, были возмущены суровой дисциплиной, тяжелой работой и маленьким жалованием. Поэтому решили сбежать и податься в разбойники, уверенные, что так они заработают гораздо больше. Кафу, недоглядевшего за своими воспитанниками, казнили, четвертовав с помощью лошадей, а его тело, лишенное рук и ног, было выставлено на площади Меркези. На разбойников всех мастей была открыта охота. Но это не приносило облегчения Гару. Массовое убийство не вернёт ему утраченной руки. Но удовлетворение от мести никто не отменял. Проснувшаяся в Беренгаре кровожадность и озлобленность требовала безжалостной расплаты над теми, кто хоть немного причастен к трагедии императора. Ормарру тоже досталось. Его люди не смогли защитить Гара. Тогда какой в них вообще прок, если обученные хаки не способны противостоять каким-то дилетантам? — Повелитель, вы же сами понимаете, что хаки мало что могли бы сделать, — стоя перед Беренгаром, Ормарр даже и не думал признавать себя виноватым. — Противников было больше, да и засада… Чего вы ожидали, взяв с собой хаков, которые служат чисто для сопровождения во время прогулки по саду? — Ты еще смеешь отрицать свою вину?! — взревел император. — Ты несёшь ответственность за всех хаков во дворце! И если они что-то делают не так, то это уже твоя вина, Ормарр. Вернер стоял в стороне. Обычно холодный и равнодушный ко многому старший над императорскими слугами, сейчас был белее мела и не скрывал своего волнения. — Повелитель, — спокойным тоном вмешался Хейст, осторожно обвив левую руку императора. — Мы все понимаем, что вы сейчас чувствуете. И мы все чувствуем себя виноватыми в произошедшем, но сейчас в вас говорят гнев и обида. Не стоит из-за этого лишаться верных и полезных людей, которые всегда были рядом с вами. Вернер удивлённо посмотрел на солсетурина. Беренгар фыркнул. Нервно высвободил руку из захвата Хейста, отвернулся к окну. Стиснув челюсть, попытался унять свой гнев. — Все вон, — приказал император, сжав кулак. Ормарр и Вернер попятились к дверям. Бета поблагодарил Хейста кивком головы, и вздохнуть с облегчением смог лишь после того, как они оказались в коридоре. Путь до покоев они прошли в молчании. Разве что Вернер с тревогой поглядывал на тайного супруга. Он боялся, что всё закончится совсем иначе. Войдя в покои и заперев дверь изнутри, бета громко вздохнул с облегчением. — Не стоит расслабляться, — заговорил Ормарр. — Мы не знаем, как долго Хейст сможет усмирять гнев императора. — Может, стоит подать в отставку? — задумавшись, предложил Вернер. — У нас есть имение и несколько земельных наделов. Всего этого и отложенных денег хватит на безбедную жизнь. — Разве это не будет похоже на бегство? — обернувшись, альфа подошел вплотную к бете. Навис над ним, хмурясь. — А ты хочешь дождаться момента, когда тебя передадут Сынам Смерти, потому что у императора дурное настроение? Ты и сам видишь, что Беренгар сильно дуреет, когда не находится на войне. — Подождём пару месяцев, — после недолгих раздумий решил Ормарр. — Если ничего не изменится, то я подам в отставку. Но и ты тогда тоже. Иначе, зачем мне то поместье, если в нём нет тебя? — Не говори глупостей, — фыркнул бета, пытаясь скрыть своё смущение. И всё же, ему приятно знать, что Ормарр не разлюбил его.***
— Примите мои поздравления, достойный господин, — лекарь расплылся в улыбке, заварив какой-то сбор трав и поставив их на столик, находящийся рядом с софой, на которой лежал омега. — Поздравления? — Сьерстакт мрачно посмотрел на пожилого омегу, который только что осмотрел его супруга. — Да, господин. Ваш супруг неспроста страдал от лёгкой тошноты. Он в положении. Арам закусил нижнюю губу, стиснул подол шелковой туники кораллового оттенка. Наверное, в этот момент он должен испытывать радость, что наконец-то понёс. Но внутри разливалась пустота. — Арам, — позвал его Сьер, подойдя ближе. Крепко обнял, поцеловал в щеку. — Я очень рад. Омега молча кивнул, пытаясь понять, как это вышло. Он же старательно пил кысыж, причем не ту замарадскую слабую ерунду, а сильный, который завозили из Солсетура и Кальта. Он не мог забеременеть! — Что с тобой? Ты дрожишь, — отстранившись, альфа внимательно посмотрел на Арама. — Первая беременность всегда волнительна, господин, — вмешался лекарь. — Кто-то начинает рыдать, кто-то смеяться, а кто-то просто не может поверить своему счастью, но все омеги и женщины так или иначе рады, что внутри них наконец-то зародилась жизнь. — Я хочу отдохнуть, — отстранившись от Сьера, Арам встал с софы. Подошел к окну, взял на руки пушистого белого кота и прижал к себе, яростно наглаживая. Животное заурчало, наслаждаясь лаской и вниманием. — Если вновь появится тошнота, то просто заварите эти травы, — лекарь передал Сьеру конверт, от которого пахло цветами, травами и мёдом. — Вашему супругу потребуется немного времени, чтобы осознать и принять столь радостную новость. Альфа кивнул, с тревогой поглядывая на Арама.***
— Па! — держа в руках деревянную лошадку, Лъёлс подошел к Хейсту и протянул ему игрушку, показывая. Омега бросил равнодушный взгляд на мальчика, поморщился. — Это лошадь, — нехотя буркнул он. — Когда подрастёшь у тебя появится такая же, но живая. Понял? Лъёлс нахмурился, повертел в руках игрушку и с серьёзным видом кивнул, возвращаясь к сундуку, в котором находилось множество фигурок из дерева и натурального камня. Хейст не поскупился, заказывая у плотника и мастера по камню фигурки животных, птиц и людей. Он и сам любил подобные вещи. Красивые, долговечные и пригодные не только для игры, но и для украшения комнат. Да и как показала практика, подобные фигурки дети тоже любят. Стоит только вспомнить Сьера, который до сих пор бережно хранит каждую такую вещицу. Особенно почетное место занимает янтарная фигурка воробья. — Господин, почему бы вам не быть немного ласковее? — подал голос Фёлсом, наблюдая за игрой маленького принца. — С детьми нельзя сюсюкать, иначе они вырастут глупыми ничтожествами, — фыркнув, Хейст наградил раба испепеляющим взглядом. — И, кажется, я тебе говорил, чтобы ты не смел осуждать мои методы воспитания. — Да, простите меня, господин, — виновато вжав голову в плечи, Фёл прикусил язык. — Я не позволю испортить мне сына. Отвернувшись, удобно расположившись на софе, омега вернулся к изучению архивных записей, которые ему так любезно добыл Ормарр-кафа. Записи о всех правителях Сариисина. Было время, когда трон занимали женщины. Если царь умирал, а его сыновья были еще малы, чтобы перенять бразды правления, то у власти вставали либо билге во главе с Великим Визирем, либо же — его жена или мать. Жена могла стать регентом только в том случае, если была не просто наложницей, а законной женой, носящей титул «Харика», которому сейчас соответствовал «Севилян». Мать будущего царя занимала трон только если в гареме не было Харики, и если билге признавали авторитет Анне. По сути эти женщины становились регентами, но век их правления был недолог. Они уходили в тень, как только царевич достигал пятнадцати лет, чтобы занять трон. Но в этом возрасте не все обладают необходимыми навыками, поэтому Анне или Харика пользовались этим и управляли Сариисином через внуков, сыновей. «Значит, чтобы осуществить мой план, мне необходимо стать официальным супругом Гара», — задумчиво щелкнул языком Хейст, хмурясь. Когда раздался стук в дверь, омега небрежно позволил просителю войти. Обернулся, смерив взглядом вошедшего, и велел Фёлу пока прогуляться с Лъёлсом по гарему. — Смотрю, у тебя ко всем детям одинаковый подход, — хмыкнул Сьер, когда они остались наедине. Посмотрел на фигурки из дерева и натурального камня, невольно улыбнулся. — Просто решил заглянуть или что-то случилось? — закрыв книгу, Хейст сел, свесив ноги. — Арам забеременел, — сев рядом, альфа провёл языком по зубам. — Поздравляю. Рано или поздно это должно было случиться. — Только… мне кажется, что сам он этому не рад. — Открою тебе маленький секрет, — придвинувшись ближе, омега обольстительно улыбнулся, — далеко не всякий омега, и не всякая женщина хотят иметь ребёнка. Но они рожают детей, потому что так надо. Потому что это позволяет укрепить их статус, продержаться подольше в хорошем положении и не утратить милости своего господина. — Арам родит… — помрачнел Сьер. — Родит, чтобы не потерять тебя. Родит, потому что так надо. Потому что ему с детства вбивали в голову, что если омега не может родить, то альфа отворачивается от него, начинает изменять и заводит себе нового супруга, или супругу. — Ясно… Как Лъёлс? Вижу, ему не так уж и плохо рядом с тобой, папочка. — Я надеюсь, что Фёл не испортит его своей манерой сюсюкать, — поморщившись, Хейст отодвинулся от сына. — Кстати, всё хотел спросить… Что ты испытываешь к Лъёлсу? Альфа задумчиво закусил щеку изнутри, прислушиваясь к себе. Попытался вспомнить тот день, когда увидел сына впервые. На удивление, Сьер испытал к Лъёлсу лишь удивление. Удивился тому, что в мальчике, как и в нём самом, слишком хорошо была видна кровь Хейста. И больше ничего. Ему не было интересно, что происходит с сыном. Не волновало, как его растят. Даже мыслей не возникало о том, чтобы желать услышать от Лъёлса заветное «папа». Наверное, тоже самое Хейст чувствовал к нему, Сьеру, когда он родился, когда был мал. — Ничего, — ответил альфа. — Ты ведь не потребуешь, чтобы я начал любить своего «брата»? — Нет, не потребую, — удовлетворённый ответом, Хейст демонстративно вернулся к чтению книги. Сьер уже собирался уходить, как замер. В дверном проёме спальни стояло черное костлявое чудовище, скаля гнилые клыки. Сгорбленное, с пугающими пустыми провалами глаз, оно склонило голову на бок. — Кровь… от крови… — прошипело чудовище, с противным хрустом шевеля длинными пальцами с огромными когтями. Тряхнув головой, прогоняя наваждение, Сьер с тревогой посмотрел на дверной проём. Там никого больше не было. Давно чудовище не являлось к нему.***
— Господин, это было из лучших побуждений, — оправдывался молодой евнух-альфа, который следил за порядком в покоях младшего супруга Бекчи. Он пятился назад, выставив перед собой руки. — Вы так давно в браке… зачем вам пить эту гадость? Если вы не родите, то ваш альф отвернётся от вас… Сильная пощечина обожгла левую щеку евнуха, заставила голову дёрнуться. — Заткнись! — ощерился Арам, сжимая кулаки. — Кто тебя просил лезть, сука? Кто?! — Г-господин… — проблеял раб, вжав голову в плечи. Ему стало не по себе. Впервые он видел омегу в гневе. — Стража! — рявкнул Арам, с трудом сдерживаясь, чтобы самому не забить неразумного альфу. — Господин? — вошедшие хаки перевели удивлённые взгляды с омеги на евнуха. Уже догадались, что последний в чем-то провинился. — Отрубите ему руки, — холодным, словно сталь, голосом велел Арам. — За воровство. А затем накормите его стеклом. Исполняйте. Хаки переглянулись, но не смели оспаривать приказ господина. Кроме того, они прекрасно знали, что младший муж Бекчи не станет просто так причинять кому-либо вред. — Что? Нет. Нет, господин! Не надо! — истошно завопил евнух, когда стражники подошли к нему вплотную. Ему еще ничего не сделали, а он уже начал срывать голос криками. Омегу била крупная дрожь. Из-за этого ничтожного раба он забеременел. Из-за этого ничтожества теперь придётся рожать. Дети — это ответственность, к которой Арам не готов. К которой никогда не будет готов. Хаки вывели вопящего и молящего о пощаде евнуха на улицу, заставили встать между двумя елями. Омега, скрипя зубами, наблюдал за тем, как руки и ноги раба разводят в стороны, привязывая их к стволам хвойных деревьев. — Господин, не надо! Прошу вас, пощадите! Господин! — дёргался и завывал евнух, не стесняясь лить слёзы. Один из хаков обнажил саблю, проверил остриё лезвия большим пальцем, и замахнулся. Сила удара и острота лезвия были так велики, что правая рука раба легко отделилась от тела. Евнух запрокинул голову, истошно завопил нечеловеческим голосом. Кровь обильно капала на землю. На лице Арама не дрогнул ни один мускул. Спиной чувствовал взгляды домашних, которые высунулись на крики альфы-евнуха. — Пусть это послужит уроком для всех вас! — громко и четко процедил омега. — Никто не имеет права рыться в моих вещах. Никто не имеет права решать за меня. Тот, кто осмелится нарушить эти правила — поплатится собственной жизнью. Хак снова замахнулся, в два удара отсёк левую руку провинившегося евнуха. Тот уже не кричал, а надрывно выл, упав на колени и, лбом елозя по земле. Боль и ужас не позволяли поднять голову, чтобы взглянуть на своего хозяина. — Стекло, — холодно велел Арам, не отрывая взгляда от провинившегося. Один из хаков встал позади евнуха. Ухватил его за плечи, рывком заставляя выпрямиться. Второй хак вернулся с пустой бутылкой из-под солсетурского вина. Безжалостно швырнул её на землю, для надёжности наступил ногой, собрал осколки, — и маленькие, и крупные, — в ладонь и подошел к откровенно рыдающему рабу. Евнуху насильно открыли рот, ухватив за нижнюю губу и нос. Стали запихивать внутрь осколки, а затем насильно закрыли рот, крепко зажав его ладонью. Нос тоже зажали. Раб мычал, судорожно сглатывал. Рот стремительно наполнялся кровью. Осколки безжалостно впивались в дёсна, нёбо, язык и щеки. — Пусть проглотит, — подойдя ближе, Арам ощутил, как задрожали кончики пальцев на руках. Он не испытывал ужаса от собственных деяний. Разве что удовлетворение от собственного могущества. Ведь он способен наказывать за провинность, а не терпеть выходки наглых рабов. Евнуха ударили со всей силы в живот, из-за чего он широко раскрыл рот. Хак стал безжалостно запихивать ему в рот остальные осколки, и попытался протолкнуть вглубь глотки навершием рукояти меча. Раб умирал медленно и долго. Но обмяк он уже через несколько минут после начала экзекуции. Арам приказал привязать бедолагу к стволу ели, и оставить до тех пор, пока не умрёт. Домашним под страхом смерти было запрещено приближаться и хоть как-то пытаться помочь несчастному. Почувствовав подступившую к горлу тошноту, омега вернулся в дом. Как в тумане добрался до своих покоев. Тяжело рухнул на софу, шумно вздохнув. Вздрогнул, когда белый кот забрался к нему, устроившись на животе и начав мурчать. — За что мне это, Снежок? — поджав губы, Арам обнял животное.***
В Хоулфе было привычно тихо. Слуги старались сильно не отсвечивать, прекрасно зная, что не стоит привлекать внимание «Шакалов». В обеденном зале ужинали альфы и беты, носившие маски с вытянутыми пёсьими мордами. — И… мы всегда так долго сидим без дела? — озадаченно спросил молодой альфа семнадцати лет, которого «Шакалы» спасли от казни, выкупив у одного кафы. Юнец умел незаметно убивать, но попался хакам из-за своей девушки, которая на него настучала. Его навыки могли быть полезными. Тем более, что в стане «Шакалов» не помешает немного молодой крови. — Когда господин отдаст приказ, тогда и будет дело, — холодно ответил бета, один из «старичков», уплетая за обе щеки мясную похлёбку. — Или что, так не терпится напоить нож кровью? — Просто интересно, когда наш «господин» созреет дать нам задание? — покончив с едой, новенький откинулся на спинку кресла. Ухмыльнулся. — Это правда, что это поместье принадлежало раньше одному омеге, который до сих пор ходит в подстилках у императора? «Шакалы» замерли, мрачно посмотрели на юношу. — Кто тебе это сказал? — сделав глоток вина, Сарда даже не удостоил мальчишку взглядом. — Девчонка с кухни, — пожал тот плечами, посерьёзнев. — А что, это какая-то тайна? Ну да, я бы тоже стыдился, что приходится работать на какую-то шлюху. «Старики» дружно криво усмехнулись. Новичок даже вздрогнуть не успел, когда Вожак резко подорвался с места, заехав кулаком в челюсть болтливого мальчишки. — Следи за языком, если не хочешь его лишиться, — холодно пригрозил мужчина, сверкая кроваво-красными очами. — И будь благодарен, что господин Миркюр выделяет жалование на содержание подобной твари, как ты. Выпрямившись, Сарда смерил всех присутствующих высокомерным взглядом: — Никому не позволено в этом доме плохо отзываться о господине Миркюре. Ясно?! «Старики» синхронно кивнули. «Молодняк» тоже закивал, соглашаясь. — Можете думать, что хотите, но этот омега заслуживает уважения гораздо больше, чем каждый из вас, — убедившись, что никто не пытается с ним спорить, Вожак одобрительно кивнул. Сел на своё место и продолжил ужинать, как ни в чем не бывало. А он-то ошибочно думал, что сложнее всего будет содержать семью: молодую жену с тремя детьми. Как показала практика, это гораздо легче, чем держать в узде завравшийся молодняк, который слишком высокого о себе мнения. Больше десяти лет назад Сарда решился обзавестись семьёй. Купил себе белокурую рабыню из Тунга. Привёл в дом, который удалось купить на часть сбережений от жалования за выполненную работу. Девушка постепенно привыкала к своему хозяину, учила язык, обучалась хозяйству. И косилась на Сарду с подозрением, пока не поняла, что она не его рабыня, а жена. Девушка получила имя Шайда, «Любимая», которое отчего-то вызывало у неё румянец и смущение. Хозяйка из неё была хорошая, как и жена, и мать. Самое главное, что Шайда не задавала лишних вопросов. Для неё Сарда — кафа хаков на службе у одного знатного господина. Большего ей не обязательно знать. Впрочем, такое объяснение, где постоянно пропадает муж, девушку устраивало. О том, что у Вожака есть семья, никто из «Шакалов» не знал. Мужчина не сомневался, что у большинства его людей есть любимые девушки и омеги, просто те тоже не спешат распространяться о своём счастье. Чем меньше народу знает о твоих слабостях, тем лучше. «Интересно, господин Миркюр, а какие слабости у вас?» — про себя усмехнулся Сарда, покончив с ужином и вставая из-за стола.***
Не обращая внимания на стекающую изо рта нить слюны, Хейст коротко постанывал, крепко стиснув простыни. Движения любовника были глубокими, ритмичными. Аромат ирисов обволакивал, заставлял жадно раздувать ноздри. Гамаль стиснул зубы, сжал шею солсетурина сзади, наращивая темп. Тихо порыкивал. Если бы у него был узел, он бы с радостью вогнал его в сочащийся влагой зад Хейста и трахал уже им. Но приходилось довольствоваться тем, что было. — Не останавливайся, — жарко простонал солсетурин, утыкаясь лицом в перину, пытаясь заглушить собственные стоны. Слишком хорошо. Настолько, что сейчас он мог кончить и без стимуляции члена. А ведь ничто не предвещало, что лёгкий ужин может перерасти в жаркий секс. Как-то само так вышло, что сев рядом, оба омеги сначала стали целоваться, а потом ласкать друг друга. Грудь у Гамаля была чувствительной, и если соски немного потерзать языком, губами и зубами, то легко было добиться возбуждения. Масмавиец остро реагировал, когда шершавые и грубые от мозолей пальцы Хейста скрывались в штанах, до боли сжимая член. По телу бегали мурашки, когда солсетурин вставал перед ним на колени, устраиваясь между ног и сосал. Жадно, с упоением, умело, зная, где и как надавить языком, с какой силой сомкнуть губы. Гамаль впивался в плечи и волосы любовника, не то пытался отстранить его от себя, не то сильнее насадить ртом на член. Едва кончив, Цветок Масмави рывком заставил Хейста взобраться на тахту. Бесцеремонно сорвал с него одежду, безжалостно порвав тунику бирюзового оттенка. Сам же солсетурин не был против. Охотно задрал зад, подставляясь. Гамаль немедленно воспользовался этим, усердно вбиваясь в желанное тело размашистыми толчками. Выходил больше, чем на половину, а затем проникал до конца, снова и снова срывая с губ Хейста сладкие стоны. Чувствуя, как бьётся под ним в экстазе солсетурин, Гамаль не удержался, вцепился зубами в шею сзади, прикусывая кожу. Хейст заскулил, высунул язык, дрожа от пробежавших по спине мурашек. Хорошо. Слишком хорошо. Настолько, что начало выкручивать мышцы на руках и ногах, а пальцы покалывать. Кончив внутрь любовника, Цветок Масмави не спешил отстраняться. Позволил себе навалиться сверху, дыша в унисон с Хейстом. — Скажи… давно в тебе проснулись чувства к Беренгару? Хейст дёрнул плечом, удивлённо хмыкнул. — Они всегда были, — не моргнув и глазом, соврал он. — Наши с Гаром отношения всегда были сложными. А почему ты спрашиваешь? — Просто мне казалось, что после всего ты должен его ненавидеть, — нахмурился масмавиец, отстраняясь. — То, как ты переживал и проводил сутки у его постели, когда ему отрубили руку… Мне это непонятно. — А ты сам? — сев к нему лицом, Хейст чуть склонил голову на бок. — Давно ли в тебе проснулись чувства к Гару? После всего того, что он сделал с тобой? — Омеги страдают безрассудством, если к ним внезапно начинает проявлять внимание и заботу их мучитель, — бесстрастным голосом ответил Гамаль. — Кроме того, Беренгар не так уж плох в качестве мужа. Пусть для тебя это и странно, но я хочу жить, а не существовать. Быть младшим мужем правителя, пусть и пережившим когда-то изнасилование, намного лучше, чем достаться армии воинов и бесславно умереть от сифилиса или еще чего. — Считай, что ты ответил на собственный вопрос. Я тоже хочу жить. — Лжешь. Я знаю того Хейста, каким ты был раньше. И он бы никогда не стал питать чувства к тому ублюдку, который тебя уничтожил. — Много ты понимаешь, — хмыкнув, Хейст встал с тахты. Потянулся за одеждой. Уже было поздно, надо было возвращаться в свои покои. — И вообще, что за странные вопросы, Гамаль? — Не твоё дело! — внезапно вспылил Севилян, подскочив с места. Схватил солсетурина за руку. — То, что ты стал покорным и тихим я еще могу понять. Но я не могу и не хочу понимать, что кто-то вроде тебя способен воспылать чувствами к такому человеку, как Беренгар. Только не после того, что он сотворил… — Не понимай, твоё право, — поведя плечами, отдёрнув руку, Хейст направился к двери. Но остановился, коротко рассмеявшись. — Если бы я тебя не знал, то предположил, что ты ревнуешь. Гамаль не ответил, до боли закусил нижнюю губу, сжал кулаки, позволяя ногтям впиться в ладони. Солсетурин медленно обернулся, скептически подняв бровь. Коротко усмехнулся, понимая, что его догадка оказалась верна. Посерьёзнев, Хейст ухватился за ручку двери: — Выброси эту глупость из головы. Лишь после этого он удалился. Не обратил внимания на тут же подскочившего с софы Ветура, который прожигал соперника ненавидящим взглядом. Раб фыркнул в спину Тархиба, проскользнул в хозяйскую спальню. Повёл носом. Воздух был наполнен ароматами двух возбуждённых омег. Но запах ирисов безжалостно поглощал аромат пожухлой листвы и сырой земли. Гамаль сидел на краю тахты, отрешенно глядя перед собой. — Господин, этот презренный вас чем-то обидел? — Ветур подошел ближе. — Нет, — отрицательно качнув головой, омега повёл плечами, сбросил оцепенение. — Принеси мне вина. Крепкого и холодного. Сегодня я хочу спать спокойно.***
Подведя губы алой краской, Аста бросила оценивающий взгляд на своё отражение в большом зеркале. Волосы были распущены, дымчато-розовое платье в пол с широкими рукавами-фонариками, сидело по фигуре. Смущал только вырез, который должен был немного обнажать грудь. Но поскольку Аста была слишком худой, то обнажать было нечего. Сегодня Беренгар пожелал видеть её. Император до сих пор не оправился после утраты руки, и достаточно долгое время не звал к себе никого кроме Хейста. И днём, и ночью бывший Великий Визирь был рядом с Беренгаром. И если Асту это привычно раздражало, то вспыльчивую Сагу это злило до того, что та как-то посмела попытаться ворваться в покои Тархиба, чтобы высказать всё, что думает о нём. Саге совершенно не свойственны были какие-либо манеры или уважение. Она люто ненавидела всех, на кого хоть немного обращал внимания император. Вела себя так, словно была единственной, кто имел право получать внимание и подарки Повелителя. — Хоть бы сегодня обошлось, — вздохнув, расправив плечи и заставляя себя улыбнуться, королева покинула покои. Рахим и еще несколько хаков обязаны были сопроводить женщину к императору. На женской половине гарема неспешно готовились ко сну. Девушки тихо смеялись, обсуждали прошедший день, шептались о свежих сплетнях. Следуя за главным евнухом и хаками, Аста невольно задумалась о том, что Гамаль, несмотря на положение любимого младшего супруга, не устраивает сцен ревности уже давно. Впрочем, она понимала, почему так. Гамалю и его положению ничто не угрожает. Он исполнил свой долг — родил императору наследников. Он следит за гаремом, возглавляя это маленькое змеиное королевство. Он никогда не давал усомниться в себе. Гамаль прекрасно знает, что никогда не потеряет своего особенного положения. Поэтому был спокоен. Поэтому не боялся, что кто-то его затмит. Не ревновал, но ставил на место и показывал, кто главный супруг императора. От мыслей Асту отвлёк знакомый до тошноты голос. Удивлённо приподняв брови, королева посмотрела на Сагу, которая отчитывала хаков у императорских покоев. — Что ты здесь делаешь? — сжав кулаки, женщина подошла к эггрундке. — Разве Повелитель тебя звал? — Я — женщина императора! Меня не надо звать, я сама прийти, — резко обернувшись, Сага усмехнулась, смерив соперницу взглядом. Она всё еще плохо говорила на сариисинском, но всё же делала более видимые успехи в изучении языка, чем сама когда-то Аста. — А ты что делать тут? Думать, что император желать тебя? Глупо. Император меня любить. — Метреси, по правилам дворца ни вы, ни кто-то из гарема не могут просто так заявляться к Повелителю, когда вздумается, — вмешался Рахим-орталама. — Если Повелитель вас не звал, то вам лучше удалиться, чтобы не гневить его. — Правда? — не поверила фаворитка. — А те старики-омеги? Они ходить к императору когда хотеть! — Правила гарема едины для всех, — неожиданно повелительным тоном сказала Аста, расправив плечи и глядя на Сагу свысока. — Может когда-то твоя дерзость и завоевала Повелителя, но сейчас, ты не больше, чем прихоть и мать слабой на здоровье принцессы. Возвращайся в гарем. Сага поджала губы. Она не понимала, как смеет ей указывать эта женщина. Ну и что, что она солсетурская принцесса? Что с того, что она королева и законная жена императора? Без этих титулов она никто! Сделав шаг, эггрундка внезапно замахнулась и ударила Асту по лицу раскрытой ладонью. Вскрикнув скорее от удивления, чем от боли, королева пошатнулась. Не упала лишь благодаря Рахиму, который подхватил её. Хаки, охранявшие императорские покои, немедленно схватили Сагу, заломили ей руки за спину. — Император не хотеть тебя больше! — кричала Метреси, вырываясь. — Ты и остальные есть старые! Никто не хотеть старый гнилой фрукт, когда есть свежий и сочный! — Дрянь! — зашипела Аста, вырвавшись из рук евнуха. Подлетела к сопернице, отвешивая ей пару затрещин и хватая за волосы. — Не какой-то деревенской потаскушке рассуждать о подобном! — Госпожа, прошу вас, успокойтесь! — нахмурился Рахим, но вмешиваться не спешил. Хоть он и должен быть бесстрастен, а Сага его давно изрядно достала. — Вам мало гарема? — словно удар плетью, раздался мужской голос. Аста и Сага перестали кричать друг на друга, повернулись в сторону говорившего. Хейст с невозмутимым видом закрыл за собой двери императорских покоев. Смерил обеих женщин насмешливым взглядом и прошел мимо. От омеги пахло Беренгаром. Настолько сильно, что кедровый аромат шлейфом тянулся за солстурином. Тут и дураку понятно, что именно делал Хейст в покоях императора. — Аста, Повелитель ждёт тебя, — удаляясь, бросил омега. Придя в себя, королева спешно расправила складки платья, выпрямилась, дождалась пока хаки откроют перед ней двери и влетела в покои. — Повелитель, муж мой, — пропела она, присев в глубоком реверансе. В покоях пахло сексом, из-за чего у Асты запершило в горле. — Простите, что заставила вас ждать. Сага совсем не желает подчиняться правилам… — Поэтому вы обе устроили разборки у меня под дверью, — не спрашивал, а констатировал Беренгар. Аста позволила себе поднять взгляд, выпрямиться. С трудом подавила приступ смущения, когда увидела мужа. На том были только простые хлопковые светлые штаны, которые не могли скрыть возбуждения альфы. Глаза сами собой остановились на культе, которую теперь украшал аккуратный изогнутый коралловый шрам. — Аста, подойди ко мне, — велел Гар, внимательно следя за женщиной, словно хищник за добычей. Едва солсетурка повиновалась, как тут же оказалась в плену крепких объятий. Губы императора накрыли её собственные, смяли. Язык нагло и требовательно хозяйничал во рту, глотая каждый вздох. Аста даже и не думала сопротивляться. Громко ахнула, когда её спиной опрокинули на письменный стол. От Гара пахло Хейстом. Не так сильно, но всё же ощутимо, из-за чего королева поморщилась. Она не любила осень. Не любила, когда всё вокруг умирало. Осень пахла смертью, сырой землёй, в которой все рано или поздно найдут свой конец. Пожухлой гниющей листвой, которая укроет черную землю. От Хейста, несмотря на его нынешнее положение и поведение до сих пор пахло смертью. Несомненно, его душа до сих пор была черна, как и влажная земля, покрытая опавшей листвой. — Повелитель? — удивлённо прошептала Аста, когда подол платья оказался задран. — Не отвлекай, — приказал Беренгар, раздвинув ноги жены. Быстро высвободив член из штанов, толкнулся внутрь, срывая с губ королевы громкий полустон-полукрик. Асту бросило в жар. Вцепившись в предплечья альфы, она закинула ноги ему за бёдра. Стонала и громко охала в такт мощным толчкам. Крупный член императора болезненно долбился в шейку матки, пытался войти до конца. Постанывая, женщина с удивлением заметила на ключице Беренгара след от зубов, который вполне мог сойти за метку. Она пропустила момент, когда альфа кончил. Запоздало поняла, что что-то произошло, когда Гар остановился, шумно дыша. — Ты можешь быть хоть немного живой в постели? — выпрямившись, император отстранился от жены. Он всё еще был возбуждён. Пах болезненно тянуло, хотелось еще. А ведь он был уверен, что Хейст высосал из его яиц всю сперму, когда умело отсасывал и страстно насаживался задом на его член. — В постели — могу, а на столе — нет, — с обиженным видом ответила Аста, сев на край стола и спешно расправив юбки. Не так она себе представляла сегодняшнюю ночь с мужем. Рыкнув, схватив её за руку, Беренгар отвёл женщину в спальню. Швырнул на тахту, навис сверху. Впился в губы коротким поцелуем, и сразу же переключил внимание на её шею, обнаженные ключицы, прикусывая кожу. Платье мешало, а рвать его одной рукой было неудобно. Задрав юбку вновь, альфа навалился на Асту. Одним рывком смог войти до конца, и сразу стал рвано двигаться, стараясь утолить зов плоти.***
— Ты! — Хейст остановился, обернулся, равнодушно посмотрел на Сагу, которая за ним бежала почти всю дорогу. До гарема оставалось всего несколько десятков метров. — Вам что-то угодно, Метреси? — изображая смирение, омега наградил девушку насмешливым поклоном. — Ты… — оскалилась та. — Грязь! Как ты сметь отнимать мой император? Кто тебе дать право? Старик! — Вам так нравиться наживать себе врагов, Метреси? — губ Хейста коснулась недобрая улыбка. — Может, стоит прояснить, что император тебе не принадлежит? Ты, хоть и носишь титул Метреси, но это ненадолго. Ты ведь смогла родить лишь дочь, а чтобы укрепить свою позицию, у тебя должен быть сын. Много сыновей. И то, это не даёт тебе никаких гарантий на счастливое будущее. — Почему? — нахмурилась Сага. С сомнением смотрела на омегу, которого явно считала достойным упокоения в земле в виду возраста. — Потому что у твоих детей есть соперники, которые могут получить трон в будущем. Сама должна понимать, что будет с тобой и детьми. Глаза девушки расширились. Осознавая услышанное, Сага поджала губы. — Ты первый умереть! — пообещала она, прошла мимо Хейста, задев его плечом. Не могла видеть, как безумно улыбнулся ей вслед омега. Оставалось надеяться, что Сага правильно поняла его слова и попытается сделать хоть что-то полезное. «Лишь бы всё получилось», — шумно вздохнув, Хейст направился к себе. Мысли его вернулись к Беренгару. Тот сейчас, скорее всего, всё еще развлекается с Астой. Впрочем, иначе быть не может. Только император еще долго не сможет унять свою похоть. Чисто из вредности Хейст незаметно подмешал Гару немного гон-травы. Настойка начала действовать почти через сутки, и первым, кого император подмял под себя под действием Татулы, был Хейст. Гар не терял рассудок полностью из-за того, что выпил небольшую дозу гон-травы. Но ближайшие сутки-двое его яйца будут болезненно ныть от переизбытка спермы, а член, словно каменный, будет стоять даже после того, когда у самого императора не останется сил для секса. Для чего это нужно? Просто захотелось посмотреть, в какое похотливое животное может превратиться великий завоеватель. Главное, что если Беренгар что-то заподозрит, то вряд ли подумает на Хейста, ведь вино, в которое была подмешана Татула, было преподнесено от имени Саги.***
Наступившая зима не радовала холодом и обильными снегами. Слишком тёплая, спокойная. Беренгар сидел на кушетке, вынесенной на балкон. Смотрел на заснеженные ели, перебирая багровые волосы. Скоро левая рука не будет такой бесполезной. У одного известного кузнеца, император заказал себе новую кисть. Железную, сжатую в кулак, чтобы ею можно было что-то держать. Это лучше, чем иметь бесполезную культю, которая обращает на себя слишком много внимания. — Гар? — подал голос молчавший до этого омега, задумчиво покручивая платиновое плетённое кольцо на безымянном пальце левой руки. — Тогда, когда ты отвёз меня в храм Фиалласка — ты был серьёзен в своих намерениях? — С чего такие вопросы? — перестав перебирать волосы Хейста, Беренгар отнял руку. Кольцо, такое же, как у омеги, перекочевало на безымянный палец правой руки, соприкасаясь с рубиновым перстнем. — Просто любопытно, — сев у ног императора, Хейст заглянул ему в глаза. — Ну так что? — Допустим, что был серьёзен. Что из этого? — А сейчас? Гар удивлённо хмыкнул. Ухватил омегу за подбородок, разглядывая, словно видел впервые. — Хочешь, чтобы наш тайный брак стал законным? И зачем оно тебе? — Лъёлс… Пусть он и твой сын, но я сомневаюсь, что кто-то станет считаться с этим. Для всех он всего лишь бастард. Мой бастард. Никто не видит в нём принца, коим он является и… — А теперь честно, — приложив палец к губам солсетурина, Гар наклонился. — Чего ты хочешь добиться законным браком? Может, ты действительно переживаешь за нашего сына, но я тебе не верю. Придумай аргумент получше. Хейст удивлённо моргнул. Напряженно сглотнул, собираясь с мыслями: — Этот брак станет хоть какой-то гарантией безопасности. Я не хочу и дальше жить, боясь, что этот день станет последним. Жить, ожидая, когда я надоем тебе, и ты отправишь меня в Солдуран, или убьёшь. Я… Омега шумно вздохнул, опустил взгляд: — Когда на нас напали, я испугался. Но не за себя. Я боялся, что тебя убьют. Я не находил себе покоя, пока вёз тебя во дворец. Не знал, куда себя деть, пока лекари спасали твою жизнь. Я был рядом, боясь, что если я отойду, то ты перестанешь дышать. Стиснув зубы, Хейст поднял взгляд. Гар сильно удивился, увидев в красно-карих глазах скопившиеся слёзы. — Мы натворили много глупостей, Гар. Причинили друг другу слишком много боли из упрямства, из-за гордыни. Так и не научились прощать, но… У нас есть шанс всё исправить, начать сначала. Твоего меча больше нет, но есть омега, который хочет быть рядом. Да, слабый, уродливый омега, который хочет спокойной, счастливой жизни. Протянув руки, Хейст взял императора за лицо. Прижался своим лбом к его лбу, глядя в глазах. — Я хочу быть с тобой, Гар. С тобой, жестокий альфа, что безжалостно уничтожает всё. Не откажи мне хотя бы в этом. Перехватив запястье, Беренгар отстранил омегу от себя. Смотрел на него мрачно, что уже позволяло понять, что ничего хорошего не стоит ждать. — Нет, — жестко ответил альфа, тем самым ставя точку в их разговоре. Ему приятно было видеть, как вытянулось в изумлении лицо Хейста. Как во взгляде появились боль и отчаяние. — Возвращайся к себе. Повернувшись к нему спиной, Гар направился в свою спальню, плотоядно ухмыляясь.