Эй, мир полон идей. Подними глаза, бери скорей. У тебя есть ключи от всех дверей, Открывай скорей, бери скорей. Градусы — Меланхолия Три шага до цели — ты поработил весь мир. Но все же есть люди, в ком ты еще дух не сломил. За веру и правду стоят на твоем пути, Ценой своих жизней тебе не дадут пройти! Tairus — Тиран
Хейст даже и не думал скрывать своей радости. Еще бы, ведь всё вышло даже лучше, чем он мог ожидать. Не только удалось уговорить Ахома перестать снабжать Олус водой и хлебом, но и договориться о поставке пива в Империю. Цена удачных переговоров была не столь высока: принцесса Эстер, масмавийские ароматные притирания и часть земель из Худу. — Это нормально? — Лъёлс нервничал. Скрестив ноги, сидя на огромной кровати, он позволял отцу расчесывать свои влажные после купания багровые волосы. — То, что мы, по сути, продали Эстер Ахому? — Все дети — это товар, — ровным тоном ответил Хейст. — А дети правителей — самый выгодный товар. Принцесс и принцев-омег всегда продают или меняют на что-то выгодное. Когда ты станешь императором, то тоже будешь так делать. Не просто искать выгодные партии для своих детей, а продавать их на благо себе и Империи. — Папа-альфа тоже так поступал? — терзаемый сомнениями, маленький бета взглянул на омегу через плечо. — Разве ему была выгода от брака Арама и Сьера? — Была. Благодаря этому браку Сьерстакт вступил в императорскую семью. — А разве Сьер не сын папы-императора? Или у нас были разные отцы-альфы? Отложив гребень, Хейст смерил Лъёлса задумчивым взглядом. — Разные, — всё же ответил мужчина. Решил, что сын еще слишком мал, чтобы понимать, что Сьер может быть как отпрыском Касыма Нария, так и Беренгара. Принц мог бы и дальше продолжить расспросы. Уж больно ему было интересно узнать побольше о брате, отце-альфе и прочем. Но пришлось прикусить язык. Слишком хорошо Лъёлс знал, что Хейст не любил, когда допрашивают о чем-то подобном. — А мы здесь надолго? — Нет. Через пару дней поедем обратно. У нас еще много работы. Мальчик кивнул каким-то своим мыслям. Взглянул на отражение в отполированном медном зеркале. Нахмурился. Большие выразительные карие глаза, пухлые щечки и алые губки — бета не должен быть таким. Не должен быть таким миловидным и нежным на вид, как омега. В последние годы собственная внешность сильно напрягала Лъёлса, потому что практически каждый, кто видел его впервые, ошибочно принимал принца-Вариса за омегу. Был даже случай, когда новая служанка обратилась к нему «принцесса». — Пап? — оторвавшись от зеркала, мальчик с тревогой посмотрел на родителя, который задумчиво поглаживал шрам на лице. — Я ведь изменюсь? Я не останусь таким навсегда? Я ведь стану мужественным? Как ты, брат и отец-император? — С чего такие вопросы? — ответил вопросом на вопрос Хейст. И только усмехнулся, догадавшись о тревогах отпрыска. Протянул руку, погладил его по щеке, большим пальцем провёл по губам, наклонился к его лицу, заглядывая в глаза. — Не переживай. Время никого не щадит. Через десять лет от твоей нежной, детской внешности ничего не останется. Лъёлс, как завороженный смотрел ему в глаза, затаив дыхание. Аромат пожухлой листвы и сырой земли обволакивал. Беты, как и женщины, по природе своей, пусть и ощущают ароматы альф и омег, но не реагируют на них. Не теряют рассудка от запаха течки. Для них все эти ароматы всё равно, что ароматические притирания или масла, только очень стойкие. — Ложись спать, — отстранившись, велел Хейст. У Нейфра была интересная система престолонаследования. Трон доставался женщине, но это ей ничего не давало. Почти сразу же она обязана была выйти замуж за собственного брата, который таким образом получал власть и становился новым царём. Сестра-жена служила скорее, как дополнение к трону. Власти она не имела. По крайней мере, если умирал её муж-брат, а сын или пасынок, — который был рождён от наложницы, — был слишком мал, чтобы занимать трон, то тогда царица правила, как регент. Главным критерием для становления царём было, чтобы царевич был альфой. Только альфой и никем более. В Нейфре царь-альфа — воплощение великого Солнечного бога, его наместник на земле. Остальные же альфы — избранные, любимые творения и благословение богов. Но если говорить об омегах, то тут тоже всё было весьма интересно. Омеги чаще всего становились жрецами в храмах богов и богинь плодородия. Считалось великим благом, если омега занимался храмовой проституцией. Это не только позволяло избежать возникновения борделей. Омеги-жрецы совершали великое благо, рожая детей. Любая семья, которая не имела собственного потомства, могла заявиться в храм и выбрать себе либо уже родившегося ребёнка, либо начать покровительствовать беременному омеге, который им понравился, чьё дитя после родов обретёт новый дом. За это храмовых омег уважали и любили. На все праздники люди приносили им щедрые жертвы, относили пищу, вино, пиво, ткани и всё необходимое для существования. Храмовые омеги считались одними из самых богатых людей в Нейфре. Богаче них была лишь царская семья. Даже аристократия, как бы ни задирала нос, но обязана была приклоняться перед этими юношами и мужчинами, которые совершали благие дела. — У вас красивый сын, Крал Сариисина, — заметил Ахом, который и рассказал о храмовых омегах. — Жаль только, что вы сами уже не так молоды. Многие аристократы отдали бы что угодно, лишь бы заиметь такое красивое и яркое потомство. Разумеется, что Шакир сразу же побагровел, запыхтел и попытался возмутиться, но Хейст лишь рассмеялся. Странно, но подобные речи его никогда не оскорбляли. Да и нет смысла скалиться, если учесть, что у Хейста действительно красивое потомство. Что Сьер, что Лъёлс. Да тот же Говхар, который от Арама, тоже отнюдь не дурен собой. Про себя Крал-регент решил, что если Ахом снова заговорит о храмовых омегах и потомстве, то он с радостью предложит ему нескольких омег солсетурской и кальтовской крови. Что до Эстер, то в Нейфр она отправится по достижению четырнадцати, так что у девочки еще есть шесть лет, чтобы подготовиться к жизни в чужом государстве. Станет ли она одной из наложниц царя Ахома или же достанется одному из его сыновей-царевичей — пока неизвестно. Погруженный в свои мысли, Хейст не сразу заметил, что Лъёлс уже уснул. Он тихо сопел, свернувшись калачиком на краю постели. Сейчас мальчику было ровно же столько, сколько младшему брату Хейста, когда он умер. Эта мысль заставила омегу невольно поёжиться. Нужно сделать всё возможное, чтобы этот Лъёлс, так сильно не похожий на предыдущего, прожил как можно дольше. Укрыв маленького бету тонким покрывалом, Хейст устроился рядом. Обнял его, утыкаясь носом в багровую макушку, которая пахла травяными притираниями.***
Давя на затылок, сжимая багровые волосы, Гамаль шумно выдохнул. Губы любовника скользили по члену, иногда сильно сжимались, давя на вздувшиеся вены. Ветур поглаживал бёдра омеги, иногда выпускал член изо рта, лаская языком головку, слизывая капли предсемянной жидкости. Его расстраханный зад неприятно зудел, мышцы всё еще сокращались. В последнее время Гамаль стал слишком напористым и безжалостным в постели. А с тех пор, как Хейст уехал в Нейфр, так омега и вовсе сорвался с цепи. Мало ему было ночи, так он стал пользовать Ветура еще и днём. Ждал, когда они останутся наедине, а потом заставлял солсетурина или сосать, или зад подставлять. Самого раба это всё немного напрягало, но спросить открыто он не решался. Тихо застонав, ногтями оцарапав кожу головы любовника, Гамаль кончил ему в рот. И лишь только после того, как блаженные судороги стихли, отпустил, позволяя отстраниться. Откинулся на спину, раскинул руки. В Масмави так и не удалось поехать. Пришлось отложить поездку еще на год. Не мог Гамаль уехать, зная, что его сын находится в плачевном состоянии. Едва узнав об осложнениях после родов, он бросил всё и заявился в Бериш. Омега был готов прибить на месте Сьерстакта, но сдержался. Страх потерять последнего из детей был гораздо сильнее гнева. Гамаль был подле постели Арама, пока ему не стало лучше. Заботился о Говхаре и Касыме, винил Сьера в случившемся. И лишь только когда Араму стало легче и он пошел на поправку, Цветок Масмави смог вздохнуть с облегчением. Но уходить не спешил. Мужчина хотел убедиться, что здоровью его сына ничего не угрожает. Но помимо состояния Арама, Гамаля тревожило и кое-что другое. Говхар категорически не желал принимать младшего брата. Он отказывался даже взглянуть на него. Обижался и злился, если Касыму уделялось больше внимания. Братская ревность не была чем-то удивительным для Гамаля. Он и сам в детстве сильно ревновал, когда кто-то обращал больше внимания на его братьев, чем на него. Но если самого Гамаля хотя бы кто-то любил, — та же когда-то убитая Гаром Шайда, что заменила мальчику мать, да Сохрэб-Менех. То Говхара родители не очень любили. Это было заметно. Что Арам, что Сьер откупались от старшего сына дежурными улыбками, дорогими подарками, фальшивыми объятиями. «И зачем было тогда заводить детей?» — искренне не понимал Гамаль. Смерть двоих его сыновей когда-то причинила ему сильную боль. Настолько сильную, что она по сей день терзает душу омеги. И всю свою нерастраченную любовь Гамаль старался отдать Араму и своим внукам. Рауан так и не привык называть его «дедушкой», потому что считал своим отцом. А теперь еще и Говхар при любой возможности жался к Цветку Масмави, не отходил от него ни на шаг и искренне радовался, когда его обнимали. — Господин? — Ветур всё же осмелился нарушить поток его мыслей. Протянул чашу с вишнёвым шербетом. — Вы побледнели. О чем-то задумались? — Да так… — отмахнулся омега, взяв чашу и сделав пару глотков. — Говорят, что в столицу прибыли люди из Эггрунда, якобы по приглашению нашего Крала-регента, — так и не дождавшись внятного ответа, решил начать разговор на другую тему раб. — И всем они говорят о том, что Империей должен править наследник Беренгара. — Они же понимают, что Лъёлс еще слишком мал для такого? — Может и понимают. Мне кажется, что они просто недовольны правлением регента. — Не дайте боги, чтобы они сказали это Хейсту в лицо, — вздохнув, Гамаль допил остатки шербета. Что-то ему подсказывало, что живыми эггрундцы из Гурура не выйдут.***
В тронном зале, где пришлось принимать гостей из Эггрунда, царило напряжение. Едва вернувшись во дворец, не успев даже спешиться, Хейст узнал о прибытии тех самых смутьян, что пытались разжечь пламя восстания. Но омега не бросился принимать визитёров сломя голову. «Подождут, не сломаются», — бросил Крал-регент, приказав подготовить хаммам. Смыть дорожную пыль необходимо, как и предстать перед гостями во всей своей красе. Черно-фиолетовые одежды из шелка и парчи, украшенные серебряной вышивкой трав и листвы, превосходно сидели по фигуре. А серьги с крупными пиропами так хорошо сочетались с железным венцом, что весь образ выглядел завершенным. Лъёлсу тоже пришлось присутствовать на приёме гостей. Ради него даже кресло побогаче вынесли и поставили рядом с троном. Одежды цвета королевской синевы, украшенные золотой вышивкой, выгодно смотрелись на стройном теле. И всё же, Лъёлс чувствовал себя несколько некомфортно. Эггрундцы волками смотрели на мальчика, словно выискивали хоть что-то, что делало бы его похожим на покойного императора Беренгара. Но при этом не стеснялись всем своим видом выказывать презрения, которое испытывали к Кралу-регенту. Один из эггрундцев вышел вперёд, заговорил на своём языке. — Всё это замечательно, — нагло перебил его Хейст, жестом приказав молчать, — но раз вы находитесь в Сариисине, то потрудитесь говорить на этом языке. Не все из присутствующих знают эггрундский. Эггрундцы побагровели, оскалились. Их было шестеро. Двое альф и четверо бет. Один был облачен в богатые одежды, двое — в воинскую форму, а остальные — в простую одежду. Но оружие у всех было отменное: обоюдоострые мечи, кинжалы. По-хорошему, еще при входе во дворец их должны были разоружить, но Хейст решил не делать этого. Ему просто было интересно: служит ли это оружие какой-то конкретной цели или же оно нужно для вида? — Народ Эггрунда недоволен! — вышел вперёд альфа в военной форме. — Мы требуем, чтобы регент сложил свои полномочия и передал всю власть кронпринцу, назначенному покойным императором. Внутри Лъёлса всё похолодело, внутренности завязались в тугой узел. Ему стало не по себе. — И чем же народ Эггрунда недоволен? — Хейст выглядел так, будто его подобное совсем не волновало. Даже демонстративно убрал с подлокотника трона невидимую пылинку. — Вы голодаете? Бедствуете? С вас дерут непосильные налоги? Что именно не нравится народу Эггрунда? — Ваше правление! — дерзко выкрикнул бета в простой одежде. — Все знают о ваших чудовищных деяниях. О том, как жестоко вы расправляетесь с неугодными. О ваших военных реформах… Кто дал вам право шантажировать людей, обещая им жалкие подачки в обмен на то, что их сыновья будут служить в армии? «Они сейчас серьёзно?» — закатив глаза, Хейст обменялся взглядом со Сьером, который и сам возвёл очи к потолку. — Я жестоко расправляюсь только с теми, кто это заслужил. Или хотите сказать, что безумцы из Дуза, которые промышляли продажей и приготовлением человечины, должны были отделаться лишь тюремным заключением? — Вы казнили их семьи! Невинных детей и… — Дабы избежать возможной в будущем мести, я могу и не такое сделать, — голос Крала-регента звучал холодно, словно лёд. А вот глаза так и горели кровожадным огоньком. — Ваши претензии смешны. В обмен на службу в армии семьи воинов получают жильё, земли. Это самая ничтожная плата, которую можно заплатить за практически бесплатный хлеб. Если это все претензии, то ради чего вы вообще проделали весь этот путь? — Мы не хотим жить под гнётом безумного омеги! — выкрикнул всё тот же бета в простой одежде. — Передайте власть кронпринцу и мы успокоимся. В противном случае, не будет более в Империи спокойствия. — И что вы сделаете? — Хейст чуть подался вперёд, сжал подлокотники трона. Атмосфера в тронном зале раскалилась до предела. Казалось, что еще немного и случится нечто страшное. — Мы сделаем так, что Империя сама погонит вас с трона! — подал голос альфа в дорогих одеждах, отороченных горностаевым мехом. — Народ, привыкший к спокойствию, пожелает поскорее избавиться от смуты. И ради этого он пойдёт на всё. Даже на свержение тирана! Лъёлс и Сьер одновременно взглянули на Крала-регента. Им было не по себе. И ледяное спокойствие со стороны отца только еще больше тревожило. — Вы думаете, что народ глуп и ничего не понимает? — продолжал знатный эггрундец. — Да все знают, что вы делаете всё, чтобы уничтожить Олус, которому сами же и дали возможность выйти из состава Империи. Все знают и об отравлении воды, и о том, что вы ездили в Нейфр, чтобы лишить Олус возможности выжить. Вы думаете, что только Эггрунд бунтует? О нет, это не так. С нами будет весь Исдалур! Солсетур предоставит нам свои армии, а Тунг и Кальт… Двое воинов-эггрундцев тут же зажали рот слишком говорливому товарищу, который явно сболтнул лишнего. — Это всё? — встав с трона, Хейст смерил каждого из пришедших недобрым взглядом. — Бекчи, проследите, чтобы эти смутьяны получили своё. Вырвите им языки и отрубите головы. Отправим их обратно в Эггрунд. Пусть недовольный народ придумает более существенный повод для моего свержения. — Что?! — эггрундцы опешили от такого заявления. Тут же схватились за оружие. — За нас отомстят! — уверенно заявил знатный альфа, который первым же и кинулся вперёд, замахнувшись мечом. Хейст только усмехнулся, продемонстрировав свои железные клыки. Ловко ушел в сторону. В одно мгновение достал из-под широкого кушака стилет, больше похожий на шило и вонзил его в шею нападавшему. Затаившиеся за колоннами лучники стремительно разделались с эггрундцами. Омега раздраженно повёл плечом, цокнул языком, явно недовольный тем, что просители отделались столь лёгкой смертью. — Сарда, отведи Лъёлса в его покои и выстави побольше хаков, — приказал он, сделав Сьеру жест следовать за ним. Вожак, чьи «Шакалы» так легко и быстро разделались с эггрундцами, только кивнул. Протянул Лъёлсу руку. Мальчик с радостью вцепился в неё, словно боясь потерять равновесие. Коленки предательски дрожали. Он не понимал, почему всё происходит именно так. Не понимал, зачем эти люди, пришедшие из Эггрунда, требуют его восхождения на престол, обвиняя отца в тирании. Ему было страшно, ведь эти же люди были готовы наброситься на Хейста, когда он решил разделаться с ними так, как и надлежит поступать с предателями и лжецами. — Всё будет хорошо, — ободряюще улыбнулся Сарда, погладив принца-Вариса по плечу. Лъёлс молча кивнул.***
Сьер едва поспевал за отцом, который сломя голову влетел в свои покои. Едва оказавшись наедине, альфа имел возможность видеть, как Крал-регент сорвал с головы венец и отбросил его в сторону. — Вот же ублюдки! — оскалившись, омега сжал кулаки, позволяя ногтям впиться в ладони до боли. — Ты хоть понимаешь, что это значит, Сьер? То, что сказали эти выродки… — Им откуда-то известно о твоих деяниях в отношении Олуса, — Бекчи тоже помрачнел. — Вот именно! Во дворце завелась крыса, которая обо всём докладывает выблядкам из Эггрунда. И если только им! И эта крыса, определённо, либо среди тех воинов, которых мы посылали в Олус травить воду, либо среди билге. — Я надеюсь, что ты не собираешься из-за этого устраивать кровавую бойню? — Сьерстакт с настороженностью посмотрел на отца. — Если ты убьёшь всех тех воинов и билге, то ничем хорошим это не закончится. Мы должны провести расследование. Присмотреться ко всем и каждому, но не рубить с горяча. Сейчас это опаснее всего. — Эта крыса… — скрестив руки на груди, Хейст поджал губы. — Кем бы он ни был, но он может стоять за покушением на меня. Помнишь, когда на меня напали в имениях Вернера и Ормарра? — Если во дворце действительно завелась подобная тварь, то нужно лучше охранять Лъёлса. Как бы не оказалось, что от него тоже захотят избавиться.***
Волнения нарастали. Среди народа поползли слухи, что Крал-регент сначала позволил Олусу выйти из состава Империи, а теперь делает всё, чтобы превратить жизнь олусцовцев в ад. А следом за этим появились слухи и о том, что на самом деле в Дузе не было никаких торговцев человеческим мясом, а всё это происки Крала, который таким способом избавлялся от неугодных, демонстрировал свою власть над простым народом. Дальше — больше. Едва ли не всё дурное, что могло случиться за последние пять лет, будь то неурожай, какая-нибудь болезнь, хворая скотина, чья-то казнь или еще чего, стали приписывать Хейсту. А потом народ припомнил, что когда-то Крал-регент выдавал себя за альфу, служил при императоре Беренгаре, занимая должность Бекчи и Великого Визиря, и был его подстилкой до опалы. Эггрундцы, которые не спешили покидать Сариисин, мутили воду. Дошло до абсурдного. Пошел слух, что император Беренгар мог бы и не стать завоевателем, и не шел бы войнами на соседей, если бы не присутствие Хейста под боком. А ведь именно этот Солсетурский Змей был рядом, когда Беренгар стал царём Сариисина. Вполне вероятно, что именно он и подбил тогда царевича Селима на убийство братьев и захват власти. Все эти новости не только вызывали у Хейста нервный смех, но и сильное желание выкурить опиума. Правый глаз уже начал дёргаться. Билге уговаривали, едва ли не молили, чтобы Крал-регент вышел к народу, объяснил, что это всё наговоры и ничего из этого не является правдой. Выйти-то всегда можно, как и попытаться оправдаться. Вот только народ не перекричишь. И всё же, Хейст решил выйти к подданным. Был у него план, как обернуть гнев народа против злых языков.***
Было решено не рисковать и не подпускать огромную толпу недовольных близко ко дворцу. Поэтому Хейст выехал за его пределы, дабы выступить на главной площади Меркези. Народу собралось много. Хаки теснили их от помоста, не позволяя подойти слишком близко. В толпе угадывались сариисинцы, масмавийцы, эггрундцы, солсетурины и выходцы из Тунга. Все они смотрели на Крала-регента, облаченного в черные одежды. Кто с усмешкой, кто с ненавистью, а кто-то и с любопытством. — Первее всего, — заговорил Хейст, чей голос звучал сильно и властно, — я хотел бы прояснить ситуацию с Олусом. Данное государство настояло на том, чтобы отделиться от Империи. Признаюсь, решение далось мне нелегко, ибо судьба каждого жителя Империи волнует меня куда больше, чем их земли. Олус пожелал свободы, и получил её. Всё дальнейшее, что случилось с этим государством, никак не связано… — Вода в Олусе отравлена! — вскричал кто-то из толпы. — Олусцовцам запрещена торговля с нами. А Нейфр внезапно отказался и дальше им помогать. Разве это не подозрительно? — Олус заявил, что сможет прожить и без наших подачек, а раз так, то и нечего пытаться тайком вести торговлю на наших землях, — Хейст окинул собравшихся оценивающим взглядом. Среди толпы угадывались люди в капюшонах, которые могли быть как наёмниками, так и подосланными смутьянами, что разжигали конфликт. — Меня обвиняют в том, что я казнил безвинных людей в Дузе? Ну так пусть семьи тех, чьих детей, братьев и сестёр похитили, а затем сожрали, выступят и скажут, какими безвинными были те казнённые. После этих слов народ замолчал. Все знали, что случай в Дузе не был подставным. Семьи, чьи дети и родственники стали жертвами любителей человечины, перебрались в соседние провинции и всем рассказывали о своей утрате. Поняв, что ухватился за нужную ниточку, Крал-регент продолжил: — Злые языки пытаются очернить не меня, а вас, выставив наивными глупцами, которые закрыв глаза на правду, верят лжи. Народ Сариисина, вспомните, кем вы были до правления императора Беренгара! Остальные государства смотрели на вас свысока, ни во что не ставили. Но император Беренгар разглядел в вас то величие и ту силу, какой не было и нет у наших соседей. И он повёл вас в бой! Вспомните, сколько побед вы одержали. Сколько славы принесли ваши отцы, сыновья, братья и мужья. Сариисин стал великим, могущественным. Он завоевал, подмял под себя тех, кто в вас сомневался. И теперь эти обиженные ничтожества, что показывают свои обломанные клыки, пытаются посеять среди нас смуту, чтобы уничтожить нашу Империю! Разве вы хотите этого? — Нет! — раздался нерешительный голос из толпы. Но не прошло и секунды, как ему стали вторить другие голоса, набирая мощь. — Нет, не хотим! — Наша Империя велика! Никто не смеет пытаться разрушить её! — Наш Повелитель, мой муж император Беренгар завещал мне заботиться об Империи, пока его принц-Варис не достигнет шестнадцати лет, чтобы занять трон, — Хейст продолжал говорить, не отрывая взгляда от людей в капюшонах, которые стали разбредаться по толпе, словно пытаясь окружить помост. — Мой долг — сохранить Сариисинскую Империю единой! И ради этого я готов пойти на всё. И я, прошу… Омега склонил голову, медленно опустился на колени, чем поверг в шок всех присутствующих, включая тех, кто сопровождал его из дворца. — …чтобы вы помогли мне в этом, — Хейст сжал кулаки. Пришлось наступить на горло собственной гордости, чтобы решиться на столь постыдный и рискованный шаг. — Сила Империи в его народе. А народ — и есть Империя. Вместе мы сохраним наследие императора Беренгара. — Мы — Империя! — вскричал рослый черноволосый мужчина, подняв кулак над головой. Тут же поднялся хор голосов, которые наперебой одобрительно кричали. Им явно льстило, что Крал-регент встал на колени перед ними, как раб перед господином. Посчитав, что достаточно с него унижений, Хейст грациозно поднялся, выпрямился. С удовольствием заметил, как загорелись глаза собравшихся людей. — Первее всего необходимо найти тех, кто наводит смуту, — вновь заговорил омега. — За каждого смутьяна, что живого, что мёртвого полагается награда в десять золотых. А также, освобождение от службы в армии тех, чьи семьи приведут предателей и бунтовщиков! Толпа взорвалась еще большим шквалом ликования и одобрения. Золото и освобождение от службы в армии — слишком щедрая награда за головы болтливых эггрундцев. С Тунгом и Солсетуром у Хейста будет отдельный разговор. Особенно со знатью, которая не способна приструнить своих людей. Довольный результатом, Крал-регент бросил еще пару фраз напоследок, собираясь уходить. Дабы задобрить народ пришлось прибегнуть к еще одной хитрости. — Дабы показать, что я пекусь о своём народе, об Империи, завтра же случится бесплатная раздача еды. Все желающие смогут явиться сюда, на площадь Меркези, чтобы получить не только порцию еды, но и сорок фид на человека. Главный казначей Мансур Омед заметно занервничал. Стал в уме подсчитывать, насколько сильными будут убытки в казне, если исполнить задуманное Хейстом. Собственно, его взяли специально для того, чтобы он всё это услышал. Под вопли одобрения и восторга, Крал-регент стал отступать. Ему даже стало интересно, как скоро народ начнёт предоставлять ему слишком болтливых смутьян. — Государь, осторожно! — вскричал Шакир. Схватил Хейста за плечо, рывком оттолкнул в сторону. Выпущенные несколько стрел практически одновременно угодили в спину беты, пробив панцирь из выдубленной кожи. Толпа тут же заволновалась. Самые шустрые поспешили покинуть площадь, спрятаться от стрел, что со свистом рассекали воздух над головами, попадая в хаков и случайно подвернувшихся людей. Хейст тоже поспешил укрыться, чтобы не сложить голову тут же на месте. Быстро забравшись в карету, он стал присматриваться к домам вокруг. Лучники были на крышах, красовались в окнах. Их было много. — Ублюдки, — выплюнул Шакир, забравшийся в карету следом. Тяжело упал на сидение напротив. Снял с себя панцирь, чтобы осмотреть его. Наконечник стрелы, выпущенный мятежниками, был зазубренным. Такой из раны с трудом вытащишь, чтобы не причинить еще больше вреда. Карета тронулась, а следом за ней лишь малая часть хаков. Остальные остались, чтобы попытаться поймать хотя бы кого-то из лучников. — Плохо дело, что мятежников так много в столице, — Хейст сжал кулаки. Хорошо, что он решил собрать люд не под стенами Гурура, а на Меркези. Подвергать опасности Лъёлса не стоило. Карета внезапно остановилась. Лошади пронзительно заржали. Застонали обнаженные мечи, кричали люди. А затем карета начала раскачиваться, словно её хотели перевернуть. — Нам нужно уходить, — выпалил Шакир, вытащив стрелу из панциря, который снова надел. Обнажил саблю, открыл дверь с другой стороны кареты, призывая Хейста немедленно выбираться. Омега шустро выскочил наружу. И в этот же момент кто-то налетел на него, повалив на землю. Удар в челюсть заставил застонать. — Грязная уродливая сука! — прорычал на эггрундском нападавший, замахнувшись кинжалом. Оскалившись, Хейст нащупал свой венец. Не обращая внимания на то, что острые сегменты впиваются в ладонь и пальцы, сильно царапая, ударил им по лицу эггрундца. Удар вышел достаточно сильным. Настолько, что нападавший вскрикнул, выронил из руки кинжал. С помощью этого же кинжала и встретил свой конец. Шакиру не давали подойти. Его окружили пятеро. У одного из них была булава, которой он и отбросил агасы точным ударом в грудь. Хейст поднялся с земли. В одной руке сжимал свой черный, украшенный пиропами железный венец, не обращая внимания на капающую на землю кровь, а в другой — кинжал. Низкий рост давал ему преимущество перед противником. Так было проще увернуться от вражеской атаки, самому наброситься. Кралу-регенту удалось убить еще четверых, прежде чем его схватили за волосы и опрокинули на спину. Пинок под дых выбил из лёгких воздух. А следующий удар в живот заставил и вовсе согнуться. — Нам сказали, что с тобой не так просто будет разделаться, омега, — выплюнул один из эггрундцев, схватив Хейста за волосы и заставляя его подняться. — Но, похоже, что нам наврали. Регент попытался вырваться, но ничего не вышло. Пинок под колени заставил упасть. Следом последовал удар под рёбра. Рука, удерживавшая Хейста за волосы, внезапно отпустила. Эггрундовец упал на землю. Из его раны в боку стремительно вытекала кровь. Воспользовавшись моментом, Хейст поднялся на ноги. Подняв с земли меч, принялся им обороняться. Площадь Меркези просто кишела эггрундцами, большинство из которых прятали свои лица под капюшонами. — Азер! — пробираясь через толпу, Хейст взглядом выискивал своего агасы, про себя обещая убить его. Подоспевшие на площадь хаки стали оттеснять мятежников. Убивали их без промедления. — Азер! — скалясь, Крал-регент уже был готов ринуться к перевёрнутой карете, возле которой лежало тело масмавийского агасы. В этот же момент мимо промчалась лошадь с всадником, закутанным в тёмный плащ, а в следующую секунду на шею омеги набросили верёвку, которую он не заметил. Верёвка болезненно впилась в шею, душа, утянула за собой, вынуждая опрокинуться. На краткий миг перед глазами всё почернело, все звуки стихли. Просунув пальцы одной руки между верёвкой и горлом, Хейст постарался ослабить нажим. Мечом, сжатым в свободной руке, попытался перерезать верёвку. Сердце бешено колотилось в груди, словно было готово вот-вот вырваться наружу. С трудом, но удалось перерезать верёвку. Кашляя, одновременно с тем жадно хватая ртом воздух, Хейст перевернулся на бок, попытался подняться. Парчовый кафтан на спине был безжалостно порван, но это последнее, что волновало мужчину. Поднявшись, он пошатнулся, но заставил себя устоять на ногах. Его окружили семеро эггрундцев, обнажив оружие. — Да чтоб вас, выродки, — нервно усмехнулся Хейст. Кольцо врагов стремительно сужалось.***
«Что же может пойти не так?» — риторический вопрос, который задала в шутку Йонса, когда Сьерстакт сетовал, что ему не позволили сопровождать Крала-регента. Увы, ответ пришел спустя несколько часов со стороны главной площади Калпа. — Нужно послать туда больше людей! — кричал Бекчи, попутно отдавая приказы. — С папой всё будет в порядке? — обеспокоенно спросил Лъёлс, который ходил за «братом» хвостиком. — Ведь будет? Но ответа не было. Сейчас Сьер не мог ничего обещать. Сообщения о многочисленности мятежников, об их бесчинствах и о смертях хаков, мирных жителей приходили одно за другим. И все были не утешительными. — Юный господин, вам лучше пока вернуться к себе, — поймав Лъёлса за плечо, Сарда многозначительно посмотрел на него. — Сейчас здесь небезопасно находиться. — Но папе может угрожать опасность! — стал вырываться мальчик. — Наш Государь не тот человек, который бы не нашел выхода из любой ситуации, — уверенно заявил альфа. Пробегая мимо, Сьер толкнул его плечом. Отдал короткий приказ увести принца-Вариса в безопасное место. — Возле Восточных ворот собрались люди! — доложил кто-то из часовых. — И с ними… Бекчи не стал дослушивать. Рванул туда, велев хакам следовать за ним. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Лъёлс быстро высвободился из рук Сарды и рванул к Восточным воротам. Он боялся худшего. И одновременно с тем надеялся на то, что Хейст жив. Ведь Сарда прав и Крал-регент не мог проиграть жалким мятежникам. Это же его папа! Знаменитый Хейст Миркюр, который как бы низко не падал, всегда находил способ и силы подняться еще выше. Мальчик бежал, старался обогнать хаков. Держался на расстоянии от них, чтобы никто из мужчин не попытался схватить его. Восточные ворота были открыты, но вопреки ожиданиям, через них не хлынула толпа мятежников. На территорию дворца вошли лишь несколько человек. Вооруженные, они держались нагло и высокомерно. Взгляд Лъёлса тут же обрушился на связанного человека в порванной и грязной черной парче. — Отец! — радуясь, что Хейст жив, мальчик уже собирался броситься к нему, как тут же чья-то рука, ухватившая за шкирку, рывком заставила отступить назад. — Не вмешивайся, — грозно бросил Сьерстакт. — Принц-Варис, — один из мятежников, рослый и широкий в плечах мужчина средних лет, выступил вперёд, отвесил поклон. — Мы рады видеть вас в добром здравии. — Немедленно отпустите Крала-регента! — потребовал Сьер, обнажив меч. Его напрягало, что Хейст, несмотря на всю эту ситуацию и своё незавидное положение, оставался спокоен. — Отпустим, — заверил рослый эггрундовец, — но после того, как регент исполнит наше требование. А оно таково: отречься от власти и передать всё в руки принца-Вариса. А также поставить в должности Великого Визиря человека, который будет следить, чтобы Варис не пошел по стопам своего отца-омеги. Хаки переглянулись. Лъёлс весь сжался, вцепился в подол кафтана «старшего брата». Ему было страшно. Он не понимал, почему эти люди выставляют такие странные требования. — Сопроводите нас во дворец, — подал голос Хейст. Под глазом расцветал синяк. Из-за отбитых рёбер и боков каждый вдох приносил боль, но омега этого не показывал. Он не собирался падать в грязь лицом из-за неприятных ощущений. Верёвки слишком туго перетягивали руки и тело, из-за чего кровоток нарушился. Особенно ощутимо это было пальцами рук, которые онемели и умудрились посинеть. Все понимали, что любое движение со стороны дворцовых может иметь смертельные для Крала-регента последствия. Поэтому хакам ничего не оставалось, кроме как расступиться и дать пройти мятежникам, что не стеснялись подгонять Хейста пинками. — Почему они стоят? — Лъёлс дёрнул «брата» за руку. — Почему они ничего не делают? Сьер, мы должны… — Если хочешь, чтобы Хейст был жив, то лучше пока не вмешиваться, — шикнул на него Бекчи, испытав сильное желание оттолкнуть мальчика. Мятежники тянулись вереницей друг за другом. Практически все они были выходцами из Эггрунда, о чем свидетельствовал их говор, внешность, — сочетание светлой кожи и каштановых, или коричневых волос, — а также поминание бога войны Эйка. Вооруженные, они шествовали гордо, явно чувствуя себя победителями. — Часть хаков пусть отправится в город и осмотрит площадь Меркези, — приказал Сьерстакт. — Раненых доставить во дворец, мёртвых — подготовить к погребению. Он, как и все придворные, прекрасно понимал, что сейчас нельзя рисковать. И если Хейст велел сопроводить его с мятежниками во дворец, то скорее всего, согласился с их условиями. Впрочем, иначе и быть не могло. Хейст был из тех, кто всеми силами цеплялся за жизнь. Поэтому в его же интересах было согласиться на те условия, что ему выставили мятежники. Лъёлс снова побежал вперёд. Он боялся упустить отца из вида. Боялся, что эггрундцы воспользуются своим положением и навредят омеге. Собственно, это один из мятежников и сделал. Ударил Хейста ногой в поясницу, вынуждая упасть прямо на крыльце дворца. — Шевелись, омега, — ехидно бросил наглый бета, упиваясь своей безнаказанностью. — Это вам стоило пошевелиться после смерти Беренгара и устраивать мятеж, а не ждать долгих пять лет, — огрызнулся Крал-регент, поднявшись. Расправил плечи, но пошел чуть быстрее. Лъёлс следовал за ними. Страх терзал его изнутри, заставлял дрожать и опасаться худшего. Ведь вполне вероятно, что после того, как Хейст исполнит все требования мятежников, его могут захотеть убить. Казалось, что путь до бывших императорских покоев затянулся на долгие часы. Хаки под командованием Эрена-кафы и Сарды, держали оружие наготове, напряженно наблюдая за эггрундцами. Вожак, пусть и знал господина Миркюра достаточно давно, но опасался того же, чего и все. Крал-регент остановился перед дверьми своих покоев, перевёл взгляд на пробирающегося к нему Сьера. — Бекчи, позовите Уруза-билге, — приказал он, сверкнув глазами, — вы оба будете присутствовать при написании указа. Сарда, твоя жизнь зависит от жизни и здоровья Вариса. — Да, Государь, — едва заметно кивнув, Вожак огляделся и, найдя крадущегося заследом Лъёлса, схватил его за руку. Но не отвёл в покои или в гарем, где сейчас было безопаснее всего, а спрятал за свою спину. Хейст не спешил заходить в свои покои, какими бы недобрыми взглядами его не буравили эггрундцы. Заходить туда одному, в сопровождении одних только своих конвоиров — большая ошибка. Нервно теребя рубиновый перстень, омега думал о том, что всё могло быть гораздо хуже. Его могли убить сразу, как только схватили. Ведь до этого стрелы летели в него, а верёвка набрасывалась на шею не ради того, чтобы запугать. Что стоило эггрундцам, едва Крал-регент оказался в их руках, вспороть ему живот, отсечь голову или посадить на кол? Но они явно хотели чего-то большего, чем просто свержения действующего правителя Империи. И получить это они могли только от живого Хейста. Когда Сьер вернулся в сопровождении запыхавшегося Уруза, омега кивнул и решительно переступил порог собственных покоев.***
— Внемлите народ Сариисинской Империи указу, написанному и подписанному собственноручно Кралом-регентом! — глашатай зачитывал текст указа, который сейчас в это же время должны были повторить на площади Меркези, а после разнести быстрой вестью по всей Империи. — «Я, Хейст Миркюр, назначенный на пост Крала-регента по воле мужа моего, императора Беренгара Ысылай, отказываюсь от громкого титула и от всей власти, что была дарована мне. Но прежде, повелеваю, занять принцу Лъёлсу-Варису трон Сариисинской Империи, как того требуют обстоятельства и сам народ. А также, повелеваю занять должность Великого Визиря… Дидару Самуру, служившему на благо Империи верой и правдой долгие годы. Да будет так. Долгих лет жизни императору!» Каждое слово, произнесённое триумфальным тоном глашатая, было похоже на удар топора, который бил по одному месту, пытаясь отсечь голову опасному преступнику. Все обитатели дворца были согнаны во внутренний двор, чтобы услышать новый указ. Гамаль сжимал кулаки, глядя на балкон, выходящий во внутренний двор с восточного крыла, откуда вещал глашатай. Там, на балконе, стоял Хейст. Очевидно, ему позволили переодеться и немного привести себя в порядок. По крайней мере тёмно-фиолетовые одеяния выглядели опрятно, да и волосы самого солсетурина были расчесаны. Держался он прямо, словно и не собирался исполнять озвученного в указе. Лъёлс, всё еще напуганный и встревоженный, был едва ли не насильно усажен на трон, который вынесли на балкон. Высокая корона-тиара, украшенная александритами и изумрудами, которую при жизни носил император Беренгар, была слишком велика мальчику. Поэтому её просто держали над его головой в четыре руки верховный рахип и новый Великий Визирь, Дидар Самур. Последний выглядел особенно радостным. Еще бы, ведь он теперь был именно тем человеком, который мог не просто влиять на юного императора, но и править целой Империей.***
«Могло быть и хуже», — твердил про себя Хейст, меряя шагами свои новые покои. Вернее, свои прежние покои, которые он занимал, будучи сначала Тархибом, а после и супругом Беренгара. Покои на втором этаже омежьей половины были спешно приведены в порядок. Сразу же после оглашения указа, бывшего Крала-регента поспешили поселить именно там. Так еще и по приказу Дидара приставили к дверям хаков, чтобы те никого не впускали и не выпускали. Ни Гамалю, ни Сьеру, ни тем более Лъёлсу не было позволено навестить Хейста. Сейчас, конкретно в данный момент, проходил Великий Совет, на котором Дидар-билге зачитывал требования Эггрунда. Омега даже не сомневался, что никто из билге не станет прислушиваться к новому императору. Лъёлс всё еще ребёнок, ему только девять. Пока что его слова ничего не значат для взрослых, а значит, что билге будут слушать только Великого Визиря. — Зато, кажется, мы нашли крысу, — заметил Рагнар. Хейст даже не взглянул на него. Он и сам это понял. Еще тогда, когда ему назвали имя того, кто должен стать Великим Визирем. Эггрундцы были весьма любезны, заявив, что именно Дидар Самур-кафа искренне переживал за народ Империи. — Переживал… Ха! Поморщившись от внезапной головной боли, омега всё же сел в кресло. Потёр ноющие виски. Все мысли теперь вертелись только об одном: мести Дидару за предательство. Жаль только, что не скоро получится поквитаться с ним. Очень жаль. Со дня отречения от власти Крала-регента прошло больше трёх суток. И за всё это время соизволили лишь раз принести кувшин с водой да лепешку. Погруженный в собственные мысли, Хейст и не заметил, как наступил вечер. Поднял голову, когда дверь покоев отворилась, впуская нового Великого Визиря. — А ты ведёшь себя достаточно тихо для омеги, потерявшего всё, — ухмыльнулся Дидар, сложив руки за спиной. Держался он высокомерно и величественно, явно упиваясь собственной победой. — Я уж надеялся услышать от тебя истеричные крики и увидеть разгромленные покои. — Прости, что разочаровал, — ощерился Хейст, даже не думая вставать. Только еще вольготнее устроился в кресле, смерил альфу холодным взглядом. — Билге и наш Повелитель, в том числе, на основе всех твоих злодеяний вынесли свой вердикт, — оскалившись, начиная злиться, Самур сжал кулаки. — За преступления против Империи ты отправляешься в темницу. До конца своих дней. Губы альфы сами собой растянулись в ликующей ухмылке. Он ждал, что сейчас Хейст начнёт протестовать, умолять его не отправлять в темницу. Но вместо этого омега поднялся с кресла и сделал пару шагов к дверям. — Так когда я туда должен отправиться? — Ты… Как же ты меня раздражаешь! — схватил его за плечи, Дидар встряхнул солсетурина со всей силы. Зарычал ему в лицо. — Что же ты за тварь такая?! Ни сдохнуть не можешь, ни сделать вид, что тебя хоть немного тревожит твоё падение. Я догадывался, что с тобой будет сложно, но чтобы настолько… — Прям уж сложно? — закатив глаза, Хейст терпеливо ждал, пока его отпустят. — Сложно! Ты должен был умереть еще тогда на охоте, но нет же. Жив остался. Только слегка пострадал. И сейчас… во время мятежа, тебя лишь слегка задело, а Шакира чуть не убили. И всё из-за того, что этот дурак стал защищать тебя. — Спасибо, — с улыбкой сказал омега, вгоняя Дидара в недоумение, — наконец-то я знаю, кто нанял тех ничтожных наёмников. А я-то всё гадал, кому не хватило денег на нормальных убийц. — Тварь! — оскалившись, альфа отвесил ему сильную пощечину. Грубо толкнул к дверям. — В темницу! Сгниёшь там, как последняя падаль. Хаки, только и ждавшие команды от Великого Визиря, немедленно схватили Хейста под руки и увели. Омега не сопротивлялся. Позволил увести себя в темницу, лихорадочно соображая, что же делать теперь. Необходимо найти способ, пусть не вернуть себе власть Крала-регента, то хотя бы отомстить мятежникам и Дидару.***
Внутри него всё закипало. На Великий Совет его вызвали только для того, чтобы все билге принесли клятву верности и выразили почтение юному Повелителю. А после сразу же отпустили. И только спустя несколько часов Лъёлс узнал, что без его ведома билге и Великий Визирь единогласно приняли решение запереть Хейста в темнице. «Не прощу! — билось в голове мальчика. — Я никогда им этого не прощу!» Взгляд сам собой упал на кинжал, на навершии которого призывно поблёскивал арбузный турмалин. Напряженно сглотнув, Лъёлс схватил кинжал. Пряча его в широком рукаве кафтана, решительным шагом вышел в коридор. — Созовите всех билге! Немедленно! — приказал он, не глядя на удивлённых хаков. — Лъёлс! — Сьер поспешил за ним. Схватил за руку, заставляя остановиться. — Что ты задумал? — Я не позволю этим выродкам решать за меня! — прошипел мальчик, вырываясь. — Раз они решили запереть нашего отца в темнице, то я уничтожу тех, кто посмел преступить закон и поднять мятеж! Они требуют справедливого суда для нашего отца, но получат его для всех! — Хейста отправили в темницу? — удивился альфа. Он ничего об этом не знал. Ему запрещено было приближаться к покоям бывшего Крала-регента. Не став ждать, пока Сьер решит: помогать ему или нет, Лъёлс направился в зал Великого Совета. Занял трон, нетерпеливо дожидаясь пока явятся билге. Про себя решил, что если эти ублюдки не придут, то с радостью напишет и подпишет указ о лишении должностей зажравшихся выродков, а заодно о казни всех, кто принимал участие в мятеже. На счастье, долго ждать не пришлось. Билге во главе с мрачным Дидаром вошли в зал, но не спешили кланяться юному императору. — Повелитель, что вас… — Молчать! — рявкнул Лъёлс. Внутри него всё клокотало. Злоба и ненависть придавали сил, не позволяя отступить от своего решения. — Я не давал вам права говорить, Дидар. И не давал права решать за моей спиной судьбу моего отца! — Повелитель, при всём уважении к вам, а этот омега совершил множество злых деяний, — всё же осмелился возразить Великий Визирь. — Он должен понести наказание. Из уважения к вам мы не осмелились казнить его, как того требует закон… — Закон?! — дерзко перебил мальчик, встав с трона. — Ты смеешь говорить о законе, кафа? Лицо Самура пошло пятнами. Ему не понравилось, что этот ребёнок обратился к нему, упомянув прежнюю должность. — В таком случае закон будет един для всех! — повысив голос, Лъёлс боролся с желанием наброситься на билге и выпустить им кишки. — Все мятежники, причастные к бойне на площади Меркези немедленно предстанут перед законом и будут казнены!