***
Спустя год Достоевский снова почувствовал запах арбуза, он был слабым и манящим, будто вот-вот и снова начнётся рай для него. Живя в одной квартире с двумя взрослыми омегами, которых в последнее время было не видно, позволяло узнать много нового. А-отец, так рано оставивший его, не успел рассказать ему всё, что должен был знать альфа, потому очень многое познавалось опытным путём. Он научился улавливать самый слабый запах ещё предстоящей течки и определять конкретно текущего омегу за блокаторами. Течки у омег не были одинаковыми, но стабильно несколько раз в течение полугода они текли. Его о-папа вообще тёк раз в два месяца, и Фёдору казалось это нормальным. Ненормальным для него было, что за год он не чувствовал запаха Дазая. Возможно, он нашёл себе альфу, хотя в его возрасте это было сомнительно. Да и тогда бы он не подошёл к нему в первый раз?.. При собственном альфе спать с другим было неправильно. Достоевский, погрузившись в рутину учёба-работа-дом, находил омег для секса, которые не были так желанны, но, как считал, нужны для здоровья. Он стал строить свой маленький бизнес, который приносил ему доход. Конечно, не сразу, но скоро у него сможет появиться возможность купить нормальную квартиру и предложить Дазаю жить с ним. Он бы любил его, дарил наслаждение, каждую течку приносил бы ему нужные таблетки в виде его члена, и омега был бы полностью счастлив и ни в чём не нуждался. Только отдали бы ему на воспитание шестнадцатилетнего парня, который неизвестно кем будет, как считалось многими? Достоевский вдохнул аромат давно ушедшего в школу Дазая. Надо будет его спросить про течку. Его о-отец днём уехал с новым альфой куда-то отдыхать. Фёдор даже не стал особо вникать в это. Они в последнее время часто оставляли его с Дазаем, видимо, не понимая, что вряд ли можно оставлять одних альфу и омегу. Но минимум до восемнадцати об этом никто не задумается, а значит, у них есть время наслаждаться друг другом, а потом они решат, что делать дальше. Дазай вернулся в одиннадцатом часу, они с Фёдором поели, и он сходил в душ. Они устроились в гостиной на диване, омега подложил под себя несколько махровых покрывал, ссылаясь, что надоело лежать на жёстком, а голова его покоилась на бёдрах альфы. Осаму вдыхал в себя аромат медовой дыни, который исходил от Фёдора. Может, тогда он не задумывался об этом, потому не замечал?.. Он поёрзал, поджав под себя ноги и продолжая смотреть кино. Он не особо любил боевики, но рядом с альфой любой фильм смотрелся, так как компания была самой нужной. Дазай год не вспоминал странное лечение, которое считал бредом воспаленного мозга, но, видимо, всё вернулось, и единственный способ вылечиться — спросить у Достоевского, как это было в прошлый раз. — Всё в порядке, Осаму? — ровно спросил альфа. — Да. — Ты не обманываешь меня? Дазай приподнялся на локтях и, глядя честным, щенячьим взглядом, кивнул. Ему не хотелось вот так сразу с порога говорить о проблемах, может, пройдёт?.. Достоевский фыркнул и, дотянувшись до резинки штанов, нырнул ладонью внутрь. Раньше Осаму предпочитал обычные боксеры, а теперь впитывающие. Запах не мог ему врать. — Что ты делаешь? — возмутился омега. — Так же нельзя! Он ударил кулаком по руке, но было поздно. Прохладная ладонь прошлась по ягодицам, пальцем задевая анус. Дазай прикусил губу, злобно, просяще выговаривая: — Убери, пожалуйста. Альфа наблюдал за омегой, он провёл ребром ладони между ягодиц, а потом погрузил несколько пальцев в него, ощущая, как на них остаётся секрет. Нос не подвёл — Дазай потёк. Омега простонал. — Дост, пожалуйста… — Ты обманул меня, Дазай, почему? — Он погружал пальцы в омегу и вытаскивал, смотря, как последний разум стирается в глазах. Омеги были слабы тем, что природа заставляла терять голову, когда в них проникали, все чувственные зоны обострялись, забирая остатки разума. Перед ним был тот омега, который с удовольствием сядет на член. — Хотел справиться сам, а трусы, чтобы не было мокрых следов. — Омега постанывал от лёгкого удовольствия, забывая, что ничего не хотел рассказывать. — Вставай, я помогу тебе. Дазай попытался встать и тут же упал на диван. Слабость захлестнула организм, призывая сдаться в сильные, умелые руки, которые в прошлый раз ему помогли. Его волосы разметались, а сам он был восхитительно близок, разводя ноги. Раскрасневшееся лицо, мутный взгляд и собственные пальцы, которыми он заменил альфу. Достоевский пересел в ноги и одним рывком спустил до колен штаны с бельем. Он хотел попробовать на вкус омегу снова, чтобы убедиться, что он самый аппетитный и желанный для него, но запах, который выбрался, ударил в нос, заставляя сменить планы. Он приспустил своё белье, его член был свинцовым и требовал разрядки, нависнув над омегой, он одним толчком вошёл в него, заставляя омегу прогнуться в спине. Стенки на удивление спокойно приняли член альфы, несмотря на долгое отсутствие практики. Достоевский сминал губы Дазая, кусал шею, вбиваясь в податливое тело размашистыми толчками. Осаму насаживался на член, вылизывал шею альфы, обхватив его ногами. Альфа старался полностью заполнить омегу, чтобы внутри него не было ни одного места, не тронутого им. После предыдущего марафона со своим истинным, он столкнулся с проблемой образования узла, который должен был сцеплять его с омегой. Будучи достаточно осторожным в плане нежелательной беременности, ему пришлось научиться вытаскивать член до его образования, чтобы презерватив не порвался, но все эти проблемы отошли на второй план, когда под ним оказался собственный омега. Достоевский толкнулся внутрь, ощущая, как набухает узел. Дазай выгибался и ласкал себя и альфу, который непозволительно далеко от него находился, ощущая себя одним целым с ним. Фёдор совершал маленькие толчки внутри, чувствуя, как пульсирующий член изливает семенную жидкость. Он наклонился над омегой и впился жадным поцелуем, оглаживая тело. Он спустился руками вниз и забрался под ягодицы, проверяя, насколько ещё можно лежать. Что-что, а диван они постирать не смогут. — Дазай, обними меня, — хрипло произнёс альфа. — Только не убирай руки, — продолжая стонать, ответил омега. — Не буду. Достоевский целовал, будто пытаясь поглотить Дазая, который отвечал не менее жадным поцелуем, обнимая за шею и держась ногами. Фёдор с трудом встал, удерживая омегу, он шёл в свою комнату. Убедившись, что омега держится за него, он стал гладить его спину, массируя и спускаясь вниз. Альфа провёл по влажной ложбинке между ягодиц ребром ладони и стал мять ягодицы в руках. Омега стонал, сам стал понемногу насаживаться на член, короткими движениями. Достоевский сел на кровать, уперевшись спиной в стену, начиная снова совершать лёгкие толчки. Его взгляд упал на коробочку серо-синего цвета с надписью «презервативы», и тут же он стал покрывать поцелуями шею партнёра. Узел опал, Дазай уткнулся носом в шею, тяжело дыша. — Попробуем другой способ лечения? — возбуждённо говорил Фёдор, размазывая секрет по ягодицам, царапая их. Осаму смотрел возбуждёнными глазами, чуть привстал, уперевшись руками в стену, и стал тереться своим маленьким членом о живот альфы. Он оттягивал губу, издавая полустоны. Альфа пальцами оглаживал стенки ануса, чувствуя, как приливает к паху. Он стал насаживать омегу на свой орган. Осаму застонал и резко опустился на него, и они стали ритмично быстро вбиваться-насаживаться.***
Течка закончилась через десять дней. Они, уставшие, лежали на кровати, пытаясь восстановить дыхание. Дазай смотрел в довольные аметистовые глаза напротив, пытаясь понять, с каким чувством на него смотрят. До этого он не задумывался, и все взгляды были одинаковы, но сейчас зарождалось что-то новое, непонятное, о чём ему рано ещё думать, но уже так хотелось. Это странное лечение приносило с собой дикую усталость, будто он бежал марафон, но как бы он не спрашивал у Достоевского, тот никогда не говорил, в чём оно заключается. Одно он знал наверняка, тянущая боль внизу живота проходила, а странные выделения заканчивались. Из-за страха быть не понятым, он не рассказывал об этом родителям, но прекрасно помнил, как он подошёл к Достоевскому, взял его руку и показал проблему — ему хотелось поделиться с тем, что его волнует и найти решение, и Фёдор на самом деле её решил, и ему было от этого решения замечательно. Только почему они всегда оказывались в одной кровати, он не помнил. — Мне нравится твой способ решения проблемы, спасибо. — Почему сопротивлялся тогда ему? — Хотел сделать также. — В следующий раз говори сразу, что тебя волнует, мы решим эту проблему. — М-м-м, ладно, — Осаму улыбнулся, а на душе Фёдора началась настоящая весна. Омега встал с кровати и подошёл к своим штанам, лежащим у стены. Осаму наклонился за ними… Альфа увидел, что анус ещё не вернулся в своё привычное узкое состояние. Напряжение внизу усилилось, заставляя подлететь к омеге и заставить упереться в стену. Руки альфы легли поверх рук омеги, горячим пульсирующим членом он стал водить между ягодицами, заставляя омегу вздрагивать. Он шептал на ухо Осаму томным голосом: — Дазай, давай попробуем продолжить наше лечение? Одной рукой Достоевский стал гладить Дазая, спускаясь ниже. — Ты ведь вылечил меня? У меня больше ничего не тянет, — удивлённо спросил юноша, зажмуриваясь. — Закрепим результат, — он аккуратно гладил головкой анус, слегка погружаясь. Он не знал почему, но ему так хотелось оказаться внутри столь желанного тела прямо сейчас, и это должно было понравиться Дазаю. Это ведь ненаказуемо? Дазай не знал, что ответить. Болеть снова ему не хотелось. Может, закрепи они результат тогда, то и сейчас бы не пришлось ничего делать? — Давай, — неуверенно сказал он. Достоевский коленом раздвинул ноги, а рукой заставил прогнуть спину. Он терзал шею, ухо и входил в податливое тело омеги, которое принимало его. Оно желало, требовало его, и этого было достаточно. Ну и что, что Дазаю всего лишь семнадцать, главное, чтобы их желания совпадали, ведь так? — А-а-ах. Альфа двигался в омеге неторопливо, ощущая, как размазываются остатки секрета по его органу. Дазай стонал, закидывая голову назад. Как ещё соседи не сбежались на эти крики?.. Пошлые шлепки и хлюпы наполняли комнату вместе с запахом секса. — Тебе хорошо? — возбуждающим голосом спросил альфа, прикусывая мочку уха. — О-о-очень, — простонал омега. Достоевский растягивал удовольствие, наслаждаясь горячей узостью тела и позволяя Дазаю полностью осознать, что такое секс и что он даёт. Возможно, о-папы показывают своим детям половое воспитание на практике, а может, наоборот ничего не рассказывают, кроме того, какие таблетки пить. Но это ведь неправильно? Надо их готовить к тому, что они должны получать удовольствие, а не травить себя. Фёдор резко вышел и тут же вошёл, заставляя омегу сжаться вокруг его члена, и, вжимаясь в любимое тело, наполнял его семенной жидкостью. Узел, наверно, из-за отсутствия течки не образовался. Он обхватил обмякшего омегу и перенёс на кровать. В этот раз он не успел загрузить бельё, чтобы убрать пошлые запахи, о которых не надо знать родителям. Дремать в объятиях друг друга было так безмятежно…***
— Пожалуйста, пошевели им внутри, — плакал омега, послушно делая шаги по команде альфы. Течка затмевала разум, но естественные нужды оставались. — Ты ведь в туалет хотел, — придерживая омегу, спросил альфа. Полчаса назад он потребовал отвести его в туалет, и Достоевский взялся за это нелегкое дело. Узел скреплял их на несколько часов, а идти, куда бы то ни было с узлом внутри, было достаточно сложно: им можно было принести как удовольствие легкими толчками внутри, от которого Дазай сходил с ума, так и боль, так как стенки и так сильно натягивались. Прижимая тело к себе, они делали шаги, чтобы ничего не испортить. — До-о-ос, — полупростонал-полупротянул он, медленно перенося ногу. Они уже дошли до матовой стеклянной двери, отделяющей их от санузла. — Упрись, малыш. Тихая команда была немедленно исполнена, Дазай выставил руки, чувствуя, как орган альфы стал делать легкие толчки, заставляя его довольно стонать. Мягкие, нежные, осторожные толчки внутри и полное отсутствие возможности вытащить его, так сводило с ума, что хотелось… За эту течку они столько раз меняли позы, что не хотелось чтобы течка заканчивалась. — Идем дальше? — Федор шептал на ухо, ни на секунду не оставляя без внимания тело Осаму. Когда только он успел поднять руки и провести шершавыми подушечками пальцев по губам? Омега их облизывал, слегка покусывая. — Маленький? — Идем. Зайти в санузел и поразиться огромному джакузи Дазай не был готов. Черт, он никогда даже не принимал душ в такой огромной ванне, не то, что не нежился. Они подошли к писсуару и Осаму пытался дрожащими руками взять собственный орган и направить. Подкашивающиеся колени не позволяли полностью сосредоточиться на столь привычном действии. Когда его член оказался в легком плену рук альфы, который уверенно держал орган, позволяя снять напряжение с мочевого пузыря. Там внутри него так сладко пульсировало, ему надо было, чтобы так длилось вечно. Такое ведь возможно? Он уперся руками в стену, чтобы ненароком не упасть. Внутри было так горячо от привычной жидкости альфы, а спину грело обжигающее горячее тело… — Кончишь для меня, маленький? — шептал на ухо Достоевский, проникая языком в ушной канал. Дазай попытался сбросить наваждение и осознать, что же сейчас происходит. Он только что с помощью альфы ходил в туалет. Или это было несколько минут назад? Или час назад? Бля-я-ять. Он терялся во времени, когда член альфы был в нем. — Что? — хрипло спросил он, услышав свой собственный стон. — Малыш, я хочу, чтобы ты кончил для меня, — стонал в ухо альфа, заставляя жмуриться омегу. Дазай попытался сконцентрироваться на своих ощущениях и словах Достоевского, и понял, что его орган не был оставлен без внимания и он уже давно в боевой стойке, обласкан умелыми руками альфы, источает смазку и готов взорваться от перевозбуждения. Он излился в руку альфы, испачкал собственный живот и ощутил, как напряжение со стенок ануса спало, значит, члена в нем больше нет. Он полез сам за поцелуем к альфе. Их длинный, ласковый поцелуй, останавливающий время. — Пойдем в душ, — простонал сквозь поцелуй Федор. — Зачем? — лаская чужое нёбо, спросил Осаму. — Хочу видеть на тебе новые отметины нашей любви. — Заманчиво, но только с тобой. — Конечно, по-другому никак. Достоевский помог забраться Дазаю в ванну и стал настраивать воду. Арбузный аромат не позволял сосредоточиться на простых действиях. Ему хотелось погружаться в горячее тело и чувствовать себя единым целым с омегой, чтобы они оба мурчали от удовольствия. — А-а-а, — протянул Федор, когда его дыхание внезапно сбилось. Осаму сел перед ним на колени и, облизав сочащуюся головку, стал облизывать его член. Он держался за ноги альфы, которые стали подкашиваться от внезапного проявления нежности. — Хочу, чтобы тебе было приятно, — взгляд омеги стал более безконтрольным. В короткий перерыв альфа полу лег на дно ванны, а его член оказался во рту омеги, который стал ласкать его языком, проталкивая, как можно глубже. Умений за столько лет у Дазая не прибивалось, он обращался с половым органом, как с чупа-чупсом. Даже медленный оральный секс с Дазаем приносил только удовольствие, разве что жаль, что нельзя было заставить его делать, так как хотелось бы Достоевскому, поэтому он медленно погружался в горло, а пальцами, он размазывал смазку, так безобразно выделяющуюся организмом, второй рукой Федор ласкал член Осаму, смешивая предэякулят с водой. Вода лилась, пуская по телу легкое тепло, они сдавленно стонали, пока ласкали друг друга. Мыть омегу, который жаждет только секса достаточно тяжело, но они собрались здесь не для банных процедур. Дазай поднялся выше, вовлекая Достоевского в страстный поцелуй, пока садился на член, который так прекрасно заполнял его. — Нимфоман, — простонал Достоевский, начиная двигаться в горячем теле. — Мы ведь не выберемся отсюда. — Это плохо? — Дазай играл с чужим, податливым языком. — У тебя был секс в ванной? — Не… А-а-а-ах, — вскрикнул омега, когда его ягодицы были безжалостно сжаты альфой, кажется, он прогнулся, и орган альфы стал исследовать новые глубины омеги. — Значит, будет, — всаживать и насаживать на свой орган Дазая было для него сладкой пыткой…***
Альфа приоткрыл глаза и наблюдал, как омега покрывает робкими поцелуями грудь, играл с сосками. Он был так прекрасен в своей неосведомленности. Будь у Федора такая возможность, он бы жил с ним и позволил изучать свое тело. Дазай водил языком, а Достоевский постанывал тихонько, выгибаясь навстречу. Мальчик откинул одеяло, которое прикрывал уже только нижнюю часть. — Что это? — Член. — Я понимаю, что не палка, но не понимаю, почему он такой большой, — омега сел на колени и показал свой омежий член, который стоял и требовал ласки. Видимо, изучая чужое тело, о последствиях он не думал. Он невесомо прикасался к каменному половому органу альфы, который уже готов был снова очутиться в нутре славного мальчика. — Чтобы помогать тебе избавиться от болей, — не соврав, ответил альфа. — Как он мне помогает? — недоверчиво ответил омега. — Ты уверен, что хочешь знать? — Да. Достоевский заставил Дазая лечь и согнуть ноги в коленях, еще бы он приподнял таз, но просить об этом не хотелось. Сам же альфа сидел в ногах, наблюдая, за изменением взгляда омеги. Возможно, он много чего не знает, потому, что задумываться об этом было некогда да и редко кого интересует что-то пока его не затронет. Альфа привстал и оперся на руки, его член оказался на уровне ягодиц, и он стал медленно толкаться внутрь. Омега приподнялся на руках и стал рассматривать происходящее. Альфа с каждым толчком заполнял его и заставлял сдерживать стоны. Когда раздался шлепок, омега прикусил губу, понимая, что внутри него все наполнено. Ему не было больно, его не разорвало на части, ему было чертовски хорошо и ему не хотелось, чтобы это ощущение заканчивалось. — Ты чувствуешь мой член сейчас полностью в тебе? — хрипло спросил альфа. Омега кивнул. — Сконцентрируйся на ощущениях, прочувствуй меня, — нависнув над Дазаем, Достоевский стал медленно двигаться в нем, иногда выходя полностью и тут же погружаясь в нем. Осаму выгибался, стонал, и просил «еще», боясь, что Достоевский прекратит свои действия. — Объясни, — омега тяжело дышал, ощущая, как натягиваются стенки, как он становится полным, а потом попадает куда-то внутри и становится так хорошо. — Дазай, ты омега, который год назад потек первый раз, я альфа, которому ты рассказал об этом, — Федор двигался в нем, рассказывая. — Организм у омег устроен так, что когда она созревает, то выделяет секрет, при этом организм настраивается, что он должен получить что-то взамен, иначе начинаются боли. Единственное лекарство — член альфы в нем. Год назад, когда ты пришел ко мне и показал, что с тобой не так, мы с тобой пошли в комнату, и ты лег на кровать, потом я ввел в тебя свой член, и мы занимались сексом. И сейчас мы занимаемся сексом. — То есть мой организм требует твой член, и ты ему даешь его? — Почти так, — альфа массировал простату, заставляя стонать. — А я могу сделать так же со своим членом, не обращаясь к тебе? Достоевский опустился ниже, продолжая совершать ритмичные толчки. Маленький омежий член оказался зажат между двумя впалыми животами, которыми он стал массироваться, что вызвало громкий стон. — Нет, Дазай, — говорил альфа в губы омеге, — мы занимаемся сексом, а для секса нужно двое. Вторым обязательно должен быть альфа, который будет в тебя бережно входить и двигаться внутри, заставляя стонать, ты будешь виться в его руках, настолько тебе будет хорошо с ним. Твой секрет будет размазываться по члену альфы и неприятных ощущений не будет. Ты будешь летать от них. — Почему я раньше не знал, как это хорошо? — Потому, что без течки попасть в первый раз тяжело. Да и ты мог быть альфой, а не омегой. — Почему во время течки тогда все забывается? — Твой организм требует член, а не эмоции и концентрацию на фактах. Достоевский совершил несколько резких движений и вжался в него, изливаясь внутри. Он целовал омегу, лаская языком его рот, и вжимая в кровать. Федор опустился рядом с Осаму, тяжело дыша. — До-о-ост? — М-м-м? — Если нам так хорошо во время секса, может, попробуем заниматься им регулярно? — Попробуем, маленький мой, — альфа прижимал к себе довольного омегу, они случайно нашли постоянных партнеров. Если Дазай не знал, что такое секс и проблема с возможными похождениями откладывалась, то Достоевский, как ему казалось, сорвал куш: Дазай сначала был его другом, а теперь стал любовником, но с той разницей, что ему нравилось приносить юному омеге удовольствие, нравилось слушать его стоны, нравилось погружаться в столь узкое нутро и двигаться в нем.***
Достоевский проснулся после очередной сцепки и увидел, как Дазай лежал на нем, мирно посапывая. Вода продолжала литься, заставляя вспомнить, для чего все начиналось, но будить Осаму он не стал. Он осторожно встал и вышел из джакузи, отмечая, что ему самому хотелось бы повторить. Он отнес своего мальчика на кровать, позволяя ему принять удобную позу. Наручники были его жестокой реальностью, Дазай все еще мог сбежать от него, поэтому пришлось зацепить одну руку к кровати. Как давно Федор не видел такого спокойного Осаму. Наверно, в последний раз это было после второй течки, когда скрывая свои странные отношения, построенные на сексе и взаимном желании делать счастливым друг друга. Они регулярно занимались