***
Настроение у Чимина было на высоте, потому что, во-первых, ему исполнилось шестнадцать, а во-вторых — просто начало дня хорошее. Утро его встретило одиночеством — оба родителя уже были на работе, но без внимания сына не оставили, и стоило уже шестнадцатилетнему Паку проснуться, как на прикроватной тумбочке лежала бархатная чёрная коробочка, открытка с ангелом на одной стороне и купюры денег. Чимин проверяет — триста долларов. Он уже думает, за что ему такие привилегии и дорогие подарки, ведь это простой День рождения — день, не отличавшиеся разнообразием и хоть каким-то к нему интересом. Но его радует, что родители так побеспокоились об этом, и, взяв с полки открытку, открывает её и начинает читать. «С Днём Рождения, Чимин-а! Прости, что мы не поздравили тебя с утра, надо было срочно бежать на работу, и я пишу это ночью, чтобы не оставить тебя без внимания. Солнышко, ты так вырос! Я до сих пор не могу поверить, что тебе шестнадцать, ты такой взрослый, и весь в маму! Ну и в папу, наверное, тоже, он такой же заучка, как и ты. Не обижайся! Я рада, что ты такой у меня умный мальчик. И уже не малыш даже! Честно, хочется плакать, но пока я радуюсь тому, как ты быстро растёшь. В коробочке лежит браслет, носи и думай о нас. И ты, вроде как, хотел пойти на какую-то выставку историческую — деньги на неё, ну и на отпраздновать. Вечером мы посидим все вместе, отец поэтому убежал рано, чтобы прийти не так поздно. Позвони ему, он не успел ничего написать от себя. Ещё раз с праздником, милый. Я люблю тебя!». Чимин не может сдержать улыбки, когда наконец дочитывает открытку, но вместо того, чтобы посмотреть подаренный браслет, хватается за сотовый и звонит Чонгуку. Отец не заставляет долго ждать, практически сразу отвечая — было понятно, что он был готов к звонку. — Пап. — Доброе утро, Чимин. С Днём рождения, милый. — Спасибо огромное, пап! Я прочитал открытку, которую мама написала. — Я спал ночью, но я слышал, как она ругалась и думала, как бы написать красивее. Но потом решила писать, как есть — на эмоциях. — Она, кажется, расстроилась, что я расту и скоро закончу школу, — улыбается Чимин, а Чонгук на том конце чувствует, как его сын тянет до ушей улыбку. — И за деньги, и за браслет спасибо… Вы не забыли, что я так хотел на ту выставку попасть, а она дорогая, чёрт. — Для тебя ничего не жалко. Слушай, мне надо бежать, я специально пораньше встал, чтобы… — Да, да, мама уже сказала. Ты ушёл раньше положенного, чтобы быстрее вернуться домой. — Да. — Ради меня… — Ради тебя, — он слышит усмешку отца, а ещё внутренний трепет чего-то тёплого и немного, от чего по телу проходит дрожь. — Мне надо работать. До вечера, Чимин-а. — До вечера. Я люблю тебя, пап. — Я тоже тебя люблю. Удачи в школе, — и сбрасывает. Чимин думает недолго и практически сразу после короткого разговора с отцом берёт в руки коробку, открывая. В ней держал полноценный серебряный браслет с зелёными вкраплениями между скреплёнными цепями, а ещё тонкой пластинкой с выгравированной надписью «Family». Пак не может прекратить улыбаться, он откладывает деньги подальше, а браслет тут же оказывается на запястье, на который он продолжал каждое мгновение смотреть, проговаривая про себя такое приятное слово — семья. Но пришлось взять себя в руки, поэтому он, отложив сентиментальности на второй план, начал собираться в школу, что ограничилось исключительно школьной формой и яблоком в ладони, а Чимин думал, что этот день ничего не может испортить. И ничего, абсолютно ничего не предвещало беды, тем более — направленная против него. В школе его поздравляют одноклассники, учителя, а омеги дарят открытки, некоторые — из параллельного класса. И ему, как альфе, несомненно льстило. Совсем недавно он расстался с омегой классом младше, и, пусть он не до конца отошёл от эдакого эмоционального всплеска, всё равно хотел отношений — долгих, искренних и ненавязчивых, поэтому внимание омег со стороны было точно ему по нраву. Всё было хорошо — поначалу. Но, читая очередную записку, в глазах резко помутнело, а после, словно удар под дых — в лёгких заканчивается воздух. Из рук падает открытка, со скамьи в коридоре — Пак. Приступ застаёт его неожиданно, не в нужном месте, не в нужное время — во время длинной перемены все выходят из кабинетов, но вместо спокойных разговоров натыкаются на старшеклассника, который бьётся в конвульсиях, хватается за стены в попытках найти в ней хоть какую-то помощь, закатывая глаза и буквально задыхаясь. Все столпились рядом, шептались о чём-то — но не спешили помочь. Он видит тех, кто признавался ему в любви в поздравлениях — и как они просто стояли рядом, глупо смотря, без тупого, пусть и такого ненужного вопроса «как ты». Никто не хотел искать себе проблем, как и брать на себя ответственность. Нельзя ни на кого полагаться — исключительно на самого себя. Но даже Чимин, такой волевой и сильный, был бессилен, он не мог самому себе помочь. Он ничего не мог сделать. — Эй, эй, вы чего стоите? Помогите ему! Голос был незнакомый, хотя, возможно, он и ошибался — Чимин был не в состоянии соображать здраво. Будто кашель застрял в горле, разрывая его и принося дикую боль, дышать не представлялось возможным, как и сделать лишнее любое движение. Но незнакомый парень продолжал его трясти, заставляя посмотреть на себя. И он смотрит — благодаря последнему остатку рассудка. — У тебя астма? Лекарства? Где твои лекарства? — В… — еле-еле выговаривая, он тычет руками в рядом лежащую сумку, уже не находя в себе сил что-либо сказать, как и сделать. — В сумке? Это твоя, да? Отлично, — у школьника трясутся руки, а голос скачет на каждом слоге от страха, но он хотя бы пытается собрать себя в руки, поэтому быстро рыщет в чужой сумке в поиске ингалятора, проверяя, есть ли там лекарство. Горлышко тут же оказывается у рта Пака, и он жадно вдыхает в себя безвкусную панацею. — К окну. Я помогу тебе. Он помогает Чимину встать, буквально тащит на себе до окна в коридоре, открывая нараспашку — и в лицо бьёт поток осеннего ветра, который стал для Пака последним спасением. Он чувствует взгляд множества учеников сзади себя, снова противный шёпот, звук рвущейся бумаги — омеги, что подарили открытки, попросту их разорвали. «Кому ты нужен, больной». «Глядишь, и задохнётся ненароком, к чёрту мне такие проблемы». «Я думал, он нормальный альфа, а оказалось…». — Не слушай их, — слышится где-то сбоку. — Ты не виноват. Но лучше принимать таблетки с утра. Он смотрит на этого парня, сразу отмечая про себя — альфа, незнакомый, но явно того же возраста, что и он. Должны быть, из параллели — странно, что не замечал его. У него были каштановые, слегка волнистые волосы, школьная белая рубашка с серой жилеткой и зауженными брюками, а ещё голос, который пробирал до дрожи. Он только сейчас мог достаточно отчётливо услышать его и пытаться понять: лёгкий бас с чем-то хриплым, но приятным слуху — его голос в свои пятнадцать тянул на взрослый, как у оперного певца, имеющий долгий за спиной опыт. Чимин бы соврал, если скажет, что не удивлён. — Я… Спасибо, — говорит он отстранённо. — Я думал, что умру. — Я тоже. — Думал, что я умру? — Что умру я. И оба усмехаются. Кажется, они нашли общий язык — на удивление обоих. — У меня сегодня День рождения. — Поздравлять не буду. И Чимин просто кивает, потому что, действительно — не нужно.***
Тэхён замечает в глазах Пака моментально появившуюся тоску, и было не трудно догадаться, что он вспомнил именно тот день, именовавший себя «проклятым» и прорывным. Тэхён чувствует, как чужие ладони дрожат. Словно они поменялись местами, и помощь на данный момент нужна была именно Чимину. — Не надо, Чимин, — тепло улыбается Ким. — Не думай о том, что было так давно. Прости меня, что я отказываюсь от твоей помощи. Просто… Ты перебарщиваешь. Ты давно отплатил мне за тот случай. — Ты помог мне, когда мне это было необходимо, и сейчас помощь нужна тебе. Я же знаю, что ты не используешь всё равно, и что ты всегда поможешь мне, если неожиданно произойдёт приступ. Я хочу, чтобы ты был счастлив, и чтобы ты не нуждался ни в чём. — Спасибо, Чимин. Я попытаюсь смириться очередной раз с твоей настойчивостью, — отсмеивается. — Пошли? — Эй, я ещё не оделся! Как, в общем-то, и Тэхён, поэтому они отправились в комнату за тем, чтобы окончательно собраться и выбраться из дома, а там уже зайти к Чимину. Сейчас Ким чувствовал себя увереннее — пускай и ненамного. У Чимина особого выбора не было, и он одевается во вчерашнюю одежду, которая включала в себя чёрного цвета футболку и джинсы. Тэхён же решил одеться более презентабельно и также обошёлся исключительно чёрным цветом: водолазкой с закатанными рукавами, джинсами и кроссовками. Как родные братья, или соулмейты, которые так хотели быть похожими друг на друга. Роднее, чем братья — ближе, чем соулмейты. Эти отношения просто невозможно было объяснить. Тэхён быстро написал предупредительную записку маме и оставил на прикроватной тумбочке, и они оба направились на улицу, ожидая такси, которое вызвал Чимин, посчитав, что так будет быстрее. Да и не одна маршрутка, что проходила здесь, не доезжала бы до дома семьи Чон-Пак. И автомобиль не заставляет себя долго ждать, подъезжая к дому примерно через десять минут после выхода. Оба садятся, и Тэхён сразу, как только трогается авто, укладывает свою голову на чужое плечо. Ему надо подумать, что сказать — и он понимал это, так что молча улыбнулся, достал сотовый и написал, уже понятно, кому. Хосок никогда не начинал диалог первым. «Эм, ты занят?». Вопрос явно был излишним. Потому что, когда бы Пак не написал — тот всегда отвечал на чужие сообщения, словно у него не было дел и личной жизни. Даже неожиданно ночью Хосок не заставит ждать ответа, и ожидание длилось от силы полторы минуты. Порой это до чёртиков пугало.«Встретился с одним человеком».
Чимин шумно вздыхает. «Ну почему ты такой…».«Не понимаю тебя».
«Сказал бы, друг там, или коллега по работе, однокурсник, не знаю. Что значит твоё «с одним человеком»?».«Друг, будь по-твоему».
«Ты неисправим».«Как и ты. Говори, что хотел».
«Я еду сейчас с Тэхёном ко мне домой, буду знакомить его со своим папой. Стоит ли мне что-то сказать?».«У тебя дурная привычка лезть туда, куда не надо. Если у твоего отца есть вопрос к твоему другу, то они должны решить это между собой. Я понимаю, что это твой отец, но не лезь. Ты пожалеешь об этом».
«Одно и то же… Ты ни черта не помогаешь».«Ты сам меня просишь, я говорю, как есть».
«Ой, иди ты». Собеседник присылает глупый смайл, а после фотографию высоток на фоне солнечного неба. «Знакомо». «Подожди». «Это же центр Сеула». «Мы живём в одном городе?». «Хосок». Его сообщение осталось без ответа. Это заставило Чимина засомневаться в, казалось, кристальной чистоте друга по переписке. Поначалу он вообще думал, что это всё — иллюзия обмана, и он общается не с человеком, а каким-то ботом. Чужая скупость заставляла не думать иначе. А, оказывается, они живут в одном городе — вряд ли он видел нужду кидать сообщением левую из просторов интернета фотографию. «Почему он не хочет открываться мне? С ним что-то случилось?». Если бы он только знал. — Знаешь, — спустя недолгое время произносит Тэхён, выходя из лёгкого состояния дремоты. — Я только что понял, что не знаю, как выглядит твой дом. — Вот и увидишь. — Ты ни разу не приглашал меня. — Никого не приглашал, кроме учителя по пианино. — Почему спустя семь лет дружбы я только сейчас узнаю, что ты умеешь играть на пианино? — А я разве говорил, что умею? — усмехается, украдкой поглядывая в окно. До нужного местоположения оставалось немного. — Хотели научить, да толку? Папа умеет, поэтому пианино до сих пор в гостиной стоит. Дом большой, а оно много места не занимает. — В компании работает, на пианино играет, благосклонный, ещё, я уверен, необычайно красив. Тебе невероятно повезло с тем, что у тебя такой отец. Наверное, поэтому ты такой идеальный. — Если это была попытка подбить ко мне клинья, то у тебя получилось. — Почему ты постоянно всё опошляешь? — Такова моя природа, с ней ничего не поделаешь. И хотел было Тэхён возразить, мол, посмотри на меня, нормальный адекватный альфа, умеющий думать головой, а не нижним местом, как заложено в глупых стереотипах, но машина плавно остановилась у небольшого коттеджа, и Пак, расплатившись за двоих, сказал Тэхёну выходить. Догадаться, где конкретный дом его семьи было нетрудно — он был буквально перед ними. Дом в два этажа, со стенами приятного молочно-кофейного цвета и тёмной коричневой крышей. Окна и балкон — всё при себе, рамы были железные, такого же цвета, как и крыша, а в прозрачных вставках было темно. Должно быть, отец Чимина занавесил шторы. Он не удивится, если и плотная ткань имеет цвет тёмного шоколада. Рядом с домом на участке росли низкие деревья, и всё это создавало лесную, отдельную от городской тоски атмосферу. Тэхён, несмотря на внутренние переживания, чувствовал себя здесь уютно. Сам дом внушал некое доверие и чувство безопасности. — Пошли. Чимин ведёт его за руку, доводит до двери, а после открывает сам дверь собственными ключами. Дверь открывается, они входят — и Тэхёна моментально обволакивает приятная в доме прохлада. На фоне он слышит совсем тихий звук кондиционера. — Пап, я дома! Ты где? — с порога кричит Чимин, заставляя рядом стоящего альфу от неожиданности дёрнуться. — Сейчас, Чимин, подожди, — слышится где-то из гостиной, стало понятно — Чонгук разговаривает по телефону, очевидно, со своим коллегой. Тэхён впервые слышит голос отца Пака и удивляется: он был мягкий, нежный, тягучий, как стекающий мёд с краёв десертной ложки. Как минимум, звучал он молодо, свежо и ярко — Ким был в курсе ситуации в их семье, и то, что Чон стал отцом в свои девятнадцать по инициативе дедушек Чимина, но сейчас складывалось такое ощущение, что ему не сорок, а каких-то тридцать. И это при условии, что он даже не видел его внешне. — Я оставлю вас наедине, — говорит шёпотом Пак, пока отец был занят разговором. «У тебя дурная привычка лезть туда, куда не надо. Если у твоего отца есть вопрос к твоему другу, то они должны решить это между собой. Я понимаю, что это твой отец, но не лезь. Ты пожалеешь об этом» «Я послушаюсь тебя, мой тайный аноним». — Что? Ты серьёзно? Боже, Чимин, зачем? А если я скажу что-то не так? Я не боюсь твоего отца, просто… — он не успевает договорить — на дороге появляется глава семейства. В очках с тонкой серебряной оправой, с такой же чёрной водолазке, зауженных чёрных брюках и, о Господи, таким молодым лицом. На момент Тэхён теряется, просто не ожидая увидеть отца своего друга таким. Вот просто таким — сорокалетним, статным, важным, но таким молодым внешне. Он ожидал увидеть высокого, массивного мужчину, с чёрными, как смоль волосами и щетиной — Тэхён успел много вообразить себе, даже будучи по своей натуре реалистом. Но никак не отца двадцатилетнего ребёнка с каштановыми, блестящими волосами, наверняка мягкими и гладкими. По телосложению он был схож с самим Тэхёном — рост одинаковый, но младший альфа в плечах был немного шире. Казалось бы, ничего такого — но он воспринимал это, как какой-то взрыв внутри себя. Мысленные представления просто взяли и рухнули в один момент. — Ах, здравствуйте, Мистер Чон. — Вы, если я правильно понимаю, Тэхён? Здравствуйте, — он протягивает руку, и Тэхён моментально её пожимает. Мысленно он хмыкает: у Чонгука довольно крепкая ладонь. — Да, пап, это Тэхён. Я, так думаю, вам надо поговорить? Только недолго! Тэхён мне ещё нужен, — подмигивая, Чимин тут же убегает, спотыкаясь на лестнице. — Осторожно! Мысленно Тэхён млеет: он видит в глазах Чона моментальный испуг, когда его друг чуть не падает, понимая — вот она, родительская забота. Тэхёну достаточно было мамы. Он забыл своего отца ровно также, как и тот их. — На пороге говорить не самая лучшая идея. Пройдёте со мной? Присядем. — Да, простите, я просто растерялся, — Ким проходит за Чонгуком в гостиную, они садятся на один диван, смотря друг на друга. Зрительный контакт почему-то заставил Тэхёна дрожать. Как, в общем, и Чонгука. Совсем немного. Он отводит взгляд, разглядывая обстановку, пока досталась такая возможность. Стены внутри дома были такого же цвета, как снаружи, только светлее, а мебель имела белые и бордовые оттенки, отлично контрастируя с тёплыми цветами стен и потолков. Зелёные растения добавляли цвета. Да и сама атмосфера внутри была пропитана комфортом и уютом — на его удивление. Он невольно засмотрелся и совсем забыл про мужчину рядом с собой. — Тэхён? — Чон слегка дёргает его за плечо. — А? Извините, засмотрелся. У Вас уютно, красиво. — Постарался, — усмехается. — Тэхён… — Нет, подождите. Можно я скажу, пока у меня мысли в голове выстроились в нормальный диалог, — нервно вздыхая, Тэхён думает, что не помешало ему наконец-таки расслабится, и начинает с простого. — В первую очередь, я хочу извиниться перед Вами, и Чимином тоже. — Тэхён-щи. — Нет, Мистер Чон, послушайте… Послушайте меня. Я знаю, кажется — глупо извиняться за это, но я действительно хочу это сделать. Я не хочу обвинить Чимина в его настойчивости и таком хорошем ко мне отношении, и не собираюсь в данный момент говорить за себя. Мне чертовски неудобно было брать деньги, и я, честно, никогда бы не взял. А он, дурак, обидится ещё, — альфа слегка отсмеивается. — Пожалуйста, не ругайте Чимина. Он просто хотел помочь мне, не забыл тот злочастный случай в школе, и теперь думает, что так он сможет мне отплатить. Но мне не нужно от него ничего, я бы никогда не стал просто так просить, тем более — на доброте душевной наживаться. Просто… Жизненная ситуация, которая порой заставляет через силу дать согласие. Я всё верну Вам! Но, прошу, не трогайте Чимина, он тут ни при чём. Чонгук слушает внимательно, пару раз отмечая, как чужой глубокий голос вздрагивал, но мысленно похвалил за то, как тот пытался держаться сдержанно. «Пап, не трогай его». «Прошу, не трогайте Чимина, он тут не причём». Слова альф заставляют его усмехнуться вслух. — Я рад, что ты так искренне к нему относишься. У вас это взаимно, — он кладёт свои ладони на чужие, как в знак поддержки, и улыбается. Его улыбка была сладкой и наполненная любовью, а ладони тёплые, немного шершавые. — Не надо ничего возвращать. Я просто хочу надеяться, что в ваших отношениях не возникло непонимания, особенно, если причина этому — пустые деньги. — Ни в коем случае. Я никогда не предам Чимина и отвечу на его заботу своей. Можете верить мне. И Чонгук поверил. Он, всё также улыбаясь, кивнул, и Тэхён с благодарностью удалился в комнату Чимина. А ещё Чонгук отметил, что друг его сына выглядит довольно привлекательно.