— Что Вам нужно от меня?
— Пожалуйста, возьми меня.
Поначалу — непонимание, через мгновение — шок, настоящее удивление, которое не сравнится не с единым чувством, которое он мог когда-либо испытать. Он пытался найти другой, свой смысл в чужих словах, и что вся эта поверхность — ничего более, как просто первое и неудачное впечатление. Но по взгляду мужчины становится видно — тот говорил буквально и ничего не пытался скрыть. Эта ясность пугала. Тэхён не хотел верить в сказанное, и первое желание — отмотать время назад и просто не открыть дверь. Но помогло ли бы это в последствии? Ничто не мешало Чонгуку подойти к нему после — со всё такой же мерзкой фразой.
Совесть. Даже тупая совесть не помешала ему это сделать.
Из-за переполняющих чувств страха, удивления и негодования он не мог сделать и лишнего движения, даже когда альфа касается его ладони. Прикосновение — еле ощутимое, но Тэхён его почему-то игнорирует. Боится сделать лишнее движение. Так бы он давно захлопнул перед Чоном дверь, наплевав на то, чей это отец и что ради этого тупого разговора он преодолел расстояние.
— Прости меня, Тэхён, — первый начинает разговор Чонгук после долгой паузы тишины, что встала между ними. Молчание было напряжённым, от чего в воздухе появлялись искры, а ещё таким физически ощутимым, что его можно было трогать руками. — Так неожиданно, глупо, я знаю это, но… Я ничего не мог поделать со своими чувствами, словно цунами… Так бредово звучит.
— К-какими ещё ч-чувствами? — голос Тэхёна дрогнул, стоило старшему вставить своё слово. Он хватается за рукава свитера, как за какое-то глупое спасение, в надежде согреть себя и защитить.
— Ты понравился мне.
Слова — как приговор, в ответ на все его полные уважением слова. Что он такого за всё их общение сказал, что могло вызвать в нём хоть какую-то симпатию? Может, он вёл себя не должным образом или одевался неподобающе? Или позволил себе что-то лишнего сказать? Чимин вряд ли мог сказать что-то, и что самое интересное — просто нечего. Чувства не возникают просто так — нужен повод, толчок, инициатива со стороны, по крайней мере, так говорили пару книг и интернет. Он вёл себя, как обычно.
Что он мог сделать не так?
— Вам… Вам лучше уйти, Мистер Чон…
— Я готов оплатить полностью операцию твоей матери.
На момент чужие слова заставили его не только удивлённо распахнуть глаза, но и поработать немного головой, задуматься. Он видит в глазах напротив борющихся уверенность и стыд.
Чонгук знал, что говорит — просто ему было страшно. От своих слов он отказываться не собирается. Но вопрос в другом: как Тэхёну на это реагировать?
— Вы… Вы предлагаете оплату операции взамен на… С-секс? — ответ на этот вопрос слишком очевиден, но его всё равно вводит ситуация в ступор, когда со стороны слышится тихое, но чёткое: «Да». — Я не…
— Подожди, Тэхён, позволь мне объясниться, — перебивает его старший альфа, хотя, быть честным, Тэхён и сам уже забыл, что хотел сказать. Ситуация его до крайней степени вводила в заблуждение и пугала до черта. — Ты правда понравился мне. Я сам не знаю, как так произошло, но наблюдая за тобой всё это время… Я… Я сам в полном замешательстве, просто попытайся меня понять, — Чонгук понимал — чертовски, чертовски сложно сейчас хоть как-то понять его слова. Глаза напротив были наполнены искренним страхом и испугом. — Я понимаю, что в состоянии предложить помощь без этого извращения, но… — неожиданно Чонгук усмехнулся, осознавая что ни на есть настоящую истину. — Я такой эгоист. Я почему-то посчитал, что имею право в такой ситуации просить что-то взамен.
— Н-нет, Мистер Чон, подождите… — он снова обрывается на половине предложения, но вместо голоса альфы его прерывает скрип колёс, а уже после — тонкий лепет матери.
— Тэхён, чего стоишь с распахнутой дверью? Дует же, — она не сразу замечает мужчину, который стоит буквально перед ней. — Милый? А… Простите, я не заметила Вас, — женщина слегка кланяется. — Здравствуйте, Вы…
— Мам, это… Ну, отец Чимина, — тихо и неловко вставляет своё слово Тэхён.
Стыдно, боже, как же, чёрт возьми, стыдно.
— Добрый вечер, — Чон делает ответный поклон и улыбается, стараясь не показывать настоящие эмоции от прерванного неловкого разговора. Повидавшие глаза жизнь умело могли притворяться. — Чон Чонгук, вышеназванный отец Чимина. Приятно познакомиться с Вами, Миссис Ким.
— Ким Доён.
Чонгук знал, знал заранее, что его может ждать, и разговоры об этом заходили не раз, но почему-то он даже не рассматривал в голове вариант, что мать Тэхёна будет в инвалидном кресле. При наличии ног. И что самое удивительное — она смотрела на него искренним, обычным взглядом, чего редко встретишь, в их-то время. Обычно — либо слишком отчаявшиеся, либо слишком самоуверенны, и пусть второе качество было ещё реже, оно было абсолютно ни к месту. По женщине становилось понятно — её не смущало здешнее положение, взгляд у неё был… Другой. Настоящий. Никогда не соврёт, никогда не сдастся, никогда не предаст. Как истинный герой, которому самому теперь нужна помощь.
Тэхён старался ради собственного спасения.
Теперь Чонгук понимает всю массу чужих жертв.
— Вы пришли так поздно, что-то случилось? Вы по поводу Чимина?
— Он ушёл куда-то днём и не вернулся, так и не позвонил. Я подумал, что он у вас, поэтому решил проверить, но, судя по всему, его здесь нет. Простите меня за столь поздний визит. Наверняка засиживается у своего омеги, книги читает… Исторические, — немного нервно усмехается Чонгук. Ему, честно, было стыдно обманывать женщину, и Чон прекрасно знал, где в данный момент находился его сын. Но правда была куда ужаснее, в крайнем случае, он не хотел перед родной матерью Тэхёна её же сына опозорить.
— Может, Вы тогда пройдёте? Тэхён, не позвонишь Чимину, уточнишь, где он? Скажи, что папа волнуется.
Тэхён посмотрел на мать нервным взглядом, как бы намекая — не надо, не стоит, но та вряд ли поймёт его намёк, не зная ситуации. И ему ничего не остаётся, кроме как слабо кивнуть и отойти от порога, давая старшему пройти внутрь. Тут же запахло чем-то пряным, ярким цветочным ароматом, а ещё напряжением, которое нависло между альфами.
Ким одним взглядом посмотрел на Чона, изо всех сил пытаясь сделать его серьёзнее. Тот отрицательно покачал головой, мирно кивнув. Это заставило Тэхёна расслабленно выдохнуть в сторону и отойти, правда, разговор с Чимином он решил отложить и устроился у стены прохода в кухню.
С детства ещё учили — подслушивать нехорошо, а лезть не в своё дело — тем более. Он всегда относился к подобным разговорам скептично и подозрительно, боясь не понять и быть обманутым. Стараясь быть незамеченным, он достаёт из кармана сотовый, быстро набирает сообщение лучшему другу с содержанием «где ты?» и начинает прислушиваться, когда диалог между взрослыми завязывается.
— У Вас уютно, Доён, — первый начинает разговор Чонгук, когда они устраиваются за столом с чашками горячего чая. — Не дело, конечно — так на ночь навязываться, но разве Вам откажешь? — улыбается.
— То-то же, — довольно кивает мать альфы. — Я Вас не смущаю? — с очевидным намёком на инвалидное кресло, которое, на самом деле, за все семь лет будучи в нём стало слишком привычным.
Даже к самому плохому можно легко привязаться.
— И не думайте, Вы прекрасно выглядите. Но… Бестактно, я знаю, но имею ли я право спросить, что в Вашей жизни случилось такого, что теперь вы думаете себе… Вот так?
— Мы с Вами взрослые люди, Чонгук, — успокаивает его женщина. Улыбка на её лице заставляла давиться Чона жалостью, а Тэхёна истерикой в собственные ладони, которыми он каждый день обнимал свою мать. — Воспоминания не такие болезненные, как могло показаться, но, в очередной раз прокручивая тот момент, я понимаю, насколько ситуация глупа. Чувствую себя полной дурой, если честно, — немного нервно усмехается она.
— Не говорите так. К сожалению, не все вещи зависимы от нас…
— В то время как остальные утверждают обратное.
Они одновременно горечно начинают смеяться. От взаимного осознавания, к сожалению, легче не становилось, но они смогли друг друга понять, и разговор пошёл с лёгкостью, сам по себе.
— Пятнадцатое июня, две тысячи двенадцатый год. Я запомнила этот день только потому, что тогда, именно тогда, нам сказали о том, что строение нашего загородного дома закончилось, и мы пошли посмотреть, оценить работу, на время которой ушло месяца три. Отец Тэхёна всегда, чуть ли на протяжении всего нашего союза хотел дом загородом, чтобы было, куда съездить на лето, да и вообще он был… Романтиком. Знаете, уединение вдвоём, все дела, — улыбается старшая Ким, а на лице — ни толики грусти. — И когда Тэхёну было пятнадцать, мы решили взяться за его давнюю мечту серьёзно. Да и, к тому же, считали, Тэхён вырастет — сможет жить там, растить с семьёй своих детей, так что никто не посчитал эту идею какой-то неразумной. И, как Вы могли понять, много времени на это не ушло. Счастливое лицо сына и бывшего мужа того явно стоило. И… — по женщине становилось понятно, что той не то, что неприятно говорить, или воспоминания заставили её как-то расчувствоваться — нет. События семилетней давности были забыты до потери в сознании временных промежутков. Забыть — забыть и не вспоминать. — Пока мальчики со строителями осматривали территорию, я зашла внутрь, поднялась на второй этаж, оценить масштаб проделанной работы. И я рада до сих пор, что была в тот момент одна. Внешний вид оказался обманчив, конструкция не оказалась такой крепкой, какой должна была. Крыша не выдержала и свалилась прямо на меня. И, знаете, удивительно, что я выжила вообще и мои ноги остались при себе. Никогда не исчезнет из памяти то чувство, когда балки придавили мне спину, — Ким опускает голову, недолго над чем-то неизвестном думая, а после хрипло смеётся, прикрывая рот худощавой ладонью. — Так иронично. Меня чуть не убило то, во что вложили все силы и что так долго пытались построить. Меня сломало собственное будущее.
— Не сломало, — с возражением Чонгука тут же чувствуется его же тепло на чужих руках, которые он сжимал отчаянно в попытке согреть, дать почувствовать ощущение свободы, лёгкости. Он не мог почувствовать того, что тогда ощутила на себе женщина, и не торопился разбрасываться словами «лучше бы я испытал это на себе, нежели Вы», потому что испытать такое — надо иметь при себе силу воли и желание дальше жить. Чонгук не обладает этими качествами настолько сильно. — Я сочувствую Вам и Тэхёну, это сильно, даже для меня. Но это ведь… Поправимо, да? Операция сможет помочь Вам?
— Всё возможно, Чонгук, в наше-то время. Проблема в другом — шанс есть, а возможности нет.
Они оба замолкают на этих словах, мешая ложкой остывший чай — и только звук соприкосновения металла с краями чашки нарушали власть тишины.
Они не слышали глухих всхлипов поблизости. Тэхён старательно пытался молчать, ладонями зажимая рот порывы истерики.
Всё правда, всё правильно. Шанс есть, шанс будет всегда, и даже из самой безвыходной ситуации всегда можно найти выход, но вот каким способом — вопрос другой. Не всегда этот способ есть, и есть ли он вообще — непонятно. Глупое самовнушение и жестокая правда. Потому что Тэхён верил в спасение и старался ради этой попытки, но получал ровным счётом ничего. Подачек со стороны и жалких денег с его «работы» просто не хватало, это — минимум, а им ещё надо на что-то жить. Он готов был голодать, отказаться от всего, продать все свои ценные вещи, которые у него только были.
Тэхён знал, что даже эти жертвы, которые стоили хоть чего-то — бесполезны. Надо действовать сразу кардинально, без саморазрушения, чтобы была эта жалкая гарантия, возможность на последний шанс.
Он хочет, чтобы его мама снова ощутила себя полноценной, полностью здоровой, счастливой.
Чтобы она надевала яркие платья, снова также гуляла по парку, на носочках проходя вокруг фонтана.
Чтобы она могла спокойно устроить свою личную жизнь, чтобы права на счастье их были равны.
Чтобы она, ничего не превозмогая, спокойно, с улыбкой говорила, как же она чертовски счастлива.
Он готов ради счастья своей матери на всё. Всё — буквально.
Даже продать собственное тело под отца его лучшего друга. Раздумья заняли меньше времени, чем он мог предположить.
На кухне послышалось копошение, а после он увидел и самого Чонгука, которого сопровождала к выходу женщина. Он наспех вытер слёзы рукавом свитера и гонит ладонями на себя ветер, чтобы краснота быстрее пропала с лица. Ким просто пытается не смотреть на мать, чтобы не возникло лишних вопросов, а в Чонгуке он уверен — тот поймёт.
Он понял его мать, он выслушал и принял её историю. Может, попробовать и ему понять чужое положение, найти в этом свой плюс? Один — этого достаточно.
— Я-я провожу Мистера Чона, хорошо, мам?
— Да, конечно. Спасибо Вам, что зашли. А Чимин, кстати, где?
— Он уже… Дома, вернулся.
— Ну, тогда славно, можете не переживать, Чонгук.
— Спасибо Вам, Доён. До встречи.
Тэхён выходит в подъезд вместе с Чонгуком, прикрывает входную дверь, думает, с чего начать. Но не успела даже одна мысль в его голове проскочить, как старший ладонью отряхивает пиджак, неловко кашляет в сжатый кулак и также начинает первым разговор:
— Не знаю, уместно ли говорить это сейчас, — усмехается он себе под ноги, а после, поддаваясь риску, смотрит студенту в глаза. В них — ни капли испуга, только уместная в ситуации неуверенность и чувство стыда. Напротив — искренность и жалость. Разговор кардинально повлиял на них обоих, в особенности, на Чонгука — в глазах пропало то желание, с которым он пришёл сюда, та уверенность, которую излучали его слова. Все те чувства просто улетучились, впитались в стены квартиры, остались там, где-то на столе, в кружке холодного чая вместе с парой пролитых слёз. Никто не принял его положение, и потому приходилось справляться самому. — Но я хочу извиниться перед тобой, Тэхён. Искренне.
— Я…
— Не перебивай, пожалуйста, — буквально молит — это становится понятно по жестам рук, по тоске в глазах, нестабильной речи. — Я не врал, когда сказал, что ты понравился мне. Я понимаю, я знаю, что тебе неприятно это слышать от меня — от альфы, от отца твоего лучшего друга, от взрослого человека. Я не знаю, оправдывают ли мои слова для тебя мой возраст, но я говорю это серьёзно. Просто прими это, как факт, ничего с ним не делай. И с моей стороны было эгоистично просить на мою же оказанную добровольно помощь что-то взамен, тем более — от тебя. Забыть такое трудно, — усмехается Чон. — Но всё же попытайся это сделать. Я готов оказать помощь твоей маме.
— Операция дорого стоит…
— Пятьдесят тысяч долларов, узнавал у Чимина, — кивает Чонгук. — Такие деньги надо заработать, я понимаю. У меня есть свои накопления, повышение обещали, так что, думаю, много времени это не займёт. Главное… Не переживай. Всё будет хорошо. Твоя мама сильная женщина, она справится и дождётся того момента, когда жизнь начнётся по-новому.
— Нет, подождите! Мистер Чон, пожалуйста… — Тэхён хватается за чужие плечи испуганно, боясь поднять на старшего взгляд. Глаза бегают по бетонному полу, по чужим ногам — и в мнином отражении он видит собственное отчаяние, которым давился всё это время. — Я… Я не могу так… Я не смогу просто так принять от Вас такие деньги, просто не смогу… Даже… Даже ради мамы, я не смогу просто так…
— Тэхён.
— Это жестоко! Грубо… Неправильно по отношению к Вам. Даже если Вы прониклись историей, даже если просто так… Скажите, — в последний момент он всё же решается поднять на альфу взгляд, смотрит неуверенно, с тоской, непроизвольно сильно сжимая плечи сильнее. — Я правда нравлюсь Вам?
— Правда.
Глаза Чонгука не могли врать, а Тэхён научился различать правду от лжи.
— Я смогу связаться с Вами?
— Если видишь в этом необходимость.
И Ким решается не отступать, кивая самому себе и говоря:
— Я напишу Вам.
***
— О, Господи, спасибо! Я не могу поверить, что этот год закончился! — на чувстве эйфории кричит Пак, стоит двум альфам выйти за пределы универа. — Тэхён, представляешь? Третий курс уже позади!
— Ага, а впереди ещё четвёртый и пятый, — парирует Ким. — Рано радуешься.
— Как раз-таки самое время! До четвёртого ещё два месяца отдыха, надо пользоваться шансом, пока он есть, не слышал о таком?
— Что-то у тебя с настроением не то, ты перепил энергетиков? — улыбается альфа, когда они доходят до арки «рабочего» здания, чего-то, видимо, ожидая. Чего — он сам не понимал, и ему надо идти, вообще-то, на работу. Идти, правда, не было никакого желания, да и смысла тоже при себе особо не имелось — за свои отработанные часы он всё равно получит ровным счётом ничего.
— У меня с настроением как раз-таки всё нормально, а вот ты какой-то скудный, на тебя тошно смотреть.
— С работой как-то не очень.
— Так я тебе который раз повторяю, увольняйся ты с неё! Я же обещал, что буду помогать тебе с деньгами. Уж, ладно, если тебе так принципиально не брать их, то как начнёшь покорять мир, отдашь.
— Я подумаю, ладно?
— Всё равно ты сделаешь так, как я скажу, под моим напором никто не сможет устоять.
Тэхён чувствовал себя отвратительно — так происходило всякий раз, когда Чимин предлагал ему помощь, пытался как-то поддержать, не давал пасть духом. Сейчас это чувство ещё сильнее давило на сердце, отдавая ноющей болью в груди, и как будто змеиным жгутом сдавливало органы, разрывающуюся на части душу. Он посмел мысленно согласиться на предложение Чонгука, но агрессивно отказывался от помощи лучшего друга, который ни при каком раскладе ничего не просил взамен.
Альфа просто хотел компромисса — и потому помогал Паку с учёбой, чтобы деньги он получал не просто так. Он знал, что это — лишнее, для Чимина так точно. Чон предложил оплату операции без ответной услуги, но Тэхён всё равно дал буквальное своё согласие.
Он не понимал собственных мыслей, но от этого ощущение не становилось менее противным. Противно от себя, от своих решений, от своих слов, отказов. Его стабильность пошатнулась, и он не знал, что с этим делать.
Нельзя найти равновесие там, где нет поверхности. Но её можно найти, и как ты по ней пройдёшься — исключительное решение. Тэхёну действительно пора встать на ноги и начать думать серьёзно. К сожалению, ситуация в его жизни вынуждала молчать о какой-нибудь шутке — так хоть можно было немного посмеяться.
— Чимин-а, — зовёт он своего друга. — Можешь дать номер Мистера Чона?
— На, возьми телефон в кармане, пароля нет, перепиши, — спокойно соглашается он, подставляя левый бок. Тэхён достаёт чужой сотовый из кармана джинс и залезает в контакты. — А тебе зачем так резко понадобилось?
— Чтобы твой отец потом не разъезжал поздно по всему городу ко мне с вопросом «где Чимин?». Так хоть позвонить можно, — он быстро переписывает чужой номер телефона, подписывая естественным «Мистер Чон». Уведомление от сообщения телефона Пака заставило руку дрогнуть, но смотреть не стал и просто отдал Паку телефон. — Тебе сообщение пришло.
— Да, от кого? От Сяо?
— Я не смотрел.
Сообщение, как оказалось после, было не от омеги, но его отправитель и содержание СМС было не менее для него радостным.
От Хосока. И это:
«Прости меня».
Это заставляет Чимина улыбнуться. За всё то время, что они не общались, Чимин уже и позабыл о Хосоке и думал, что это у них будет взаимно. Но в его арсенале уже два отправленных сообщения, когда Чимин не давал даже повода писать. Приятно — до одури. Приятно — потому что не забыл.
— Где ты был вчера? — задаёт вопрос Тэхён.
— А? — не сразу понимает Чимин, всё же убрав сотовый обратно. Он ответит, обязательно. — У Сяо, у кого же ещё. У него родители часто уезжают в командировки за границу, вот и засиделся у него допоздна. Я к нему, кстати, и завтра зайду, думаю, отпроситься у папы на ночь. Будем на звёзды смотреть, да о его истинных разговаривать.
Тэхён сдержанно посмеялся себе в руку.
— Вы что, каждый раз на звёзды смотрите и альф обсуждаете?
— А что такого?
— Да ничего, просто странно.
— Не странно, а романтично. Хотя, о чём это я, действительно, мы всё равно не будем вместе.
— Тогда, может, не стоит дальше продолжать?
— Мы даже ничего не начинали, чтобы продолжать и заканчивать. Мы просто проводим время вместе, и, конечно, это всё выглядит, как свидания, и будто инициатива с моей стороны… Я сам осознал, что наши возможные отношения будут выглядеть, как плоский анекдот, но нам ведь ничего не мешает проводить вместе время, так ведь? Просто так, по-дружески.
— Ну, возможно?
— Хей, будь во мне уверен!
Когда за Чимином приезжает такси, они прощаются объятьями, и Тэхён сворачивает в другую сторону, снова раздавать проклятую рекламу. Но перед тем, как настроить себя на многочасовую ходьбу буквально в никуда он останавливается на месте, открывает диалог с отцом Чимина и быстро пишет:
«Я могу прийти к Вам завтра. Вы поймёте».
И моментальный ответ:
«Как пожелаешь».
Как он и обещал себе мысленно, Чимин открывает диалог сразу же, как садится в автомобиль, и пишет:
«Хосок? Это точно ты?».
Не то, что Чимин не поверил — как раз-таки наоборот, это было в его манере писать с минимализмом, ничего толком не объясняя. Но почему он резко решил принести извинения и отречься от своих слов вопрос другой, Чимин считал Хосока принципиальным и откровенным человеком. Оказывается, он ошибся и на этот счёт.
«Без сарказма, я серьёзно».
Чимин не сдержал глупой улыбки. Он бы нагло соврал, если скажет, что не скучал по общению к ним.
«Прости, я просто до сих пор не могу поверить. Ты написал мне первым, извинился в добавок».
«Это что-то новое в нашем общении, знаешь».
«Согласен».
«Я неправильно изъяснился в прошлый раз. Мои слова задели тебя из-за собственной ошибки, поэтому я и прошу прощения».
«Ты думал над извинениями всё это время?».
«Собирался с мыслями».
«Я написал, что не хочу видеть тебя — и это правда, отчасти. Дело не в тебе. Ты хороший, злых намерений, вроде как, за собой не несёшь».
«Зачем мне это?».
«Я о том же. Просто, раньше, когда бывший друг по переписке тоже проживал в Сеуле, мы решили встретиться. Это была первая и последняя наша встреча. Она не понесла за собой ничего хорошего. Я не буду говорить конкретно, что произошло, но после этого случая прошло два года, а я так и не научился доверять людям. Я тебя не знаю и потому не могу доверять до конца, ты можешь притворяться. Хотя, я уверен, ты не умеешь».
«Абсолютная правда».
Чимин на время отрывается от экрана, опирается головой о стекло и смотрит куда-то вдаль, следит за сменяющимся пейзажем и быстро проезжающими машинами. Красный автомобиль ровняется с такси, и из окна яркого авто выглядывает ребёнок, замечает буквально перед собой по ту сторону Чимина и улыбается, махая активно рукой. Это заставляет альфу тянуть глупую улыбку от радости, он отвечает маленькой девочке тем же действом, прислоняя ладонь к толстому прозрачному стеклу.
Он помнил до сих пор, когда в свои десять лет совершил, можно сказать, самый настоящий подвиг, защитив пятилетнего мальчика от соседской собаки. В своём возрасте он только и мог, что отгонять какой-нибудь поднятой с земли веткой, да лепетать про то, какой он бесстрашный герой и что собака — просто животное, просто немного чувствительное. Это было давно, да и не серьёзно всё, но он помнит, как наяву, стоило раз посмотреть на ребёнка перед собой.
Чимин очень хотел иметь собственных детей.
«Собственно…».
От посторонних и совсем ненужных мыслей его отвлекает сообщение, и он снова обращает своё внимание на телефон. Лишние переживания вылетают из головы быстро.
«Прощать меня или нет — твоё дело, просто знай, что мне стыдно за свои слова».
«Хей, всё класс! Я очень рад, что ты написал мне».
И не смеет соврать.
«Но…».
«Какого у тебя цвета волосы?».
Ответ не заставляет себя ждать, хотя Чимин уверен, что тот на конце провода закатил глаза на эдакий вопрос.
«Рыжие».
И Чимин улыбается снова.
***
Осознание того, что уже наступает следующий день, а утро и разгар дня уже позади доходит до Тэхёна только сейчас — и ему откровенно страшно. Чимин уже отписал ему о том, что у отца смог отпроситься, и усмешки сдержать не смог — его намёк был настолько прямым и очевидным, и Чон смог его понять. Он уверен, что даже не просил Пака возвращаться как можно раньше — никому это не выгодно.
Он сам пошёл на такой отчаянный и серьёзный шаг и отступать не собирался. Просто с чувствами совладать было ещё труднее, чем дать одно слово согласия.
Для храбрости он решает выпить, но, к сожалению, в арсенале было только слабое белое вино, которое осталось от очередной посиделки Джин-Хо и его мамы. В алкоголе альфа, откровенно говоря, не шибко разбирался, да и симпатию к нему не разделял, и потому больше одного бокала в него не вместилось. И смелости он никакой не ощущал, кроме как мерзкого привкуса во рту без единого намёка на сладость, а ещё то, как душа вздрагивала с каждым новым шагом ко входу.
Сейчас он сделает шаг и окажется за порогом, выйдет на улицу и вызовет такси, назвав так ненавистный сейчас адрес. Приедет, и Мистер Чон откроет дверь, поздоровается, предложит какую-нибудь услугу, от которой Тэхён заранее знал, что откажется — и всё. Дальше — то, чего он больше всего боится представить. Он не заглядывал в интернет, потому что не маленький мальчик и знал, что это такое — секс. Но у него это происходит впервые, и даже не с омегой, а с альфой, который старше его на двадцать лет, который отец лучшего друга, который просто — он. Тэхён человек своеобразный и первый свой раз не представлял, но не ожидал, что это произойдёт вот так — через собственное принуждение, через согласие со стороны, о котором он параллельно жалеет, в тайне ото всех. Главное — ради выгоды. Он даёт тело — ему дают деньги.
Он всегда, стоило приметить момент, оправдывал проституток тем, что это — не их желание, и идут они туда от отчаяния, от безысходности. Учёба, больные родители, дети, долги. Потому что никому, даже самым низким и прогнившим, не захочется отдаваться самому. Каждый человек знает себе цену. Тэхён испытал это на себе тоже, в очередной раз убеждаясь в своих догадках, предположениях, раздумьях.
В очередной раз убедился, что правда жестока — по своей натуре, и с этим ничего не сделаешь.
Он, правда с небольшим опозданием, всё же добирается до частного дома семьи, раз вздыхая холодный вечерний воздух и направляясь ко входной двери.
Жмёт слабо пальцем на звонок. Слышит по ту сторону приближающиеся шаги. И вместо вечерних сумерек видит тусклый в доме свет, буквально светящуюся в темноте белую рубашку. А после постороннее:
— Проходи.
