Стоило отметить — несмотря на страх и какое-то внутреннее сомнение, которое всегда во всех жизненных ситуациях ни раз подводило, желание выигрывало у столь отрицательных качеств. Страшно, противно — да, но если желание есть, и пусть оно может быть самому себе недобровольным — получится всё. Не зря человеку дано такое чувство, как упорство, основанное на искренней злости — той, которая двигает людьми на работу до последнего пота и самые отважные геройства. Удивительно — но Тэхён не чувствовал подобного в себе раздражения, как и чувство какого-то долга перед собой. Но он всё равно осмелился, и спустя несколько дней с их последней встречи в доме Чона снова пригласил старшего альфу на прогулку по парку, совсем недалеко от его собственного дома. Не это ли можно назвать отважным подвигом?
Между ними не было чувства неловкости, какого-то недопонимания или незавершённости с последнего разговора — и это было не менее удивительно, чем инициатива с его стороны. Возможно, это и стало особым поводом их встречи — как вариант воспользоваться данным шансом, а общение их явно на том уровне, пора узнавать друг друга поближе.
— Мистер Чон, — начинает Тэхён, идя в один шаг с Чонгуком. Он усмехнулся — их движения были такими синхронными, что на душу давило. — Личный интерес, Вы можете не отвечать, но я рискну спросить. Какие у Вас отношения были с Вашей бывшей женой?
— Меня очень привлекает твоя вежливость, — спокойно отвечает Чонгук. — Я понимаю твой интерес, да и, к тому же, я давно разведён, я могу говорить об этом свободно, — и начинает готовиться к рассказу. Тэхён чувствовал физически, на самом деле, как мозг напрягся под действием воспоминаний, без каких-либо попыток обмануть. — Я уже упоминал, что наши с ней родители были знакомы — общий бизнес. Мой отец и её папа были близкими друзьями, у Мину не было отца, и потому мой бывший свёкр всё тянул на себе, оставляя свою дочь на моего папу. Как они говорили когда-то, когда мне было десять, а ей — тринадцать, они сразу решили, что мы будем вместе в будущем. А что она, что я — в школьное время особым спросом популярности не пользовались, поэтому ближе к совершеннолетию просто приняли это, как факт. Когда настало моё совершеннолетие, мы поженились, а уже через год родился Чимин.
— Так быстро.
— Родители хотели внука, и пока мы получали образование — они сидели с ним, но даже так мы находили на нашего сына время. Несмотря на мой тогда ранний для семейной жизни возраст, я был счастлив. Постоянно накручивал до этого себя, как это будет трудно, боялся рутины, такой быстрой огромной ответственности, но… — Чонгук прервал себя, и выглядело это не как забытый промежуток времени, а как сентиментальное чувство ностальгии — он пропитался теми чувствами, теми ощущениями, которые испытал тогда на себе. От глаз Тэхёна не ушло, как альфа улыбался. — Всё моментально улетучилось, словно ничего и не было, когда родился Чимин. Я был… Я был так счастлив, так окрылён. И руки мои дрожали, и слёзы от счастья текли, и лицо от улыбки начинало болеть. Я был счастлив, Мину тоже, и наши родители — всё было хорошо. Проблема в том… Что я не любил её. И женились мы тоже не по любви. Не так должна была начаться наша семейная жизнь, и мы оба заранее знали, что этот брак будет неудачным.
Тэхён поднимает взгляд на ясное, яркое небо и такое прозрачное — за тонкой пеленой пушистых облаков было видно яркое солнце с пробивающими лучами. Ясным был и Чонгук — чужая правда заставляла душу ныть и ужасаться от представленной ситуации, бояться собственных чувств. Отношения не по любви — это так мерзко и неприятно.
— Но… — снова начинает Чонгук. — Я не назову наш брак несчастливым. Наоборот, со временем я смог как-то привыкнуть, а после полюбить её. Искренне полюбить, без какой-либо обязанности ради сына или для успокоения родителей. Знаешь, когда я приходил домой после работы, уставший с непривычки, она была такой уютной, домашней. В подростковом возрасте, когда уже было время наблюдать за подобными вещами, она всегда была немного строгой и категоричной, никаких опаздываний и прогулов, не позволяла себе ничего лишнего и меня часто во многом упрекала. Никогда не забуду этот её пучок, всегда белые рубашки и очки. Но когда она была дома… Ничего этого не было. Она много уделяла времени Чимину, успевала учиться и работать при этом. Она никогда не заставляла меня, не вела себя как-то так, чтобы привлечь внимание или оттолкнуть. Просто была… Милой. И я смог влюбиться в это — в эту искренность, в эту доброту, благосклонность. С уверенностью могу сказать, что это было взаимно. Но, к сожалению, нас не хватило до самого конца. Возможно, когда Чимину было пятнадцать — мы поняли, что пора заканчивать. Она нашла мужчину, которого полюбила, а мои чувства к ней остыли, но мы не могли на тот момент так просто развестись из-за Чимина. Мы понимали — подростковый возраст, эмоциональность, непринятие, поэтому отложили этот момент до его совершеннолетия. Мы не терпели друг друга, у нас не было какой-то друг к другу неприязни — мы спокойно общались, но как обычные товарищи, друзья. Мы до сих пор временами созваниваемся, я виделся с её новым мужем — хороший человек, трудоголик. Но… Просто представь, когда человек искренне любит одного, но делит постель с другим. Вот — что по-настоящему противно, а не наш изначально липовый брак.
В лицо ударил холодный воздух, в голову — понимание. И, возможно, жить с человеком, которого не любишь — пол беды. Страшно, когда любимый есть, но ты отдаёшь всего себя кому-то другому — тому, которому не хочется дарить любовь. Томительное ожидание в единственный на неделе встречи, единственный вечер, на котором можно любить, а дальше — снова в конец очереди в выжидании подходящего момента.
Любовь не подвластна времени, не подвластна месту, не подвластна расстоянию. Но когда ситуация не даёт почувствовать себя вновь свободным — ничего не остаётся, как давиться этим чувством вместе со слезами.
Так себя ощущала мать Чимина? Так себя ощущал сам Чонгук, разрываясь от чувства того, что он не мог ничего сделать, продолжая спать вместе в одной кровати? Чувство того, что они не должны быть рядом, но по-другому никак.
Безысходность.
— Я могу… — тихо говорит Тэхён. — Взять Вас за руку?
И сталкивается с таким искренним взглядом Чонгука.
— Если ты этого хочешь.
И Тэхён берёт.
У Чонгука ладонь тёплая, шершавая, но такая приятная и нежная по внутреннему ощущению, и он греет о чужое тепло свои холодные руки и доверяет им своё разбитое сердце.
Чонгук воспользуется шансом собрать его снова.
Они так и продолжали бродить по парку, держась за руки и разговаривая о различных и таких маловажных вещах: о кино, актёрах, театрах, композиторах, прошлой жизни. Тэхён внимательно слушал старшего альфу и отвечал с таким же блеском в глазах, но его мысли были далёко до этого. В голову навязчиво лезли об их личном разговоре, о семейной драме в жизни альфы, о том, каково ему сейчас. Не повторяется ли ситуация сейчас? Не чувствует ли то же самое, что и пару лет назад его жена — когда любимый человек, казалось бы, так близко сердцу, но и одновременно далеко в своём понимании? Сейчас они гуляют вместе, рассказывают друг другу то, что так сложно принять остальным, улыбаются друг другу искренней не ненавязчивой улыбкой, а ближе к вечеру — Чонгук снова скажет своё любимое «до встречи», вернётся домой, скажет, что уходил по делам и сделает вид, что этого дня не было.
Потому что знает, что Тэхён забудет.
А Тэхён уверен, что Чонгук ошибается.
Иначе не стал бы давать повода. Это — что-то, да значило.
— Не хотите зайти ко мне? Мама уехала к Джин-Хо к его родителям знакомиться, — улыбается альфа. — В дверце холодильника есть красное вино.
— Да я не особый любитель выпить.
— Я тоже, — смеётся. — Говорят, иногда полезно.
— Если только полезно, — и улыбается.
И вряд ли в возможностях Чонгука есть шанс склеить чужое сердце — потому что каждая улыбка, подаренная Тэхёну, разбивала его снова.
До дома идти было недолго, поэтому за двадцать минут неспешной прогулки, сопровождающаяся приятными разговорами о ни о чём, они дошли до многоэтажного дома, а там и до квартиры альфы. Дом пустовал, но даже так он продолжал нести от себя тепло и уют, которым пропитались стены. Окна, закрытые жалюзи, пропускали через себя полосы света, переполняя дом своей атмосферой. На столе — всё те же подсолнухи, холодный чай в белой кружке и только что поставленная наполовину пустая бутылка вина. Тэхён сказал тихое «присаживайтесь», сам достал бокалы и поставил на стол, наполняя пустой сосуд вином. Природный кофейный запах Чонгука приятно сочетался с тэхёновым, до носа дошёл лёгкий шлейф броженого вина.
Так комфортно. Чонгук чувствовал себя так спокойно, без ранее привычного напряжения и какого-то чувства неловкости. Он чувствовал себя нужно. Чувствовал, что здесь — его место.
Они делают первый глоток, чокнувшись негромко стеклянными бокалами. Поговорить было, о чём, но Ким решает, что помимо его страсти к кинематографу Чонгук должен знать что-то более личное и глубокое. Ему можно было довериться.
— Мой отец, — начинает своё повествование Тэхён, глотнув немного вина. И давно алкоголь стал не таким противным на вкус? — Был мне примером для подражания. Он всегда находил на нас время, будучи загруженным работой, выбирался пораньше с работы, чтобы сходить с мамой на свидание, и меня он никогда не ругал, не критиковал, хвалил. И работником он был тоже ценным. В общем… Идеальный, даже обозвать нечем, — горько усмехнулся альфа, осушив бокал. — Так и думал, пока не случилась страшная ситуация с мамой. Я… Ожидал того, что он бросит нас, скажу честно. Не каждый сильный духом человек способен это принять, а эта ситуация так застала нас врасплох. Я думал о возможном разводе, да, и что ему будет страшно, но… Не той правды, которую он рассказал. Я был тогда на эмоциях, и между нами случился конфликт, в процессе которого рассказал о том, что у него… — тяжело вздыхает. — Есть другая семья.
— Тэхён…
— Он изменял маме десять лет, — в глазах начало предательски щипать от столь болезненных воспоминаний. И дело было даже не в предательстве, этой глупой измене, о которой он его отец так долго молчал — а в том, что он принял чужую сторону, что на пострадавшую жену ему было наплевать, и что рассказал он о своих похождениях только тогда, когда появился долгожданный повод уйти. — У него был ребёнок. Представляете? У меня где-то там есть брат.
— Тэхён-а…
— А знаете, что он мне ответил на мои возмущения? Что ему всё осточертело, и что помогать он нам ни в чём не собирается. Мы были на грани нищеты, маме нужны были лекарства, а денег не было. И это… Это так… — но Тэхён не успевает закончить, как чужие губы резко накрыли его собственные, стирая с них солёную непрошенную влагу.
Никто ничего не понимал. Было ли дело в эмоциональном всплеске или чувствах и переживаниях, которыми они делились друг с другом. Или же Чонгук таким деликатным методом просто решил его заткнуть? А, может, дело в глупом алкоголе, заставивший поддаться?
Почему-то это становится не таким важным. И почему-то они оба сдаются.
Тэхён прикрывает глаза, руками нащупывая очертания лица альфы и так нежно кладя на щёки свои ладони. Губы Чонгука были нежными и мягкими, с послевкусием терпкого винограда и молочного кофе. На губах чувствуются горечь и сочувствие, которое Чон питал по отношению Тэхёну, и так яро ощутимое на языке — любовь. Тэхён принимал это чувство и отвечал тем же — искренне и честно. Чувство симпатии не пугало альфу, наоборот — он тянулся за ним в попытке быть ближе, ощутить что-то большее от нехватки чувства в сердце. И в трогательном поцелуе он разделял это чувство с Чонгуком, глотая вместе со сладким алкоголем и горькими слезами.
Это было так для него ново. Это буквальная погоня за тем, от чего он сам долгое время убегал — по-другому не назовёшь то, что он начал чувствовать к Чонгуку так недавно. Он ни на чём не настаивал, ни к чему не принуждал, искренне и честно делился своими мыслями, тревогами. Но и с этими фактами Чонгук вёл себя крайне сдержанно, не позволял чего-то лишнего и даже в их первую совместную ночь он пытался убедить, всё делал сам, говорил слова успокоения.
Тэхён вовремя понял, что это надо ценить. Тэхён вовремя осознал, что хочет ответить тем же. Тэхён вовремя признал, что испытывает схожие чувства.
И что возраст, родственные с другом связи и природная принадлежность — не беда.
Чонгук отрывается от губ Тэхёна, горячо в них выдыхая. И всё то чувство грусти со слезами моментально исчезают — в отличие от желания, которое горело на губах красным пламенем.
Тэхён хотел ещё.
— Завтра… — шепчет ему в губы Чон. — Чимин уезжает в Пусан, на лекцию профессора Ли. Приедешь проводить его?
— Да, он говорил мне, — надломленно шепчет альфа. — Мистер Чон… — хрипит. — Могу я поцеловать Вас?
Чонгук не в том положении, чтобы отказать — а Тэхён в получении отказа.
И они беспрекословно подчиняются.
***
— Эх, и как вы будете здесь без меня? — наигранно грустно вздыхает Чимин, всё никак не желая отрываться от объятий Тэхёна.
— Это только три дня, Чимин. Как-нибудь переживём, — смеётся Ким.
— Ким Тэхён, ну ты и…
Действительно, казалось — какие-то три дня, и Тэхён знал, чем себя занять на это время, но без присутствия где-то рядом лучшего друга всё равно создавалось ощущение одиночества. Но отбирать у Пака пристрастие к истории последнее, чем бы он занялся — потому что хоть так ему было что-то по-настоящему интересно. Потому он не упустил шанс съехать на три дня в Пусан ради лекции именитого профессора Ли, который был известен не только родственными дальними связями с прошлыми корейскими правителями, но ещё и отличным умением оратора. И проигнорировать такой шанс было бы действительно огорчительно — тот человек занятой и родную родину посещает не так часто, всё время проводя свою большую часть жизни заграницей, а тут сразу с пятичасовой лекцией и экскурсией по самым известным историческим местам города. Если бы Тэхёна это интересовало также, как самого Пака — он бы тоже не упустил возможность съездить, но весь его интерес полностью отдавался актёрскому мастерству и истории кино.
Проводить его приехала также мать Чимина — Пак Мину. Тэхён видел, как женщина общалась с Чонгуком, как Чимин рад был увидеть свою маму, постоянно её обнимая. Тревожное чувство поселилось в сердце альфы, не желая уходить или перестать как-то его беспокоить. И дело не в глупой ревности, которую альфа так и не испытал на самом себе, нет. Просто понимание, что Чимин хотел именно этого — видеть своих родителей так близко, заставляло чувствовать его некомфортно. Он вспоминал вчерашний разговор с Чонгуком, он не забыл те слова о разломе в их отношениях много лет назад и как они мирились с этим ради единственного и любимого сына. А ещё он понимал, что сегодняшняя встреча — лишний шанс для Чимина попробовать свести своих родителей снова. Не замечая ничего вокруг себя: ни то, что его же мать любит другого, ни то, что Чонгук сам не хотел давать шанс на эти липовые жалкие отношения только ради потехи самолюбия Пака.
Тэхёну было неприятно на это смотреть — на то, как горят его глаза. Горят от нежелания видеть очевидную правду.
— Мам, ты здесь останешься? — спрашивает Чимин перед тем, как сесть в машину и окончательно уехать. Тэхён на это только вздыхает и отворачивается в сторону.
— Нет, прости, — спокойно отвечает Миссис Пак. — Минхо в командировку уезжает, надо помочь собрать вещи. Удачной поездки, милый, — целует она сына в щёку. — И тебя была рада увидеть, малыш, — намекая уже на Чонгука.
— Ах, нет, нет, ты старше меня только на три года, и нам с тобой уже за сорок.
— Но я ведь не перестану быть твоей нуной, — смеётся. — Пока, Чонгук, Тэхён, — улыбается. — Ещё раз удачи тебе, Мин-а. Внимательно следи за дорогой.
— Я права ещё три года назад получил, эй.
Тэхён сам прощается с матерью друга и делает поклон, мысленно отмечая, что Мину довольно приятная и очень милая женщина. Но от глаз также не ушло, как Чимин очевидно расстроился, вновь услышав столь ненавистное имя новоиспечённого отчима. Но на душе становится легче, когда они оба уезжают со двора дома. Слишком сильно чужая одержимость «правильности» давила на душу.
— Миссис Пак очень приятная женщина, — говорит Тэхён. — У Вас очень хорошие отношения с ней.
— Друзья с детства, — улыбается Чон. — До сих пор помню, как она меня защищала, она старше меня и имела при себе свой авторитет. Возможно, мы не самые лучшие муж и жена, но я могу её назвать своим лучшим другом.
— На это приятно смотреть, — и говорит абсолютно честно. — Мы остались с Вами абсолютно одни, Мистер Чон. Не хотите… Сходить на свидание?
***
«Хосок, я могу позвонить тебе?».
«Попробуй».
«Звучит, как вызов».
«Посмотрим, слабак ты или нет».
Чимин усмехается, но на вызов решается и звонит Хосоку. Отвечают ему моментально.
— Ты — чёртов провокатор, ты знал это?
— Зато таким способом от тебя можно хоть чего-то добиться, — парирует тот на конце провода. — Что за надобность?
— Я просто в пробке стою, в Пусан еду на лекцию профессора Ли. Я когда узнал, что он приезжает в Корею, так удивился! И, чёрт возьми, так обрадовался! Папа успокаивал меня весь вечер, думал, я начну плакать и биться в истерике. Хотя, быть честным, я был приближён к этому состоянию.
— Я рад за тебя. Но ты ведь не за этим мне звонишь. Я прав?
— Прав, — усмехается Пак. Чужая чуткость и проницательность порой поражала и пугала до чёрта, и совместно с этим не казалась менее удивительным, хоть они и общались далеко не первый день. — Сегодня мама приезжала меня провожать, она так хорошо общалась с папой. И я подумал…
— Не продолжай, — перебил его Хосок. — Я знаю, что ты мне скажешь. Сразу скажу — прекращай думать о том, чтобы их свести.
— Но…
— Я серьёзно. Ты взрослый человек, тебе двадцать два года, а ты до сих пор не можешь смириться с тем, что у тебя родители в разводе. Ты лишаешь их счастья. Твоя мать любит другого, с чего ты взял, что у твоего отца никого нет?
— Он не может…
— Ошибаешься. Он имеет на это полное право — на собственную личную жизнь. Он — твой отец, ты не имеешь права ему мешать. Прекращай это. Ведь твой отец останется твоим отцом, мать — матерью, ты можешь не принимать нового отчима или мачеху, это твоё личное дело. Но ты не имеешь права им мешать, ты не играешь в их отношениях хоть какой-то роли.
— Ээ, да… Я подумаю, — тихо пробормотал себе под нос Чимин. — Пробка… Рассосалась, я поеду, не хочу отвлекаться, созвонимся, спишемся, — и тут же сбрасывает, тяжело вздыхая и ниже опуская окно водительского сидения.
От машинных ароматизаторов начало тошнить — как и от слов Хосока.
«Ты ведь всё ещё стоишь в пробке, я прав?».
Чимин только усмехается вслух. Горько — от жестокой правды.
«Прав».
***
— Простите, Мистер Чон, мои финансы не позволяют Вас отвести в более… Грациозное место.
— Расслабься, Тэхён, тут очень уютно. Музыка очень приятная.
— Мне главное, чтобы Вы чувствовали себя комфортно.
— Мне более, чем комфортно.
Хоть и какого-то особого повода не было, Тэхён решил пригласить Чонгука в ресторан — и, как иронично, рядом было ещё несколько с рейтингом повыше. Но, несмотря на небольшой диапазон цен, здесь было очень даже комфортно, а количество людей в зале показывало, что это место пользовалось своей, особой популярностью. И Тэхён даже догадывался, чем именно. Пианино в центре всего зала привлекало больше всего внимания, а сидящий за ним альфа сорока лет, исполняющий известную «К Элизе» и весь такой из себя — специально для омег.
Тэхён не знал, чего ждать от этой встречи вновь. Вроде, и со своими чувствами определился, и отношения у них явно зашли за границу дозволенного, но внутреннее чувство неопределённости всё равно присутствовало. Их отношения были тайной ото всех, в особенности — от Чимина, сына и лучшего друга. И выход из ситуации был не особо велик, но при этом не менее огорчительным с печальным концом — либо они во всём признаются Паку, либо молча расстаются. Расставание неизбежно в обоих вариантах.
Потому что никто не думал, что всё зайдёт так далеко. Никто не знает, что с этим делать.
Тэхён думал о том, чтобы просто «отработать» большую сумму, Чонгук — что справится со своими чувствами. Но очарование младшего альфы околдовало его, а сдержанность и терпение со стороны Чонгука подкупили.
Они оба знали о существующей проблеме, но не знали, как её решить и как быть без присутствия друг друга. Одного столкновения их взглядов только подтвердили эти мысли: как?
— Чимин говорил, что Вы умеете играть на пианино, — невзначай говорит Тэхён, засмотревшись на симпатичного пианиста.
— На скрипке тоже, — лёгко усмехается Чон. — По инициативе отца. Скорее, как способ найти то, что мне действительно будет интересно. Со струнными у меня всегда дела шли как-то не очень, а вот пианино да… До какого-то времени я порой не отрывался от клавиш, пока не закончил школу. Просто стало не до этого — университет, свадьба, ребёнок, работа. Сейчас интерес упал, так, бываю сажусь и играю что-то незначительное.
— Я бы хотел услышать, как Вы играете.
— Услышишь, — и улыбнулся.
А Тэхён понял, что, на самом деле, может и не успеть, а шанс находится так рядом, что грех его упустить. Поэтому, с нетерпением дождавшись, когда пианист закончит играть, он кидает альфе «я быстро» и идёт в сторону музыканта.
Волнительно — но оно того стоило.
— Простите, — делает поклон Ким. — Я хотел похвалить Вас, Вы очень хорошо играете.
— Профессионал своего дела, — улыбается старший. — Благодарю. Мне это очень льстит.
— Есть, за что. И… Я хотел бы Вас попросить о кое-чём… Ну, знаете… Немного деликатной просьбе.
— Так интересно! Я внимательно слушаю. Надеюсь, это не касается моего заработка? — смеётся.
— Нет, нет… Просто… Мой… Молодой человек, — немного смущённо. Имел ли он право так называть Чонгука? — Тоже умеет играть, и я хотел бы Вас попросить, ну… Уступить? Простите, наверное, это, как-то неправильно, ведь вы отрабатываете свой день, просто… Сегодня такой особенный день, а, представляете, я ни разу не слышал, как он играет! Ну, а тут повод подвернулся, и я подумал… Почему бы и нет?
— Да Вы, молодой человек, тот ещё романтик! — и хлопнул того по плечу. — Конечно, приглашайте! Я хочу посмотреть на это.
— Вряд ли Вас это как-то удивит…
— Я про Ваши глаза, которые будут гореть звёздным сиянием, когда Вы будете смотреть на своего молодого человека.
— А… Так можно, да?
— Конечно!
— Спасибо Вам. Я, то есть мы, мы сейчас!
Тэхён быстро обнимает мужчину, радостно улыбаясь, после сразу же подбегая к Чонгуку и зовя того за собой. Чужое непонимание на лице вызвало в нём улыбку.
— Тэхён, что происходит? — в прострации спрашивает Чон. И состояние какой-то отдалённости продолжается даже тогда, когда Тэхён с гордым видом сажает его за музыкальный инструмент. — О, Боже, Тэхён… — выдыхает Чонгук. — Ты мог просто сказать.
— Вы бы отказались, — парирует альфа. — Вы обещали, что когда-нибудь я услышу, как Вы играете.
— Вот так резко? Прямо сейчас?
— Пожалуйста.
Одно слово, один взгляд — и этого становится достаточно, чтобы Чонгук отвернулся и давил в себе желание обнять Тэхёна прямо сейчас как можно крепче. Улыбка лезет на лицо сама, он смотрит — и получает такую же в ответ. Искреннюю и ясную.
Тэхён заставил почувствовать то, чего он не чувствовал так давно. Тэхён дарил ему новые эмоции, казалось бы, даже не стараясь.
И только Тэхён смотрел на него таким взглядом — и никто другой.
Немного разомнув пальцы, Чонгук всё же касается клавишей и начинает наигрывать песню. Тэхён узнаёт её и тихо смеётся. Не сам ли Чимин включал её относительно недавно? И когда губы приближаются к микрофону, а тихое помещение сосредоточенных зрителей наполнилось пением — Тэхён вздрагивает.
Чужой ангельский голос отправил его на небеса. Преданный взгляд был направлен только в его сторону. И Тэхён поёт тоже.
«I overdose».*
