Memento Mori

      Мое самое нелюбимое время работы — это война. Там столько душ, за которыми нужно являться и забирать, что порой никаких нервов не хватает. Эту душу забрал, этого откачали, этот вроде как ожил и тут же умер, этот вроде как умер, но еще живой. В общем, вакханалия, которая творится во время боевых действий и стычек, для меня является большой головной болью.       Вот и сейчас я появился вечером в лагере каких-то военных сил. Мне всегда было все равно на страну, флаг и прочее. Для меня важность всегда представляет только душа. Когда я появился, то увидел, как солдаты быстро покидают свой лагерь, стараясь действовать как можно тише.       «Крысы бегут с корабля?» — думал я, шагая через лагерь к солдату, что спал около дерева.       Ног выше колен у него не было, вместо них были два забинтованных обрубка. К нему хотел было подойти один из солдат, но раздался крик:       — Отставить! Либо нас всех убьют, либо мы его оставляем тут! — Парень огляделся и, заметив приближающихся противников, последний раз взглянул на спящего товарища.       — Встретимся у Бога! — сказал парень шёпотом и поспешил покинуть лагерь.       Другие же люди начали приближаться к лагерю, и тот парень, что лежал около дерева, открыл глаза и посмотрел по сторонам. Издав протяжный стон, парень достал пистолет и начал стрелять в фигуры, которые приближались к нему. Но из-за потери крови и темноты стрелял он больше по галлюцинациям, а не по настоящим врагам. Однако он вел подсчет патронов, так как, выстрелив очередной, он опустил пистолет, тяжело дыша. Глаза прошлись из стороны в сторону. Когда же он услышал приближающиеся шаги, лишь стиснул зубы и, всунув ствол пистолета себе в рот, нажал на спусковой крючок. Над лагерем раздался последний выстрел, а я подошел к мертвому солдату и вытащил его душу. Сейчас он стоял на своих двоих в полный рост и смотрел на свой труп.       — Вот и отдал долг Родине… А она забрала жизнь как процент! Не хотела же меня мать отпускать! А я, дурак, говорил, что это всего лишь год… Он быстро пролетит! А теперь мать будет плакать у цинка! — Сплюнув себе под ноги, парень поднялся и посмотрел на меня.       — А ты чего так долго шла за мной, старая? Я хотел умереть уже после взрыва мины у меня под ногами… — возмущался он, на что я лишь пожал плечами.       — Не я выбираю, когда кому-то умереть. У всех свое время. И, как видишь, я пришла, когда твое закончилось! — объяснил я, смотря по сторонам.       — М-да… Интересно, чтобы сказала бы моя девушка, если бы я вернулся с фронта вот таким? — спросил парень больше себя, чем меня, возвращаясь к своему трупу.       — А тебе разве уже не все равно? — в ответ спросил я, намекая на то, что если бы он хотел узнать ответ на этот вопрос, то не стоило себя убивать.       — Я не собирался просить этих скотин о милостыне! Слишком гордый для этого! — ответил парень, поднимаясь и снова поворачиваясь ко мне.       — Мои меня хотя бы пытались спасти или бросили как ненужный балласт? — поинтересовался парень, подходя ко мне ближе.       — Был один, но его кто-то остановил, сказав, что либо ты, либо они, — отозвался я, спокойно протягивая ему руку.       — Скорее всего, Молотов — падла, из-за которой я и наступил на мину… Ладно, придет время, встретимся еще! — сказал парень, принимая мою руку.       После того как мы оказались в коридоре, парень слегка усмехнулся.       — Вот же падла все-таки… Громче всех кричал, что зажмем их! А теперь? А теперь мои ноги как обрубки… Сука… — парень вновь заговорил сам с собой, вспоминая своего командира.       Сопроводив его в загробный мир, я закрыл за ним дверь и достал книгу.       — Жаль, что для суда все равно, гордый ты или нет. Суицид есть суицид… — сказал я спокойно, закрывая книгу и отправляясь за очередной душой.