Да хранит тебя Люцифер

Закусив губу, я лежала на кровати равномерно поглаживая котенка, пристроившегося под моим боком. Моя рука еле заметно дрожала, так что иногда Дей вздрагивал, когда я неудачно касалась его кожи. Впрочем, больше он ничего не выражал, лишь иногда начинал тихо мурлыкать. Данное занятие хотя бы немного, но успокаивало мои нервы, а в какой-то момент начало даже усыплять. Закрыв глаза, я свернулась комочком вокруг котенка и неожиданно для самой себя всхлипнула. Мне стало непростимо страшно и жалко себя. Мир, который я так старательно возводила вокруг себя целых два года, рушился от легких дуновений ветерка, вызванных крыльями архангела. Мне было чертовски неуютно, я чувствовала себя беззащитной и совершенно беспомощной, потому что мне даже поговорить было не с кем. Люцифер сказал, что в мою мать вселился какой-то элементали. Кто или что это он толком не объяснил, ссылаясь на то, что он попробует найти хоть какую-нибудь подсказку, а лучше всего, конечно, решение проблемы. Не знаю, где и как он собирается это делать, но точно знаю, что не в Аду, так как, оказывается, путь туда ему закрыт, двери не открываются, а ломиться не стоит, так как вдруг какой-нибудь демон решит, что Повелитель слаб и решит побороться за трон. Лежа в кровати, рядом с котом, мне было особенно сложно представить вообще, как такое может происходить. Все-таки чертовски сложно уложить в голове, что я - не человек, по крайней мере не на все сто процентов, Люцифер - настоящий Дьявол, мой архангел-хранитель, Ад и Рай существуют, на земле проживают демоны, ангелы и прочие твари и существа, которые в представлении науки не существует. Ну и, конечно, осознание, что я отношусь ко всем «прочему» не особо вселяло уверенности. Дверь открылась тихо, даже очень, так что я среагировала больше на возникший сквозняк, чем на сам шум. В проеме стояла моя сестра. Если честно, то я даже не слышала, как она пришла. Обычно это такой мини-ураган, разговаривающий с тремя парнями одновременно, но сейчас… Она была тихой, пугающе тихой. За окном уже потемнело, а свет я не включила, так что я лишь могла догадываться о том, как она сейчас выглядит, и что-то мне подсказывало, что не лучшим образом. Приподнявшись, я включила бра и замерла с ужасом рассматривая зареванное лицо Эбигейл, которая в руках держала какую-то маленькую палочку и с силой сжимала ее, будто хотела раздавить. Первое что мне пришло в голову, так то, что это сигара, но было понятно и без лишних уточнений ясно, что это не она. Плечи девушки периодически начинали трястись, вместе с этим она всхлипывала и шумно втягивала воздух, прижимая свободную руку ко рту. Ее глаза были красными от слез, впрочем, как и лицо, с которого она периодически оттирала слезы рукавом своей рубашки. Вскочив с кровати, я практически подбежала к ней, беря за плечи и обеспокоенно заглядывая в глаза, из которых без остановки катились слезы. Она молчала даже после моего довольно нечеткого вопроса, о том, что случилось. Вскоре, она стала лишь начал еще громче всхлипывать, что вызвало немалое беспокойство уже и котенка, который сразу вскочил и теперь наблюдал за нами с подоконника. Нашептывая какие-то утешительные слова, хотя я до сих пор и не знала, что произошло, я аккуратно усадила ее на кровати. Девушка сразу, уткнувшись мне в плечо, разрыдалась. Она плакала долго, еще минут десять. Никогда не видела Эбигейл в таком ужасном состоянии. — Эби, ну что случилось? — Тихо произнесла я, ласково поглаживая ее по спине. На секунд десять она замерла, потом отстранилась и с ужасом в глазах передала мне предмет, который до сих пор был у нее в руках. Только узнав, что это, я сразу же с ужасом осознала, что дела совсем плохо. Она сидела прямо передо мной, зареванная, вся растрепанная и красная, с тест-полоской в руках, на которой были видны две четких линии. Сейчас передо мной уже сидела не только моя сестра, но и только недавно зародившийся ребенок, прямо у нее под сердцем. — Что мне делать? — Прохрипела она срывающимся голосом. Я отложила тест на прикроватную тумбочку, открыла верхний ящик и достала от две таблетки, каждой по одно. Молча передав ей успокоительное, я сразу же проглотила свою от беременности, убрала все на место, как и тест, а после, потерев переносицу, тяжело вздохнула. — Ты знаешь чей он? — Прошептала я, беря ее руку в свою. Девушка еще некоторое время пустыми глазами смотрела в стену, потом судорожно вздохнула, тихо всхлипнула. По телу пробежала дрожь, когда она кивнула. — Джеймс… — Одними губами проговорила она, вдруг снова заходясь в плаче и заваливаясь ко мне на плечо. Я была абсолютно обескуражена. Джеймс? Это который географ, да? Боже, скажите, что это не он. Ведь он… Он не мог. Просто не мог так поступить, особенно с моей сестрой. Он же адекватный. Он же воспитанный. Он же, в конце концов, один раз отказал. Не мог еще раз? Я обескураженно поглаживала ее по спине, нашептывая что-то на ухо, хотя навряд ли сама понимая, что именно. То, что я узнала — абсолютно выбило меня из колеи событий. Мой мозг явно отказывался понимать, как такое могло произойти. Как все, что произошло за жалкий остаток дня, могло случится! — Резинка слетела… — Прошептала вдруг сестра мне на ухо, от чего я даже вздрогнула. — Поспи. — Не знаю откуда у меня взялись силы произнести эту столь короткую фразу, ведь мне вообще казалось, что я не могу шевелиться. Впрочем, несмотря на это, я, сделав усилие, уложила ее к себе на кровать, выключила свет и принялась ждать, когда она заснет. Впрочем, провалилась она в дремоту довольно быстро. Вскоре на кровати лежал обычный зареванный ребенок, а не девятнадцатилетняя девушка, забеременевшая от учителя географии. Тяжело вздохнув, я вышла из комнаты, тихо затворив дверь. Видно успокоительное и впрямь было хорошим, раз она так быстро заснула. Спустившись на кухню, я заварила себе чашку чая с лимоном и, прислонившись к столу, в полной темноте, начала наблюдать за фонарями на улице в открытом окне. Дул свежий, уже почти летний воздух. Я смотрела безучастным взглядом на потемневшее небо. А ведь где-то там, у себя в квартире сидит Мистер Уокер, может быть попивая чай так же смотрит в окно или, например, болеет за свою любимую команду по футболу, или проверяет небольшой тест, выданный шестому классу. Сложно сказать, что сейчас он делает, но он точно еще не знает, что сейчас, недалеко от меня на кровати лежит девушка, в которая зародилась жизнь, маленькая и крошечная, и эта жизнь — чадо именно его, Мистера Уокера. Сегодня он еще не подозревает, какие мороки подстерегают его в скором времени, он не знает, что завтра с утра, на первом уроке он увидит перед своим кабинетом меня: растрепанную, невыспавшуюся, не знает, что после двух минут наедине в его кабинете, раздастся хлопок от пощечины. Он еще ничего не знает… И Эбигейл ничего не знает. Она не знает, что делать дальше. Беременность в девятнадцать лет — крест на всей жизни, только если не обратиться в детский дом или в специальную службу. Она прекрасно осознает, что как минимум в этом году пролетает с универом, что ей в любом случае в скором времени придется сказать о произошедшем матери и отцу, который снова уехал. И я не знаю, ничего не знаю. Я не знаю, кто я, не знаю, что мне делать, не знаю, как реагировать, не знаю, как поддержать Эбигейл, не знаю, стоит ли положительно реагировать на аборт. Черт возьми, я не знаю ничего! Теперь я даже не знаю, кто я...