Когда ты улыбаешься, ноги подгибаются, Тело рассыпается, планеты взрываются, Когда ты улыбаешься, когда ты улыбаешься...
Двадцать девятое июля девяносто пятого года стало особенным днём для Саши Головина. Практически два месяца назад ему исполнилось восемнадцать, а ровно месяц прошёл с того момента, как он встретил рассвет со своими одноклассниками на выпускном вечере. Правда, про выпускной парню вспоминать не сильно-то хотелось. Он проходил прямо в школьной столовой, были почти все, даже директор и завуч решили посетить данное мероприятие. Одноклассницы из кожи вон лезли, чтобы смотреться лучше друг друга, парни же в этом плане были гораздо проще — что из шкафа покрасивее выпало, то и надели. Саша, например, был в обычных джинсах и рубашке. Поначалу всё шло довольно неплохо, играла какая-то музыка, кто-то танцевал, Миша ел, как не в себя, потому что дома его плохо кормили. Директор выступил со своей речью о трудностях взрослой жизни, нестабильности в стране и больших надеждах, возложенных на этот выпуск. Затем вышла завуч, уже чуть-чуть пьяная, потому как в учительской наливала математичка, начала рассуждать о жизни, и пока Николай Иванович, то есть директор, не предложил ей сесть, она не затыкалась. Не могла не отметиться и классная... Она со слезами на глазах вспоминала свой выпускной, потом зачем-то подозвала к себе Олега, бывшего старосту, начала его целовать и желать всем счастья. К середине вечера трезвых можно было пересчитать по пальцам. Миша, обожравшись какого-то салата, решил потанцевать, и ничего хорошего это не предвещало. Паша, один из лучших друзей Головина, орал, что надо было ему отвечать за музыку. Ирка, считающаяся самой красивой девочкой, начиная с восьмого класса, быстро утащила не затыкающегося Пашу в туалет, и чем они там занимались остаток праздника, лучше не упоминать. Саша же сидел за столом и медленно жевал какой-то винегрет, смотря, как все развлекаются по-своему. Ему было немного одиноко, и парень подумывал, что было бы неплохо попрощаться и уйти, но вдруг к нему подсел Коля... Запинающимся языком тот объяснял, какая сука эта Ирка, ведь она обещала ему, а не Паше, при этом заставляя Головина пить какое-то дешёвое вино, от которого начинала кружиться голова, а винегрет торопился вернуться наружу. — И вот... потом... я у неё спросил... вот прямо взял и спросил, — продолжал втирать Коля. — Поставил вопрос ребром... Дашь мне? — Чего? — Саша прослушал всё, о чём говорил одноклассник, и сконцентрировался только на последнем вопросе. — Я спросил у этой сучки, даст ли она мне... Она кивнула... А теперь, что? С этим мудаком?! — Ты мне это уже в третий раз говоришь, — вздохнул парень, видя, как Коля тянется к бутылке. — А тебе послушать жалко?! — внезапно обозлился одноклассник. — Ты что... Меня не уважаешь?! — Нет, просто... — Да ты совсем охуел! Ожидаемо началась драка на пустом месте. Коля был пьянее Саши, поэтому только разбил парню губу, а сам отделался фингалом. После этого Колю стошнило на чистый столовский пол. Тем не менее они без особенных потерь встретили рассвет и разошлись по домам. А через два дня Головина отправили в Москву. Саша помнил слёзы матери, которая очень переживала за своего сына, наставления отца, Пашу, решившего отметить это дело бутылкой дедовского самогона, ещё нескольких своих друзей, которые остались в Калтане. Его ждала долгая дорога в общем вагоне, где пришлось двое суток спать сидя, потому как билетов на полноценное место просто не было, деля койку с какой-то странной бабкой, которая всё пыталась погадать ему. Через полтора дня Саша сдался, и старуха разложила карты. Она нагадала ему какую-то судьбоносную встречу, какого-то значимого человека, кучу новых знакомств и несчастную любовь. На последнем пункте Головин усмехнулся. Удивительно, но бабка даже не стала брать с него деньги за гадание. Приехав в Москву, Саша долго не мог понять, как ему добраться до общежития. Карта метро повергла в шок, в родном-то Калтане метро вообще не было. Ближайший автобус был, кажется, только через полчаса. Стояла ужасная жара, тротуар буквально плавился под ногами, люди, щурясь, смотрели на небо, видимо, в надежде заметить там хоть облачко, хоть небольшую тучку. На остановке толпа не помещалась под козырёк, поэтому возникли споры, кому там положено стоять, а кому нет. Какая-то женщина утверждала, что ей необходимо в тень, ведь у неё слабое сердце, мужчина, не дающий ей даже приблизиться к спасительному куску площадки, кричал о своей принадлежности к высшим органам власти в далёком прошлом, и его служебное положение обязано уважаться. С ним активно спорила молодая студентка, рядом с которой тёрся дряхлый старик, опирающийся на погнутую трость. Девушка хотела, чтобы дедушке дали место, но кому это было интересно. Саша стоял чуть поодаль от всего этого действа и совершенно не понимал, почему всё так сложно. Хотелось домой, в родной и любимый Калтан, к маме и папе. Кое-как он всё же смог добраться до общежития. Это было шестиэтажное нетипичное здание с деревянными дверями на входе, над которыми висела потёртая голубая табличка. Головин сделал глубокий вдох и стал подниматься по ступенькам. В просторном холле оказалось не менее душно и жарко, чем на улице, и только около вахты работал вентилятор, дающий хоть чуть-чуть свежего, прохладного воздуха. Саша подошёл к стойке, где сидел вахтёр, листающий какой-то номер газеты, которую приносили каждую неделю. — Здравствуйте. — Смотри список и иди, — кивнул мужчина, указывая пальцем в листы бумаги, исписанные не самым понятным почерком. Там были перечислены фамилии будущих студентов, заселяемых в общежитие в этом году, а рядом номера комнат, к которым они были прикреплены. — Спасибо, а как вас...? — поинтересовался Саша, не спеша разбираться в списках. — Сергей Николаевич, — заинтересованно ответил вахтёр, откладывая в сторону газету и вглядываясь в лицо парня. Мало кто считал, что стоит обратить внимание на мужчину за стойкой. Кто-то сразу кидался к спискам и находил там себя, кто-то всё же здоровался и считал, что на этом с вежливостью можно и закончить. Игнашевич просто провожал студентов взглядом и углублялся в свои дела. Он был представителем того поколения, что верой и правдой строило СССР, критикующего все решения нынешнего правительства и ностальгически вздыхающего по старым временам и порядкам. Сергей всю свою молодость работал на заводе, а потом, когда тот закрыли, устроился на стройку, таская кирпичи и прочие стройматериалы за очень скромную зарплату. Это общежитие мужчина строил буквально своими руками, потому, уйдя на заслуженную пенсию, он пошёл в вахтёры именно сюда. Ещё пяти минут не прошло с момента, как Саша зашёл в общежитие, а к его входу на высокой скорости уже подъехал чёрный «Мерседес». Громко хлопнув дверью, из него вышел парень, брезгливо осматривающий место своего будущего пребывания. Он медленно снял солнечные очки и в очередной раз скривился. — Пижон какой-то, — глядя в окно, сказал Игнашевич. — Каким ветром его сюда надуло? Саша в этот момент углубился в список, пытаясь понять, что там вообще написано, но долго этим заниматься он не смог, поскольку был грубо оттолкнут кем-то. — Поаккуратней можно? — недовольно спросил Головин. Перед ним стоял тот самый парень, сейчас рассматривающий листы бумаги. — Завались, — категорично выставленный в сторону Саши средний палец о многом ему сказал. — Охренеть. И куда я, блин, попал? — буркнул он и начал подниматься по лестнице, ведь лифт не работал. Из шести этажей жить можно было только на четырёх, так как последние два были уже год закрыты на ремонт, даже не начинавшийся. На втором проживало больше всего студентов, поэтому он был самым обшарпанным и облезлым, на третьем поселились преимущественно девушки, так уж получилось, а четвёртый занимался исключительно парнями, видимо, в противовес. Сашина фамилия стояла третьей в списке, поэтому он успел разглядеть номер своей комнаты. 405-ая, кажется. На многих дверях не висело номеров, какие-то комнаты были на точно таком же долгоиграющем ремонте, как и последние два этажа. Потому Головин и не смог сразу отыскать своё место жительства. Вместо этого, он забрёл на кухню, где какой-то парень резал морковь для супа. — Привет, — постучав по косяку, дружелюбно начал Саша. — Прости, что отвлекаю, не подскажешь, где четыреста пятая? — Напротив четыреста двадцать восьмой, там ручка у двери серая, а не чёрная. А номерок не повесили? — Я не нашёл, — развёл руками Головин и хотел было продолжить поиски, но был приостановлен. — Тебя как зовут? Откуда приехал? — Саша, из Калтана. — Игорь, я с Видного. Ты обращайся, если что. — Ага, спасибо. Я пойду? — Иди, кто тебя держит-то? — усмехнулся собеседник и вернулся к нарезанию моркови. А Саша пошёл искать дверь с серой ручкой.***
Денис стоял около окна, делая очередную затяжку. Месяц жизни в общаге прошёл незаметно и скучно, и он честно не понимал, почему отец так торопил его с отъездом. Черышев вообще планировал уехать в августе. Раздался неожиданный стук в дверь, и парень быстро потушил сигарету, отставляя пепельницу на тумбочку, после чего быстро накинул футболку, а то мало ли кто пришёл. Настроение было поганое, но пришедшему Денис решил улыбнуться. Перед ним стоял парень, наверное, его ровесник, с рюкзаком за спиной и какими-то очень удивлёнными глазами. — Ну, здравствуй. Саша сам не понял, почему завис, но что-то его очень поразило в стоящем напротив. Он успел поймать то мгновение, когда в глазах Черышева отразились странная грусть и усталость, тут же сменившиеся лёгкой улыбкой и дружелюбным настроем. Точно, всё дело в глазах, их он запомнил сразу. — Эй, всё в порядке? — Да, — кивнул Головин. — Я Саша. — Через порог не принято, проходи. Отлично. Денис, — парень протянул руку. — А ты сосед? — Наверное. Ты куришь, что ли? — Нет, с чего ты взял? А, это с улицы принесло, — Черышев незаметно запихнул пепельницу в ящик, сам не понимая, зачем соврал. — Так, смотри, спать будешь наверху, — Саша кивнул, смотря на двухэтажную кровать. — На столе всегда хлам мой лежит, ты не обращай внимания, можешь сдвинуть его в угол или на пол, не важно. Тебе свет вечером нужен? — В смысле? — Ну, вдруг ты спишь со светом, откуда я знаю, — развёл руками Денис. — И хорошо, что без него. Что ещё? А! Сейчас я тебе несколько вешалок выделю, и в тумбочке можешь занять нижнюю полку. Нет, не верхнюю! — тут же крикнул он, заметив, как Саша потянулся к ручке. — Запомни ещё, что у нас полка в холодильнике третья, и продукты клади справа, левая половина — это Игоря. — Я, кажется, с ним уже познакомился. — Молодец, — Черышев протянул Головину две вешалки. — Ну, с приездом. — Спасибо, — Саша снова зацепился взглядом за эту улыбку. Она была такая тёплая, искренняя, уютная. — Денис, а ты местный или приехал? — Будь я местным, тут не жил бы, — усмехнулся парень. — С Нижнего. А ты? — Из Калтана. — Где это? — В Сибири. — Так и подумал, — Денис отошёл к окну, чтобы смахнуть с подоконника небольшую горстку пепла. — Саш, а ты готовить умеешь? Ну, суп какой-нибудь, котлеты? — Пельмени лепить могу, макароны варить, бутерброды... — начал перечислять Головин. — Здорово. Тем временем Федя смог разобраться в каракулях, называемых списком, и сейчас пытался найти четыреста одиннадцатую. Он тихо матерился на всё, на что натыкался взглядом, потому как не понимал, почему нельзя починить чёртов лифт, нанять нормального вахтёра и создать какие-то приличные условия для существования. Смолов попал в общежитие не по своей воле, так решил его отец, заявивший, что сын должен уметь выходить из трудных жизненных ситуаций. У Феди отняли практически всё и выпихнули в реальный мир, но свою машину он отстоять всё-таки смог. Честно говоря, такое решение родителя было странным, ведь отец всю жизнь носился с ним, как с хрустальным, позволяя всё и не запрещая ничего. «Может, это из-за тех пятидесяти тысяч? Да, боже, это же копейки. Или он узнал, что мы с той тёлкой трахались на его кровати? Нет, он тогда уехал на неделю, кто бы ему сказал? А не из-за того ли погрома в ресторане? Хотя я тогда сам со всем разобрался...», — идя по коридору, Федя перебирал возможные варианты, согласно которым его могли выдворить из дома. Комната отыскалась достаточно быстро, Смолов не стал задерживаться у двери и сразу постучал. Вот только его будущий сосед торопиться не собирался. — Твою мать, ушёл, что ли? — прошипел Федя и услышал, как за дверью происходит какое-то шуршание. Вскоре объявился парень, зевая и скептически рассматривая пришедшего. — Что надо? — нагло спросил он. — Жить тут буду, дай пройти, — парень отошёл в сторону, продолжая зевать. — Эй, там занято, — смотря, как гость кидает на нижнюю койку две своих сумки, плотно набитых каким-то барахлом, произнёс он. — Да-да, представь себе тут живёт ещё один человек. — То есть нас тут трое? — сосед кивнул, пытаясь разлепить всё ещё заспанные глаза. — Охуительно, и где я должен, по-твоему, спать? — Ну, сходи к Набабкину, у него раскладушка лишняя есть. Это дальше по коридору, почти в конце. — Спасибо. Тебя как зовут? — Лёша. — Федя. Пока Смолов искал комнату Кирилла, который жил тут с середины июня, уже успел во всём разобраться, войти в доверительные отношения с Игнашевичем и потому был назначен старшим по этажу, Игорь продолжал заниматься приготовлением супа. Изначально планировалась солянка, но потом что-то пошло не так... Кто-то сожрал остаток колбасы! Акинфеев думал на трёх людей, но первого отмёл сразу. — Привет, Игорёк! — чья-то ладонь опустилась на его спину, дружески похлопывая. Не ожидая такого внезапного прикосновения, Акинфеев дёрнулся и порезал себе палец. — Дзюба, блять! — крикнул он, сверля взглядом вошедшего. А тот уселся на подоконник и начал жевать яблоко. — Я не знал, что ты так испугаешься, — удивлённо произнёс Артём. Игорь стиснул зубы и пошёл промывать палец, в тысячный раз прокручивая в голове идею о возможном переезде. Хотя бы в другую комнату, к другим соседям. — Эй, парни, — раздалось от двери. Федя вальяжно облокотился о косяк, скрестив руки на груди. — Кто-нибудь знает, где живёт какой-то Набабкин? Дзюба продолжил жевать яблоко, почти со смехом смотря на Смолова. Тот выглядел слишком смело, будто он хозяин этой жизни. Наверное, таким он себя и считал. — Я, блять, похож на стойку информации или что? — спросил Игорь, поворачиваясь к гостю. — Спустись на вахту и спроси, где живёт Набабкин. — Спасибо за помощь, — саркастически произнёс Федя, цокая языком. Ещё чуть-чуть, и он плюнет на все речи отца, сядет в машину и уедет домой. В нормальные условия.***
Набабкин всё же нашёлся. Оказался довольно приятным парнем, и Федю вполне устроил. Кирилл отдал ему раскладушку, потому что сам в комнате жил один, а она стояла у стены и только захламляла пространство. К сожалению, свою будущую постель Смолову пришлось тащить самостоятельно, а потом ещё пытаться не хамить Игнашевичу, пока тот искал для него комплект белья. Терпение медленно лопалось, поэтому Федя решил всё прояснить и позвонил отцу. — Я тебя слушаю, — как-то необычно серьёзно сказал мужчина. — Дорогой мой и любимый папочка, я всё прекрасно понимаю, самостоятельная жизнь, все дела... Но какого, блять, хрена я должен торчать в каком-то сарае, где даже кровати нет?! Тут не люди, тут какие-то мудаки. Я молчу про вахтёра! И это я ещё не всё посмотрел... — Значит так, — в голосе Михаила отчётливо слышались железные нотки, и Феде это не понравилось. — Для начала ты прекратишь материться и заткнёшься. Я не хотел об этом говорить, поскольку, зная тебя, опять подкинешь мне проблем. — Да когда такое было? — Рот свой закрой и дослушай отца, — мужчина шумно выдохнул и потёр переносицу. — Мой бизнес под угрозой, наши конкуренты делают всё, лишь бы отхапать его себе. Недавно я получил письмо с конкретной угрозой в свой адрес, поэтому решил, что нужно в первую очередь обезопасить тебя, идиота. Я не знаю, сколько потребуется на всё это времени, но именно столько ты будешь жить в этом общежитии. Так, тебя вряд ли кто-то найдёт, тем более, ты не будешь светиться по всяким клубам и барам. — В смысле? А как мне отдыхать от учёбы? — Это уже твои проблемы, но только попробуй где-нибудь появиться. Ты даже представить себе не можешь, что это за люди и что они могут с тобой сделать. Поэтому хватит ныть и лишний раз не высовывайся. Понял меня? — Да, пап, — протянул Федя. — Ничего, я в твоём возрасте тоже жил в маленькой комнате с ещё двумя людьми, и посмотри, кем я стал. Парень только хмыкнул. Из своих двух соседей одного он пока ещё не видел. Вернувшись к себе, Федя сел на раскладушку, пытаясь переварить информацию и смириться с теми ограничениями, которые поставил отец. Теперь у него нет приличной комнаты, которая, наверное, размером с пять общажных апартаментов, нет денег, всегда лежащих в личном сейфе, потому что заботливый папочка запретил брать с собой больше тридцати тысяч, нет возможности встретиться с друзьями или просто как-то развлечься. Смолов чувствовал себя заключённым. Благо, хоть не в карцере. — Лёха, а этот наш сосед вообще существует? — поинтересовался он, пока Миранчук раскладывал на поверхности стола какие-то книги. — Да. Скоро придёт, — кивнул парень и пошёл поесть. Спустя около получаса Федя всё ещё сидел на раскладушке между двумя своими сумками, думая, стоит ли начинать раскладывать вещи или подождать Лёшу, а то вдруг опять займёт место этого мифического третьего студента. — Лёха, — встал с нагретого места Смолов, — круто, конечно, что твой сосед такой торопливый, но мне всё меньше верится в его существование, — он закинул руку на ступеньку лестницы, прищуриваясь. Миранчук недовольно скривил губы и медленно выдохнул: — Вообще-то, я Антон. Это так сложно запомнить? — Федя изогнул бровь и рассмеялся. — Что, прости? Парень ничего не ответил, а только продолжил гневно бурчать про то, что кого-то там вечно путают, и его это достало. — Да, шутки у тебя не очень, — продолжил Смолов, но в этот момент дверь в комнату распахнулась, и зашёл... ещё один Лёха? — Братик, ты уже познакомился с нашим соседом? — Братик?! — удивлённо воскликнул Федя. — Ну да, это мой брат Антон, — ставя его рядом с собой, произнёс Миранчук. — А это Федя, наш сосед. Смолов только хлопал глазами, переводя взгляд с одного парня на другого. — Вы близнецы?.. — наконец спросил он, всё ещё надеясь, что ему просто кажется. А те стояли, победно улыбаясь. Шутка явно удалась.