Ночь. Будто в глазах рапид. Молчание от обид. Слов невидимая река... Не видно берега.
Артём минут десять сжимал в руках чашку чая, который давно остыл, смотря на маленькие чаинки, осевшие на дно. Он встал в шесть, хотя на пары к девяти, и, чтобы не отсвечивать в комнате, где теперь боялся лишний раз вздохнуть, ушёл на кухню. Это место представлялось ему каким-то своеобразным укрытием от нависшей проблемы, упорно не дающей высыпаться по ночам. Когда Дзюба жил в детдоме, у них с Кокориным тоже было своё укрытие, про которое никто не знал, — в кладовке за шкафом. Ключ от неё потеряли ещё несколько лет назад, а вскоре комнатой вообще перестали пользоваться, только относили туда каждые полгода какой-нибудь ненужный хлам, вроде рваных простыней, сломанных раскладушек или расколотой раковины. Периодически всё это добро вывозилось на свалку, но чаще всего задерживалось на неопределённое время в здании, ибо про него просто забывали. У дальней стены стоял шкаф, такой большой, мерзкого грязно-зелёного цвета, без одной ножки, которую заменяла стопка пыльных книг. Внутри всё было забито старым бельём, какими-то тряпками, тетрадями и прочим мусором. Почему-то шкаф, когда его выносили из одной комнаты лет пятнадцать назад, поставили боком, видимо, хотели чуть позже придвинуть к стене вплотную, но так и забыли, поэтому в оставшемся пространстве можно было спокойно сидеть двум-трём людям, оставаясь незамеченными со стороны комнаты. Первым это место нашёл Саня, он всегда убегал туда после очередных побоев, выцарапывая на стенке шкафа гвоздём чёрточки, означающие количество дней, что он провёл в детдоме. Там его Артём однажды и нашёл, а после они стали сидеть за шкафом вдвоём, всё также ставя чёрточки и мечтая о жизни в будущем. Да, кладовки и шкафа Дзюбе сейчас очень не хватало, как и лучшего друга, с которым так тупо расстался, даже не спросив телефона. — Случилось чего? — вырвал его из потока воспоминаний Черышев, появление которого Артём как-то упустил. — Ты давно тут? — Уже час, — пожал плечами Денис. — А вот ты как смотрел в чашку, так и продолжаешь. Чай от этого не нагреется, если что. — Я Игоря поцеловал, — вдруг выпалил Дзюба, когда его собеседник уже и не надеялся получить ответ. Черышев посмотрел на календарь, что-то прикинув в уме, потом снова уставился на Артёма, удивлённо подняв брови. — Спустя три месяца со дня вашего знакомства? — Два с половиной, — поправил парень, отпивая холодный чай и морщась. — Ты поцеловал его первого сентября, а сказал мне об этом только сейчас? Две недели ты молчал? — Я вообще не хотел никому говорить, но потом подумал, что тебе можно. Теперь всё вообще плохо, Игорь от меня шарахается. — А ты ожидал чего-то другого? — Артём неопределённо пожал плечами, чем вызвал сильное удивление Дениса. — Нет, погоди, серьёзно? Я и не думал, что всё так ужасно... Слушай, а ты пытаешься мозги включать перед тем, как что-то делаешь? Он думал, что после этого Игорь будет счастлив! Господи, какой же ты... — Черышев, ты какого хрена во всё это вообще лезешь? — перебил его Дзюба, хмурясь. — Какое твоё дело, думаю я там о чём-то или нет? — Может, потому что я хочу помочь? Нет, если тебя устраивают такие отношения с Акинфеевым, пожалуйста, мне абсолютно плевать. Но, знаешь, ты вроде как нормальный парень, не тупой, а творишь такую хуйню, что я начинаю в этом сомневаться. — А я просил твоей помощи? Кажется, нет. Я сам могу со всем разобраться, без сопливых, — он резко встал из-за стола, опрокинув табуретку, но поднимать её не стал, быстрым шагом уходя с кухни. — Ну, конечно, зачем нужен дружеский совет и здравые мысли, если можно доламывать всё самостоятельно, — хмыкнул Денис, ковыряя ногтем клеёнку. — С чего ты решил, что ты мне друг? — спросил Артём, однако, ответ его не интересовал. Черышев посмотрел ему вслед, печально усмехнулся и поднял взгляд на часы. Надо будить Сашу, а то он опять проспит первую пару.***
Рома подскочил с кровати, когда услышал будильник. Проспать для него было равносильно самоубийству, учитывая того преподавателя, что вёл сегодня первую пару. Честно говоря, Зобнин пытался всеми силами найти какую-нибудь вразумительную причину, благодаря которой мог бы никогда не посещать лекции Кононова. Их невозможно было слушать. Мерный и слишком медленный голос, объясняющий какие-то очевидные для парня вещи, усыплял получше всяких препаратов. Бесило и то, что профессор работал строго по учебнику, а читать его — отдельный вид пыток для Ромы. Он в школе-то никогда этим не занимался, считая, что любая теория неприменима на практике, а узнавать всё надо методом проб и ошибок. Зобнин удивлялся Дзюбе, который всегда всё читал, всё записывал и даже говорить с ним стал редко, объясняясь тем, что материал очень трудный. Вообще Артём как-то изменился после первого занятия, с головой погрузился в учёбу, стал мрачнее и серьёзней. — Как же так, — протянул Рома, смотря на будильник, — он же только что звонил, а выходит, что мне спать ещё двадцать минут. — Потому что это мой, — ответил Илья, накидывая на плечи рубашку. — А куда ты? Рано же. — В издательство. Возможно, сегодня они примут одну главу, не зря же я полночи её проверял. — Везёт тебе, работаешь, так ещё и там, где тебе нравится. — Во-первых, это не работа, потому что она не принесла мне ни копейки, пока что. Во-вторых, мне нравится далеко не всё. Кутепов собрал со стола свои многочисленные листы, пересмотрел некоторые и отложил в сторону. Видимо, не из той главы, которую он собрался нести в издательство. Рома не понимал этой странной системы. Почему Илья не принесёт сразу всю книгу? Почему он её не печатает, а пишет от руки? Почему ему вообще могут отказать, если вроде бы сейчас печатают всё? Зобнин видел вчера в газете у Игнашевича даже какой-то смешной бред про власть, значит, и это можно. Бабушка как-то рассказывала ему, что в её молодость была жёсткая цензура, и многие авторы специально изменяли имена своим героям, города, в которых шло действие, или события, чтобы их произведения допустили в печать. Однако некоторым это не удавалось сделать незаметно, поэтому их всё равно наказывали, даже расстреливали. Но сейчас-то время совсем другое! Свободное, счастливое... — Ты не видел двадцать седьмую страницу? — спросил Илья, залезая куда-то под кровать. — Нет, ты же не разрешаешь приближаться к своим вещам. Я без понятия, что это вообще такое. — Звучит так, будто ты обиделся, — Кутепов вытащил мятый листок, покрытый толстым слоем пыли. — Огурцы три штуки, бутылка воды, салфетки... От предыдущих жильцов осталось, что ли? Ладно, к чёрту. — Может, и обиделся, — перевернувшись на спину, Рома решил продолжить беседу, так как спать уже не хотелось. — Знаешь, я раньше никогда не встречался с таким бесчеловечным отношением к собственным соседям. Люди, вроде как, должны пытаться завести новые знакомства, чтобы было легче на новом месте, друзья всегда могут помочь, дать нужный совет... — А ты не слышал такую отличную фразу: «Некоторых людей нужно держать на расстоянии, иначе они испортят тебе жизнь?» Вот на твоём месте я бы её где-нибудь записал, — Илья понял, что уже опаздывает, поэтому собрал все листы, которые успел найти, решив, что последняя страница не так уж и важна, всё равно она ему не нравилась. — Значит я, по-твоему, могу испортить жизнь? — поинтересовался Рома, когда сосед практически вышел за дверь. — Все мы можем это сделать. После пар Кутепов снова заезжал в издательство, но на сей раз забирая свою главу. Удивительно, что они вообще решили прочесть её сразу же, как он уехал, ведь Илья думал, что ему придётся ждать несколько месяцев, прежде чем он получит ответ. Зобнин тоже к тому времени вернулся и сидел за столом, листая учебник. Когда-нибудь его надо открыть, а особенно в том случае, если завтра небольшой зачёт по пройденной теме. Информация выглядела такой простой и одновременно совершенно неясной, поэтому всё путалось, превращалось в какую-то кучу и никак не хотело укладываться в голове. Грёбаный Кононов со своими правилами, ну кому этот бред вообще нужен? — Привет, как дела? — спросил Илья, снимая ботинки и ставя их на тряпку около двери. Даже в этом плане у него был строгий порядок, поэтому он тут же поправил кроссовки Ромы, которые тот сбросил при входе. — Тебя так волнует? Тогда всё плохо. — Жаль, потому что у меня настроение замечательное. Им понравилось, и они готовы печатать мою книгу, правда, придётся сделать некоторые исправления, но это даже лучше для сюжета, я думаю. — Поздравляю, — не поднимая головы от учебника, откликнулся Рома. — Нет, я больше не могу это читать. Вообще ничего не усваиваю. Будь, что будет, мне уже плевать. — Зачёт, что ли? Не рановато? — Просто препод у меня кретин. Решил, что устроить зачёт по пройденной теме просто необходимо, а то мы его якобы не слушаем. Нет, мы действительно его не слушаем, но неужели до него не доходит, что он рассказывает неинтересно? Поменял бы методику, может, лучше бы стало. — Вообще-то они не обязаны делать так, как вам хочется. Их задача — донести материал, а усвоите вы его или нет, не их проблемы. Сколько там ему лет? — Откуда я знаю, пятьдесят или больше, наверное. — Ну, тогда тебе ещё повезло, что ему не семьдесят, и он не учит тебя по советской программе. Рома вздохнул, не думая, что ему так уж и повезло. Учебник был благополучно заброшен под кровать, к рюкзаку и зимней куртке, а сам Зобнин решил, что им с Ильёй надо отметить его успех. Однако Кутепов от празднования отказался, предложив перенести на выходные, до которых оставалось ещё три дня.***
— Всё, меня это заебало! — карандаш полетел в стену, тетрадь была отброшена в сторону, а напоследок Антон пнул стул. Ещё несколько мгновений назад он спокойно решал какую-то задачу, тихо матерясь о кривых данных, и вот сейчас решил устроить погром. — Что именно? — вяло поинтересовался Федя, перелистнув страницу книги. — Всё! Эти сраные задачи, идиотская лампочка, которую давно пора было поменять, вставание в полседьмого каждый ёбаный день и этот тупой Лёша! — Так помирись с ним. — Обойдётся. Это уже дело принципа. Я всю жизнь ходил извиняться первым, меня это заебало. Мама всегда говорила, сходи, мол, попроси у брата прощение, и я шёл. Потом в школе классуха, потом дядя мой с Ростова, потом баба какая-то в метро, чтоб они все сдохли, — тараторил Миранчук и при этом носился по комнате, куда-то собираясь. Три недели они с Лёшей молчали и даже делали всё по отдельности. Уже и Федю это начало напрягать, ведь он успел привыкнуть к тому, что братья постоянно разговаривали без остановки, затыкаясь только тогда, когда спали. Теперь в комнате царила тишина, раздражающая настолько, что хоть самому с собой начинай говорить, лишь бы создать какие-нибудь звуки. Смолов потерял нить ссоры ещё на прошлой неделе, потому что вряд ли из-за долбаного помидора можно так долго молчать. — Он меня игнорирует, прикинь?! Нет, ну, что за бред! Сам всё начал, а теперь строит из себя жертву, — Антон со злостью хлопнул дверцей шкафа, ручка которой тут же покатилась по полу, отклеившись. — Сука. — И куда ты собрался? — спросил Федя. — Не знаю ещё. Куда-нибудь, — процедил Миранчук. — Напьюсь и буду счастлив. Да, можешь так и передать этому идиоту, что я пошёл пропивать деньги. — Тебе не кажется, что это уже слишком? — Нет. Пусть поволнуется и побеспокоится, он мне брат, мать его, а не кто-то там. — Знаешь, есть и другие способы привлечь его внимание, если тебе это так надо. — Да нахуй мне не сдалось его внимание! Пусть вообще катится к чёрту. Смолов теперь ещё больше перестал понимать, в чём смысл этого бунта, но задерживать Антона не стал — не его это дело, в конце концов. Однако в глубине души сидело какое-то беспокойство, ведь Миранчук пошёл неизвестно куда, неизвестно кого он может там встретить, когда он вернётся и вернётся ли хотя бы к утру, тоже было непонятно. Но с другой стороны, Антон уже достаточно взрослый человек, который в состоянии держать ситуацию под контролем и не творить глупостей, наверное... Лёша весь день таскался по городу, чтобы пройти несколько собеседований. Он чувствовал, что необходимо начать подрабатывать, желательно в сфере, имеющей отношение к финансам, иначе они с братом долго не протянут. Деньги, присланные матерью, уже почти закончились, а те, что Смолов отдал Антону, честно говоря, и трогать не хотелось, ведь они были чужие, случайные, взявшиеся неизвестно откуда у самого Феди. Лёша никогда в жизни не станет пользоваться чем-то, что имеет отношение к преступности, незаконной деятельности и прочим мерзостям, которые вполне могли окружать их соседа. День выдался ужасно тяжёлым, и Миранчук мечтал побыстрее лечь спать, а чёртовы задачи, которые надо завтра сдать, он спишет у кого-нибудь из группы. Если бы лифт работал, парень был бы неимоверно счастлив, но чудес, к сожалению, в жизни не бывает. Вздохнув, он был готов к мучительному подъёму на четвёртый этаж, но в этот момент его подозвал Игнашевич. — Тебя там очень хотят услышать, — как-то саркастически произнёс мужчина, передавая Лёше телефонную трубку. — Я слушаю, — обратился Миранчук к звонившему, надеясь, что это кто-то из работодателей, у которых он сегодня был. — Лёша, братик! — да, чудес не бывает вообще. Ну, вот какого чёрта из всех возможных вариантов это оказался именно пьяный Антон? — Я так рад, что ты ответил... Прости меня, ладно? Мне очень нужна твоя помощь. — Да кто бы сомневался! — Я потерялся и не знаю, куда идти... Ты можешь меня забрать? — И где ты? — Не знаю... Тут какой-то дом и гаражи. Ещё дорога. — А адрес у дома какой? — Не знаю, но рядом с ним есть лавочка. — Ты у людей спрашивал название улицы? — Тут никого нет... А ещё у меня нет денег, потому что я последние на звонок потратил. — Боже, — закатил глаза Миранчук. — Значит так, стой там, где стоишь, я постараюсь найти это место. Какого чёрта ты вообще куда-то попёрся на ночь глядя?! — Я просто хотел... чтобы ты стал со мной разговаривать... — Ну да, других способов, конечно же, нет. Ладно, я скоро буду, наверное. Усталость ушла мгновенно, мозги снова заработали, но где искать брата, Лёша всё равно не знал. Домов с лавочками и гаражами в Москве дохрена и больше. — Чёрт, надо было спросить, куда он ходил, — выругался Миранчук, когда понял, что мог существенно облегчить себе задачу. — Вряд ли он ушёл далеко от того места. Твою же мать. — Что-то случилось? — Смолов столкнулся с ним случайно, по пути из душевых. — Антон пьяный и где-то потерялся. На улице с домом, гаражами, лавочкой и без людей. — Без людей и с гаражами, — задумчиво повторил парень. — А дом старый? — Откуда я знаю, он не сказал, я не спросил. — Кажется, я понял, где он. — Серьёзно? — Да. Просто знаю это место, — Смолов заметно помрачнел. — Как его только туда занесло? Слушай, давай я съезжу за ним, а ты иди спать, или куда ты там собирался. — Ты, правда, привезёшь его? С чего бы такая щедрость? — С того, что не стоит тебе в это место соваться, а Антон всё-таки мой сосед по комнате, не чужой уже человек. — И сколько я потом тебе буду должен? — не верил Лёша, что Федя может делать что-то, не извлекая выгоды. Не тот это человек. — Нисколько. За такое денег не берут. Смолову было плевать на жителей общаги, он даже знаком с ними не был, только слышал некоторое от Миранчуков, знающих всё про всех. Сами братья тоже никакой роли для него не играли, ведь они просто соседи. Однако сейчас он мчался по проспекту куда-то на другой конец Москвы, в какой-то поганый район, куда никогда в жизни не поехал бы, чтобы, чёрт возьми, отыскать там пьяного Антона и привезти его домой. Дело было в том, что Феде не раз рассказывали про те места и вещи, которые там происходят, и в том, что он с Миранчуком как-то сдружился, что ли. Он постоянно что-то говорил, и половину из этого Смолов пропускал мимо ушей, но некоторое запоминалось, откладывалось и иногда приходило на ум во время скучной пары. Антон оказался неплохим парнем, будь он из того круга людей, к которым принадлежал Федя, они бы точно общались, ходили вместе по клубам, прожигали жизнь и тратили деньги родителей. Федя остановился около старого, наполовину прогнившего дома, где даже бомжи брезговали спать. На другой стороне улицы был телефонный аппарат, с которого, очевидно, Миранчук и звонил, а сам он лежал на лавочке, вроде бы, даже живой. — Поднимайся, поехали, — Смолов подёргал его за руку. — Федя? — Антон перевёл на него какой-то странно пустой взгляд. — А где Лёша? — Надеюсь, последовал моему совету и пошёл спать, потому что вид у него был так себе. Слушай, давай очухивайся быстрее, ехать надо. Игнашевич скоро общагу закроет. Миранчук усмехнулся, по виду Смолова понимая, что дело далеко не в вахтёре. Ладно, чёрт с ним, мало ли в чём дело. — Как ты только забрёл так далеко? Другой конец города! — спросил Федя, когда они уже сели в машину. — Ну, я вышел из какого-то бара... Не помню, как называется. Дошёл до остановки и сел на автобус, на конечной меня выкинули, и я просто решил идти вперёд. А потом я понял, что у меня нет денег. Федя, а почему ты приехал? — Потому что Лёша бы тебя не нашёл, а я знаю этот район. — Только поэтому? — А тебе ещё что-то надо? Антон пожал плечами и уставился в окно. Ночная Москва была такой странной, только что он был на тёмной, никому ненужной улице с единственным фонарём, а теперь едет по широкому проспекту, где по обоим сторонам красивые здания с яркими вывесками. Слишком резкий контраст между районами, находящимися по соседству. — Я вот сегодня подумал и пришёл к мысли, что меня никто не любит. Даже родной брат, — категорично заключил Миранчук, снова поворачиваясь к Феде. — Тебе кажется. Проспишься и завтра не вспомнишь об этом. — Не знаю, сильно сомневаюсь. Наверное, со мной что-то не то, да? — ответа не последовало. — Так и думал, что ты согласишься. — Я не соглашался, просто считаю вопрос глупым. Успокойся, Антон, с тобой всё нормально, ты просто пьяный. — И всё-таки мне кажется, что всем плевать на меня. Вот если меня собьёт машина или меня грохнут в каком-нибудь переулке, Лёша через несколько дней уже забудет об этом. — Не говори так. Он очень переживает. — А ты переживаешь? — вдруг выпалил Миранчук, скорее на автомате. Смолов не знал, стоит ли отвечать на вопрос, потому что Антон, видимо, этим не интересовался. Парень закрыл глаза, откинулся на сидение и, кажется, собрался поспать. Переживал ли Федя? Пожалуй, что да. Может, внешне он выглядит законченным эгоистом, которому плевать на всё, что не касается его денег и личного благополучия, но, на самом деле, Смолов давно понимал, что так жить, наверное, неправильно. У него были друзья, такие же как и он, но эта дружба была построена только на выгоде, с расчётом, что в будущем кто-то сможет попросить кого-то одолжить денег или пристроить знакомого на престижную должность. Со многими из таких вот друзей у Феди не было даже общих интересов. Отец учил, что надо общаться с правильными людьми, принадлежащими к правильным семьям, а всякие дети работяг, приезжающие в Москву за возможностями и в поисках перспектив, — не тот уровень. Чем они тебе помогут? Что смогут дать взамен? Нет, в такой дружбе скорее ты будешь отдавать, в ответ получая лишь обещания. — Да, — спустя приличное время произнёс Смолов, смотря на пустынную дорогу и надеясь, что они ещё успеют попасть в общагу до закрытия. — А? — Ты спрашивал, переживаю ли я за тебя. Да. Антон удивлённо посмотрел на него, но осознать что-либо был не в состоянии, поэтому просто усмехнулся и вернулся ко сну. Судьба могла свести их где угодно, но выбрала тесную комнату в обшарпанном общежитии. Они могли бы стать настоящими друзьями, но судьба решила раскидать их по разные стороны жизни. А если бы они встретились на несколько лет раньше? Неужели что-то изменилось бы? Вряд ли. К сожалению, многие вещи не поддаются контролю и происходят совершенно не по нашей воле. Видимо, остаётся только довольствоваться тем, что есть на данный момент.