Пока светить будет солнце, пока горит хоть одна звезда, Пока моё сердце бьётся — я никому тебя не отдам. Материки вдруг исчезнут, и всё затопит вокруг вода, Пусть хоть весь мир треснет, но я никому тебя не отдам!
«Дерьмо», — это была первая мысль, промелькнувшая в голове у Антона, когда он проснулся. Голова раскалывалась, во рту поместилась Сахара, на своей раскладушке слишком громко храпел Федя, изрядно раздражая. А ещё не было Лёши, что вызвало у Миранчука панику. А нет, Лёша был, даже забрался к себе наверх, просто не подавал признаков жизни, будто умер ещё вчера. Антон обнаружил его только благодаря свисающей ноге, которую изначально почему-то не заметил. В общем-то, больше ничего парня не беспокоило, и он отправился на кухню, искать воду и последствия вчерашнего праздника, а они точно были. На кухне нашёлся Андрей, всё ещё спящий лицом на столе, остатки пельменей, грязные тарелки и прочая посуда, какие-то тёмно-зелёные осколки в углу, а также тапок, лежащий на табуретке. Миранчук поджал губы и открыл холодильник в поисках чего-либо, что могло уменьшить его муки. — Э-э-э... а-а-а... — хрипло послышалось со стороны Лунёва, и он медленно оторвал голову от клеёнки, к которой успел прилипнуть за ночь. — А-а-а... — Антон, — подсказал ему Миранчук, глотая холодную воду. Литровая бутылка заметно пустела, а жажда уходить не собиралась. — Да сдался ты мне, — просипел Андрей и пошёл к раковине, решив пить прямо из-под крана. — Вообще-то нормальная вода есть, — попытался как-то образумить товарища по несчастью Антон, но, кажется, его присутствие нагло игнорировалось. Лунёв продолжал изображать слона на водопое. — Ну, и пошёл ты. Когда парни немного пришли в себя и смогли более трезво оценить обстановку, а Андрей даже вскипятить воду в чайнике, они поняли, что концовка вечера прошла мимо них. — Во-первых, кто разбил бутылку? — спросил Антон, складывая посуду в раковину. Мыть её он, конечно же, не собирался, но просто убрать вполне мог. — Во-вторых, какого чёрта чей-то тапок лежит на моей табуретке? В-третьих, где все остальные? — Не знаю, не знаю и ещё раз не знаю, — произнёс Андрей, наливая себе чай. — Меня больше возмущает тот факт, что все ушли, а меня кинули. Знаешь, спать, прилипнув к клеёнке, не очень-то и приятно. Будто я алкаш какой. — Когда я уходил, ты ещё танцевал. — Это когда Илью из-за стола выдернули? — Кажется, да. А потом я ушёл... собственно, это уже не так важно. Но больше меня на кухне не было, только Лёша оставался. Вот у него, кстати, всё и спросим. Но пока они дожидались второго Миранчука, на кухню пришёл Артём. Он зевал, тёр глаза и в целом выглядел помято. На приветствия после вчерашнего Дзюба был неспособен, поэтому просто махнул в сторону стола рукой, а сам пошёл к холодильнику, откуда выудил банку с остатками кабачковой икры. Приложив её ко лбу, он сел в самый угол стола, чтобы привалиться к стене. — Я вчера где-то просрал тапок, — медленно начал Артём. — Никто не видел? — Вот этот? — брезгливо ткнул пальцем на соседнюю табуретку Антон. — Блять. Я забыл, что он тут, и уже выкинул второй. — Куда ты его выкинул, ведро же здесь? — спросил Андрей. — В мусоропровод на лестнице. Я тоже охренел, когда узнал, что он есть. Тох, дай тапок. — Сам бери, — Миранчук скривился и отодвинулся от табуретки подальше. — Зачем ты его вообще сюда положил? — Я место занял. Денис вчера уходил Сашу провожать, сказал, что ещё вернётся, а я, на всякий случай, занял. Только я потом решил, что я тапок забрал и потерял его где-то по пути к комнате, но раз в коридоре его не было, значит, до меня уже нашли и выкинули, поэтому выбросил второй. — Вот это логическая цепочка, — покачал головой Андрей. — А куда Денис Сашу провожал? — В комнату. Он чё-то напился сильно, поэтому Денис побоялся, что он по дороге упадёт. Кстати, брат твой прав оказался, — обращаясь к Антону, сказал Артём. — Денис так и не вернулся. — Я вообще ничего этого не помню, — отхлёбывая горячий чай, произнёс Лунёв. — Да ты тогда уже спал часа два. Вот Тоха ушёл, ты присел отдохнуть, положил себе пельмешей, поел чуть-чуть и отрубился. Повезло, что Ромка голову твою подхватить успел, а то прямо в тарелку бы грохнулся. — А почему вы меня не разбудили и не отправили к себе? — почти возмущённо спросил Андрей. — Хрен его знает, — Артём пожал плечами. — Рома гитару притащил, мы его слушать стали. А потом Денис с Сашей ушли, ну, я уже говорил... Не знаю, в общем. Лунёв только цокнул языком. Нет, ладно бы они, пока сидели за столом, не стали его будить, но когда уходили, почему никто о нём не подумал? Свалили и всё, будто и не было человека. Андрея это обижало до глубины души, ведь Головина до комнаты проводили, а про него все забыли. — Я вот концовку вообще не помню, — нарушил недолго державшуюся тишину Антон, смотря куда-то вдаль. — Фейерверки помню, а дальше ничего. — Какие фейерверки? — спросил Артём. Он прекрасно помнил, что они даже на улицу не выходили. — Мы с Федей у каких-то людей попросили и запустили. Так красиво было! — С каким ещё Федей? Он же в клуб уехал. — Нет, он вернулся. Ему там не понравилось. Я, когда уходил, пошёл в комнату, а он там на подоконнике сидит и пьёт. Короче, мы с ним посидели, ещё немного выпили... хотя, может, и не немного. А на улице были какие-то люди с фейерверками. Я никогда в жизни их не запускал, поэтому Федя предложил взять у них несколько штук. Мы попросили, запустили, красиво было... А потом вообще ничего не помню. Парни за столом хмыкнули. Андрей продолжал медленно цедить чай, уже не думая обижаться. Артём переворачивал банку более холодной стороной и подкидывал ногой тапок, чтобы сфокусироваться на чём-либо. — Я вспомнил, что потом сидел на кровати своей, говорил с кем-то о чём-то, а кто-то меня по волосам гладил. Так приятно было, — сказал Антон. — Ну, говорил ты точно с Федей, потому что, с кем ещё, — Дзюба решил начать рассуждать, ведь это было гораздо полезнее подкидывания тапка, хотя голова болела, и думать было несколько неприятно. — Очевидно, что и гладил тебя тоже Федя. — Ага, конечно, — усмехнулся Антон. — Вот заняться-то ему больше нечем. Да и что за бред вообще? Может, мне это приснилось или показалось, или это был Лёша. Артём пожал плечами, и снова воцарилось молчание.***
В отличие от своих товарищей, Илья похмельем не страдал, а потому был в состоянии подняться около девяти утра, чтобы повесить шторы, подаренные Ромой. Сам Зобнин спал, как убитый, и на его половине комнаты творился привычный бардак, который раздражал его соседа не меньше старых занавесок. И всё же договор о не пересечении границы был сильнее всех выбешивающих Кутепова факторов, поэтому к Роме он не сунется, даже, если от этого будет зависеть собственная жизнь. Наверное. Шторы смотрелись на окне прекрасно, и Илья даже как-то любовно вздохнул, обрадованный этим фактом. Всё-таки у его соседа был вкус и чувство прекрасного, хотя он не мог ровно сложить свою одежду, поставить грязные ботинки в положенный угол и нормально заправить кровать. А ещё Рома везде и всюду опаздывал, поэтому швырял тетради с учебниками в рюкзак, как попало, не успевал накинуть на плечи куртку, выбегая на улицу в одном свитере, и оставлял на подоконнике чашку с недопитым чаем. Иногда Илья в это время ещё оставался в общежитии и, чисто для собственного успокоения, поправлял угол одеяла на Роминой кровати, мыл его чашку, вытирал подоконник на его половине, залезал на его полки в шкафу и перекладывал одежду, как положено. Сосед этих перемен, кажется, не замечал, поэтому Кутепов продолжал поддерживать его половину в относительном порядке. Сейчас же Зобнин несколько дней торчал дома из-за праздников, и Илья даже при самом большом желании не смог бы ничего у него поправить. Впрочем, это не мешало парню устно напоминать своему соседу, что пора бы подмести пол, что-нибудь постирать или вымыть. В такие моменты Рома растерянно оглядывался по сторонам, искренне не понимая, что не так. Илья глубоко вздыхал и объяснял более прямым текстом. — Да простят меня все возможные боги, — прошептал Кутепов и переступил условную границу в тысячный раз. Он поднял с пола одежду, встряхнул её, аккуратно повесил на спинку стула и взял в руки веник. Под кроватью у Ромы постоянно лежало какое-то барахло, но Илья старался выметать пыль и грязь, не нарушая ту странную систему, что там была. Хотя, если бы он что-то куда-то передвинул, Зобнин вряд ли бы заметил. Он вообще человек не самый внимательный, как думал Илья. — Что ты делаешь? — смотря на соседа, копающегося на его полках в шкафу, спросил парень. — Я решил немного прибраться, а твой пакет свалился, и я его кладу обратно, — Илья изобразил на лице самое серьёзное выражение, благо, оно там было всегда и никуда не уходило. — Спасибо, — промычал Рома, укладываясь обратно. — И вообще за уборку спасибо, а то я бы давно умер в своём хламе. — Так ты знал, что я у тебя убираюсь? — Кутепов немало удивился. — Конечно. Тут же всё, как в музее сразу. — Тогда, какого чёрта ты продолжал молчать?! То есть я делал доброе дело, а ты этим нагло пользовался? — Ну, не совсем нагло, но да, чуть-чуть эксплуатировал. — Прекрасно, — всплеснул руками Илья. — Всё, теперь будешь месяц убираться вместо меня. — Давай, я тебе лучше ещё одни шторы подарю? — Нет уж. Вот месяц поубираешься, как я это делал. И только попробуй хоть пылинку не смахнуть. — Блин, — протянул Рома. — Ты вчера таким хорошим человеком был, а сегодня опять превратился в... в Илью Кутепова. Давай обратно. Сосед закатил глаза и сказал ему подниматься, но Зобнин, промычав что-то в ответ, лишь закрыл голову подушкой. И правильно сделал, потому что в следующее мгновение в неё прилетел какой-то предмет. Только потом Рома понял, что это был его учебник, случайно свалившийся с подоконника на пол ещё несколько дней назад. А на кухне уже собралось приличное общество, и все обсуждали вчерашний праздник, пытаясь восстановить мозаику вечера. Концовку все упорно отказывались помнить. Однако, поскольку визуально ничего не произошло, они сговорились на том, что просто тихо-мирно разошлись по своим комнатам, забыв Андрея на кухне. — Значит, первым ушёл Тоха, — прикидывал в уме Артём. — Потом Саша с Денисом. Я уходил вместе с Ильёй и Ромой, а Игорь к тому времени уже спал, следовательно, он ушёл почти сразу после Дениса. Тогда Лёха ушёл последним... — Мы вчетвером уходили, придурок, — произнёс Миранчук. — Я же помню, что ты ещё в сторону душевых завернул. — Кстати, а Кирилла никто ещё не видел? — поинтересовался Акинфеев, стоя у окна. — Так он же с Мариной своей отмечал, — ответил Антон, специально выделяя голосом имя девушки. — Хотя, кто его знает, может, он там перенапрягся и помер. — Сейчас у меня кто-то другой перенапряжётся, — Набабкин стоял прямо в проходе, в опасной близости от Миранчука, который даже подскочил с места и устремился к окну, ища спасения у Игоря. Тот, однако, никого спасать не собирался. — На вас там снизу жаловались. — Да мы же вроде тихо, — Артём всё ещё сидел в одном тапке, что заставило Кирилла вопросительно изогнуть бровь. — Подумаешь, музыку включили, потанцевали. Ну, бутылку случайно разбили, но на это как-то не жалуются обычно. А пели мы вообще еле слышно! — Так на это никто и не жаловался, — сказал Набабкин, открывая холодильник. — Жаловались на чьи-то стоны. Парни переглянулись, а потом все уставились на Антона. — А я тут, блять, причём? — возмутился Миранчук. — Так тебя там кто-то где-то гладил, — напомнил Андрей. — Иди ты нахуй! Я бы такое точно помнил, это для начала. И вообще, чуть что, так сразу я виноват. Еду я сожрал, воду в чайнике я забрал, салфетки на мне закончились. По-моему, ко мне тут слишком предвзято относятся. — В любом случае, жаловались на наш этаж, — абсолютно безразличным голосом заключил Кирилл. — А из какой комнаты жаловались? — поинтересовался Игорь. — Из триста пятой, кажется. — А кто у нас в пятой живёт? — задал всем логичный вопрос Антон, облегчённо вздохнувший, что проблема была не в одиннадцатой. Парни начали вспоминать, пока тишину вдруг не разрезал голос Игоря: — Так, Денис с Сашей в пятой. У Андрея, решившего позавтракать, вилка из рук выпала, а все остальные с выпученными глазами смотрели друг на друга. — Так вот, почему он вчера не вернулся, — произнёс Лёша.***
Денис молча смотрел в газету, особенно заостряя внимание на фотографиях в статье. Хорошие получились снимки, надо будет как-нибудь напечатать и себе оставить. На стене всё ещё мигала гирлянда, и Черышев как раз искал розетку, но нашёл пока только газету. За окном медленно падал снег. Саша спал, завернувшись в одеяло и заняв почти всю кровать. Денис плюнул на гирлянду, ведь не так-то сильно раздражала, и, чуть подвинув Головина, лёг рядом. Саша тут же прижался к нему. — Сколько времени? — сонно поинтересовался он. — Часов двенадцать, — наугад сообщил Черышев, но потом бросил взгляд на будильник. — Половина первого. От Саши исходило тепло, такое приятное, убаюкивающее, что Денис собирался снова поспать, но Головин вдруг резко поднялся, откинув одеяло в сторону. — Пить хочется. — А я ещё полежу, — но стоило Саше уйти, и его сосед тут же открыл глаза, садясь и подбирая под себя ноги. В голове была какая-то странная пустота, ощущение чего-то неправильного. Понятное дело, что по законам и моральным нормам спать с парнем совсем не правильно, но Дениса мучило не это. Он не знал, стоило ли вчера всё делать так, как получилось, был ли в этом какой-то смысл. Да, Саша ему нравится, нет, даже не так, он Сашу любит. Однако этот поцелуй и то, что было потом, почему-то тяготили, не приносили того радостного чувства влюблённости и счастья. — Прикинь, — сказал Головин, заходя в комнату со стаканом воды. — Прихожу на кухню, а все молчат. И ещё на меня так странно смотрят, будто случилось что-то. Денис ответил молчанием, после чего сам решил пройтись. Когда Саша сидел рядом, мысли путались, а тихое место — кухня — сейчас очень даже не помешает. Идя по коридору, Черышев не мог не отметить странную, чуть ли не звенящую тишину, и что никто никуда не ходил, не хлопали двери, не было голосов. Будто этаж пустовал, вымер. Но практически всё общество, за исключением Ромы, Ильи и Феди, оккупировало кухню, в частности стол, изредка перебрасываясь взглядами между собой. — Доброе утро, — поздоровался Денис, ища какую-нибудь ёмкость для воды в шкафчиках. Делал он это по большей части лишь для создания хоть какой-то деятельности, не просто же стоять, прислонившись к стене. Все как-то странно на него покосились и тоже решили изобразить занятость. Андрей медленно жевал вчерашние пельмени, Игорь разглядывал пол, Миранчуки о чём-то шептались, Артём делал вид, что читал состав кабачковой икры, и только Кирилл просто стоял у холодильника. — Лёш, а ты слышал, что в Сибири за такое убивают? — вдруг сказал Антон. — А я вот слышал. Саша же у нас из Сибири, да? — Не знаю. Денис, Саша откуда приехал? — Ну, из Сибири, а что? — Черышев вообще не понимал, что происходит, о чём идёт речь, почему все так странно себя ведут. — И за что там убивают? — За то самое, — разумеется, от такого объяснения он должен был всё понять. — Денис, тут такое дело, — начал Набабкин, переводя взгляд на парня. — Я, конечно, не знаю, как вы тут отмечали, что делали... Я был с Мариной... Но с третьего этажа жаловались на вашу с Сашей комнату... Говорят, шумно было. Вы там ничего не делали? — Нет, мы около половины третьего спать пошли, — кажется, Черышев догадывался, в чём дело, особенно после того, как Андрей чуть не подавился на фразе «спать пошли». — А точно проблема в нашей комнате? — Ну, остальные-то, вроде, нормальные, — шёпот со стороны Миранчуков получился совсем не тихим. Артём перевёл на них предупреждающий взгляд, ясно давая понять, что лучше сейчас вообще ничего не комментировать, но братья заткнулись слишком поздно. Андрей издал шумный вздох, а Кирилл решил продолжить свою речь: — Я понимаю, что это ваше личное дело, не мне читать вам морали... Просто люди жалуются, а я как бы главный, должен улаживать конфликты. — Так улаживай, кто тебе не даёт? — хмыкнул Денис. — А, или ты хочешь, чтобы мы с Сашей пошли к этим людям и извинились? — Нет, я не это имел в виду, — поскольку Набабкин не знал, как сформулировать мысль, чтобы не задеть ничьи чувства, он начал кашлять. — Кхм, у нас в стране был такой закон... Кхм-кхм, его, кхм, отменили два года назад. Наверное, это хорошо, что за такое, кхм, теперь не расстреливают и не сажают... — За что именно? — поинтересовался Денис. — Ну, за ваши с Сашей отношения. — Ах, за мои с Сашей отношения! Так вот, что с вами всеми случилось. Ну, если мы все такие нетерпимые, то тогда не надо изображать тут плач Ярославны по Феде, Антон, — у Миранчука аж глаза загорелись, но Лёша одёрнул его. — Не надо бегать ко мне за советом, потому что кому-то там Артёмы ночью снятся, а кто-то Игорей целует, — Акинфеев тактично молчал, но при напоминании о себе поднял на Черышева возмущённый взгляд. Артём же посмотрел на самого Игоря. — Давайте тогда все будем брать пример с Андрея. Выпускаемся из школы и сразу в ЗАГС с первой встречной. — Мы не нетерпимые, просто нас родители воспитывали правильно, — выделяя последнее слово, сквозь зубы сказал Антон. — Правда, что ли?! — рассмеялся Денис. — Не знал, что тебе с детства втолковывали шляться по клубам, пить, как последний алкаш, и тратить деньги, которые твои родители зарабатывали ценой собственного здоровья! — Миранчук подскочил с табуретки с явным желанием врезать Черышеву кулаком в лицо, но Лёша снова удержал его. — Хорошая же у вас мораль, парни! Можно делать всё, но спать друг с другом — это сразу неправильно, противоестественно! Да какое вам вообще дело, с кем я сплю?! Я вас трогаю?! Нет, Антон, ты скажи мне, к тебе это какое-то отношение имеет?! Остальные, что насчёт вас?! — все смотрели на Дениса, словно он свихнулся, и только Игорь с Артёмом продолжали изучать паркет. — Да идите вы все нахуй! Зачем я тут вообще распинаюсь? Он оттолкнул Кирилла с прохода, но в коридоре врезался в Федю. — О, с добрым утром! — крикнул он ему в лицо и пошёл дальше. — Зачем орать-то? — Смолов, ещё пару секунд назад еле разлепляющий глаза, мгновенно проснулся. С лестницы вышел Далер, только что приехавший из дома. В руках у него были пакеты с продуктами и какими-то вещами, которые ему передали родители. — Здравствуй, Далер! — Денис крикнул и в его сторону. — А я с Сашей переспал! Пакеты полетели на пол, а у Кузяева даже рот приоткрылся. — Ч-что? — Я переспал с Сашей! Это безумно интересная новость! — и дверь в комнату захлопнулась. Несколько маленьких кусочков штукатурки посыпались на пол. Головин стоял посреди комнаты в изумлении. Он слышал крики, слышал последние слова, которые Денис сказал Далеру. Но не успел Саша задать хотя бы один вопрос, как Черышев впился в него поцелуем. Потому что сейчас почувствовал, понял, как нужен был ему Саша всё это время. Теперь у него не осталось ни одного сомнения, он знал, что всё произошедшее вчера было необходимым, правильным. Вечером Игорь сидел над тетрадями, перечитывая конспекты. Завтра был первый экзамен, началась зимняя сессия. Артём по привычке вломился в комнату с грацией танка, поэтому был одарен самым недружелюбным взглядом. Информация никак не хотела укладываться в голове Акинфеева, заполненной ненужными сейчас мыслями и переживаниями. Он чувствовал себя виноватым в ситуации на кухне, хотя не произнёс ни одного слова. Тем временем, Артём сел на кровать и тоже раскрыл тетрадь, но и он не мог сосредоточиться. — Игорь, — Дзюба перевёл на него испытующий взгляд. — Это правда, что я тебе снился? Акинфеев снова как-то обозлённо посмотрел на него и произнёс жёсткое, холодное: — Нет.