Все твои секреты видно в объективе. Сколько они стоят? Мальборо, мартини. Рисуешь мне сюжеты, но ведь мы не в фильме. Я знаю тебе цену — мальборо, мартини.
Говорят, что любовь губит людей, и Антон мог бы с этим поспорить, если бы сам не понял, как плохо, когда твои чувства не взаимны. Раньше он страдал от того, что их вообще не было, а теперь от того, что ему не с кем их разделить. Как назло, наступил март, и всё вокруг буквально светилось и пахло любовью. Откуда-то повылезали все эти парочки, целующиеся на каждом углу и каждой скамейке, что Миранчуку даже присесть было негде. В его группе постоянно все шептались, слали какие-то любовные записочки, изрисованные сердечками, словно им было по тринадцать лет. Про общежитие и говорить не стоило, ведь ночью Антон очень часто не мог заснуть, слыша все скрипы кроватей и стоны из соседних комнат и этажей. — Долбаная весна, когда это уже закончится? — спросил он, рассматривая чаинки в чашке. — Ещё два месяца и десять дней, — уточнил Далер, смотря в календарь. — Кстати, ты пойдёшь на свадьбу к Андрею? Он, вроде бы, хотел всех позвать. — Пошёл он в жопу со своей свадьбой, — буркнул Миранчук. — И без него тошно. — Я тоже не пойду, — сказал Денис, выключая воду в кране. — Не люблю свадьбы, — хотя он уже три месяца работал в издательстве, перед глазами всё ещё возникали картинки белых платьев, дурацких конкурсов, кучи гостей и тортов. Черышев буквально просыпался посреди ночи, как от самого жуткого кошмара, а потом вспоминал, что всё это уже в прошлом. — А я бы сходил, — задумчиво произнёс Саша. — Никогда не был на свадьбе. Денис тяжело вздохнул, понимая, что если Головину действительно захочется на торжество, то он просто не может не пойти с ним. Они ведь теперь постоянно находились вместе, отлипая друг от друга только на время пар. Это тоже раздражало Антона. — Зима, холода, одинокие дома, — вздыхая, пропел Рома, постукивая ногтем по поверхности стола. — Какая зима, придурок? Март уже, — фыркнул Миранчук, допивая чай. — И что? Песня от этого хуже не становится. Моря, города — всё как будто изо льда. — Кто-нибудь видел Игоря? — Кирилл ворвался на кухню, как ураган, тяжело дыша, видимо, после бега. — У них с Артёмом ровно три месяца отношений, они сейчас где-то гуляют, — сказал Саша, смотря, как Антон открывает холодильник и вытаскивает оттуда кусок сыра, который Акинфеев купил несколько дней назад. — Ты в курсе, что Игорь будет недоволен? Он вообще-то его к вину купил. — Мне пофиг, — озлобленно ответил Миранчук, откусывая прямо от куска. — Достали меня уже со своей романтикой. — Это не даёт тебе права портить чужое имущество без возмещения ущерба, — вмешался Кирилл. — Набабкин, иди, куда шёл. Не раздражай, и так настроение дерьмовое. Парень хотел что-то сказать, но потом вспомнил, что ему надо ещё сбегать к Марине и спросить, на какое число брать билеты в Житомир. Они собирались знакомиться с её родителями. Поэтому Кирилл спешно покинул кухню. Антон же, как только он ушёл, отшвырнул сыр в сторону. — Невкусный. — Миранчук, зачем ты себя так ведёшь? — спросил Денис, начиная срезать с куска откусанные части, чтобы Акинфеев ничего не заметил. — Никто же не виноват, что ты влюбился в Смолова, которому плевать на твои чувства. — Антон влюбился в Федю? — Далер аж кефиром поперхнулся. Вот опять он узнал то, о чём не должен был даже догадываться. — С добрым утром, два месяца уже, — с укоризной произнёс Рома. — За белой стеной мы останемся с тобой. — А как это вообще получилось? — спросил Кузяев, пытаясь припомнить хоть какие-то намёки. Антон вздохнул и рассказал про вечер, когда Федя изливал ему душу. Честно говоря, иногда Миранчуку казалось, что он влюбился в соседа гораздо раньше этого вечера, просто он стал некой точкой невозврата. — Что-то мне не верится, что Федя такой бедный и несчастный, — покачал головой Далер, наливая в стакан ещё кефира. — По-моему, он втёр тебе откровенный бред. — Я знаю! — ответил Антон. — Но всё равно повёлся, как последний идиот, и вот теперь люблю его. — Да уж, — протянул Денис. — Любовь зла — полюбишь и Смолова. — А тебе не могло показаться? — поинтересовался Далер. — Может быть, ты всё-таки не любишь его? — Ага, два месяца ему всё кажется, — фыркнул Рома. Кузяев пожал плечами, продолжая сомневаться, что чувства Антона настоящие и не ошибочные. Но сам парень прекрасно знал, что любит Федю и жить без него не сможет, в случае чего.***
Прошло несколько дней, и тридцатого марта на кухне собрался небольшой коллектив из всех желающих проводить Игоря Денисова в армию. Он был на втором курсе и самостоятельно забрал свои документы, чтобы уйти служить. Провожали его чуть ли не всем этажом, потому что добровольного ухода в армию ещё никто не видел, да и просто грех отказываться от еды и алкоголя за чужой счёт. Сам Денисов был рад, что многие, даже те, которых он не знал, искренне интересовались его дальнейшей судьбой, задавая вопросы про место, где будет служить, название части и прочее. — О, Игорян, здорово, — хлопнул его по руке Федя, только вернувшийся с какого-то свидания. — А что за повод? — Да вот, в армию ухожу, — ответил парень, протягивая Смолову бутылку пива. — Так до конца года обычно не выгоняют. — А я сам ушёл, — просто ответил Денисов, попутно передавая кому-то стакан. На кухне толпилось так много народу, что было сложно даже разглядеть чьи-то лица и понять, кто и откуда пришёл. Были какие-то девушки с третьего, два однокурсника Игоря — Влад и Боря, несколько жильцов второго этажа, которых Денисов знал, и, конечно же, часть из компании четвёртого. — В общем, до вечера гуляем, а потом я на вокзал, — произнёс Игорь с нескрываемой грустью, но потом тут же улыбнулся. — Да, что ты так смотришь на меня, будто на смерть иду? — Просто как-то это всё неожиданно, — развёл руками Федя. У них с Денисовым были довольно неплохие приятельские отношения. Познакомились они, правда, не потому, что жили на одном этаже, а потому, что у них был общий друг Боря. С младшим Ротенбергом, который сейчас вместе с Владом разглядывал грязное оконное стекло, посмеиваясь над всем видом общежития, Смолов не мог не общаться, ведь их отцы тесно дружили много лет. Честно говоря, Федя не ожидал увидеть своих старых приятелей здесь, в тесной, обшарпанной кухне, среди простых студентов, с бутылками дешёвого пива в руках. — Вот это люди! — окликнул его Боря. — Ну что, беглец, давай рассказывай, что такого важного случилось на Новый Год, раз ты поспешно свалил. Нет, Вальдемар, ты только подумай, сам всё организовал и сам всех кинул. Ты хоть знаешь, какой чек нам потом предоставили? — Прости, были важные дела, — сухо ответил Федя. — Кстати, позволь представить, — громко объявил парень, толкая вперёд Влада. — Это Вальдемар. — Владислав, — потянул руку его друг. — Ну, можно и так, но Вальдемар звучит лучше, — Ротенберг расплылся в улыбке. — Ты знаешь, кто его отец? — спросил он шёпотом у Феди, когда Влад отошёл в сторону, чтобы поговорить с Игорем. Смолов отрицательно помотал головой. — Да ну! Тот самый Игнатьев, который сейчас в оборонку вкладывается. Сейчас на подъёме... — кажется, об отце Влада Боря знал больше, чем о самом друге. Ротенберг и Игнатьев попали на один курс с Денисовым буквально из-за чистой случайности и очередной странной выходки судьбы. Оба хотели получить образование за границей, да вот родители решили иначе и отправили их на самый престижный факультет в Москве. Впрочем, для обоих парней смысла в обучении не было, ведь по итогу каждый всё равно стал бы преемником отцовского бизнеса. А вот Игорь на этот факультет рвался, как никто другой, и его семье даже пришлось пожертвовать образованием старшего брата Денисова, отправив его в армию, и взять кредит, ибо бесплатно никто брать их сына не собирался. — Интерьерчик у вас, конечно, — цокнул языком Боря, оглядываясь по сторонам. — Как тебя вообще сюда занесло? Кстати, на вахте у вас какая-то сволочь сидит. Плюнул в нас, представляешь? Федя посмеялся, прекрасно зная, что ничего другого от Игнашевича и ждать не стоило, тем более, в отношении людей одного со Смоловым круга. Непереносимость ко всяким «пижонам» у вахтёра была вложена на генетическом уровне. — Не знал, что тот парень, с которым ты как-то в клубе был, тоже здесь живёт, — показывая в сторону Миранчука, сказал Боря и отпил из бутылки. — Антон, да? — Это Лёша, — с улыбкой произнёс Федя. — А мне казалось, что ты его Антоном называл. — Ну да, в клубе я был с Антоном, а это его брат Лёша. Они близнецы. — Нихрена себе. Но я всё равно не понимаю, что они тут забыли. Неужели сейчас модно с нищебродами вместе жить? — Так они и есть нищеброды, — спокойно ответил Смолов, добивая своего приятеля неожиданными поворотами. — Мы соседи по комнате, а Антон оказался нормальным парнем, поэтому мы с ним дружим. — Странно, а я подумал, что он из наших. Федя победно улыбнулся. Он ни разу не сомневался в этой потрясающей особенности Миранчука преподносить себя наравне с той компанией, в которой появлялся. По этой причине Смолов его и позвал как-то в клуб, где обычно собирался со своими друзьями и прочими людьми, имеющими отношение к высшим слоям общества. Ближе к вечеру многие стали расходиться. Первыми покинули вечеринку девушки с третьего, которым завтра к первой паре, потом ушёл Илья, вообще не знающий, зачем припёрся на эту пьянку, вслед за ним попрощались ещё какие-то неизвестные люди, проживающие на втором этаже, и Боря с Владом. — Ты так и не сказал, зачем служить собрался, — вдруг вспомнил Артём, протягивая через весь стол руку к хлебу. Игорь тяжело вздохнул, как-то нервно проводя рукой по волосам, и хотел было ответить, но на кухню вернулся Илья. Он изначально собирался появиться только тогда, когда станет немного потише. Кутепов ненавидел шумные компании, поэтому старательно их избегал. — Да ситуация такая странная, на самом деле, — произнёс Денисов. — Не знал даже, что так получится, — он натянуто улыбнулся и вытащил из холодильника водку. Пока он наливал себе стакан, на кухне царила гнетущая тишина. Парни следили за каждым его действием, отмечая, что всё веселье из Игоря мгновенно испарилось. Радостные проводы в один миг превратились в подобие поминок. — Я в Чечню поеду, — со вздохом сообщил парень, залпом выпивая стакан. Все были удивлены и не знали, как реагировать на это заявление. В Чечне сейчас шла война. — У меня брат там служит... служил, — Денисов налил ещё водки. — Не чокаясь. Так вот, в прошлом году его убили. — Ты, получается, за брата мстить едешь? — уточнил Антон. — А ты бы не поехал? — прищуриваясь, спросил Игорь, ставя бутылку на тумбу. — Я эти рожи чеченские видеть не могу, своими руками душить готов. Вот так вот взять и давить медленно, чтобы мучился подольше. — Так там не чеченцы виноваты, а сепаратисты, — сказал Илья, который, может быть, политикой не интересовался совсем, но из разговоров кое-что слышал, да и Игнашевич часто смотрел новости, пока Кутепов говорил по телефону около его вахты. — А они не чеченцы, по-твоему? — кажется, Денисов был готов прямо сейчас наброситься на парня, если бы тот сказал ещё что-нибудь. — Чеченцы, — кивнул Илья. — Но не такие, я бы даже сказал неправильные, радикальные. Они и простых жителей убивают, даже своей национальности. — К чему ты ведёшь? — К тому, что если каждый мстить за своих родных начнёт, то в мире никогда не прекратятся войны. Мы захлебнёмся в собственной ненависти и крови врагов. — Слышь, писатель, не слишком ли ты много на себя взял? Рассуждает тут, проповеди мне читает. Ты даже брата моего не знал. — Игорян, тише, — произнёс Андрей. — Илья имел в виду не тебя и твоего брата, а в общем ситуацию. — Пускай имеет что-нибудь другое, — Денисов снова налил себе водки и осушил стакан. — Они его долго убивали. Сначала пытали, а потом горло перерезали. Суки, ненавижу! — стакан полетел в стену, разбиваясь вдребезги. Звук получился таким оглушающим, что парни поморщились. — Откуда знаю? Да парень с ним в одной роте был, тоже в плен попал, на его глазах всё было. Брат чуть-чуть не дотянул, там потом наши пришли, спасли, кого могли, а этих постреляли, — Игорь вдруг неестественно улыбнулся. — Парни, а что вы молчите? Праздник же, проводы, чего такие грустные? Ромка, давай что-нибудь весёлое сбацай! Зобнин сглотнул, смерив Денисова недоверчивым взглядом, и поудобнее перехватил гитару. — Зима, холода, одинокие дома! — пропел он, дрожащими пальцами перебирая струны. Впервые эта вечно неуместная песня звучала так печально, что слёзы наворачивались на глаза. Игорь же покачивал головой в такт и пытался изобразить подобие танца, ведь его всё устраивало, он планировал веселиться. Парни смотрели на него с нескрываемой грустью и тревогой. Денис тяжело вздыхал, проводя пальцами по подбородку, Саша комкал край клеёнки, изредка поднимая взгляд на будущего солдата, Федя опустил глаза в пол, чувствуя, как грудь сдавила тоска. Антон видел это и присел рядом со Смоловым, положив тому руку на плечо, успокаивающе гладя. — За белой стеной мы останемся с тобой! — как можно громче пропел Рома. — Ребят, что вы тут расшумелись, времени куча, — заглянул на кухню Кирилл. — Давайте как-то потише. — А у нас человек в Чечню едет, — упавшим голосом сообщил Лёша. Набабкин посмотрел на Денисова, который так обречённо улыбался и пытался смеяться, изображая счастье от своего решения, что не смог больше выговорить ни слова. А потом они всей толпой спустились к вахте, сопровождаемые удивлённым взглядом вахтёра, которому Игорь сдал ключ от комнаты. — Ну, парни, я пошёл, — проговорил Денисов, зачем-то смеясь и подхватывая сумку с пола. — Возвращайся Героем России, — хлопая его по плечу, сказал Артём. Когда Игорь вышел за дверь, все ещё долго смотрели на неё, ожидая, что парень сейчас передумает и вернётся. Чечня — это не шутки, это практически верная смерть, если верить новостям. Федя не выдержал первым, поднял голову к потолку, пытаясь выровнять дыхание, и почувствовал, как Антон осторожно его обнял, успокаивая. Смолов только сейчас понял, насколько хорошим парнем был Денисов, жалко, общались мало. Его определили в 245-ый мотострелковый полк. Тот самый полк, который шестнадцатого апреля попал в засаду у селения Ярышмарды и был почти полностью уничтожен.***
Тем не менее, жизнь продолжалась и текла своим чередом. Продолжалась учёба, скучные пары, март постепенно заканчивался. Антон сидел на скамейке в фойе университета, тупо смотря на кафельный пол и свои кроссовки. Мимо прошла какая-то парочка, на которую Миранчук совершенно случайно обратил внимание. Симпатичная шатенка мило улыбалась своему парню, пока он шептал ей на ухо всякий любовный бред, понятный только им обоим. Неподалёку от них ещё двое целовались, а у двери радостно смеялась компания из других трёх парочек. Антон глубоко вдохнул, чувствуя себя неуютно. — Ты такое сейчас пропустил, — рядом опустился Дима. — Слушай, ты Лёху не видел? Я его в столовку десять минут назад посылал. — Там очередь большая, — махнул рукой Баринов. — Так вот, сейчас такое было! Короче, Гончаренко, говорят, прямо на пару к Семаку ворвался. Орал, как последний псих, и даже не сразу понял, что там группа сидела, пока Богданыч ему не намекнул. Прикинь, что творится. — О чём орал-то? — без особого интереса спросил Антон. — Как раз хотел тебе рассказать, потому что это вообще! Прикинь, он про какую-то стирку и готовку ему втирал. Нет, ну ты понимаешь? Короче, это надо было видеть. Кстати, а ты знаешь, чего они срутся постоянно? — Миранчук отрицательно мотнул головой. — В общем, говорят, они пару лет назад друзьями очень близкими были, а потом что-то случилось, и всё. Теперь терпеть друг друга не могут. — Блять, да откуда они все повылезали? — Кто? — Вот эти, — Антон ткнул в очередную парочку, целующуюся с таким остервенением, будто они пытались съесть друг друга. В этот момент пришёл Лёша с двумя булочками. Долго рассказывал про длинную очередь, про новую буфетчицу, которая пыталась его обсчитать, потом послушал историю с Семаком и Гончаренко, потому что Баринов хотел, чтобы об этом знали все. — А я слышал, что они не просто друзьями были, — произнёс Миранчук, вытирая пальцы салфеткой. — Да?! — удивился Баринов, который был уверен, что только он в курсе этого слуха. — Вроде бы они раньше вместе жили. Вот только не знаю, как просто соседи или как кто-то другой. Многие, кстати, склоняются к версии, что они мутили. — Господи, да почему вы так уверены, что все вокруг мутят?! — вдруг вскочил Антон, привлекая внимание посторонних. — Если люди просто орут друг на друга и обсуждают бытовые проблемы, это не значит, что между ними что-то есть! — Тош, ты чего? — обеспокоенно спросил Лёша. — Сядь, пожалуйста, люди смотрят. — Да пусть хоть куда-нибудь посмотрят, а то только и знают, что сосаться по углам. Встать некуда! Теперь в универе появился новый предмет разговоров, ведь всем было интересно, на что Миранчук так резко отреагировал. Вечером того же дня Антон, не успев пересечь порог комнаты, получил какой-то листок от Феди с приказом успеть до девяти. — Что это? — рассматривая список из двадцати наименований, спросил парень. — Помнишь, в конце января мы поспорили на желание, что ты купишь мне что-нибудь, когда я попрошу? Так вот, с тех пор ты просил меня сходить вместо тебя в магазин ещё девятнадцать раз. Да, я считал. Поэтому теперь ты должен купить мне всё это. — Почему нельзя было сделать это раньше? Я не пойду, я устал. — Уверен? — чуть улыбаясь, спросил Федя. — Смотри, Миранчук, двадцать желаний или всего один поход в магазин. Причём, я тебе ещё и денег дам, хотя тебе всё покупал за свои. Антон нахмурился, смял листок и пошёл в магазин. Он думал, что ему это поможет как-то расслабиться после ужасного дня. Парень бродил вокруг прилавков, разглядывая яркие упаковки, которых с каждым годом становилось всё больше и больше. Раньше продукты упаковывались в серые, неинтересные пакеты или банки, поэтому задерживаться в магазине надолго не приходилось — заинтересованно рассматривать было банально нечего. Список, который дал ему Федя, несколько поразил Антона своей странностью. Миранчук не помнил, чтобы сосед курил, а тут в первом же пункте стояли две пачки сигарет, причём, ещё каких-то необычных, дорогих. Хорошо, что Смолов хоть денег дал, а то парень не смог бы позволить себе такие покупки. — Я же просил к девяти, — возмущённо сказал Федя, встречая Антона в холле. — Слава богу, она опаздывает. — Там кое-что не продавалось... — Хрен с этим, ты сигареты и бухло купил? Вот и всё, это основное. Остальное положи на кухне, я, может быть, завтра разберу, — Смолов вынул из пакета бутылку и пачки. — Зачем тебе сигареты, ты же не куришь? — спросил Антон. — Я тут на днях познакомился кое-с-кем. Охуеваю с нынешних баб, она за сиги отдаться готова, прикинь? О, а вот и она, — кивая на невысокую блондинку, стоящую за окном, произнёс Федя. — Всё, Тош, спасибо, пока. Миранчук растерянно глядел, как Смолов приобнял свою спутницу за талию, как подал ей пачку сигарет, а она, благодарно улыбаясь, что-то прошептала ему на ухо. Дальше последовал долгий и такой грязный поцелуй, что Антону захотелось куда-нибудь блевануть. Всё выглядело так дёшево, так низко, но Феде, кажется, нравилось. Он любил доступных, не считал своим долгом за кем-то бегать, кого-то добиваться, ведь знал, что любая готова раздвинуть ноги перед сыном известного бизнесмена, «отдаться за сиги». Как Антон вообще мог думать, что Смолов обратит на него внимание не в дружеском плане, что у них что-то может быть? — Ну ты и олух, — послышалось со стороны вахты, и Миранчук только сейчас осознал, что всё это время стоял и смотрел в окно вместе с Игнашевичем. — Почему? — Да он же тебе на шею сел и пользуется. Они все такие, пижоны эти, только и знают, как на простых людях наживаться. — Мы дружим, вообще-то. — Какая дружба может быть между вами? — усмехнулся вахтёр. — Ты посмотри на себя и посмотри на него. — Но мы... — Нет никаких вас, есть только он и его деньги. Не нужен ты ему, не твоего поля ягода. Дружим! Это ж надо, — Игнашевич покачал головой и раскрыл кроссворд. Антон пошёл в комнату, чувствуя неприятную, тянущую боль в груди. Не хотелось признаваться, но вахтёр был прав, ведь Смолов никогда не видел в Миранчуке чего-то выдающегося, за что можно было бы зацепиться, чтобы оставить его рядом с собой. Антон для него ничего не значит, он просто наивный паренёк из простой семьи, которым удобно пользоваться. — Этого следовало ожидать, — тихо проговорил Денис, с грустью смотря, как Миранчук вытирает слёзы с лица. — Он никогда не считал нас за людей. Саша поставил рядом с Антоном стакан воды, а сам присел на табуретку. — Я ведь всё ещё его люблю, — прошептал Миранчук. — Чем больше думаю о том, какой он, тем больше люблю. Ну, почему всегда так? Что с мной такое? Головин обнял парня, говоря что-то успокаивающее. — Лёша знает? — вдруг спросил Денис. — О чём? — О твоих чувствах к нему, — Антон мотнул головой. — Понятно. — Нет, ты не будешь говорить Лёше. Он же не поймёт, он и так не любит Федю. — И правильно делает, — хмыкнул Черышев, ходя по кухне. Он знал, что необходимо поговорить с братом Антона. — Когда Лёша приходит с работы? — Ты не пойдёшь к нему! — воскликнул Миранчук, отталкивая от себя Сашу. — Нет! Нет! Нет! — Я никуда не собираюсь, — спокойно ответил Денис. — Я просто спросил, потому что мне интересно. И вообще надо перевести тему. Антон не поверил, Антон теперь вообще боялся кому-либо верить, хотя парни действительно хотели ему помочь. Разговор Дениса с Лёшей всё-таки состоялся, только на следующее утро. Миранчук и правда разозлился, кричал в адрес Смолова что-то совсем нелицеприятное, а потом, успокоившись, сказал, что дальше сам со всем разберётся. — Слушай, мне тебе кое-что сказать надо, — произнёс Лёша, уводя Федю вглубь коридора, подальше от кухни и любопытных ушей. — В общем, меня давно волнует вопрос о твоём пребывании здесь. Да, я знаю, что тебя послал в нашу общагу отец, но тебе обязательно находиться именно в ней? — Нет, подойдёт любая непримечательная, а что? — Федя говорил так просто, совершенно не понимая, к чему хочет вывести его Лёша. — Просто непримечательных в Москве дохрена, ты мог бы переехать. — Зачем? Мне и тут неплохо, пока что. — Нас с Антоном не устраивает твоё соседство. Братик давно хотел тебе об этом сказать, но как-то случая не было, поэтому я говорю за него. Если бы ты переехал в другую общагу или просто куда-нибудь подальше, то всем стало бы значительно легче, — Смолов смотрел на Миранчука, как баран на новые ворота. — У тебя плохие отношения с вахтёром, возможно, именно поэтому он также относится и к нам, к нашей комнате. Парни тоже тебя недолюбливают из-за твоей манеры поведения. Понимаешь, жить в коллективе, где тебя изначально не приняли, очень тяжело, хотя ты можешь говорить, что тебе абсолютно плевать. В общем, если ты уедешь сейчас, то всем будет только лучше. Мы же тоже тебе не нравимся, так что нет смысла терпеть друг друга, когда есть много иных вариантов. Федя кивнул, соглашаясь. Почему-то слова Лёши он воспринял довольно легко и чуть ли не радостно, тут же отправившись собирать вещи. Антон в это время был в комнате и с непониманием смотрел на соседа, который вытаскивал одежду из шкафа и складывал её в сумку. — Что ты делаешь? Ты уезжаешь? — с нотками испуга в голосе спросил Миранчук. — Да, возвращаюсь домой, — Смолов улыбнулся. — А как же история с отцом и его бизнесом? — Человека, который пытался его отнять, убили, поэтому теперь я могу вернуться. — Ты счастлив? — в голосе Антона стояли слёзы, губы чуть-чуть подрагивали, и он комкал край футболки, стараясь не смотреть на Федю. — Конечно, я мечтал об этом с первого дня. Не поверишь, как мне сейчас хорошо. Наверное, когда доберусь до дома, то устрою тусовку по этому поводу. Ты придёшь? — Да... То есть нет, мне как-то пока не хочется никуда ходить. — Жалко, но ладно, заставлять не буду. Подай вон тот флакон. Спасибо. — Даже не попрощаешься с парнями? — Не думаю, что им это нужно. А ты бы хотел, чтобы я попрощался? — Это твоё личное дело, причём тут я. — А я подумал, что ты расстроен моим отъездом. Показалось, наверное, — Федя опять улыбнулся, этой улыбкой больно раня Антона. — Да, тебе показалось, — кивнул Миранчук. — Счастливо добраться. Он сказал это так мягко и дружелюбно, хотя в душе мечтал, чтобы Смолов врезался в первый же фонарный столб, чтобы не было больше никогда Смолова, чтобы он никогда не смог заполнить его мысли снова. Когда дверь закрылась, Антон почувствовал разрастающуюся в душе пустоту. Чёрную, бездонную, убийственную пустоту, заполняющую внутренности и заставляющую сердце прекратить своё биение. Миранчук совершенно неосознанно дошёл до раскладушки, где лежало сложенное бельё, и лёг на неё, проводя ладонью по простыни. Однажды Федя так уже уходил, оставив после себя только эти вещи, но он вернулся... Сейчас же Антон понимал, что Федя не вернётся, не променяет свою лёгкую и беспечную жизнь, окружение из богатых друзей и доступных девушек на тесную комнату в общежитии с сомнительными удобствами. Игнашевич прав, все люди для Смолова — это просто инструменты для создания личного блага, и Антон не исключение. В голове набатом било: «Он ушёл. Он не вернётся».