Эти славные глаза расцветают на «ура». Розы капают с тебя, я начал верить в чудеса. Я начал всё с нуля.
— На, — Денис громко поставил чашку перед Федей и сел напротив. — А теперь, я хотел бы услышать, что у вас происходит. Вчера Смолов ночевал в их с Сашей комнате, но на протяжении ночи так и не смог заснуть, поэтому несколько раз поднимался, начинал бродить от двери к окну, иногда выходил в коридор, но и там, громко топая ногами, не мог найти себе места. Он даже пытался постучать в дверь Миранчуков, но в последний момент что-то его останавливало, и рука бессильно опускалась. Федя успокоился только к утру, успев достать Черышева и Головина, которые, по его милости, тоже плохо спали. — Пока я сидел дома, я понял, что люблю его, — медленно размешивая сахар в чашке, произнёс Смолов. Он рассказал Денису про все свои душевные метания, которые мешали ему нормально жить долгие три месяца. Федя не считал Черышева своим другом или даже хорошим приятелем, но не мог больше держать всё в себе, чувствуя острую необходимость высказаться хоть кому-то. Просто Черышев оказался рядом в нужную минуту. — Я знал, что это ненормально, поэтому позвонил одной своей знакомой, хотел забыться... Тебе интересно вообще? — Не поверишь, насколько, — хмыкнул Денис. Около плиты суетился Саша, делая какой-то завтрак. Хотя он мог спокойно поспать во время этого разговора, парень чувствовал, что обязан присутствовать здесь и тоже иметь какое-то отношение к свершавшейся истории. А ещё он просто опасался оставлять Дениса с Федей наедине, ведь между ними существовало какое-то необъяснимое противостояние, начавшееся неожиданно и не закончившееся до сих пор. — В общем, я всё время думал о нём, — вздохнул Федя по окончании рассказа. — Подожди, а с той знакомой, что? — вклинился в разговор Саша. — Оставил ей деньги и ушёл. — Деньги? — переспросил Денис. — То есть ты заплатил ей за секс? — Я всегда так делаю, что не так? — Какая же ты мразь, Смолов, — Черышев подошёл к окну. — Интересно, зачем я вообще взялся тебе помогать? Если ты так поступаешь со всеми людьми, то я не хочу, чтобы ты был рядом с Антоном. Головин подошёл к Денису и, положив тому руку на плечо, что-то зашептал. Федя не слышал, о чём они говорили, но Саша яростно пытался убедить Дениса. — Хорошо, если ты так хочешь, — наконец сдался Черышев. — Это не я так хочу, это им действительно нужно. Не видишь, что ли, они же жить друг без друга не могут. Денис бросил короткий взгляд в сторону стола, где Федя молча смотрел в тёмную муть чая, обжигающего руки через керамику чашки. Наверное, в этот момент парень пытался увериться в словах Саши, но так как Головину он доверял целиком и полностью, то не стал мучить себя сомнениями и в этот раз. — Ты точно уверен, что любишь Антона? — спросил Денис, садясь обратно. — Да. — Значит, тебе придётся измениться ради него. Сильно измениться, Смолов. Лёша прервал их беседу своим приходом. Он бросил презрительный взгляд в сторону Феди и сообщил, что пока он будет здесь, они с Антоном будут есть исключительно у себя в комнате. Миранчук ненавидел его, на километр не хотел подпускать к брату, и Федя знал, что если Лёша вбил себе это в голову, то сделает, не взирая ни на что. — Только учти, что это не делается за несколько дней, — продолжил Денис. — Придётся ждать недели, а то и месяцы. — Да хоть года, мне плевать, — резко произнёс Федя, смотря вслед Лёше и видя в нём главное препятствие. Денис поднял глаза на Сашу, который держал его за плечи, и Головин уверенно кивнул, как бы подтверждая всю серьёзность слов Феди. — Он, правда, любит его, — прошептал парень, целуя Черышева в висок.***
Игорь был абсолютно счастлив. Вот уже полгода они с Артёмом встречались и четыре месяца спали на одной кровати. Всё было просто прекрасно и легко, но ровно до того момента, пока Дзюба не задал, казалось бы, ничего не значащий вопрос, на который Акинфеев мог спокойно не обратить внимание. — Игорь, а ты когда-нибудь расскажешь о нас родителям? И это утро стало автоматически самым худшим из всех. — Тём, ты же понимаешь, что это невозможно? — Почему же? — кажется, Дзюба был абсолютно серьёзен в своём желании рассказать об их отношениях всему миру, начиная с родителей Игоря. — Потому что нас не поймут. Это очень тяжёлый вопрос, и я бы вообще не хотел, чтобы мои родители узнали о нас. — То есть ты не хочешь, чтобы они знали меня? — Нет, я не хочу, чтобы они знали о нас. Это разные вещи, Тём. Неужели ты, правда, не понимаешь, что нельзя просто так взять и сказать? — Да, я не понимаю. Ты сам говорил мне о том, какие у тебя замечательные родители, как они тебя любят. Разве любящие родители не должны быть счастливы, что их сын нашёл своего человека? Акинфеев тяжело вздохнул, обхватывая лицо Артёма своими ладонями. Ему не понять, ведь у него никогда не было семьи и родителей, и Игорь не мог его в этом упрекнуть, потому что так распорядилась судьба, не давшая Артёму любящих родственников. — Тём, мои родители не настолько замечательные, чтобы принять наши отношения. Вспомни, пожалуйста, как парни отнеслись к Денису и Саше. Ты же помнишь их лица, помнишь, что сказал тогда Антон? Что их родители воспитывали правильно, а наши с тобой отношения, как и отношения Дениса и Саши, считаются в обществе неправильными. — Да мало ли, что Антон тогда говорил! Он несколько месяцев бьётся в истерике по Смолову, ему ли нас с тобой учить. Тем более, как видишь, его мнение на этот счёт поменялось. Общество тоже меняется, так что и твои родители... — Общество не меняется так быстро, как Антон. И зачем тебе вообще понадобилась осведомлённость моих родителей? Нам и так неплохо, все, кто должен, уже знают про нас, зачем кто-то ещё? — Потому что это твои родители, Игорь! — Артём сбросил его ладони и начал медленно прохаживаться по комнате. — Ты собираешься ехать к ним уже завтра. А если они там, по доброте душевной, нашли тебе какую-нибудь невесту? — Ты думаешь, я захочу быть с какой-то незнакомой девушкой, а не с тобой, с которым уже год живу под одной крышей? — Но твои родители могут настоять. Ты же не пойдёшь против их воли. — Ты так уверен в этом? — Акинфеев обнял его со спины, утыкаясь лбом между лопаток. — Если мне предложат выбрать между волей родителей и тобой, я всегда выберу тебя, что бы не случилось. В дверь постучали, и Игорю пришлось прервать объятия, чтобы её открыть. На пороге стоял Дима Баринов с огромной клетчатой сумкой наперевес. — Дим, Антон в одиннадцатой, — в который раз повторил Акинфеев, потому как парень упорно путал их комнаты. — Это не одиннадцатая, если что. — Да я уже понял, — вздохнул Баринов, поудобнее перехватывая сумку. — У вас все двери одинаковые, что сдохнуть можно, пока выучишь, кто где. Хоть бы таблички какие-то повесили. Ладно, хорошего дня, парни. С началом лета Дима и Антон решили заняться бизнесом. Баринов ходил по разным барахолкам, скупая оптом по дешёвке всякий хлам, который на рынке никто не мог сбыть, после чего перепродавал этот же хлам втридорога, но в тех местах, где бы его точно купили. Антон торговал вместе с ним, пытаясь таким образом доказать Лёше, что и он умеет трудиться, а не только сидеть на его шее, к тому же, работа помогала меньше думать о Феде. Лёше этот нелегальный заработок брата не нравился, но он тактично молчал, считая, что лучше так, чем если бы он продолжал ходить по клубам и пить. — Короче, вчера накупил стержней для ручек, — быстро объяснял Баринов, сортируя их по цветам в разные стопки. — Больше половины вообще не пишут, сам проверял, поэтому втюхиваем их первыми. Если попросят бумажку, чтобы расписать, даёшь расписывать вот эти, — тыкая в сторону пишущих, сказал парень. — Когда поймёшь, что точно берут, отворачиваешься, мол, в пакет положить, а сам мне даёшь, я тебе на не пишущий меняю, понял? Да что с тобой? — А? Не обращай внимания, — махнул рукой Антон. — Какие, говоришь, пишут? — Вот эти, — Дима перевязал стержни резинкой. — Нет, ну серьёзно, ты какой-то тормознутый сегодня. Будешь так торговать, мы до вечера ничего не впарим. — Просто две недели назад поселился тут один, — помогая другу, говорил Антон. — Буйный, что ли? Пьёт, тёлок водит? А, может, это, наркоша? — Да нет, — отмахнулся Миранчук. — Просто неприятный. Где стоять будем? — На Большой Грузинской недавно офис какой-то открыли, там-то всегда пишущие нужны. Постоим там, потом на Красина перейдём, если тухло будет, там тоже есть парочка мест. Если много останется, есть у меня один человечек, с руками эту хрень отберёт. План Димы шёл идеально, не пишущие стрежни удачно втюхивались недалёким работникам офиса пачками, Баринов только бумажки успевал считать. Когда четверть сумки была продана, и покупатели иссякли, парень предложил Антону пойти на улицу Красина и постоять там до семи вечера. Миранчук нехотя согласился. С этой улицей было связано несколько не самых приятных воспоминаний для него. Здесь располагался клуб, который они не раз посещали с Федей, и где он познакомился с той самой девушкой, которая указала Антону на его статус. Ходить по местам, напоминающим о Смолове, он не собирался, но выбора не было. — Что-то не очень работают твои места, — сказал Миранчук, чувствуя, как день близится к вечеру, и начинает холодать. — Мы стоим-то всего ничего, хорош ныть, — буркнул в его сторону Баринов, который уже полчаса кутался в джинсовую куртку, которую купил на их первую выручку ещё в начале месяца. — У меня отец так ларёк построил. — Ага, а потом его подожгли. — Это было в девяносто втором, сейчас всё совсем не так. Дима имел одну-единственную мечту — построить свой ларёк, лучше, чем был у отца, и заниматься, как сейчас говорили, частным предпринимательством. Он для того и поступил на финансиста, считая, что эта профессия напрямую связана с торговлей. У Баринова была небогатая семья, и жили они в коммуналке, где-то ближе к Мытищам. Его отец начинал заниматься бизнесом ещё в конце восьмидесятых, но ничего не добился, поэтому теперь мечтал, чтобы сын пошёл по его стопам и выбился в люди. Дима мнение родителя разделял целиком и полностью и не стал раздумывать над способом заработка. — Чем торгуете, парни? — к ним подошёл человек, и Антон, подняв на него глаза, узнал Смолова. Тот чуть заметно улыбался, старательно делая вид, что рассматривает товар. — Стержнями для ручек, — заинтересованно ответил Баринов, пока его друг продолжал испепелять покупателя взглядом. — Есть синие, чёрные, красные и даже, наверное, зелёные остались. Тох, чё ты встал, как столб, покажи ему. Антон сжал губы и резко сунул Феде под нос несколько стержней. Дима учтиво подал бумажку. Смолов, не скрывая насмешливого выражения на лице, чиркнул по ней несколько раз. — Пожалуй, возьму, — произнёс он, отдавая бумагу Баринову и в упор смотря на Миранчука. — Вам сколько? — выплюнул парень, чувствуя искреннее желание воткнуть эти стержни Феде в горло. — Я возьму все, что у вас есть, — с улыбкой ответил Смолов. — Тоха, в сторону, тут серьёзные дела сейчас решаться будут, — отодвинул его Дима. — Мы очень рады, что наш товар заинтересовал вас. Одну секундочку подождёте? Я сумму подсчитаю, — он достал из кармана калькулятор и, не глядя, набрал цифры. — Тут тысяч на десять будет. — Прекрасно, — Смолов открыл бумажник и вытащил деньги, после чего взял сумку и пошёл в сторону своей машины, напоследок бросив взгляд на Антона. Баринов тут же принялся пересчитывать деньги, а потом вдруг воскликнул: — Матерь Божья, да тут на сорок ларьков хватит. Тоха! — он толкнул Миранчука в бок. — Это же баксы, да? Мне же не кажется, да? Антон вырвал у него деньги из рук, оставив только две бумажки. — Тебе и одного ларька много будет, — фыркнул он. Домой Антон торопился, продолжая сжимать в руке купюры. Дойдя до комнаты Дениса, он принялся отчаянно стучать в неё, прекрасно зная, что Федя дома. Открывать, однако, никто не спешил. Тем временем, дверь в комнату Кирилла со скрипом распахнулась, и на пороге показался заспанный Набабкин, который весь день бегал за подарками для мамы Марины. Только он успевал купить что-нибудь, как его девушка вспоминала о чём-то новом, безусловно нужном её маме. Сейчас Кирилл хотел немного подремать, но его покой снова был нарушен. — Цветы. Срочно надо купить маме цветы, — выпалила с порога Марина. — Ага, я запомню, — зевнул парень, разглядывая свои тапки. — Нет, надо немедленно сходить и купить цветы. Тут недалеко есть ларёк, там работает моя знакомая Настя. Мама любит розы, обязательно белые, пять штук. — Подожди, — прервал Кирилл, потирая переносицу и пытаясь сосредоточиться на огромном объёме информации. — Мы два дня будем ехать до Житомира, они же завянут. — Точно! Тогда, где мы их купим? — В Житомире, разумеется. Там же тоже есть какие-нибудь ларьки. — Да-да, — закивала Марина и вдруг воскликнула. — Боже, почему ты до сих пор не одет? Нам надо быть на вокзале через четыре часа! — Через четыре? — а вот теперь Кирилл проснулся окончательно, вспомнив, что даже не начинал складывать вещи. — Через четыре! Ты вообще ещё ничего не сделал? И ты решил поспать?! Боже, почему ты такой безответственный?! Девушка размахивала руками, тыкала пальцем в лицо Кириллу, который абсолютно спокойно реагировал на каждое её слово, изредка кивая и посматривая в сторону Антона, внимательно слушающего этот разговор. Вскоре Миранчука перестала интересовать тема цветов и безответственности, и он снова начал колотить кулаком в дверь. — Да столько можно?! — возмутилась Марина, которую этот настойчивый стук сбивал с мысли, а она терпеть не могла, когда её что-то перебивало. Девушка гневно смотрела на Антона, показывая своим взглядом всё пренебрежение к его персоне. Вообще-то, ей следовало не любить Лёшу, но братьев различать она, что не удивительно, не умела. Несколько недель назад Кирилл сидел на кухне и рассказывал, как его раздражают все эти сборы в Житомир, ведь он устал бегать по разным концам Москвы в поисках подарков. Марина ничего при этом не делала, потому что вечно была чем-то занята и требовала, чтобы её парень имел хоть какое-то отношение к её родителям. Послушав его, Лёша сделал вывод, что Марина Кирилла просто эксплуатирует, ну, и высказался в её адрес довольно резко и громко. К несчастью, девушка в этот момент как раз зашла на кухню, чтобы передать новую просьбу своему парню, и была неприятно удивлена. С тех пор у обоих братьев были натянутые отношения с этой Мариной. — О, продавец стержней, — Федя соизволил открыть дверь, только после сотого удара кулаком в неё. — Хреновый товар, кстати. Вместо какого-либо ответа Антон кинул ему в лицо бумажки. — И зачем? — поинтересовался Смолов. — Мне от тебя ничего не нужно, тем более, денег. — Надо же, какие мы гордые! Лучше торговать всяким фуфлом, да? Я думал, что после пьянок с бомжами, ты меня больше ничем не удивишь. — Каждый выживает, как может. Но тебе-то этого никогда не понять. — Поэтому я попытался тебе помочь, — Федя подобрал несколько купюр. — Не нужна мне твоя помощь, Смолов. — Ладно, помнишь, я как-то попросил тебя купить продукты? В тот раз ты из двадцати пунктов не купил один. Значит, исходя из нашего спора, теперь ты должен выполнить одно моё желание. Я хочу, чтобы ты забрал эти деньги. — Я их выкину, — вырывая из руки Феди бумажки, зло произнёс Антон. — Да хоть сожги, — и дверь захлопнулась.***
Деньги Антон не выкинул и не сжёг, сходил в банк, поменяв их на рубли, и положил на полку, где Лёша хранил их с братом сбережения. На вопрос, откуда взялась такая приличная сумма, Миранчук ответил, что заработал вместе с Бариновым. С того дня Дима приходил только несколько раз, сначала, чтобы объявить о постройке ларька, а потом, чтобы попросить немного взаймы. Антон другу не отказал, тем более, что деньги Смолова мозолили глаза, и парень предпочёл бы жить без них, чем с ними. Кирилл уехал с Мариной в Житомир и командование этажом временно поручил Игорю. Тот был занят подготовкой к собственному отъезду, поэтому заботы об этаже легли на плечи Артёма, как единственного, кто никуда не уезжал. В последние часы сборов Игоря Дзюба не находил себе места и постоянно предлагал парню дурацкие отмазки, чтобы не посещать Видное. — Тём, я же не навсегда еду, а только на неделю, — с улыбкой говорил Акинфеев, складывая одежду. — Ты глазом моргнуть не успеешь, как я вернусь. — Я уже раз десять моргнул, — упрямо возразил Артём, ходя из угла в угол и мешая соседу собираться. — Я обещаю тебе, что ничего не случится. Это же просто поездка к родителям, в конце концов. Но Дзюба только качал головой и продолжал нервничать. Для него даже пара дней разлуки с Игорем равнялась годам одиночества. — Я могу звонить тебе, если хочешь, — предложил Акинфеев. — Конечно, хочу. Андрей всё же навязался к Далеру в попутчики, поэтому Кузяев битый час пытался придумать адекватную версию для родителей, объясняющую присутствие Лунёва в их доме. На ум не шло ничего, а надо было заранее позвонить и предупредить. — А, чёрт с ним, скажу, что ты всегда мечтал посетить Татарстан, — решил Далер, махнув рукой. Всё-таки его родственники сильно опасались, что он не сможет завести себе друзей в Москве, а тут приедет целое живое доказательство, что у Кузяева всё хорошо, и друзья имеются. — Только учти, про ту ситуацию с кольцом ни слова. Андрей кивнул, как раз рассматривая маленькую коробочку с обручальными кольцами, оставленными на память о первом зерне их дружбы с соседом. — Далерка, а мы в Казань поедем? — поинтересовался Лунёв, рассматривая дорожную карту страны, которую купил несколько дней назад, чтобы отслеживать их маршрут. — Вообще-то, я не планировал. — А я планировал. — Значит, ты и поедешь. Нет, Андрей, я не буду таскаться с тобой по городам и весям только потому, что тебе так захотелось. — Но я дальше Москвы нигде не был, а тут такая возможность! Нельзя её упустить, — Лунёв обвёл красным карандашом несколько городов, где хотел бы побывать в будущем. — Кстати, если не поедем в Казань, то тогда я за историю с кольцом не отвечаю. Может быть, она как раз придётся к слову во время застолья с твоими родителями... — Это шантаж? — Он самый. И Кузяеву пришлось согласиться на посещение Казани. Через несколько дней стали собираться и Денис с Сашей. Головин ходил, светясь от счастья, что они едут к нему домой, и бесконечно названивал маме, сообщая то время прибытия их поезда, то узнавая, что она приготовит к их приезду, то интересуясь здоровьем дедушки. Черышев тоже находился в приподнятом настроении духа. На работе ему дали небольшой отпуск в качестве благодарности за труды. — Что там с Антоном? — спросил Денис, попутно составляя список вещей, которые надо взять с собой. Федя продолжал занимать их комнату и пытался как-то меняться, но пока получалось с переменным успехом. — Никак. Они с Лёшей всё ещё едят отдельно. Честно говоря, я не думал, что это будет настолько сложно. — А я тебе говорил. Кстати, хочешь скажу, чем мы лучше вас? — споры о классовой принадлежности беспрестанно возникали в разговорах между парнями, и все к ним настолько привыкли, что уже не пытались остановить спорящих. — Ничем вы нас не лучше, — фыркнул Федя, забираясь на подоконник. — Мы лучше вас тем, что умеем признавать свои ошибки и меняемся ради тех, кто нам дорог, — Денис лучезарно улыбнулся, заставив Смолова закатить глаза. — Я тоже меняюсь. — Поверь мне, пока это незаметно. — А, может, мне и не надо меняться. Знаешь, каждый хорош в том виде, в котором есть, — Черышев усмехнулся. На самом деле между Антоном и Федей чувствовалось еле уловимое потепление. Миранчук уже не сверлил его взглядом и даже здоровался по утрам, а Смолов не лез к нему без надобности, чтобы лишний раз не нагнетать. — Я надеюсь, что с комнатой ничего не случится, пока нас не будет, — говорил Саша, глядя на Федю, когда они с Денисом уже были готовы выдвинуться в сторону вокзала. Все вещи были уложены, сувениры куплены, родители Головина обо всём предупреждены, оставалось только соблюсти древнюю традицию и посидеть перед дальней дорогой несколько минут в тишине. — Так, ну всё, пора, — поднимаясь с кровати и хватая пакеты с пола, произнёс Саша. — Ключи, — Денис положил свой ключ в ладонь Феди. — Только попробуй где-нибудь просрать. Сам пойдёшь к Игнашевичу и будешь просить новый. — Боже, да когда вы уже свалите? — взмолился Смолов. Черышев хотел ему что-то ответить, но Саша дёрнул его за рукав в сторону двери. Не успели они выйти в коридор, как прибежал запыхавшийся Лёша. Весь его вид выражал обеспокоенность, видимо, узнал какую-то нехорошую новость. — Лёш, ты чего? — спросил Головин, трогая его за плечо, но Миранчук отмахнулся, сделал глубокий вдох и произнёс: — Денис, там тебе из дома звонили. У тебя отец умер...