Ведь юность всё прощает, всё прощает, Всех прощает, ничего не обещает. Молодость всё прощает, всех прощает, Всем прощает, но нихуя не обещает!
Артём смотрел на Сашу и не мог поверить своим глазам, ведь прошло столько времени! — Ты куда сейчас? — спросил Дзюба. — Не знаю, куда-нибудь. Мне просто ночевать негде... Не успел Кокорин договорить, как старый друг схватил его за руку и потащил в общежитие, по пути говоря, что он может переночевать у него, раз уж такая ситуация, да и вообще они давно не виделись, поэтому он не имеет права его просто так сейчас отпустить. Однако сначала Артём привёл Сашу на кухню, решив, что друг, наверняка, голодный, и надо его немедленно накормить. За едой и разговор лучше клеится. — Это ещё кто? — заинтересованно уставился на них Далер. — Друга старого встретил, — закрывая перед парнем дверь, произнёс Дзюба. — Нам поговорить надо, погуляй пока где-нибудь. Кузяев ничего не понял и просто ушёл, пожав плечами. Наверное, действительно лучше их не беспокоить. Несмотря на то, что у Паши Кокорин довольно неплохо питался, на котлеты, приготовленные вчера вечером Игорем, он накинулся с таким восторгом, будто только что приехал с голодного края, а еду вообще видел впервые за десять лет. Артём просто молчаливо ожидал конца трапезы, внимательно оглядывая своего друга, лишь бы найти в нём какие-нибудь внешние изменения. Однако Кокорин был точно такой же, как и несколько лет назад, разве что взгляд у него стал более серьёзным. — Тёмыч, спасибо, — спустя минут пятнадцать, произнёс Саша, облокачиваясь спиной о стену. — А чай есть? — Конечно! — Дзюба тут же нашёл какую-то чашку, кинул в неё первый попавшийся пакетик и залил кипятком. — Прости, лимона и сахара мало осталось. Ничего? — Да вообще плевать! — помотал головой Саша, с благодарностью смотря на друга. — Ну, тогда давай рассказывай, где ты всё это время пропадал. И да, что за дурацкие записки в стиле: «Прошу считать меня мёртвым»? — Ой, Дзю, даже не знаю, с чего начать. Я ведь действительно не думал, что ещё повидаемся, — Кокорин закусил нижнюю губу. — Помнишь день, когда я ушёл? — Артём кивнул. — В общем, наша банда тогда меня прессанула, хотела, чтобы я сказал, где твои деньги лежат. — Это я знаю. — Откуда? — Дзюба скосил взгляд в сторону, поведя плечом. — Ладно, не важно. Я, признаюсь, тогда действительно тебя чуть не сдал, но потом вспомнил, сколько ты мне добра в жизни сделал. Я же без тебя и человеком-то не стал бы, был бы, как они, если не как тот стукач, — Саша аж вздрогнул, снова вспомнив бездыханное тело тщедушного пацана на кафельном полу в туалете. — Я решил пустить всё на самотёк, убьют, значит, так надо. Ночью сбежал за территорию, шатался по улицам и забрёл в какой-то пафосный район. Там повстречал одного богатого человека, с которым потом и ушёл. У него развлекуха была: таскал меня везде за собой, чуть ли не в доме поселил, по клубам всяким водил, ресторанам. А я выполнял разные мелкие поручения, он потом платил мне за это баксами. Представляешь, Дзю? Я ж поднялся на этом. — Так значит, те деньги, которые ты мне на машину дал, это от того человека? — Кокорин развёл руками и отхлебнул чая. — И что же это за богатый идиот такой, любитель помогать бедным? — Артём сильно сомневался, что всё было настолько безоблачно-прекрасно в жизни друга. — Не поверишь, — ухмыльнулся Саша. — Сын бизнесмена Смолова. Сам Фёдор Михайлович Смолов! Дзюба вытаращил на друга удивлённые глаза, а тот радовался, что его новость произвела такой эффект. — Нет, ну, нахрен. Федя? Серьёзно, что ли? — А ты его откуда знаешь? — спросил Кокорин. — Так мы с ним три года, как в этой общаге живём, — Саша тут же вспомнил об этом и уже не так радовался. — Знаешь, тогда ничего удивительного. Федя у нас, действительно, с придурью. Ладно, значит, ты все эти годы был у него на посылках? — Не совсем, — мотнул головой парень. — Это только полгода было, а потом мы как-то пошли в один клуб. Там его друзья обычно собирались, меня он тоже к ним причислял. Я познакомился с кое-кем по дурости, вот, до сих пор расхлебать не могу. — С кем познакомился-то? — Да, с Мамаевым. Может, слышал о таком? — Артём вспомнил, как в каких-то новостях говорили об этом человеке. — Ну, как-то так вышло, что с Федей наши пути разошлись, и я стал работать на Мамаева. Правда, его быстро посадили, и я оказался на улице. Скитался по всяким ночлежкам, искал себе еду, работу. Воровал чуть-чуть, — Саша виновато посмотрел на Артёма. — А год назад этого Мамаева выпустили, он грохнул отца Смолова, потому что тот, вроде как, грохнул его отца, а потом он и меня нашёл. Поселил у себя в квартире, просил искать информацию по Феде, потому что у того какой-то долг висел. Год сроку дал мне на это, а я не успел. — И что? — взволнованно спросил Артём, будучи полностью захваченным повествованием. — По идее, он должен был меня убить, но простил. Зря, наверное. В общем, потом я случайно проходил мимо вашей общаги, наткнулся на машину Феди и доложил об этом Мамаеву. И вот, теперь я здесь. А ты как поживаешь? Дзюба даже не знал, как ему начать свой рассказ после всего, что он услышал. Однако, собрав мысли в кучу, Артём кратко, не особо вдаваясь в подробности, поведал о своей жизни в общежитии. Только он закончил, и на кухню пришёл Игорь, вернувшийся с рынка. — Парни сказали, что ты заперся тут с кем-то, — начал он, открывая холодильник и доставая продукты из пакета. — Звучало очень двусмысленно, поэтому мне пришлось поторопиться. Это кто, кстати? — Да, Игорёк, знакомься, это тот самый Саша Кокорин, с которым мы в детдоме росли. Он у нас переночует сегодня. Пакет молока упал на пол, а Акинфеев перевёл удивлённый взгляд на парней. — С какой это стати? У него что, дома нет? — Вообще-то, нет. Я не могу выгнать друга на улицу. — Если я буду как-то мешать, то пойду, — тут же включился Кокорин. — Не хватало ещё, чтобы вы из-за меня тут скандал устроили. — Никто тут ничего не устраивает! — моментально завёлся Игорь. — Просто у нас в комнате нет места. Или ты его на пол положить хочешь? — Почему сразу на пол? — не понял Артём. — На мою кровать, конечно. — Да? А ты где спать собрался? — С тобой, как бы. Игорёк, он в курсе наших отношений. — Я не гомофоб! — влез Саша, посчитав свою реплику необходимой. — Спасибо и на этом, — произнёс Акинфеев, смерив Кокорина не самым дружелюбным взглядом. — Ладно, если только переночевать, то пусть останется. Но жить он потом с нами не будет. Это ясно? — парни синхронно кивнули. — Не хватало ещё тащить к себе, кого попало. Бухтя что-то себе под нос, Игорь продолжил выкладывать продукты на полку. Саша и Артём пили чай, вспоминая былые годы с чувством тёплой ностальгии.***
Федя проснулся раньше всех, потому что мысли не давали ему спокойно досматривать сны. Он чувствовал, что всё было не так хорошо, как он рассказал вчера Антону. На всякий случай, надо было удалиться на неделю из общежития, по крайней мере, самому Феде. Однако бросить Миранчука здесь он не мог, ведь тот начнёт переживать, завалит парня вопросами, никуда не пустит, и Смолов, правда, не сможет уехать. Значит, его надо брать с собой, но подать всё так, будто бы это давно запланированный переезд. Всем надо иногда менять обстановку, чем они хуже? Да и Лёша отдохнёт от них за неделю. Федя не знал, чего ожидать от Паши, тем более, когда тот стал настолько важным человеком. Смолов чувствовал себя беспомощной букашкой по сравнению с ним и немного побаивался старого друга, наверное, поэтому и хотел где-нибудь скрыться. Так будет гораздо спокойнее. — Тош, просыпайся, — погладил парня по волосам Федя. Миранчук что-то буркнул и пнул его ногой, показывая своё нежелание открывать глаза. Однако Смолов к этому уже привык и знал, как надо будить Антона. — М-м, пошёл нахрен, дай поспать, — сделал какие-то жалкие попытки вернуться к сновидениям тот. — Ладно-ладно, поднимаюсь уже. Мы что, куда-то опаздываем? Лето, спи себе до обеда, так нет, надо всё испортить. — Вещи свои собирай, поедем кое-куда, — сообщил Федя. — Антон! — Да, я уже проснулся! — произнёс Миранчук, зевая. — Что ты там сказал? — Вещи собирай, говорю. — Зачем? — сонливость тут же куда-то исчезла, а на лице появилась заинтересованность. — Поедем кое-куда на неделю. — А куда? И почему на неделю? — Вот, когда вещи свои соберёшь, тогда и скажу. Антон сощурил глаза, пытаясь догадаться, что задумал Федя, но тот не давал ни одной подсказки, и парню пришлось действительно собирать свои вещи. Учитывая то, что они едут только на неделю, то много времени это не заняло, и Миранчук потом ещё ждал Смолова, который закопался в собственных шмотках. — Ну, и? Куда ты меня тащишь? — До машины дойдём, тогда скажу, — улыбнулся Федя, подталкивая парня к выходу. — Мне это уже не нравится, — нахмурился Антон. — Что за непонятные тайны? — Кто-то две недели назад просил устроить романтику, и я пытаюсь это сделать. Нет, если тебе вдруг стало не надо, то только скажи. — Федя, романтика не предполагает подъём в десятом часу утра! Я должен был хотя бы выспаться. И как же завтрак, в конце концов?! — Заедем куда-нибудь по дороге. Своими препираниями они разбудили Лёшу, которому хотелось узнать, какого чёрта вообще происходит. Однако, услышав, что они сваливают неизвестно куда на неделю, парень успокоился, пожелал им хорошей поездки и лёг спать обратно. Антона же такое поведение возмутило до глубины души, и он решил обидеться на брата, поэтому уже активнее пошёл на выход. Федя просто молился, чтобы всё получилось, а лишние подробности такого спонтанного путешествия не всплыли в самый неподходящий момент. Весь день они зачем-то катались по городу, перекусывали в каких-то кафешках, даже погуляли в парке и, в принципе, довольно неплохо проводили время. Однако Антон до сих пор не понимал, с чего это все его прихоти сегодня исполнялись, Федя весь день улыбался и слова поперёк ему не сказал. Чем ближе дело продвигалось к вечеру, тем больше сомнений поселялось в душе парня, а учитывая всё то, что происходило в его жизни в последние два дня, предположения были самыми страшными. Поэтому, когда они встали в типичной московской вечерней пробке, Антон спросил: — Федя, что происходит? — Мы встали в пробку, — спокойно сообщил Смолов, снова улыбаясь. — Федь, ты же прекрасно понимаешь, о чём я. Ответь, пожалуйста, честно. Всё плохо? Нас завтра убьют? Тебя убьют? — Да всё нормально, никого не убьют, — ответил парень. — Тогда какого хрена вообще происходит?! — Тебе что-то не нравится? — В том-то и дело, что нравится! И это слишком странно! Вчера к нам припёрся какой-то твой друг, который не так давно чуть ли не убил меня, а сегодня всё просто замечательно! Мы катаемся по городу, отлично проводим время... Федя, я о таком даже мечтать не мог! — Ну так, радуйся тогда. — Не смогу я радоваться, пока не пойму, зачем ты всё это делаешь. Смолов вздохнул, но от своего плана отступать не собирался. Если Антон начинает что-то подозревать, значит, надо навешать ему на уши всякой приятной лапши. Это его отвлечёт на какое-то время, а, может, и на совсем. — Тош, мне просто захотелось провести с тобой время, как это делают все нормальные люди. Представляешь, такое бывает. Я посмотрел на Рому с Ильёй, которые уехали в какие-то леса, и решил сделать что-то похожее. Но, понимаешь, мы не можем позволить себе лес, так как я его не переношу, поэтому у нас более цивилизованный отдых. И брат твой тоже постоянно на нас ворчит, пусть тоже отдохнёт. — Ну хорошо, а почему именно неделя? — Мне просто Далер рассказывал, что для отдыха человеческому организму нужно минимум две недели. Мы с тобой и так особо не напрягаемся, поэтому я решил, что недели будет вполне достаточно. Федя надеялся, что Кузяев в глазах Антона будет достаточно авторитетным источником, чтобы на него можно было ссылаться. Всё-таки человек газеты научные выписывает, на психолога учится. — Ты, правда, просто хотел провести со мной время? — спросил Миранчук, и по его взгляду Федя понял, что внимание переключить удалось. — Конечно. Антон даже не подозревал, насколько наивным становился рядом со Смоловым. Парень был готов верить практически в любую несусветную чушь, стоило Феде улыбнуться, посмотреть в глаза, обнять. Они приехали в одну из шести московских квартир Смолова, когда стемнело, а на ясном небе появились первые звёзды. Федя не случайно выбрал именно эту квартиру, ведь с ней у него были связаны самые приятные воспоминания из жизни. Здесь его семья провела пять лет, пока не убили его мать. Как только это случилось, Михаил взял сына и переехал на Арбат, где пробыл недолго, после купив квартиру в Раменках и съехав туда. Но была ещё одна причина, по которой Федя выбрал именно это место для недельного отдыха. Когда он говорил Паше, что ни разу не слышал про долг отца в полтора миллиона, то безбожно врал, ведь Михаил не раз упоминал эту сумму и всё думал, как бы избежать её уплаты. Эти деньги мужчина хранил в сейфе именно в этой квартире и не перевозил их с собой, считая, что здесь безопаснее. — О, а что это за лестница? — спросил Антон, уже обойдя всю свою будущую жилплощадь. — На второй этаж, — ответил Смолов, перетаскивая их вещи в комнату. — Второй этаж?! — Ну да, а что тут такого? Действительно, что такого в двухэтажной квартире для простого парня из глубинки, который кроме дома в Славянске, да комнаты в общежитии ничего не видел. Миранчук тут же побежал осматривать владения на другом этаже, громко хлопая дверями и постоянно чему-то удивляясь. — Федя, а что это за огромное корыто в ванной?! — крикнул парень. — Какое ещё корыто? — Ну, на полу тут... Большое такое! — Блин, Миранчук, сам ты корыто! Это джакузи. — Что?! Жалюзи?! Так жалюзи на окна вешают же... — Да не жалюзи, а джакузи. Короче, ванна. — А чё она такая большая? Места ещё занимает дофига, — Антон недолго помолчал. — Федя, а почему у вас в ванной какая-то дверь стеклянная? Что там такое? — Зайди и посмотри, раз интересно. — Она закрыта! — Значит, не заходи и не смотри, — Смолов всё ещё пытался вспомнить, где в этой квартире был сейф. Пароль, слава богу, он знал. Всё-таки день рождения мамы — важная дата. Вскоре Антон спустился на первый этаж и спросил, есть ли здесь балкон. Федя понял, что сегодня он вряд ли сможет заняться сейфом, поэтому перестал бесполезно мучить свой мозг. — Шторы отодвинь, там где-то дверь была, — сказал он. Миранчук замер перед окном. Отсюда была видна, если не вся Москва, то большая её часть. Самая красивая, яркая часть, которая была так далека от общежития и недоступна её жителям. — Федя, это же... — Антон всю жизнь мечтал увидеть нечто подобное, потому так грезил учёбой в столице, так рьяно уговаривал мать отправить их с братом именно сюда, а не в какой-нибудь Краснодар. На деле же парень получил тесную комнату в разваливающемся здании, из окна которой можно было увидеть только невзрачные дворы соседних домов. И мог ли он вообще подумать, что когда-то увидит такую красоту! — Тебе нравится? — спросил Федя, обнимая его и кладя подбородок ему на плечо. — Спрашиваешь. Очень. — Ты хотел бы здесь остаться? — Конечно! — Значит, мы сюда обязательно переедем. И совсем не на неделю. Антон развернулся и нежно поцеловал Федю в губы, тем самым благодаря его за весь этот день, который был, определённо, одним из лучших в его жизни. В их жизни.***
Кокорин, как и обещал, остался только на ночь, однако, когда Игорь ушёл разбираться с завтраком, всё-таки пожаловался Артёму, что у него нет никакого жилья. Дзюба долго думал и вдруг пришёл к такому решению, которого сам от себя не ожидал. — Слушай, у нас тут в одной комнате живёт субъект по имени Иван Обляков. Сволочь, конечно, редкостная, но у него есть спальное место. Можешь перекантоваться пока там. — Так раз он сволочь, почему бы ему меня не сдать вахтёру или кому-нибудь ещё? — Я договорюсь, Сань, не переживай, — заверил его Дзюба. — А вообще, Сергей Николаевич у нас совсем не страшный, он и в положение войти может. А вот Кирюхе на глаза лучше не попадайся, это да, серьёзный человек. — Кто такой? — Главный по этажу. Правда, он сейчас в Житомире, но когда вернётся, то лучше не высовывайся. Знаешь, сиди в комнате у Облякова, а то мало ли кто увидит. Пацаны, конечно, хорошие, но есть болтливые, вроде Миранчуков, а есть типа Черышева, который может и не принять. У нас же всё как в старом-добром детдоме, не вписался в коллектив — лучше уходи. Хотя Обляков пока держится. Так Кокорин и стал тайной Игоря с Артёмом, которую они хранили, как зеницу ока. Ваня оказался довольно удобным соседом, не лез, куда не надо, в основном отсутствовал, а по большей части молчал. Сашу такой вариант не мог не устраивать. Удивительно, почему Обляков не решился подставить Акинфеева, выдав их гостя, но, видимо, Артём умел убеждать. Саша выходил из комнаты ближе к вечеру, когда все уже сидели по своим комнатам. Да, на ужин приходилось таскать продукты с полки друга, а иногда и с чужих, но парень был уверен, что он не один так делает. Завтраки и обеды ему иногда приносил сам Дзюба, при этом как-то умело скрывая от остальных жителей, куда он тащит тарелку пельменей среди бела дня, если Игорь ненавидит, когда кто-то ест в комнате. В остальное время Кокорин думал. Думал о себе и Паше, пытался понять, чувствует ли он к нему что-либо, или это было какое-то дурацкое наваждение. Размышлял, действительно ли Мамаев его просто использовал, или всё-таки было между ними что-то. Времени для того, чтобы ломать мозг, теперь у Саши хватало. Другие же парни занимались тем, что лезли к Лёше с вопросами, куда подевался его брат со Смоловым. Но сам Миранчук особо путного сказать не мог, ведь он не знал ничего, кроме того, что они уехали на неделю. — А мы с Далеркой, завтра поедем, — посвятил всех в свои планы Андрей. — Как думаете, праздничная тарелка — нормальный подарок для мамы моего парня? — Разве родители Далера знают про вас? — удивился Саша. — Ой, лишь бы не узнали! — воскликнул Кузяев. — Если вдруг догадаются, это же такой позор будет! Весь Татарстан узнает, какой я! — Тоже мне проблема, подумаешь, — хмыкнул Денис. Наверное, если бы у Черышева была другая ситуация с семьёй, он бы взял Сашу и поехал с ним в Нижний, прямым текстом заявив родителям, что они вместе, а их мнение по этому поводу не особенно кого-то беспокоит. Или принимайте таким, какой есть, или не принимайте никаким. Однако такого разговора парню удалось избежать, и как бы ужасно это не звучало, но получается, что смерть всей семьи в данном плане сыграла только на руку. Так прошло несколько дней. Из общежития постоянно кто-то уезжал, а потом возвращался. На холодильнике появился новый магнит из Набережных Челны, а про существование Кокорина до сих пор знали только Артём, Игорь и Ваня. Саша мучился и думал, Лёша начинал смертельно скучать по брату. Однажды Миранчук не выдержал и спустился на вахту к Игнашевичу, чтобы просто поболтать, так как все остальные парни были заняты своими делами. Вахтёр сам немало удивился такому порыву со стороны Лёши, но поговорил по душам, выслушал, даже дал несколько советов. А Антон себе места от счастья не находил, ведь так хорошо ему не было никогда. Он и думать забыл, что существует где-то какое-то общежитие с какими-то людьми, которые были ему дороги. Теперь в его душе был только Федя и эта квартира. Правда, в один день всё как-то поменялось, и Миранчуку пришлось спуститься с небес на землю, поняв, в какое время они живут и какие люди их окружают. Снова стало тревожно. — Как ты сюда попал? — буквально прошипел Федя, увидев на пороге Кокорина. — Вообще-то я был тут не раз и прекрасно знаю, что в любой непонятной ситуации ты сваливаешь именно на эту квартиру. Я пришёл поговорить с тобой кое о чём и предупредить. — Ты понимаешь, что сейчас вообще не вовремя? — судя по тому, как Смолов опасливо озирался по сторонам, Саша действительно пытался что-то испортить. — Слушай, откуда я знал, чем ты тут сейчас занимаешься?! — воскликнул Кокорин. Видимо, на его громкую реплику из комнаты вышел Антон, окинувший гостя не самым доброжелательным взглядом. — Федя, что он здесь делает? — холодно спросил Миранчук. — Пришёл поговорить, — развёл руками Смолов. — Да, я ненадолго, — на этих словах Саша переступил порог квартиры. Говорили они с Федей на балконе, смотря на вечернюю Москву, небо над которой полыхало красным. Антон остался в гостиной, но никто не запрещал ему подслушивать разговор, а парень не мог отказать себе в такой возможности. В конце концов, он должен знать, оправдано ли его волнение, или он сам себя накручивает. — Паша ненавидит должников, — говорил Кокорин. — Я однажды видел, как он с одним... беседовал, — парень нервно сглотнул. — Такое я, наверное, никогда не забуду. Понимаешь, когда Паша выполняет свою «работу», то становится совсем другим человеком. — Безумно рад за него. При чём тут я? — нетерпеливо перебил Смолов, облокотившись на перила. — При том, что ты тоже, вроде как, должник. Я, конечно, попросил Пашу тебя не убивать, но кто его знает. После тюрьмы он стал странным, иногда непредсказуем. — Да он никогда особо не отличался адекватностью, — хмыкнул Федя. — И что ты предлагаешь мне с этим делать? — Возьми с собой ствол. Я знаю, у тебя есть. Ну так, на всякий случай, вдруг пригодится. — Прости, Саш, я в друзей не стреляю. — А он стреляет! Ты сдохнуть хочешь, или что? У тебя, вон, парень любящий есть, ты хоть о нём подумай. Паша не будет с тобой церемониться, если у него что-нибудь там в мозгу замкнёт. — Вот только не надо сюда приписывать Антона! — попросил Смолов. — Не хватало ещё, чтобы он обо всём узнал. Думаешь, я не знаю, кто такой Паша? К сожалению, знаю. Более того, я перешёл ему дорогу, мой отец грохнул его отца, так ещё и денег задолжал. Но я не собираюсь убивать его из-за этого, я всё-таки не он, до убийства не опущусь. — Он не опускался! — вдруг выкрикнул Саша, ударив ладонью по стене. — Тебе никогда не понять, зачем он это сделал! Федя удивлённо уставился на друга, и тот не сразу понял, как выдал себя. Однако Смолов никогда не отличался умением понимать людей, поэтому, наверное, ничего не заметил, списав порыв Кокорина на что-нибудь другое. Тем не менее, прислушаться к другу было бы не лишним. Антон вдруг с ужасом осознал, что происходит вокруг и что эти прекрасные дни с Федей могут быть вообще последними в его жизни. Да и сам Смолов не мог толком свыкнуться с фактом своей возможной гибели. Это не входило в его планы. Совсем. — Тош, помнишь, ты как-то спрашивал меня про Саратов? — вспомнил парень, закусывая губу. — Конечно, — кивнул Миранчук, смотря на отражение Феди в оконном стекле. — Тогда слушай...***
Четырнадцатое июля было не просто числом в календаре, а важной датой для Паши, Феди и Саши. Именно этот день они выбрали для празднования годовщины своей совместной дружбы. В Москве им было скучно, поэтому Мамаев предложил поехать куда-нибудь подальше от неё. Слепо ткнув в карту пальцем, они выбрали Саратов. Федя знал об этом городе только то, что в его области живёт его дядька. Саша про Саратов вообще не слышал никогда в жизни, ведь с географией у него всегда было туго. Они сели на поезд, предварительно выкупив себе весь вагон, чтобы уместить ещё нескольких общих приятелей, и начали отмечать прямо там. Несчастные проводницы и слова не могли им сказать, ведь Паша сунул каждой несколько крупных купюр и попросил свалить в закат до самого Саратова. В результате, вагон они успешно разнесли. Выйдя на своей станции, парни почувствовали дух свободы, ведь отцы остались в такой далёкой отсюда Москве. Свобода для них равнялась вседозволенности. Они пошли гулять по городу, распугивая местных жителей своими выходками и откупаясь от милиционеров. У одного из них какой-то приятель Феди даже выторговал пистолет, после чего сообщил всем о своём намерении найти какой-нибудь пруд и пострелять там уток, ведь его дед был отличным охотником. Парни приняли эту идею, как самую гениальную за последние несколько часов. Однако на пруду уток не оказалось, и приятель стал стрелять по деревьям, пока не истратил все патроны. — А мы в клуб пойдём? Вы обещали мне клуб! — да, следовало напомнить, что во время своей прогулки по городу, парни подцепили трёх девушек, которым очень хотелось провести вечер в компании богатых москвичей. — Конечно, пойдём! — заверил одну из них очередной общий знакомый, имевший на эту девушку самые недвусмысленные виды. До клуба они добрались, потеряв часть компании. Кого-то всё-таки загребли менты, кто-то ввязался в драку на улице и обещал подойти позже, кто-то просто свернул не туда и отстал. Но основной костяк сохранить удалось, что можно было считать успехом. Ближе к ночи никто уже и не помнил, за каким хреном они ехали в Саратов, какое событие вообще отмечается, и кто всё оплатит. Им было весело, а это главное. Федя, Паша и Саша сидели на диване в клубе, смотря на всё это пьяное мракобесие. Их друзья залезали на столы, пытаясь изобразить какой-то сногсшибательный танец, приставали к милым официанткам, били посуду, потому что «На счастье!», постоянно заказывали какую-то выпивку. Парни были далеки от такого веселья, ведя непринуждённые беседы друг с другом. Правда, говорили в основном только Паша и Федя, ведь Кокорин был занят более важным делом — кальяном. Он никогда в жизни его не видел и не курил, поэтому не мог упустить такой возможности. — Нет, ты сейчас реально так думаешь?! — вдруг долетели до него слова друзей. — Паха, ты бы хоть себя слышал! — смеялся Федя. — Мы даже в Москве спорили. Ты проиграл! Смирись уже. — Сам, блять, смиряйся! — выкрикнул Мамаев, поднимаясь с дивана и случайно толкая Сашу, который чуть не разбил кальян. — Что, опять проиграть хочешь? — насмешливо смотрел на друга Смолов. — Ну так пошли. — Пошли. Саня, ты с нами! — Но я... тут... — растерялся Кокорин, которому было очень жалко бросать начатое. Однако взгляду Паши он противиться не мог. В итоге, они покинули остатки своей компании, фактически кинув всех на деньги. Суть спора состояла в том, что не так давно Федя и Паша гоняли по ночной Москве, и Смолов тогда Мамаева обогнал, а тот никак не мог принять поражение. Паша вообще ненавидел проигрывать, тем более, друзьям. Парни решили, что ночной Саратов ничем не хуже столицы, и собирались переиграть свой спор. — А машины вы где возьмёте, гении? — посмеялся над ними Саша, не видевший в этой затее ничего путного. Они ненадолго задумались, и Кокорин решил, что спор повиснет до Москвы, но не тут-то было. — А ты нам машины и достанешь, — вдруг сказал Паша. — Как? — Угонишь, разумеется. Тебя что, в детдоме этому не учили? Саша нервно сглотнул, потому что один раз ему действительно пришлось угонять чью-то «Волгу», но то было совсем другое, и ему потом заплатили, а тут надо идти на преступление за просто так. Впрочем, выбора у парня всё равно не было, и вскоре перед друзьями стояли две не самые плохие машины. — Да уж, мог бы и постараться, — хмыкнул Паша. — Ладно, и так сойдёт, главное, чтобы работала. Конечным пунктом выбрали пересечение каких-то улиц, по которым проходили днём. Кажется, там ещё недалеко был парк с прудом, где они искали уток. Саша благоразумно сел в машину Паши, как бы высказывая ему свою поддержку, без которой, разумеется, шансов у Мамаева было немного. Однако парень всё равно проиграл. — Успокоился? Или в Москве повторим? — усмехнулся Федя. — Разумеется, — выплюнул Паша. — Тогда, давай просто город посмотрим. Город они смотрели практически до рассвета, иногда делая остановки на улицах, потому как Сашу укачивало и тошнило. Потом кому-то захотелось выпить, ведь градус, набранный в клубе, постепенно испарялся из организма, а без него было не так весело. Магазины не работали, пришлось громить какой-то ларёк. Причём, Кокорин пытался аккуратно открыть дверь отмычкой, которую зачем-то постоянно носил с собой, но Паше надоело ждать, и он просто разбил витрину камнем. А что им будет? Они всё равно завтра уезжают. По дороге им попалось парочка каких-то бомжей и местных пьяниц. В качестве благородного жеста парни раскидывали перед ними деньги, со смехом смотря, как эти падшие люди ползали по земле, подбирая купюры, а потом ещё долго их благодарили. Тогда такой поступок приравнивался к чему-то гениальному. — Сынок, помоги, Христа ради, — перед Пашей вдруг возникла какая-то старушка с банкой в руках. Зачем ей собирать милостыню в половине пятого утра, никто не знал, но она, очевидно, шла к церкви, надеясь, что подадут там. — Пошла нахер! — толкнул её на проезжую часть Мамаев. — Нет у нас ничего! — Сынок! — позвала старушка Федю, протягивая руки, будучи не в силах подняться. — Ты чё, тупая? — спросил Смолов, пиная в сторону банку, которую она обронила. — Сказали тебе, что нет ничего. Ебанутые совсем, — и сплюнул. В какой-то момент, когда парни уже подходили к Саратовскому мосту, Федя вдруг почувствовал, что его сейчас вырвет. Поскольку он был приличным человеком, то не мог блевануть прямо себе под ноги и ушёл во двор близстоящего дома. Вскоре он услышал крики и выстрелы, поэтому прибежал, словно на пожар туда, где остались его друзья. — Это чё, блять, такое? — спросил Смолов, увидев тело убитого мужчины прямо перед собой. Рядом с ним стоял Паша, зло перезаряжая пистолет, а затем ещё несколько пуль вонзились в неостывший труп. Кокорин замер на месте, смотря на действия друга, а Федю снова стошнило. Этот момент парни запомнили навсегда. В десять часов утра их компания села на поезд до Москвы. Большая часть приятелей так и осталась в Саратове, но никто о них не беспокоился. Снова был выкуплен весь вагон, снова они радостно и под эгидой праздника разносили его. Паша, Саша и Федя старались забыть всё, что произошло около моста, поэтому активно участвовали во всём беспределе. А в Москве их уже встретила милиция... Посадили сначала в обезьянник, вроде как, за беспорядки в поезде, а потом стали говорить про какие-то реальные сроки, но парни ничего толком не понимали. Затем пришёл Федин отец, дал взятку, кому надо, по просьбе сына вступился и за Кокорина, а Пашу всё-таки посадили. Пьяный дебош, убийство и ещё куча каких-то мелочей вылились в приличный срок, и Константин Мамаев только помогал следствию, считая, что тюрьма будет отличным уроком для сына.***
Так оно всё и было в девяносто четвёртом, который хотелось забыть, как страшный сон. Федя стоял у окна, смотря на освещённые улицы столицы, что горели тысячами огней и вывесок, и ждал, пока Антон скажет хоть что-нибудь. Но Миранчук молчал, будучи не в силах поверить, что его Федя когда-то был таким, вообще мог иметь подобное прошлое. А ведь это всего лишь одна история, ставшая последней точкой, кульминацией. Сколько же было таких историй в Москве, умело скрываемых от органов власти могущественными отцами, на деньги которых практически содержалась эта страна? — Знаешь, а мне плевать, — вдруг сказал Антон. — Это всё в прошлом. Ты ведь сейчас совсем другой. Поэтому, какая разница, кто и кого избил или убил тогда? — Ты сейчас серьёзно, что ли? — удивился Федя. — Абсолютно. Я тоже неидеален. Вон, бухал с бомжами, бегал от ментов, все деньги Лёши отдал первому встречному, а сколько всего я творил у себя дома! Так что, я в тысячу раз хуже. Антон прижался к спине Феде, утыкаясь лбом куда-то в его затылок. — Главное, что мы сейчас не такие, — уже шёпотом продолжил он. — А молодость, она, всё просит. «Молодость всё простит», — сейчас звучало и в голове Саши, быстрым шагом идущего по улице. Кокорин тоже был молод, а потому считал, что он вправе совершить сейчас, возможно, одну из самых ужасных ошибок в своей жизни. Но по-другому парень просто не мог. Устал. Надоело. Или сейчас, или уже никогда. В кабинет к Паше он влетел, как смерч, громко хлопнув дверью. Почему-то он был уверен, что друга найдёт именно здесь, и не ошибся. — Вообще-то уже поздно для визитов, — сказал Мамаев, немного удивлённо глядя на Сашу. — Но да, детдомовским это, конечно, неизвестно. Какой этикет, вообще? — Тихо! — перебил его Кокорин. — Дай мне собраться с мыслями. — А до моего кабинета это нельзя было сделать? Если вдруг ты не заметил, то я устал и хочу спать, у меня нет времени на всякую хрень. — Ты говорил мне, что когда я найду Федю, то смогу пожелать всё, чего захочу. Ты сказал, что в желаниях я не ограничен. — Поздравляю, у тебя прекрасная память, — всплеснул руками Паша и хотел уже пойти к выходу, но Саша схватил его за плечи. Их лица были настолько близки друг к другу, что даже Мамаеву стало как-то неловко. А тут ещё друг решил добить своей следующей фразой: — У меня есть ещё одно желание, — поцеловал. Как-то резко, напористо, чуть ли не зло. Паша не мог понять, зачем он вообще начал отвечать Саше, зачем притянул его ближе, зачем уговорил его дойти до спальни, а не делать этого на чёртовом столе в кабинете. Единственное, что Паша всё-таки смог осознать, — Сашу он любил. И когда они только встретились, и их взгляды пересеклись, и тогда, в девяносто четвёртом, и после своего выхода из тюрьмы, и сейчас. Сейчас-то особенно, как никогда прежде, потому что только Кокорин смотрел на него с таким обожанием, и за этим взглядом не стояло ничего, кроме истинного, чистого чувства.