Я знаю, что не счастье в бабках, поверь; Ведь нам и горизонта хватит вполне. Весь мир у твоих ног, но временно — Завтра всё вернёт назад.
Солнце только показалось из-за горизонта, а Паша уже не спал. Он думал, что сойдёт с ума. Голова просто лопалась от обилия вопросов, а всё произошедшее вчера виделось ужасной ошибкой, которую теперь ни забыть, ни исправить. Вот прямо сейчас рядом спит Саша, дышит так умиротворённо и совсем не знает, какой бардак творится в голове человека, сидящего рядом с ним на краю кровати. У Мамаева был план. Чёткий, продуманный, согласно которому он собирался жить дальше. После выхода из тюрьмы, известия о смерти отца Паша был готов унаследовать его бизнес и заняться развитием фирмы. Парень решил, что надо разобраться со всеми возможными должниками, ведь из-за них можно было впасть в огромнейшие убытки и дойти до того момента, когда проще признать себя банкротом, чем разбираться во всём этом. Когда с должниками было бы покончено, Мамаев хотел разобраться с Федей, поскольку желание отомстить с годами только росло. Но должники словно совсем потеряли страх, и их количество постоянно увеличивалось, поэтому Паша начал понимать, что один он со всем этим не справится. Он вспомнил о своём старом друге, который, наверняка, пошёл по кривой дорожке, если вообще был жив. Саша его приятно удивил, сумев не скатиться на самое дно и не превратиться в бомжа, хотя, не вмешайся в его жизнь Паша, ещё неизвестно, как бы всё повернулось. Таким образом, часть своего плана пришлось отдать Кокорину. На самом деле, Саша уже давно существовал в мыслях Мамаева. Каждая их встреча открывала парня с другой стороны, показывая в нём что-то новое, но очень далеко запрятанное. У Саши была своя мораль и свои правила, которым он следовал по жизни. Пашу это восхищало. Он хотел разобраться, понять все эти стороны друга, но каждый раз останавливался, не понимая, куда идти дальше. Кокорин явно что-то скрывал, и именно это не давало Мамаеву спокойно спать по ночам. Весь план полетел к чертям, так как в нём уже не было нужды. Паша поставил себе новую цель и собирался достичь её любой ценой. Он постоянно давал себе время, оттягивал до последнего, надеясь, что сможет догадаться, какое чувство скрыто в душе Саши. Поэтому он послал его к Феде лишь в июле, поэтому он постоянно вызывал его к себе в кабинет. Но снова ничего не получилось, и Паша потерял всякие надежды. Любопытство никуда не делось, но жажда мести переборола его. И вдруг случился вчерашний вечер, и снова все планы были порушены, а Мамаев даже не мог предположить, что ему делать дальше. Он узнал, догадался. С одной стороны, ему стало легче, теперь можно было не скрывать и собственные чувства, спонтанно родившиеся на почве любопытства. Но как теперь ехать на разборки с Федей? Эта цель осталась где-то в прошлом, к которому не хотелось возвращаться. Хотелось начать всё с чистого листа, представить, будто не было ни истории в Саратове, ни тюрьмы, ни долбаного Смолова с его деньгами. К сожалению, Паша был не из тех, кто всё легко забывает и прощает. Паша хотел, чтобы в этом гнилом мире осталась хоть какая-то справедливость, даже если этой справедливостью будет он. — Ты зачем так рано встал? — сонно спросил Саша, переворачиваясь на спину. — Половина шестого. — Я думал уже восемь. — Нет, половина шестого, — Кокорин обнял Пашу за плечи, заставляя лечь обратно. — О чём ещё думал? — Ни о чём. — Просто сидел, что ли? — Да. Просто сидел, — Мамаев тяжело вздохнул. — Боже, да кого я обманываю? Саш, я не хочу встречаться с Федей, я не хочу его убивать. — Так не делай этого, в чём проблема? — Я не могу. Я должен. — Кому ты должен? Мне, что ли? Спасибо, мне смерти друга не надо. Паша молчал. Он не знал, как объяснить Саше всё, что происходило в его мыслях. Мамаев сам не мог толком разобраться в этой каше, ведь в нём было три морали, совершенно противоречащих друг другу. Сначала появилась мораль, вложенная, вдолбленная отцом, и эту мораль Паша ненавидел, однако, она так плотно засела на подкорке, что без неё и жить не получалось. Потом он придумал собственную, которая устраивала гораздо больше, но всё равно не казалась идеальной и правильной. И, наконец, в его жизнь вторглась мораль Саши. Наглая, напористая, как и он сам. Ей невозможно было противостоять, она пыталась быть самой лучшей, самой чистой, манила к себе, но стоило приблизиться, и ты понимал, что стоит за ней. Там были лишь годы страданий, боли, всеобщего презрения. Всё самое мерзкое и грязное породило эту мораль, сделав её кристально-чистой, чуть ли не святой. Паша разрывался между всем этим, не зная, как поступить. Говорят, у каждого человека на одном плече сидит ангел, а на другом демон, но у Мамаева было ещё кое-что. Он не знал, как окрестить этот голос, и просто звал его «Сашей». К огромному сожалению, все три голоса не умели высказывать своё мнение по очереди, а орали одновременно, не давая сконцентрироваться ни на одном из них. — Так почему ты просто не можешь отпустить его, забыть и спокойно жить дальше? — спросил Кокорин, всё ещё обнимая Пашу. — Хотел бы я знать, — мрачно усмехнулся тот. — Ты вряд ли поймёшь меня. — Почему? — Пока не поймёшь. Может быть, позже... Да, позже я обязательно скажу тебе об этом, — Паша провёл кончиками пальцев по его руке, как-то особенно счастливо улыбаясь. Саша действительно ничего не понимал. Все слова Мамаева для него были просто какими-то непонятными загонами, рамками, которые друг почему-то не мог преодолеть. Однако Кокорин верил, что Паша сможет с ними справиться и будет всегда улыбаться ему, как сейчас. Сам Саша просто чувствовал себя счастливым от возможности быть рядом с тем, кого действительно любил. Раньше парень всегда думал, что подобная роскошь ему недоступна, он всю жизнь обязан находиться в одиночестве, ведь кому, по сути, он вообще нужен? Да никому. Его переселяли из одного детдома в другой, жизнь кидала его навстречу разным, далеко не самым хорошим людям, а Саша просто хотел быть счастливым, любимым. Мог ли он предполагать, что достигнет своей мечты? Конечно же, нет. Но сейчас он был готов носить Пашу на руках просто за то, что тот существовал с ним на одном свете и когда-то улыбнулся ему при встрече, дружески пожимая руку.***
Рома с Ильёй уже два дня бродили по тайге в поисках той замечательной поляны, где Кутепов должен был найти своё вдохновение. Поиски пока не венчались успехом, и парень подозревал, что каким бы прекрасным походником не был его сосед, но о поляне можно забыть. Один из дней они провели в деревне, где раньше у Ромы была дача, которою продали ещё в начале девяностых, дабы заработать чуть-чуть денег. Однако в деревне ещё остались два его друга, и было решено их навестить. Первым оказался некий Александр, но Зобнин почему-то звал его то Сашей, то Максом. Как выяснилось позже, потому что фамилия парня — Максименко. Илья не знал, как себя вести в гостях, поэтому предпочёл молчать, дав возможность Роме выговориться. Когда же темы разговоров постепенно скатились к таким бесполезным мелочам, как цены на хлеб, Кутепов подал голос и поинтересовался, не пора ли им идти. Зобнин тут же спохватился, начал бегло прощаться с Сашей-Максом и тут же загрузил Илью информацией про второго своего друга — Георгия. Гоша оказался более интересным собеседником для Кутепова, и с ним он даже обсудил несколько насущных, разумеется, высоких проблем. А потом тот вдруг завёл какой-то странный диалог, когда Рома вышел из комнаты, чтобы проверить, как там чайник. — А вы в лес собрались, да? — Вроде как. Мне сказали, что есть какая-то замечательная поляна, на которую я обязан посмотреть, — ответил Илья. — Тогда удачи, она тебе пригодится. Сил и выносливости ещё. — Зачем? — Ну, как зачем? У нас Ромка каждый раз, как в лес заходил, терялся. Не знаю уж, каким чудом всегда выбирался обратно. Он ещё с кружком своим в детстве ходил, а всё равно то вперёд убегал, то отставал, в общем, терялся, — пояснил Георгий, и Кутепова этот факт нисколько не обрадовал. Кажется, сейчас эти слова действительно имели смысл, потому что Зобнин уже полчаса стоял на одном месте, крутя карту в разные стороны и пытаясь понять, где они вообще находятся. Вот тебе и супер-походник, любитель туризма. — Ром, что там с поляной? — поинтересовался Илья, подпирая спиной какое-то дерево. — Не знаю, пропала, что ли... Вроде рядом должна быть, а мы не нашли... Ничего не понимаю! Кутепов тяжело вздохнул и снял рюкзак, который уже был не в силах тащить. Иногда ему казалось, что Рома специально понапихал туда всего потяжелее, чтобы он прямо в этом лесу коньки отбросил. — Может, ну её, поляну эту? Давай, хотя бы тут привал сделаем? Я хочу есть, спать, а вдохновение уже как-то не волнует, честно. — Если я обещал тебе поляну, значит, мы найдём поляну! Они шли ещё около часа по абсолютно одинаковым тропам, продирались через какие-то кусты, пытались разобраться в карте, но всё было тщетно. А ещё с неба начал капать мелкий дождь, вдалеке же раздавались раскаты грома. — Не хватало ещё помереть в этом чёртовом лесу во время грозы, — быстро вспоминая параграф в учебнике ОБЖ, посвящённый безопасности в лесу и походе, сказал Илья. — Что? — не расслышал Рома, оборачиваясь. — Говорю, дождь пошёл, может, всё-таки сделаем привал? — Ага, конечно. Ещё минут десять походим, если ничего не найдём, то остановимся, а завтра тогда продолжим, — не успел Зобнин договорить, как врезался в какой-то куст, не выдержал силы удара и упал прямо на этот куст, эффектно расцарапав щёку о ветки. — О, это она! — заорал он, поднимаясь и перелезая через препятствие. — Илюша, мы нашли её! Дальше последовал какой-то дикий танец, очевидно, выражающий всю радость по поводу находки. Кутепов счастливо выдохнул, понимая, что наконец-то сможет поесть и отдохнуть. Но не тут-то было. Поднялся ветер, гроза приближалась с ужасной быстротой, а дождь зарядил так, что ни на какой костёр и тёплый ужин рассчитывать было нельзя. Пришлось кое-как быстро ставить палатку и забираться в неё вместе со всем походным скарбом, чтобы он, не дай Бог, не промок. — Замечательно, нашёл вдохновение! — зло буркнул Илья. — Сидим тут, как селёдки в бочке, со всем этим хламом, даже пожрать нечего. — Как это нечего! А консервы? — Ты их холодными жрать будешь? — Ну... я слышал, что можно и холодными, если что, — неуверенно ответил Рома и принялся копаться в своём рюкзаке, чтобы найти там какую-нибудь тушёнку. — У меня идея! — сказал он, вытаскивая две банки. — Давай, кто-то из нас будет держать банку, а кто-то будет снизу подогревать её зажигалкой? — Гениальное решение, — закатил глаза Илья, понимая, что банку по-любому держать будет он. — Ты хоть раз пробовал это? — Нет, но всё когда-то бывает в первый раз! — воодушевлённо произнёс Рома, вытаскивая из кармана зажигалку. Когда парни решили, что консервы достаточно согрелись, Зобнин начал искать открывалку. — Я, кстати, слышал, что можно потереть банку камнем, и она откроется, — насмешливо произнёс Илья. Но открывалка была найдена, Рома принялся вскрывать консервы, его сосед уже успокоился, что всё идёт, как надо, но вдруг Зобнин порезал палец. Да так, что кровь незамедлительно полилась по руке. — В сосуд, что ли попал? — задумчиво произнёс парень. — Илюш, у нас есть бинты? — Откуда я знаю, ты же всё собирал! — Кутепов начинал понемногу паниковать, так как в вопросах медицины ничего не понимал. Какая тут уже еда! — Я нашёл пластырь. — Мне кажется, я не смогу заклеить это пластырем. — Как ты вообще умудрился?! Зелёнка нужна? Или... — Илья продолжал вытаскивать из рюкзака разбросанные там предметы. Как выяснилось, организованной аптечки у них не было, и Рома просто покидал всё, как есть. — Нитки какие-то... Марля. Слушай, может, марлей замотаешь? — Вообще-то, было бы неплохо сначала промыть рану, — укоризненно произнёс Зобнин. — Так, если ты сам всё знаешь, может, мне и не лезть? Пришлось тратить воду из бутылки, промывая рану над котелком, чтобы не залить всю палатку. Илья всё ещё считал, что порез пальца чуть ли не смертельный, а Роме хотелось откровенно смеяться с его растерянности. Гроза снаружи только усиливалась, дождь, видимо, хотел задержать парней в лесу на лишний день, оставив без обогрева и горячей пищи. Кутепов, держа в зубах фонарик, строчил что-то в блокноте, решив, что начнёт свою новую книгу с небольшого рассказа про неудавшийся поход двух неподготовленных к этому людей. Зобнин сидел рядом с всё-таки забинтованным пальцем и держал ещё один фонарик, напевая что-то из разряда зимы с холодами себе под нос. — Чёрт, батарейки сели, — произнёс он, стуча по фонарику ладонью. — А мы запасные брали? Илья равнодушно пожал плечами, откладывая в сторону блокнот. Рассказ был почти закончен, парень устал и хотел спать, а там, авось, гроза закончится. Рома же добрую половину ночи перетряхивал все их рюкзаки в поисках батареек, которые выпали из выделенного им кармана и рассыпались где-то на просторах багажа, смешавшись со всем остальным. Утром дождь лил не так сильно, но рассчитывать на костёр было бесполезно, поэтому пришлось есть остатки хлеба и опять подогревать тушёнку зажигалкой. Зато можно было выйти из палатки, чтобы прогуляться по действительно живописной поляне. Илья решил, что обязательно отразит этот момент в своей книге. — Я думаю, в следующий раз мы в горы пойдём, — воодушевлённо говорил Рома, когда они направлялись обратной дорогой до деревни. Кутепов отмолчался на этот счёт. Это поход, конечно, его впечатлил, но он сильно сомневался, что захочет повторить подобное, тем более, ради гор придётся снова ехать три дня общим вагоном, а потом ходить по каким-то непонятным деревням. — Ничего не понимаю, — Зобнин остановился, оглядываясь по сторонам. — Илюш, тебе не кажется, что тут мы уже были? Я просто помню этот пень. — Да, похоже, этот пень мы проходили, — согласился парень, чувствуя неладное. Раз они недолго плутали в поисках поляны, то, может, заблудились именно сейчас? Только бы не так, не хотелось, чтобы слова Георгия подтвердились в очередной раз. Илью не устраивал вариант голодной смерти в лесу. — А ты не помнишь, мы этой дорогой вообще шли до поляны? — До поляны мы, по-моему, шли вообще наугад, — хмыкнул Кутепов. — Ты, кстати, нигде не слышал, что принято оставлять какие-нибудь метки, чтобы потом найти обратную дорогу. — Я оставлял! Кусочки бумаги на ветках кустов, но, кажется, ветром их сдуло. Да и лес я этот знаю, как свои пять пальцев! Честно говоря, Илья сомневался, что Рома смог бы не заблудиться и в трёх берёзах. Единственное, что радовало, — парень по-прежнему сохранял свой вечный оптимизм, пытаясь лишний раз не волновать своего слишком впечатлительного соседа. — Давай по карте посмотрим? — менее уверенно предложил Зобнин, нервно кусая губы. — Так, ну, если по этой дороге мы шли до поляны, то... Если нет, то... Ага... Вроде так, — после каждого слова парень оглядывался на Илью, чтобы приободрить того и заверить в том, что ничего они не заблудились, просто чуть-чуть не сориентировались. Но, разумеется, прямо сейчас выйдут на нужную тропу. — А, мы просто свернули, — выдохнул Рома, хотя сам не помнил, сворачивали они куда-то или нет. Походили с картой вокруг, да около, но всё равно возвращались к пресловутому пню. — Всё, это конец! — опускаясь на него, произнёс Илья. — Написал, блин, книгу. Теперь умру в каком-то непонятном лесу! Вот говорила мне мать: «Зачем тебе эта Москва, учись в Ставрополе». — Причём тут Москва? — поинтересовался Рома, всё ещё силясь разобраться в карте и их маршруте. — Если бы я не поехал в Москву, то не встретил бы тебя, не влюбился бы в тебя, не пошёл бы в этот лес! — Ну, зато умрём вместе, — попытался приободрить его Зобнин, присаживаясь рядом. — Это, конечно, должно мне помочь. Парни долгое время сидели в молчании, кажется, действительно приготовившись встречать свою смерть в тайге. Они доели консервы, практически допили воду и не знали, что делать дальше. Рома решил, что лучше спеть и принялся исполнять на весь лес свою любимую «Зима, холода». Илья с ужасом думал, что умрёт именно под эту композицию, а не под что-то более трагичное и подходящее ситуации. Даже не под, чёрт возьми, Высоцкого, если на то пошло! Постепенно облачность исчезала с неба, являя предвечернее солнце. Зобнин уже устал петь и просто вдыхал запах леса, смотря на высокие верхушки деревьев. — Слушай, я знаю, когда люди теряются в лесу, то идут просто на солнце. Говорят, оно всегда куда-нибудь выводит. — Логично, только неизвестно, в какую сторону твоё солнце. Может, оно нас в чащу заведёт. — Но надо хотя бы попробовать, — решительно произнёс Рома, вставая с пня. — Давай, Илюш, попытаемся? Кутепов безразлично кивнул и поплёлся за парнем. Рюкзак казался ещё тяжелее, чем раньше, в голове был настоящий вакуум, а ноги наотрез отказывались идти. — Всё, я больше не могу. К чёрту твоё солнце, к чёрту весь этот поход. Я был согласен умирать у пня, так нет, ты затащил меня в какие-то дебри, — сказал Илья. — Теперь вообще неизвестно, где мы... — Подожди! — вдруг перебил его Рома, к чему-то прислушиваясь. — Ты слышишь это? — Я уже ничего не слышу! — Мне кажется, или это машины? — У тебя галлюцинации, — отмахнулся Илья, но его вдруг потянули за руку. Рома упорно тащил его куда-то вперёд, талдыча про трассу, которую, наверное, построили здесь с момента его последнего похода. Кутепов всё ещё отказывался что-либо слышать и на что-то надеяться. Они всё-таки вышли к трассе. К настоящей трассе, по которой ехали машины. Это не были галлюцинации. — Илюша, я был прав! Солнце всегда выводит! — радостно кричал Рома. — Сейчас поймаем машину и доедем до деревни. А там уже Гоша, Саша, кто-нибудь накормит и пойдём на станцию. Оказалось, что до деревни ехать придётся несколько часов, потому как забрели они в какую-то глушь, и найденная трасса, правда, спасла им жизнь. Обо всём этом рассказал водитель машины, куда они сели, загрузив весь салон своим походным барахлом. Рома тут же заснул, пристроив свою голову на плече у Ильи и оставив того в одиночку слушать рассказы водителя. — Нет, вы, конечно, нашли с какой стороны ходить, — хмыкнул мужчина. — Там даже самый опытный заплутает. Ох, сколько там народу помёрло с той стороны, это ведь не лес — это верная смерть. Илья слушал водителя и не мог поверить в своё счастье, что он всё же выбрался из леса и сейчас едет к цивилизации. А с каким неподдельным интересом слушали эту историю пацаны в общежитии! Впечатлений хватило всем, а Артём настолько распереживался, что потребовал немедленно организовать застолье в честь выживших. Удивительно, но никто против не был, даже Кирилл изъявил желание поучаствовать. Не хватало, пожалуй, только Антона и Феди, да ещё Облякова, правда, его никто бы и звать не стал. — Лёх, ты чё такой грустный? — хлопнул парня по плечу Андрей. — Праздник всё-таки, люди из тайги выбрались. — Да, ничего, просто как-то... — Миранчук изобразил что-то руками, а потом тяжело вздохнул. Он скучал по брату и совершенно извёлся за эти пять с половиной дней. Антон и Федя совершенно не давали о себе знать, и Лёша проклинал себя за то, что не расспросил их подробно о цели отъезда, предпочтя этому сон. — Так что, в горы-то собираетесь следующим летом? — со смехом спросил Денис у Ильи. — Не дай Бог, — аж перекрестился Кутепов. — Нет, максимум поездка за город. Дача, только дача. Теперь парень был полностью солидарен со Смоловым в отношении походов по лесам. Не для них это придумали, цивилизованный отдых куда уж лучше. По крайней мере, риск умереть от голода в незнакомой местности гораздо меньше.